Окна на север

У самых ворот крепости Ринганор ощутил, как сердце дрогнуло в радостном и тревожном предчувствии. Его окликнули, едва отряд въехал во двор. Выслушав известия, Ринганор соскочил с коня и помчался в лазарет, на ходу расстегивая доспех. Еще один из товарищей вырвался из лап Врага, и это было редкостным, счастливым событием, настоящим чудесным спасением. Оно будет встречено в крепости всеобщим ликованием, тем более этот беглец был свой, с Химринга. Он вышел в бой из ворот крепости и, пройдя в плену все огни и муки, возвратился домой. При мысли о такой судьбе слезы сами собой наворачивались на глаза. Сердце Ринганора стучало тяжело и смятенно. Это был не первый пленник Ангбанда, появившийся в крепости, но он никак не мог привыкнуть. Он обогнул западное крыло и пошел шагом. Сейчас ему предстоит говорить с этим счастливцем, который, возможно, еще и сам не понимает, что с ним произошло. Ребята из разъезда, которые его обнаружили, сказали, что он терял сознание по дороге, и едва не умер перед самой крепостью. Они крепко надеялись на целителей. Ринганор тоже на них рассчитывал. Он прикусил губу, вдохнул и выдохнул, собрался. Нагрудник и шлем оставил за дверью и прошел дальше, в комнаты. В приемной он увидел бывшего пленника, распростертого на кушетке. Целителей не было – вместо этого у кровати сидела женщина, уткнувшись лицом ему в грудь, обнимая за плечи, разметав темные волосы по грязной одежде. Она на миг подняла голову, невидящим взглядом скользнула по Ринганору и снова прижалась к груди раненого. Рядом стояла девушка – почти совсем девочка – держа его за руку и шепотом повторяя: «Папа, папочка…» Ринганор на некоторое время застыл в дверях. Беглеца из Ангбанда он не узнавал, и это было не мудрено – лицо его было худым и почти черным от пыли и копоти. Однако он был в сознании и улыбался. - Ну что ты, дочка, я же обещал, что вернусь, - тоже шепотом отвечал он. Ринганор опустил голову, сглотнув комок в горле, и быстро прошел вглубь комнаты, за ширму, отделяющую помещение целителей. Там он наткнулся на Маэнора и его помощниц. На плите кипели котелки и ковшики, распространяя терпкий аромат лечебных отваров. Целитель перекладывал бинты, изредка поглядывая на раненого. - Зачем ты пустил ее? Ведь я же предупреждал, - Ринганор говорил без упрека в голосе. Да и кто бы осмелился не пустить женщину к вернувшемуся из плена мужу. - Это же Тайдвен. Она бы все равно вошла, - пожал плечами Маэнор. «Стало быть, это ее муж. Тирнель», - вспомнил Ринганор. Тайдвен знали и уважали в крепости. Она была в дружине лорда Маэдроса еще с Амана. С рождением дочери Тайдвен решила больше не браться за оружие, однако дело, которое она выбрала для себя, приносило войску даже больше пользы, чем ее меч. Вспомнив навыки своего аманского занятия, скорняжного ремесла, она взялась за изготовление доспехов, существенно доработав и улучшив защиту воинов Химринга. В лазарете Тайдвен была частым гостем – стоило появиться раненым, как она являлась едва ли не раньше целителей с тем, чтобы выяснить, как было нанесено повреждение, и можно ли было его избежать. Целитель Маэнор знал о настойчивости Тайдвен не понаслышке, и наверняка уступил ей без спора. Тирнеля не так хорошо знали в крепости, однако товарищи любили его не меньше. Иногда они шутили, что, мол, даже не выходя с тобой в дозор, Тайдвен придумала, как прикрыть тебе спину. Он никогда не обижался. Отряд Тирнеля столкнулся с орочьей бандой и был разбит девятнадцать лет назад. - Все равно зря, - покачал головой Ринганор. – Это может быть опасно для них. Он взглянул на раненого. Хотя присутствие любимой супруги и дочери вдохнуло в него силы, затягивать было нельзя. - Вы послали за мастерами? - спросил Ринганор, указывая целителю на железные браслеты кандалов на стертых запястьях. Тот кивнул. - Хуже всего ошейник, - вздохнул Маэнор. - Не бойся. Мы уже делали это. Одна из помощниц перелила в чашу остуженный отвар и вопросительно оглянулась на Маэнора. - Да, пожалуй, пора. Ринганор