Окна на север

Росве и Эйтель приближались к месту своего наказания не торопясь, уж если начистоту — плелись нога за ногу. Друг на друга они не смотрели, отчасти потому, что действительно было стыдно. Это вчера казалось, что сгонять на ночную прогулку по цветущим лугам в полнолуние, да еще в компании двух юных дев — хорошая идея. Все равно в окрестностях Химринга давным-давно было спокойно, и караулы на стенах можно было счесть излишней предосторожностью. Однако командующий Ринганаро думал иначе и, не обнаружив воинов на положенных постах на рассвете, забил тревогу. Нерадивым часовым досталась серьезная головомойка и наряд на хозяйственные работы на дюжину дней. При этом Ринганаро считал наказание еще чрезмерно мягким и грозил доложить об оплошности лорду Нельяфинве. Эйтель и Росве стояли, опустив виноватые головы, клялись больше никогда так не поступать, оправдать доверие и смыть позор кровью в первой же битве, а Гледриль и Сидве переживали за своих друзей поодаль, укрывшись от грозного взора командующего за углом конюшни. Ринганаро был непреклонен — право сражаться в битве еще нужно заслужить, и для безответственных воинов оно будет напрямую зависеть от чистоты намытой ими посуды или количества наколотых дров. По мере приближения к кухонным постройкам, однако, лицо Росве мало-помалу светлело — он подумал, что можно будет попроситься в пекарню, в помощники милой Гледриль, и тогда долгие дни наказания превратятся в настоящее блаженство. Однако и этим мечтам сбыться было не суждено. У самых дверей их нагнал Ринганаро и распорядился — носить воду в пекарню, где трудилась Гледриль, отправится Эйтель. А Росве будет помогать кашевару Хеннаро. Эйтель самоотверженно предложил было поменяться, но Ринганаро был неумолим, и друг только виновато и одновременно с облегчением развел руками. — Но… командир, неужели нет никаких других работ? — отчаянно вскинул голову Росве. — Я не про пекарню, я готов делать что угодно — хоть на конюшне помогать, хоть крышу чинить. Просто Хеннаро, он… — Что — он? — сурово спросил Ринганаро. — Ну, ты сам знаешь… — промямлил Росве. Хеннаро знали все — он сбежал из плена в Ангамандо несколько лет назад. Раны зажили, но пережитые страдания оставили неизгладимый след, и внешне Хеннаро сильно отличался от остальных обитателей крепости — ссутуленные плечи, морщины на лице и белые пряди в волосах делали его похожим на смертного, дни которого начали клониться к закату. Его, конечно, приняли на Химринге, лечили и сочувствовали ему, однако многие из нолдор невольно сторонились, пугаясь такого явного напоминания о беспомощности эльдар перед силой Врага. — Твоя работа сейчас нужна здесь, — отрезал Ринганаро и одарил Росве таким холодным взглядом, что тот тут же пожалел о своих словах. — Меня не волнует, нравится тебе она или нет. — И если я услышу хоть одну жалобу на тебя от Хеннаро, — добавил он погодя, — то… Хотя вряд ли услышу, но все равно, имей в виду. Командир ушел, неодобрительно качая головой, а Эйтель поспешил за ведрами, чтобы не сердить его еще больше. Росве зашел в полутемный предбанник кухни и присел на табурет — кашевара не было на месте. Сначала Росве думал о Гледриль и о том, что обязательно позовет ее на прогулку и сегодняшней ночью — пока Тилион, небесный бродяга, светит в полную силу и серебрит метелки трав и верхушки деревьев. Потом мысли плавно перетекли на предстоящую работу — ее не должно быть много, что за глупости, возиться на кухне ведь не в дозоре стоять. Потом Росве заскучал и начал сердиться на Хеннаро, которого все не было. В крепости избегали много говорить о бывших пленниках Ангамандо, однако и делать вид, что их вовсе нет, было нельзя. Кто-то из них