***
Следующим днём, будто в чудовищном сне, всё повторялось. Лили сидела на диване и вышивала, рядом с газетой в руках устроилась Алиса и вновь в слух зачитала колонку Зефины, снова не впечатлив подругу. В гостиной было тихо. Было тихо только до тех пор, пока портрет Полной Дамы не впустил внутрь бушующий ураган человеческих голосов. Господа Мародеры мало походили на отдельных людей в ту секунду. Римус, находящийся в эпицентре этого смертоносного торнадо, зажался между дружескими плечами Джеймса и Сириуса, которые то постоянно хлопали его по спине и плечам, то друг друга, то беспрестанно что-то радостно орали и оглушительно смеялись. Где-то сверху на них запрыгивало раскрасневшееся нечто по имени Питер Петтигрю. Лили замерла с раскрытым ртом, гадая где чья рука, где чья нога, и что в сущности происходит. Человеческая многоножка докатилась до диванчика, где устроились девушки, и распалась на отдельных людей. Алиса, так же не понимающая повода для радости, едва сдерживалась, чтобы не расхохотаться. Заразительный смех мальчишек всегда цеплял её и заставлял веселиться вне зависимости от того, слышала она шутку или нет. — Ребя-ята-а, — протянул Сириус, развалившийся в кресле. — А что только что было... — Ой, что сейчас было-о, — в унисон ему пропел Джеймс, жмуря глаза. Девушки переглянулись в ожидании очередной сенсации. Римус сидел в центре диванчика красный как рак и молчал, как партизан. — Лунатика, — одновременно начали Джеймс и Сириус. — Стой, дай я, — сказал первый. — Нет, погоди, я скажу, — возразил второй. — Лунатика позвали... — ... на свидание! — закончили они вместе. Радостный возглас Алисы привлёк не меньше внимания, чем за минуту до этого вся компания Мародёров. Римус спрятал лицо в ладонях. — Кто? — поинтересовалась Лили. — Моника, с которой нас познакомила... э-эм... — сказал Джеймс и прикусил язык.— м-м... Марлин. Все уставились на Сириуса. Тот закатил глаза. — Что? — резко воскликнул он, скрещивая руки на груди. — Мы тут о Лунатике говорим вроде бы, а не обо мне. — Моника классная, — улыбнулась Лили. — Ты согласился? — потрясла Римуса за плечо Алиса. Тот неторопливо кивнул, дырявя взглядом собственные колени. Для более тщательного допроса компания перебралась в мальчишечью спальню, непрерывно жужжа. Римус был усажен на койку, остальные уселись вокруг него прямо на полу, нетерпеливо глядя на него. Но тот почему-то рассказывать ничего не хотел. — Лунатик, я тебя сейчас пристукну чем-нибудь, — пообещал Сириус сохраняя серьезное выражение лица. — Будешь знать, как не рассказывать нам ничего — Мы пойдём в Хогсмид, — буркнул Римус. — Неужели?! — страшно удивился Джеймс и схватился за сердце. — Я никак такого не ожидал! Так держать, дружище, — завопил он и похлопал беднягу по колену. Все захихикали, только Римус странно фыркнул и поспешил встать. — Куда намылился, Ромео? — воскликнул Сириус. — Отстаньте вы, — встряла Лили. — Не видите, не хочет он вам ничего говорить. Сириус посмотрел на неё так, будто она сказала самую глупую вещь на планете. Ведь и правда, как же это так может быть, чтобы один из Мародёров что-то скрывал от остальных. Им ведь и невдомёк, что он не слишком заинтересован во встрече с этой Моникой, да и вообще с любой девушкой. Она ведь и не знает, какой он. Она думает, что он просто тихий, умный парень, которого только растормоши, и он уже самый интересный человек на всём белом свете. Но Римуса волновала его "пушистая проблема". Никто из друзей почему-то об этом не подумал. Лили дёрнула его за штанину, когда он перешагивал через лес из ног вокруг его койки, и Римус ей слегка улыбнулся в ответ. Она была единственной девушкой, которая заинтересовала его в романтическом плане, но так же он знал наверняка, что никогда не позволит себе даже флиртовать с ней. К тому времени, его чувства почти исчезли, и внутри