подошел к кушетке и коснулся плеча Тайдвен. Она вздрогнула, но быстро пришла в себя и нехотя отстранилась. - Тирнель, - позвал Ринганор. Глаза раненого заметались, едва жена перестала касаться его, и тогда Тайдвен сжала своей сильной рукой его ладонь. - Тирнель, ты сейчас на Химринге, и ты в безопасности. Я – Ринганор, командир разведки, а это Маэнор, целитель, ты же помнишь? Нам нужно полечить тебя, хорошо? Тирнель сфокусировал взгляд и хрипло выдохнул, что должно было означать – да. - Тайдвен и Сидвиэль здесь, и с ними все в порядке. Через несколько дней, когда тебе станет легче, ты сможешь снова их увидеть. Тирнель перевел умоляющий взгляд на супругу. - Пожалуйста, Тирнель, отпусти их, это для их же безопасности. Рука раненого расслабилась, он прикрыл веки. Однако Тайдвен впилась взглядом в разведчика. - Несколько дней? Почему я не могу остаться здесь? Я могла бы помочь. Во всей осанке эллет читалось – я ждала его почти два десятка лет, и теперь не собираюсь отпускать ни на миг. - Все равно кто-то должен будет ухаживать за ним, - продолжила она, делая полшага вперед. - Прошу тебя, Тайдвен, - почти взмолился Ринганор. К таким сложностям он оказался не готов. – Мы сделаем все сами. Это необходимо. Тирнель вернулся из Ангбанда, на нем могут быть темные чары. Сидвиэль стояла за плечом матери и смотрела исподлобья. По ее горящим глазам было видно, что никаких темных чар девушка не боится. Она поглядывала на мать и была готова броситься чуть не в рукопашную, если бы заметила, что кто-то хочет причинить вред ее отцу. - Пожалуйста, будьте благоразумны. Нам предстоит сделать тяжелую работу, вы же не хотите отвлекать целителей? Тайдвен помолчала. - Почему так долго? Я могу зайти через пару часов? - Тайдвен, он был в плену девятнадцать лет, - Ринганор тяжело перевел дыхание. – Я тебе клянусь, что через пять дней, через три – если все будет хорошо – ты увидишь Тирнеля в гораздо лучшем состоянии, чем сейчас. Тайдвен вздохнула. Она поцеловала мужа в лоб и что-то тихо шепнула ему на ухо. Когда супруга и дочь раненого удалились, Ринганор потер лоб и закрыл входную дверь на задвижку. Впрочем, дверь ему пришлось вскоре отпереть – пришли кузнецы с инструментами, а следом за ними, запыхавшись, прибежал Динен, менестрель и бард, с арфой. К этому времени Тирнеля напоили успокаивающим отваром, срезали остатки одежды. Грязные лохмотья темным клочковатым комом лежали в углу, и Ринганору почудилось, что над ними сгустилась тень, и потянуло тленом. Он одернул себя – странно было бы ожидать от заношенных окровавленных тряпок приятного аромата. Целительницы закончили отмывать грязь с тела раненого, вода в бадье, куда отжимали тряпицы, стала почти черной. - Тирнель, сейчас мы снимем с тебя кандалы и ошейник. Это будет… трудно. Но это надо сделать сейчас – на железе могут быть темные заклятья, и тогда проку от лечения не будет. Чем скорее ты от них освободишься, тем легче будет тебе. Тирнель молча прикрыл глаза. Ему поднесли еще одну чашу с отваром, и он, придерживаемый заботливыми руками под голову, смог выпить, почти не захлебываясь. Прежде чем кузнецы взялись за дело, Ринганор послал младшего из них выглянуть за дверь и проверить, действительно ли Тайдвен ушла. - А то сейчас здесь будет громко. Громко, действительно, было, но Тирнель здесь был ни при чем. То ли от успокоительных трав, то ли от общей слабости, он отключился сразу же, как только мастера взялись за наручники. Зато пила по металлу визжала так, что Ринганор поморщился. Младший из мастеров держал железный браслет, старший, Орхалон, пилку, однако им обоим было неудобно, инструмент то и дело соскальзывал. - Не дергай. - Я держу. - Ты зажимаешь полотно, держи ровнее. Мастера раздраженно оглянулись друг на друга. Орхалон смахнул пот со лба. - Осторожней! – воскликнул Маэнор, сидевший у изголовья и державший раненого за виски, контролируя пульс и дыхание. – Разве не видите - опилки сыплются на раны, надо проложить ткань. - Раньше не мог догадаться, - огрызнулся