пережил плен и снова встал в строй. Взять хотя бы самого лорда Нельяфинве — его силу духа не могли сломить ни раны, ни увечья. А вот Хеннаро к военной службе больше не вернулся и выбрал для себя самое мирное занятие, какое только можно вообразить. Как говорили некоторые длинноязыкие эльдар, он так изголодался, будучи рабом на Севере, что теперь ищет, как бы пристроиться поближе к еде. Ну, в такие глупости Росве не верил, и тем, от кого это услышал, выдал суровую отповедь. А вот в то, что Хеннаро попросту боится теперь орков и не хочет рисковать, верил охотно. Росве его, конечно, жалел, но не хотел с ним ни дружить, ни работать вместе — что за радость постоянно видеть рядом унылую физиономию бывшего ангбандского раба? Да еще неизвестно, не выдал ли он, вольно или невольно, Морготу военных секретов нолдор? К беглецам из Ангамандо поневоле относились настороженно. Все здесь сражались против Врага, проливали кровь, не жалея себя, ради победы, а тут… Тут Росве вспомнил, как покинул свой пост прошлой ночью, и ему стало совсем тошно. Хеннаро, войдя в кухню, сразу заметил Росве, и не успел тот и слова сказать, как его приставили к самой негероической работе — мыть котлы. Росве от своего поста над корытом украдкой посматривал на кашевара. Тот работал споро и уверенно, ставил котлы на очаг, резал кубиками овощи, засыпал крупу и на проштрафившегося часового внимания особо не обращал, только иногда просил что-то сделать, подать, вымыть нож или доску. Котлов было много, всяких поварешек, мешалок и тому подобных странных штуковин — еще больше, и Росве впервые задумался, каково это — наготовить еды на всех, кто столовался в крепости Химринга. На Хеннаро Росве обиделся — тот даже приветливого слова ему не сказал и не поздоровался толком. Воротит нос, будто он хозяин на этой своей кухне, а Росве тут — так, только мешается. Однако еще больше разозлился молодой воин когда увидел, что Хеннаро совсем не воротит нос, да и вообще, похоже, про него забыл, что-то тихонько напевает про себя и полностью поглощен своей работой. — Что, Росве, устал? — спросил кашевар, когда заметил, как его невольный помощник на него смотрит. — Скоро закончим с обедом, а с ужином будет уже легче. Несмотря на белые волосы и осунувшееся лицо, сам Хеннаро, казалось, не устал вовсе. — Вилиндо, который обычно работает со мной, уехал на свадьбу к сестре в Аглон, так что спасибо большое, что помогаешь, одному тут справляться трудновато. Росве что-то буркнул про себя, постеснявшись вовсе проигнорировать слова своего начальника. Подходило время обеда, и пришлось тащить здоровенные горячие чаны с похлебкой в трапезную. Росве не ожидал, что они окажутся такими тяжелыми — Хеннаро поднимал их один без видимых усилий, а выглядел он совсем не таким здоровым и сильным, как Росве. Следом пошли огромные противни с жареной рыбой, не столько тяжелые, сколько неудобные, и Росве, попробовав ухватить сразу два, едва их не выронил. Однако Хеннаро, к счастью, оказался рядом и вовремя поддержал противень, не дав поджаристым хвостам упасть на пол. Пахло это все умопомрачительно, однако поесть самому Росве было некогда, надо было подносить, уносить, раскладывать. Трапезная наполнилась обитателями замка, товарищи приветливо махали Росве руками, подшучивая над его новыми обязанностями, но ему было не до смеха, и он только хмурился в ответ. Наконец обед закончился, и Хеннаро налил похлебки себе и своему помощнику. Росве только сейчас заметил, как он устал. Однако долго отдыхать не пришлось — надо было отмывать противни и котлы и начинать приготовления к ужину. Когда вечером Росве домыл последний котел, на небе уже высыпали звезды. Плечи ломило, и ноги ныли так, словно