осталась только бесконечная благодарность и дружеская любовь. В Лили его тогда привлекла её скромность и покладистость. А Моника была слишком уж шебутной и резвой. Даже когда они говорили, он едва за ней поспевал, потому что слова из неё лились непрекращающимся потоком, в отличии от первого раза, когда они с ней говорили. Тогда она так перепугалась, что почти не говорила. Теперь же она болтала-болтала-болтала, а Римусу только и оставалось, что кивать да поддакивать. Когда она пригласила его на свидание, он даже не сразу заметил на что именно согласился. Понял только когда она слишком уж радостно заулыбалась, ещё и за руку его схватила. Разве что под потолок от счастья не улетела. Тут-то Римус и понял, что теперь не отвертится, и если вдруг сейчас же передумает, то, наверное, здорово её обидит. Порождать очередную Рошель ему не хотелось, да, и к тому же он обещал всего лишь сходить с ней один раз погулять, а не быть её парнем или вроде того. Только вот как потом сказать ей, что ничего не выйдет, никто в школе не учил и не будет учить. А сказать-то надо будет... Времени подумать над этим у него совсем не оставалось — поход в Хогсмид был назначен уже на завтра. Ребята идти в деревню вроде не собирались. У Лили были назначены занятия в медицинском крыле, да и её любимейшая сестрица до сих пор не прислала ей подписанную бумагу, которая позволила бы ей эти прогулки, Алиса тайком отправлялась в Лондон, чтобы погулять с Фрэнком, а Сириус и Джеймс решили, что гораздо охотнее потренируются на поле или погуляют по Запретному лесу, чем опять будут весь день сидеть в Трёх метлах без дела. За Питера Римус особенно не волновался — он наверняка пойдет туда же, куда и друзья. Таким образом на прогулку со своей тайной обожательницей он отправится без какой-либо поддержки. И Римус надеялся, что это действительно так, потому что когда у твоих лучших друзей есть мантия-невидимка и необъятная наглость в запасе, то ни в чём уже нельзя быть уверенным. Римус как всегда пришёл на место встречи раньше, чем следовало. Зачастую с ним это случалось, что он переходил грань вежливости и пунктуальности, и переходил в режим пса Хатико, ожидая кого-нибудь с тридцать-сорок минут. А учитывая как любили опаздывать все его друзья и знакомые, кроме Лили, разве что, то он мог прождать друзей и час. Римусу повезло, что и Моника любила приходить чуть раньше, и он просидел на холодной скамейке всего около десяти минут. Моника влюбилась в Римуса уже давно, но ей показалось, что новая волна чувств накатила, когда она увидела его, сидящего в одиночестве, ждущего её, не смотря на чудовищное смущение, которое он выдал во время их последнего разговора. Ей ужасно хотелось подскочить к нему со спины и растрепать аккуратно расчесанные волосы, как она часто делала это с Тери. Поразмыслив с минутку, прячась за колонной арки у него за спиной, она решила, что притворяться кем-то другим она не хочет, поэтому поступила именно так, как спланировала изначально. Римус от неожиданности сильно вздрогнул всем телом и посмотрел на неё с доброй улыбкой и некоторой примесью испуга. — Привет, — не своим голосом взвизгнула Моника. — Здравствуй, — сказал Римус, едва успев подавить смешок, и встал. — Я... эм... Как дела? — она неловко забегала глазами по всему, что было вокруг злополучной скамейки. — Может, пойдём? Сегодня довольно холодно. — Замечательная идея, — согласился он. Они шли практически всё время молча. И тишина была не уютная, а скорее неловкая, и первый снег не завораживал Монику так, как она думала, он будет, и никакие идеи в голову не приходили. Они почти дошли до Хогсмида, как вдруг... трубу прорвало. Трубу по имени Моника Сансет. — Ты помнишь Тери? Он говорит, что эти прогулки по выходным скучные и бессмысленные, только если тебе не нужно перьев докупить. Не знаю, я нахожу эту