Где-то там, на небесах...

      Мрачные серые стены узкого помещения, казалось, сжимались с каждым часом всё больше. Воздух затхлый. Пыльный. Тревожный. А холодный пол словно вибрировал, не желал держать, уходил из-под ног. И хотелось сбежать, вырваться, укрыться, спрятаться подальше от всего; забиться в угол и плакать, дрожать, кричать… или бежать. Бежать, закрыв глаза. Бежать просто в никуда. И не оборачиваться больше. Никогда. Кап. Кап. Кап.       Вода, что сочилась из потолка, медленно растекалась по сырым, покрытым грибком, стенам; с хлюпаньем капала на пол, создавая грязные лужицы. Всё пространство было заполнено жуткой тревогой, наложенной на смесь отчаяния и страха. Сколько уныния видели эти стены? Сколько немых криков мольбы они собой заглушили, как губка, впитывая печаль? Сколько…        Он лежал на правом боку, прижавшись щекой к влажному полу: уставший, изнеможенный, со скованными руками; побитый, словно жалкий уличный пес, гонимый отовсюду; весь покрытый синяками, ссадинами, ранами. И что хуже всего — его физическая боль сходила на нет перед душевной. Страх. Апатия. Боль. Тело слегка сотрясалось, но не от холода. Он дрожал изнутри. Искусанными ногтями соскребал въевшуюся в пол грязь. Кап. Кап. Кап.       Солнечный пробирался через небольшое окно с решетками. Он не выглядел лучом света и надежды, нет. Но лишь еще больше подчеркивал всю мерзость этого места.       Где-то за дверью послышались приближающиеся шаги массивного охранника. Остановившись, он зазвенел связкой ключей и, громко цокнув языком, со скрипом отворил дверь.       — Вставай. К тебе посетитель, — прорычал он. — Поднимайся, тварь!       После этих слов в дверном проеме показался человек. Он был невысокого роста, весьма крепкий и молодой. И в глазах его было что-то сверкающее — то ли радость, то ли безумие. Едва сдержанная ухмылка озаряла лицо, а положение тела так и кричало о самодовольстве.       — У вас есть десять минут. К нему не допускаются посетители, — захлопнув за собой дверь, охранник достал из кармана крупную купюру и, насвистывая, будучи довольным сегодняшним уловом, оставил их наедине.       — Ну привет, Пак, — слегка хриплый голос разорвал повисшую тишину. Чанёль сел. Он явно не ожидал когда-либо больше увидеть этого человека. По крайней мере, он надеялся, что не увидит.       — Удивлён? — мужчина склонился над его ухом и шепнул: — Я скучал. Знаешь, а мне порой стало даже не хватать тебя и твоих выходок.       — Дио… Зачем ты здесь?       — А ты, как я погляжу, прекрасно выглядишь! Намного лучше, чем когда мы расставались. Кормят здесь хорошо, верно?       — У меня нет сил играть с тобой, — Пак откинул голову назад, ударившись затылком о стену.       — Играть? А я-то думал, игра уже давно закончена. Я предупреждал тебя насчет последствий. А ты, мой милый друг, — он присел на корточки, — решил меня ослушаться. Доволен?       — У меня не было выбора.       — О нет, ошибаешься. У тебя был выбор. И ты прекрасно знаешь об этом. Но скажи мне, что тебе помешало? Мы так и не успели прояснить все нюансы — я должен был спешить. Совесть внезапно проснулась? Или же страх? — он схватил взлохмаченные волосы Чанёля и дернул на себя, принуждая того смотреть ему в глаза, — за предательство нужно платить. И цена на этот раз будет гораздо выше обычной. — Дио рывком прижал его голову к стене. Чанёль зашипел от боли. Боли, что в любую минуту могла перерасти в несусветную ярость. Что его сдерживало? Правильно — ничего!       — Ты подставил меня, ублюдок! Тебе известно о моей невиновности. Ты подкупил свидетеля.       