он целый день рубился с орками без отдыха. — Завтра приходи пораньше, — сказал ему на прощание Хеннаро. Как бы Росве ни хотел утереть нос своему кухонному командиру, придя заранее, когда он появился утром на кухне, Хеннаро уже ждал его у дверей. Внутри слышались голоса и звон посуды — сегодня готовкой заправляла вторая смена кашеваров, а у Хеннаро был свободный день. Но, подумал Росве, исключительно для того, чтобы сполна выполнить воспитательные меры, прописанные Ринганаро, он придумал для него еще какую-то работу. Хеннаро выставил вперед две плетеные котомки. — Пойдем сегодня за морошкой. Самое время, я проверял на минувшей неделе — сейчас должна поспеть. Росве недоверчиво посмотрел на кашевара — наверное, он шутит? — Зря удивляешься — морошка не только целебная ягода, но и очень вкусная, побалуем детей, да и всем нам не мешает взбодриться. Целители говорили, от нее у раненых сразу улучшается настроение и они идут на поправку. — Мы и правда пойдем по ягоды? — на всякий случай уточнил Росве. — Конечно, — пожал плечами Хеннаро. — Работа для детей и юных дев, — поморщился Росве. — И для любителей погулять и оставить боевой пост, — беззлобно улыбнулся кашевар. Росве вспыхнул и едва сдержался, чтобы не ответить грубо. Он даже хотел тут же развернуться и пойти к Ринганаро, чтобы тот назначил ему какое угодно другое наказание, только не работу на кухне. Однако представил, что ему скажет командир, и передумал. — А меч берешь зачем? С грибами воевать будем? — вместо этого съязвил он. Но Хеннаро на тон внимания не обратил. — Бери и ты, пойдем далеко, кто знает, кого встретим. И, раз уж ты не дева и не ребенок — вот, — с этими словами Хеннаро протянул напарнику дополнительно к котомке еще и туесок. Они отметились у караульных, вышли за ворота и зашагали по тропинке, бегущей вниз с холма и исчезающей в лугах и перелесках, окружавших крепость. Росве буравил хмурым взором сутулые плечи Хеннаро, на которых болталась пустая котомка, и злился на него. Конечно, гулять по полям и лесам ему нравилось гораздо больше, чем стоять у корыта с грязной посудой, но на эту прогулку он предпочел бы отправиться в совершенно другой компании. Если честно, любая компания, какую можно найти на Химринге, была бы лучше общества угрюмого узника Ангамандо. Да за кого он его держит — за раба своего, что ли? То сделай, это подай, теперь еще ягоды эти. Планы встретиться с Гледриль в полдень пошли прахом. Шли так долго, что Росве устал и даже прервал молчание, чтобы спросить, почему пешком, ведь можно было взять лошадей, на что получил туманный ответ, что верхом ягоды помнутся. После этого он окончательно убедился, что у Хеннаро всех дел только — подольше его помучить бесполезной работой. Морошка росла на болоте, под ногами пружинила подушка светло-зеленого мха и выступала вода, вокруг вились тучи звонких комаров. Солнечно-рыжие ягоды выглядывали из-под листьев. Их вкус и – больше всего – запах наводили на мысли о чем-то хорошем и заставляли улыбнуться, и Росве, складывая одну в туесок, а вторую в рот, вскоре забыл об обидах. Он даже специально отошел подальше от Хеннаро, так, чтобы того не было видно и можно было представить, что он тут в лесу просто гуляет, а не отрабатывает свой проступок. Неожиданно мысли Росве, которые постепенно отдалялись от ягод и приближались к стенам крепости, где скучала Гледриль, были прерваны тихим восклицанием. Росве хмуро оглянулся на Хеннаро, который неслышно подобрался совсем близко и теперь указывал рукой в сторону края болота. Он посмотрел и увидел орка. Тот был совсем некрупным и, сидя к эльфам спиной, что-то делал руками. Потом он повернулся вполоборота, и стало понятно, что он тоже пришел за