деревню довольно милой. Хотя Тери тот ещё скептик. Он даже про Сириуса говорил, что тот никогда не западет на кого-то вроде Марлин. А, и ещё он говорил, что мадам Трюк не продержится здесь и пары недель, когда она только начала работать у нас, — тараторила она, лишь изредка приостанавливаясь, чтобы отдышаться. — Наверное, в этом скепсисе есть свои плюсы. Никогда не веришь никому на слово, и ты не такой наивный. Марлин жутко наивная. Они с Тери на фоне друг друга дико странно смотрятся. Они всё время так собачатся из-за этого! Сириус не говорил, что у них там с Марлин? — спросила Моника и, не дав Римусу ничего ответить, продолжила. — Что-то она отмалчивается. Холодно стало, — моментально переключилась она. — Зайдём к Падиффут? Тут ближе всего. — Давай, — согласился он, сбитый столку таким потоком информации. Римус с огромным интересом наблюдал за её скачущими бровями, которые были настолько подвижны, что одновременно и пугали, и завораживали. Что-то в девушке заставляло его внимательно слушать всю эту пустую болтовню. Её глаза как-то неестественно сияли, и когда их взгляды пересекались, то этот контакт не хотелось рушить. — Замечательно, — улыбнулась Моника, и её брови выполнили очередной экзерсис. — Я рада, что ты согласился со мной погулять. Я бы хотела узнать тебя поближе, но это немного сложно — ты постоянно молчишь! Или это я много болтаю? В общем, ты останавливай меня, если буду сильно наседать. О, я вспомнила, как однажды так разволновалась на рождество, что выдала всем друзьям, что кому подарю, рассказала как выбирала подарки, сколько они стоили. В общем: кошмар. Ой, — спохватилась она вдруг и густо покраснела. — То есть я не хочу сказать, что я очень волнуюсь. Мы ведь просто погулять вышли. Я... я просто хочу, чтобы ты что-нибудь рассказал про свою жизнь, про твоих друзей. Тери говорит, такая дружба дорогого стоит. Говорит, наши с ним отношения и рядом не стоят с вашими. Как там, кстати, Лили? У нас на курсе девочка потеряла сестру и тётю. А Рошель, кажется, совсем пустилась по тёмной стороне — постоянно только и треплется, что о её новых знакомых. Даже не хочу произносить их названия, так противно. Они ведь сейчас ещё вербуют всяких тварей, типо великанов, оборотней и инф... — Моника резко оборвала себя на полуслове, заметив, как вздрогнул Римус на этих словах. — Прости! Я не то хотела сказать, — она обернулась к нему, хватая за плечи обеими руками. — Я имела ввиду, что это довольно опасно для окружающих, если находится не в тех руках. Как в принципе и всё, как и вся магия. Просто выразилась по-идиотски. Римус, я не хотела сказать ничего такого... — Подожди, — остановил он её. — Ты знаешь? — Да я... я догадалась, да и через Рошель пошли слухи. В общем, я сказала глупость. Прости меня. — Ты позвала меня гулять, зная какой я? — просипел он не своим голосом. Его нижняя губа задрожала, и Монике показалось, что он сейчас же разревется, хотя он просто пытался подобрать слова. Он смотрел на неё как впервые, и совсем не понимал, как странно они выглядят со стороны: стоят у Падиффут, только что носами не касаются, смотрят друг на друга будто бы влюбленно. — Мо, ты... ты не представляешь, как это для меня важно. Его брови растроганно свелись к переносице. Моника впервые была так близко к его голубым глазам, которые так любила. У неё перехватило дыхание, и она едва не лишилась чувств, когда он обнял её. Её плечо крепко-крепко стиснули, а в волосы уткнулся нос. — Спасибо, — сказал Римус, разжимая объятья. — Но, Мо, ты же понимаешь, что ничего не получится? — Почему? Её глаза растерянно забегали по его лицу. Ей вдруг показалось, что сейчас он распрощается с ней, и она никогда его больше не увидит. От холода его щеки покрылись нежным румянцем, резко контрастирующим с безобразными шрамами и с небесно-голубыми глазами. Для него было