вполголоса подмастерье. Пилка сорвалась и царапнула тонкую, словно высохшую руку. Выступила кровь. - Что вы творите! - Не говори под руку! - Да пили давай! Пилка взвизгнула уже совсем невыносимо. - Стойте, все замрите! – воскликнул Ринганор. – Это темные чары на железе! Кузнецы и целитель отпрянули от наручника, в недоумении посмотрели друг на друга, словно бы это не они сейчас злились и кричали. - Так мы, чего доброго, если будем и дальше препираться, оставим парня без руки, - пробормотал Орхалон. - Мы такое уже видели, - спокойно сказал Ринганор. – Динен, попробуй помочь. Певец кивнул, откинул растрепанные волосы с тонкого, бледного лица и придвинулся ближе. Он дотронулся до наручника и поморщился. Однако сел и стал тихо перебирать струны арфы, словно подбирая мелодию. Сначала ничего не происходило. Ринганор успел еще раздраженно подумать, что сейчас к скрежету пилы добавится арфа, и можно совсем затыкать уши. Однако скоро его недовольство улеглось, и он почувствовал заметное облегчение. То же, судя по всему, ощутили и другие. Орхалон еще раз вытер лоб, подмастерье улыбнулся, Маэнор глубоко вздохнул. Но тут Ринганор заметил, что над железными оковами начинает подниматься прозрачное марево, а затем – легкая темная дымка. - Давайте, надо закончить сейчас! Под мелодию и тихий напев Динена дело пошло быстрее, и вскоре один из наручников был снят. К этому времени по комнате распространился едва заметный, но оттого не менее мерзкий запах. Помощники целителя кинулись открывать окна. - Оно теплое! – воскликнул подмастерье, держа оковы в руках. - Тогда теперь – ошейник. Надо успеть, пока железо не разогрелось. Ошейник прилегал к коже плотнее, под темным железом бились тонкие голубые жилки. Ринганор взялся помогать, подсунув пальцы под металлический обод. Ощущение было мерзкое – как будто сам добровольно надел морготово ярмо. Когда ошейник наконец был снят, Ринганор едва не вытер руки об одежду, но спохватился, и взял протянутую девушками тряпицу. С последним наручником не успели, и на запястье Тирнеля осталась розовая полоса ожога. Однако это все-таки было победой! Динен устало облокотился на стену и закрыл глаза, ему налили в чашку травяного отвара. Такой же отвар предложили и кузнецам. Орхалон собрал все остатки оков в полотняный мешок. Поколебавшись, бросил туда же грязную одежду, снятую с Тирнеля. - Вы там осторожнее с железом, - напомнил Ринганор, и кузнец кивнул, да, мол, помню. Раненый за все время так и не пришел в сознание, однако теперь было заметно, что дышит он ровнее и глубже. Целители суетились вокруг него, промывая и перевязывая раны и ссадины, промокая лоб мокрым полотном. Ринганор вздохнул. Дела для него здесь пока не было. Динен остался, ему Маэнор посоветовал прилечь ненадолго самому, отдохнуть. Разведчик вышел, тихо прикрыв за собой дверь. Своего доспеха он не обнаружил там, где оставлял. Некоторое время он постоял в задумчивости, потом махнул рукой и вышел на улицу. Свежий воздух показался ему наполненным такими чудесными ароматами, словно он стоял не на Химринге в начале осени, а в далеких аманских неувядающих садах. Он глубоко вдохнул и задержал дыхание. Накатила безудержная радость. Сначала Ринганор тихо засмеялся, а потом поймал себя на мысли, что радуется он тому, что все это черное железо, плен и муки – это было не с ним. Потому что это слишком тяжело. Он устыдился таких мыслей, закрыл лицо руками. А потом запрокинул голову, открыл глаза и над ним рассыпались тысячи ярких осенних звезд в глубоком черном небе. Он простоял так долго, пока не замерз, и не закружилась голова. «Хорошо, что мы справились. Тирнель поправится», - вот этому он и вправду мог радоваться не стесняясь. Ринганор еще пооглядывался, надеясь все-таки отыскать свои доспехи, но ничего похожего не обнаружил и усмехнулся. Он почувствовал себя юным растяпой, растерявшим обмундирование, и вспомнил, как сам ругался на таких растяп в своем отряде. Вздохнув и улыбнувшись, он отправился к себе – наконец-то спать.