морошкой. Росве улыбнулся и хотел было встать, но Хеннаро сделал знак рукой — лежи. — Тихо, — прошептал он, и Росве заметил, как побледнело его лицо. — Пригнись и пойдем отсюда — он нас не заметит. Росве нахмурился. — Он один. С чего нам прятаться — когда это нолдор боялись орков? Они молча посмотрели друг на друга, и в глазах Хеннаро был старый страх, а Росве был полон решимости. Потом Росве усмехнулся, вскочил на ноги и громко свистнул. — Даже орков я не бью в спину, — сверху вниз бросил он Хеннаро и рванулся вперед. — Идиот, — простонал Хеннаро. Орк от свиста замер, прижался к земле, но, едва заметив движение, бросился наутек. Он припустил так быстро, что все расчеты Росве рухнули. Воин собирался в честной и короткой схватке одолеть морготову тварь, но из-за трусости врага, который даже и не подумал взяться за меч, боя не вышло. Однако теперь, когда орк видел эльфов, дать ему уйти было нельзя, и Росве ринулся в погоню раньше, чем Хеннаро успел его остановить. Росве летел стрелой через болото и бурелом, перепрыгивая через поваленные деревья, ловко пригибаясь под низкими ветками, и это ему нравилось гораздо больше, чем собирать ягоды в туесок. Вскоре он настиг орка, и погоня закончилась быстро, но совсем не так, как ожидал Росве. Вслед за беглецом он выскочил на полянку, где расположился вражеский отряд. Юноша едва успел затормозить и оказался прямо посреди орочьей стоянки. Морготовы твари растерялись не меньше, однако медлить не стали и схватились за мечи. Росве дрался отчаянно. Сейчас он уже не думал о гордости и готов был ухватиться за любую возможность бежать, однако его быстро окружили. Самый здоровенный из орков что-то скомандовал своим, и Росве не заметил, как сзади на него накинули сеть, а потом навалились всем скопом. Его повалили на землю, едва не полдюжины тварей уселись сверху и начали стягивать веревками лодыжки, выкручивать руки. Мысли заметались — он успел подумать, как глупо все вышло, и что, пожалуй, Хеннаро был не так уж и неправ. Было даже хорошо, что кашевар струсил и спрятался, едва завидев орка, сейчас для Росве это было единственной надеждой. Хеннаро вернется и расскажет, какая беда приключилась с ним. Может быть — вдруг случится чудо — за ним вышлют отряд и успеют отбить у орков раньше, чем те уйдут достаточно далеко? Или раньше, чем твари его убьют. Но надежда на это была такой слабой, а представившиеся ему подробности плена были так ярки и ужасны, что Росве застонал от отчаяния. Орки, услышав, загоготали и пару раз ткнули его под ребра. Ему связали запястья и заставили согнуть колени, чтобы притянуть руки к лодыжкам. В таком положении пленник оказался бы совершенно беспомощным. Росве сделал последнюю отчаянную попытку помешать своим мучителям и тут услышал над своей головой крик. Хватка орков ослабла, и Росве, сумев наконец выкрутиться, увидел, как двое из них упали замертво. Оставшиеся бросились на Хеннаро, который стоял один против пятерых, с бледным перекошенным лицом. Если бы орки не были так увлечены своим пленником, у Хеннаро бы ничего не вышло, однако ему удалось подойти незамеченным. Росве, не вставая, подбил колени ближайшему врагу и ударил упавшего связанными руками по затылку, затем подхватил орочий меч. Теперь соотношение сил изменилось, и все же обоим нолдор пришлось приложить все силы и искусство, чтоб выжить в этой схватке. Когда все было кончено, Хеннаро обошел всех поверженных врагов и каждому перерезал горло. Только после этого он склонился над Росве, освобождая его от веревок. Теперь, когда опасность была позади, юношу бил нешуточный озноб, так что Хеннаро было трудно разрезать веревки, стягивающие ему запястья. Росве с отвращением оглянулся