странно, что она сделала такое. Пригласила на свидание чудовище. Опасного хищника, с которым будущего у неё нет и быть не может. Сердце Римуса вдруг защемило от нахлынувших эмоций, и какое-то странное чувство стянуло желудок. Ему показалось, что он ничего уже не съест этим днем. Он смотрел на Монику и не мог понять, что побудило её на такое. — Забудь, — ответил он, помедлив. — Давай просто прогуляемся. Ты хотела к Падиффут? Говорить с ней вдруг стало совсем просто. Она стала гораздо скованнее, но Римусу так было даже комфортнее. В кафе было много свободных мест, поэтому от излишнего внимания к себе пара не страдала. Моника заказала себе яблочную шипучку, и Римус с весельем отметил для себя, что она сама на чем-то похожа: яркая и неугомонная, сначала по виду безобидная, но после первого же слова (или первого глотка) раскрывается с новой неожиданной стороны.***
Не смотря на то, что последние шесть с половиной лет она провела в Хогвартсе, Лили с нетерпением ждала чуда. Что всё вот так просто решится. По взмаху волшебной палочки исчезнет всё неприятное и жуткое. Она не догадывалась как рядом пряталось это долгожданное, необыкновенное, неожиданное и неописуемое чудо, о котором она всегда знала, которого она всегда ждала, но так часто отрицала и отталкивала. Это чудо каждый день исподтишка грело ей душу, нежно и колко трогало сердце. Едва улыбка появлялась на её лице, она уносилась прочь от проблем, и всё, что оставалось внутри неё это отвага, зрелость, честность и любовь. Любовь. То самое чудо, которое спасало её все эти годы, с тех пор как она узнала о своей силе. С тех самых пор, как профессор МакГонагалл вошла в их гостиную в своей странной высокой шляпе с острым концом. В последнюю неделю у них с Джеймсом сложились очень странные отношения. Окружающие относились к ним как к паре, они были друзьями и вели себя как друзья, хотя иногда со стороны и правда выглядели, как супружеская чета. Вот и теперь. Лили сидела на диване в гостиной, а Джеймс лежал головой на её коленях, будто бы это было у них в порядке вещей. На его груди спал маленький Листик. — Почему ты всегда такой веселый? — спросила Лили, опуская на диван листовку, которую ей дала мадам Помфри для изучения. Добрые десять минут вместо чтения она думала. Думала обо всём кроме учебы и своего будущего. Она прислушивалась к своему сердцу, когда затылок Джеймса тяжелел, и это означало, что он уснул прямо на её ногах. И от этого осознания в душе селилось такое умиротворение, что сердце выравнивало ритм, а руки против воли опускались в короткие, торчащие в разные стороны чёрные волосы. Лили думала, как это ему удается сохранять такой позитивный настрой, быть таким смелым и самоотверженным в любой ситуации? Как у него получается всегда находить для неё нужные слова? И почему так раздражающая раньше наглость теперь так привлекала, смешила и грела? Когда тот вопрос сорвался с её губ, Джеймс уже проснулся и играл с котёнком, который неловко топтался по его животу. Он острил даже в такой непринужденной обстановке, когда не нужно было не перед кем выделываться, и Лили невольно ухмылялась, скрывая смех за медицинской брошюрой. — В детстве я упал в котёл с хорошим чувством юмора, Эванс, — ответил он. — Потом родители меня вытащили, посмотрели, что за красавчик их сынуля, и решили для верности обмакнуть меня в котёл с обаянием и харизмой. — Как заботливо, — фыркнула Лили. — Жаль меня никуда не макали. Джеймс улыбнулся и посмотрел на неё. — Я бы сказал, что за котёл был у тебя, но ты опять скажешь, что я олень, наглец и... и как ты меня там обычно зовёшь? Самодовольный кретин вроде? — Разве я звала тебя так? — рассмеялась она. — По-моему, через чур грубо даже для меня. — Ты упала в котёл с очарованием и нежностью, Эванс. Джеймс снова широко улыбнулся, умилительно морща нос. Девочки с