Дио выпустил пальцы из запутанных волос и улыбнулся лишь уголками губ, вскидывая брови вверх. Взгляд его метнулся в сторону.       — Абсолютно верно. Что сделано, то сделано, — он демонстративно развел руками, — но лжесвидетельница поработала на славу, согласись. Эта милая обманщица превосходно сыграла свою роль. Ей нужны были деньги, и я смог ей это дать. Замечательно, когда под рукой есть кто-то достаточно глупый — это намного упрощает задачу, ты так не думаешь? — Его смех эхом отбивался от стен тюремной камеры. Пальцы Чанёля непроизвольно сжались в кулак. Непростительно! Получить удар в спину — значит поддаться ощущению непозволительно отвратному, непременно тянущему за собой чувство жалости к самому себе. Как же жаль, Господи!       — Давай-ка подумаем, в самом деле ли ты так чист? — он наиграно преподнес палец к губам, состроив задумчивый вид. — Ты — паршивый волчонок. Торговля наркотиками, перевоз контрабанды, нелегальное пребывание на территории Китая, мелкие грабежи, — он загибал пальцы, — и было что-то еще. Нечто очень важное! Ах да, вспомнил… убийство. Мне продолжать?       — Я не убийца. Не убивал! — стадия первая — отрицание. Парень начал брыкаться и отбиваться, собирая воедино все оставшиеся силы, когда Дио ногой надавил ему на живот, прижимая к полу.       — «Молодая студентка китайского художественного университета была изнасилована и зверски убита неким человеком по имени Пак Чанёль, пребывавшем в состоянии алкогольного опьянения и наркотического шока. Он был взят под стражу правоохранительными органами и теперь приговорен к смертельной казни» — так говорят на телевидении, Чан. Так что ты — убийца, — внезапно перехватило дыхание, стало меньше воздуха. — Ты хоть представляешь, насколько весело было пичкать тебя наркотой и вводить непосредственно в кровь алкоголь, пока ты был в отключке. Ох, тебе бы понравилось это зрелище! Незабываемо!       Страх предстал перед ним в своем истинном обличии. Он отравлял. Удерживал. Бросал в дрожь. Усиливал сердцебиение. Вгонял в жар. В холод. Создавал ощущение беспомощности. Оцепенения. Слабости. Напрочь обрывал связь с другими внутренними «я». Он душил. Беспощадно…       — Посмотри на эти руки, Пак. Смотри я тебе сказал! — он с силой сжал щеки Чана, махая рукой перед его лицом, — видишь кровь? Видишь? Ни следа, Чанёль. Ни следа! Что значит — ничего и не было. И никого не волнует, что пришлось грязное месиво крови чуть ли не с кожей отдирать! — Он отошел к противоположной стене, брезгливо фыркнув от воспоминаний. Потер руки.       — С тебя довольно. Эх, знаешь же, что это выше моих сил, — он наблюдал за реакцией на свои реплики, смаковал и наслаждался. И ему было легко и спокойно, ведь теперь угроза устранена. — Вообще-то, я пришел попрощаться. Как никак, ты был моим верным псом. Хотя, нет, пожалуй, не совсем верным. Не стоило кусать руку своего хозяина. У тебя осталось пять дней, Чан. Пять.       Он подошел к двери и пару раз ударил кулаком, молча дождавшись, пока её откроют.       — До встречи в аду, приятель, — Дио ушел, оставив за собой шлейф разрушения и ярости. Что-то схватило сердце в тиски. Отвратительно. Гадко. Стадия вторая — гнев. Чанёль подполз к тяжелой двери и начал колошматить по ней кулаками, крича и рыдая, бросаясь в раскрытые объятия отчаяния и беспомощности. И они накрыли его с головой. Только вот Чанёль даже и не догадывался, что всё это время за ним наблюдал кто-то еще, скрытый иной стороной. И что сейчас он стоял прямо за его спиной, положа руку на израненное плечо — успокаивая. Убаюкивая. Кто-то, вершащий его судьбу. Ангел-хранитель? Смерть?.. Ангел-смерти?