на убитых орков. Он зажал руки между коленями, чтобы не было видно, как они дрожат, сделал над собой усилие и сказал: — Надо было оставить одного, в крепости бы его допросили. — Эти вряд ли что-то знают. Да мы бы его и не дотащили, — быстро проговорил Хеннаро, разрезая веревки на ногах у юноши. — Ты не ранен? Росве не мог сказать точно, поэтому Хеннаро бегло осмотрел его. Тут только Росве увидел, что у самого Хеннаро штанина намокла от крови. Вдвоем они быстро соорудили повязку, отыскали меч Росве и поспешили прочь от орочьей стоянки. — Нам бы самим теперь дойти, — пробормотал Хеннаро, однако они все-таки нашли на болоте оставленные котомки, едва ли наполовину наполненные ягодами, и забрали с собой. Хеннаро шел медленно, но они не останавливались, пока не перешли ручей и не оказались совсем близко к опушке леса. Теперь до Химринга оставалось не больше половины пути. Хеннаро сел на землю и долго молчал, тяжело дыша. — Придется переночевать — я без отдыха не дойду, — наконец выговорил он. Росве собрал хвороста и запалил костерок в овраге, так, чтобы огня не было видно издалека. Сейчас подобные предосторожности вовсе не казались ему излишними. Он уже отошел от первого потрясения и теперь чувствовал себя безмерно виноватым перед Хеннаро. — Прости, если можешь, — сказал он, когда они устроились у огня. — Я был таким дураком. Я не думал… Я решил, что ты спрячешься. Думал, что ты боишься орков. Хеннаро посмотрел на юношу, и тот отвел глаза. Теперь, в свете огня, лицо Хеннаро казалось еще более утомленным, а морщины — более явными. — Конечно, я боюсь, — сказал он, когда Росве уже и не надеялся на ответ. Длинные летние сумерки сгустились, на синем небе появились звезды. Юноша запрокинул голову, глядя на мерцающие творения Варды. — Я боюсь орков, и я знаю, чего бояться, — повторил Хеннаро. Словно холодок пробежал по плечам Росве от этих слов. Он поежился, придвигаясь поближе к костру. Оба они очень устали. Росве пододвинул ближе туесок с морошкой, и Хеннаро кивнул. Каждый взял по несколько ягод, и теплый аромат лета разлился в воздухе, усталость отступила. Однако молчание было в тягость, и, немного приободрившись, Росве решился задать вопрос, который давно засел у него в голове. — Хеннаро, расскажи про Ангамандо? Что там было? Спросил и сам прикусил язык — вопрос был тяжелым и очень личным, и Росве, конечно, не имел никакого права спрашивать о таком. Однако Хеннаро, хотя и вздрогнул, услышав про Ангамандо, но потом, кинув в рот еще одну ягоду, обернулся к юноше. — Хочешь знать, чего избежал? Росве кивнул и тут же спохватился: — Прости, тебе, наверное, тяжело говорить об этом? — Раньше было тяжело. Но нельзя же все время лелеять свои страдания. В конце концов, были и те, кому пришлось гораздо хуже, чем мне. Так что я расскажу. Несмотря на обещание, Хеннаро надолго замолк. — Сначала, когда я угодил к оркам, я думал, что все, это конец. То, что мы попались, была полностью моя вина. Мы возвращались с форпоста на Химринг. Нас было четверо, на границе было спокойно, и мы думали, что нам нечего бояться. Я был старшим. Когда мы увидели следы орков, я решил, что мы должны выследить и уничтожить тварей, забравшихся так далеко в наши земли. А получилось, что выследили нас, заманив в ловушку. Двое из нас погибли в схватке, последний выживший мой товарищ был тяжело ранен и умер через день, не выдержав дороги и жестокого обращения. А мне повезло. Или не повезло, как сказать. Хеннаро мрачно усмехнулся. — Знаешь, было много того, что обычно кажется страшным. Я думал, что ничего отвратительней орочьих лап, постоянной вони и грязи и придумать нельзя. Надеялся, что, возможно, меня ждет худшее, но ничего более мерзкого точно не будет. И ошибся. Так было много раз — сначала холод кажется невыносимым, хуже всякой пытки, а потом приходят палачи, и ты уже рад бы вернуться в свой промерзший застенок. Это удивительно, я понял, что нет никакой абсолютной меры страданиям. Каждый раз ты думаешь, что большего уже вынести не в силах, а потом — потом становится еще хуже, но ты терпишь, потому что больше ничего не остается. Над костром снова повисло молчание. Росве прислушался к ночным звукам, долго вглядывался в темноту и, ничего не увидев, подкинул сухих веток в огонь. — Но ты, наверное, хотел не об этом, — неожиданно сказал Хеннаро. — Так вот, когда меня дотащили до крепости, то сначала допрашивали. Я боялся говорить, даже если спрашивали о чем-то не важном, что никак не могло нам повредить. Я даже имя свое боялся назвать — думал, что, раз согласившись разговаривать с врагами, не смогу остановиться. Меня били, конечно. И говорить все равно пришлось. Росве чуть вздрогнул и даже качнулся вперед. Он, конечно, не мог осуждать Хеннаро, не имел никакого права. Но за этот проигрыш, за то, что нолдо все же подчинился требованиям врагов, ему было обидно. — Я тоже тогда был в отчаянии, — правильно истолковав его взгляд, на удивление спокойно ответил Хеннаро. — А потом понял, что играть в молчанку там нельзя. Открыв рот, ты рискуешь, но и смотреть молча на некоторые вещи совершенно невозможно. Когда бьют тебя — еще можно терпеть. Но когда другого… И я решил: чтобы противостоять злу, нужно по крайней мере сказать «нет». Так что мне пришлось вступить в игру, и я до сих пор не знаю, что я при этом проиграл. Тогда я думал, что все важное, что я знал о Химринге, мне удалось скрыть. Росве смотрел на бывшего пленника во все глаза. Раньше он не задумывался, можно ли вступить в сделку с врагами, но при этом не оказаться предателем. — Потом нас всех отправили в шахты. Для меня это оказалось даже в чем-то тяжелее — слишком сильно давило то, что мы работаем на Врага. Еды не хватало, и за любую попытку сопротивления, даже просто за недостаточно усердную работу нас наказывали. Вот там я понял, как все-таки хрупки наши тела — рубцы от кнута заживали неделями, и все это время нельзя было нормально работать, двигаться. Тут Хеннаро увидел удивленные глаза Росве. — Не надо так смотреть — все это не так страшно, по крайней мере, когда с тобой это происходит каждый день, впечатления притупляются. В конце концов, если ты и так уже ходячая тень, лишний удар кнутом не решает дела. Мы привыкли. С болью надо считаться, но не надо воспринимать ее слишком серьезно, когда речь идет о тебе самом. Вот только с другими это не работает. Хеннаро еще раз взглянул на Росве и вздохнул. — Кажется, зря я начал об этом. — Нет-нет, говори, пожалуйста, если можешь, — воскликнул юноша. — Мне важно это знать. И я не боюсь. — Да, бояться, как я потом понял, надо было другого. Хеннаро потер лицо руками, будто пытаясь собраться с силами. — Мы все там были как братья, иначе не выжить. Говорили друг с другом без опаски, прикрывали товарищей перед нашими тюремщиками. И вот однажды мы узнали, что один из нас шпионит за нами и передает все разговоры слугам Моргота. Я тогда чуть с ума не сошел, это казалось мне совершенно невозможным. Что надо сделать с эльда, чтобы он согласился на такую подлость? Нас ведь уже пытали, но не сломали же! Я думал, окажись я на его месте — выдержал бы все, умер бы лучше. Хеннаро судорожно сжал руки, на лицо его падали блики от костра, и Росве стало страшно. — Я не смог после этого говорить с ним. Никто не мог. А через два дня он умер. Просто лег и больше не встал. Тут Хеннаро отвернулся, и Росве начал подкладывать сучья в огонь, чтобы не смотреть на него. Потом он вскочил и пошел к ручью наполнить флягу, а когда пришел, Хеннаро уже сидел как прежде, глядя на костер. — Через много лет, проведенных в шахтах, про меня вспомнили. Я не знаю, почему выбрали именно меня. Вот тогда я впервые увидел Моргота, и ему я сдался. Росве беззвучно ахнул и закрыл рот ладонью. — Про это не буду рассказывать. Тогда я понял, что силы наши не бесконечны. А еще я вспомнил товарища-доносчика. Я думал, что он поступил отвратительно, но тогда я не знал, и никто не знал, что он пережил, как его заставили. Кто-то может не выдержать испытаний, но ты никогда не знаешь, что они для него значат. Может, это тебе раз плюнуть, а для кого-то это невозможно. Нельзя никого судить, Росве, у каждого своя война. Каждый сражается в битве, о которой тебе ничего не известно. Хеннаро выдохнул и поник плечами, устало оперся лбом на руки. — После этого я больше не верю в то, что для нас есть надежда. Но я верю, что мы должны держаться до последнего, даже если ее нет. Оба нолдо сидели тихо, глядя на тлеющие угли. У Росве было тяжело на душе. Ему хотелось что-то сделать для Хеннаро, но он понимал, что помочь ничем не может, и ничего уже нельзя исправить. Ему было стыдно и за свою сегодняшнюю выходку, и за беспечное отношение к службе, за оставленный пост, но больше всего — за все то пренебрежение, с которым он думал о Хеннаро. Стояла тишина, и темная ночь словно стеной отгородила от мира маленький костерок, так что было слышно только треск догорающего дерева и дыхание товарища. Наконец Хеннаро оторвал глаза от огня и чуть заметно улыбнулся. — Хорошо, что ты спросил. Спасибо тебе. — Тебе… — Росве замялся, — разве не больно вспоминать? — Хуже было бы забыть. Мне было полезно рассказать об этом. Ну, и лишний раз напомнить себе. — А потом, — вдруг вскинул голову Росве, — ведь тебе же как-то удалось бежать? Разве это не значит, что надежда есть всегда? — Надежда? Я, конечно, не погиб, меня вернули в шахты, хотя тогда мне было так худо, что я почти ничего не помню. Но все самое плохое уже случилось. А сбежать мне удалось через полгода, каким-то чудом. Мы, конечно, всегда думали о побеге, строили планы, и были даже попытки, но чаще всего они оканчивались страшным провалом. Я был так истощен, что однажды упал в обморок, и меня по случайности забыли в шахте. Очнувшись, я спрятался в тележке с рудой и так выбрался на поверхность, здесь мне снова повезло. Росве нахмурился. Догадка была страшной, но он не мог промолчать. — Но ведь это может означать… — Ты думаешь, Моргот нарочно отпустил меня? — спокойно спросил Хеннаро. — Что он сделал со мной что-то такое, чтобы повредить всем нам? Отпустил меня, как живое оружие или как лазутчика, куклу, послушную его воле? Но я этого не знаю. Я рассказал лорду Нельяфинве и Ринганаро все, что мог. Но есть вещи, которые я не могу рассказать, недоступные даже осанвэ. Хеннаро смотрел в сторону, а Росве сидел ни жив ни мертв. Все оказалось даже страшнее, чем он мог себе вообразить. — Ты не знаешь, сделал тебя Враг своим орудием или нет? — севшим голосом спросил он. — Не знаю. Когда это стало понятно, я хотел уйти с Химринга, но лорд меня отговорил. Он говорил, что вместе мы справимся с любой вражьей порчей. Да много еще чего говорил, скорее чтобы меня утешить. Можно попробовать сломать печать Врага Песней, но Нельяфинве не стал этого делать со мной насильно, а я бы не согласился. — Почему? — удивился Росве. — Потому что именно это делал со мной Моргот. Силой вырвав согласие, вторгнуться в феа квендо Песней, потребовать абсолютного подчинения может только Моргот, только он мог вывернуть мне душу наизнанку. Лорд Нельяфинве такого не сделал и не сделает, он сам слишком хорошо понимает, каково это. Я отдам за него жизнь, пожертвую всем, но не своей душой. Глаза Хеннаро блеснули так ярко, словно в них отразились не последние отсветы угасающего костра, а ясный свет Амана, о котором Росве только слышал из рассказов родителей. Потом он уронил голову на руки и замер. Над оврагом пролетел легкий ветерок, вслед за ним послышалась первая несмелая птичья трель. Небо еще и не думало светлеть, но темнота вокруг словно стала более прозрачной. Самые темные часы короткой летней ночи закончились. — Надо отдохнуть, — сказал Хеннаро. — Ты ложись, я постерегу, — предложил Росве. — Точно? — хмыкнул Хеннаро, и даже в слабом свете погасшего костра было заметно, как лицо Росве залилось краской. Однако долго отдыхать им не пришлось. Хеннаро вздрогнул и прижал ухо к земле. Росве вскочил, тщетно вслушиваясь и вглядываясь в редеющие сумерки. — Конные, — сказал Хеннаро, поднимаясь. Это значило, что можно не бояться — лошади не выносили орков, а топот пеших тварей никак нельзя спутать с рысью нолдорских лошадей. Росве подкинул веток, и огонь заплясал веселей. Послышались голоса, хруст сучьев под копытами, и на склоне показались силуэты всадников. — Вот они! — воскликнул один из них, и тут же по цепочке звонкие оклики раздались по лесу. Галопом подъехал Ринганаро и, спрыгнув на землю, быстро подошел к костру. — Целы? — Лежат, голубчики, отдыхают! — продолжали смеяться всадники. — В гостях у Ирмо засиделись. А мы уже все овраги облазили, все кусты обшарили. Ринганаро как узнал вечером, что вы не вернулись, так все места себе не находил. Росве и Хеннаро были так рады встрече, что прощали любые насмешки. — Пошарьте еще к северу за ручьем. На краю болота, на полпути к плоским скалам, — Хеннаро быстро набросал на земле карту. — Надеюсь, что отряд был всего один, да и те забрели сюда случайно, но мало ли что. Ринганаро мигом стал серьезен: — Орки? Веселые шуточки сменились озабоченными разговорами. Часть всадников отделилась и тут же отправилась к болотам. Пока Ринганаро распоряжался, Росве помог Хеннаро подняться на ноги. — Все, теперь меня лорд Нельяфинве собственными руками… — расстроенно пробормотал он. — Или еще хуже — выгонит с Химринга. — Если хочешь — не говори, как погнался за орком, — вполголоса предложил Хеннаро. — А ты? — удивился воин. — И я не скажу. Все ошибаются, бывает. Рана у Хеннаро была легкая, но все же на несколько дней ему пришлось оставить работу. Росве продолжал помогать на кухне, где дел теперь прибавилось. Эйтель, который как раз закончил делать мостки возле колодца, закрывавшие большую лужу, пришел к нему на помощь. Он вынужден был признать, что даже укладывать доски, стоя по щиколотку в грязи, не так ужасно, как справляться с горами грязной посуды. На следующий же день Росве не выдержал и чистосердечно рассказал Ринганаро приключившуюся на болоте историю во всех подробностях. Его вызывал лорд Нельяфинве, но, вопреки опасениям, не оторвал голову и даже не выгнал с позором из войска, хотя нахмурился и взял обещание впредь вести себя осмотрительней. За всеми этими событиями Росве совсем забыл про ягоды. Поэтому он удивился, когда один из кашеваров протянул ему пару горшочков, запечатанных вощеной бумагой. — Ягод было совсем мало, да еще часть помялась, — объяснил он. — Мы сварили варенье, отнесешь в лазарет, заодно Хеннаро угостишь. Вы же с ним теперь герои! Перехватили вражеских лазутчиков! Росве на словах про героев покраснел. Когда они с Хеннаро вдвоем пробовали варенье, Росве казалось, что медовые рыжие ягоды блестят в ложке, как кусочек солнца. — Ты меня спас, — сказал Росве, — я твой должник. — Ничего, — пожал плечами Хеннаро, — война длинная, сочтемся.