четвертого курса за соседним столом захихикали, рядом кто-то громко цокнул языком. Лили снова взялась за брошюру, и даже прочла первый абзац. Джеймсу удалось её смутить, и она поспешила спрятать покрасневшее лицо. Листик шлепнулся на диван и ткнулся носиком Лили в бедро. — Почему ты терпишь меня, раз тебе так не нравятся типы вроде меня? — после длинной паузы спросил Джеймс, вдруг став почти серьезным. Улыбка снова и снова порывалась появиться на его лице, а в глазах застыло нетерпеливое ожидание. "— Потому что нравятся, — хотела ответить она, но что-то внутри остановило её." Порой у неё разрывалось сердце от того, что она чувствовала, когда она смотрела на него. Лили гадала, что же такого произошло, что она начала смотреть на Джеймса иначе? — Я не терплю тебя, Джеймс. Северуса я раньше бывало терпела. Сириуса я иногда терплю, — состроив виноватую мину добавила Лили. — То он мне как родной брат, то как злейший враг. А ты в последнее время всегда Джеймс Поттер — надёжное дружеское плечо, на которое всегда можно положиться. Не строй из себя невинность, ты и так знаешь, что я больше не собираюсь упрекать тебя за то, какой ты есть. "— Теперь я обожаю то, какой ты, — закончила она мысленно." — Потому что Нюниус — придурок, а Бродя... Погоди-ка. То есть ты утверждаешь, что Сириус — козёл? — явно несерьезно воскликнул Джеймс, приподнимаясь на локте. — Не-а, — протянула Лили, снова поднимая брошюру к лицу, Джеймс тут же опустил её обратно.— Разве что чуть-чуть, — сдалась Лили. — Но ведь он хороший человек. В целом. Ты и сам знаешь, что Рошель, может, поступила и отвратительно, но он изначально подталкивал её к подобному. — Ты не смогла бы сделать такое, — сказал он, усаживаясь к ней лицом. — Смогла бы, но не стала. Я способна на большее, чем ты думаешь. — Вышивать крестиком умеешь? — фыркнул Джеймс. — Сколько тебе было лет, когда ты призвал телесного патронуса? — серьезно спросила Лили, немного обидевшись. — Пятнадцать. — А мне тринадцать, — ответила она. — Может я и не создавала карту мародёров, но я не бесполезная. Я кое-что умею. Даже практиковалась в сражении этим летом, когда я вас... когда мы поссорились. Ты и сам видел, я могу постоять за себя. Джеймс поправил очки и вздохнул: — Конечно, ты можешь, Лили, — его взгляд на секунду задержался на её пальцах, мнущих буклет. Чем ближе он к ней подсаживался, тем сильнее она сжимала руки. Листик уже не помещался в промежутке между их бедрами, поэтому залез Лили на колени. — Интересно, как там Римус и Моника, — отрешенно произнесла она, борясь с желанием сбежать куда подальше от смущения, которое сдавливало грудь. — Я так давно не была в Хогсмиде... Петунья, кажется, не торопится отсылать мне разрешение. — Хочешь, я тебя проведу через... — начал Джеймс, но вдруг вздрогнул и замолчал, — кто-то хлопнул его по плечу. — Послезавтра игра, Поттер. Не смейте продуть Слизеринцам, — громко проговорил парень с необычайно широкой спиной. Он закинул гриффиндорский шарф через плечо и, посмотрев на Лили, подмигнул ей. Джеймс выпрямился в струну и уставился на бедолагу, как на злейшего врага, хотя тот, очевидно, пришел с добрыми намерениями. Другое дело, что некоторые из его планов могли не понравиться капитану его любимой сборной. Сзади парня возникло ещё трое, его сокурсники, выглядевшие года на два его моложе. — Да, а то у них на вас с Блэком зуб. Вам стоит смотреть по сторонам, — сказал один из них. — Я слышал, Снэйп хочет приготовить для тебя какое-то веселое зелье, — рассмеялся второй, имя которого Лили знала — Микки. Джеймс усмехнулся и устало оглянулся на девушек позади, которые активно зашептались после последней реплики. Широкоплечий парень всё ещё продолжал посылать Лили многозначительные взгляды и улыбки, но она почувствовала от этого лишь дискомфорт, хотя раньше может и улыбнулась бы в ответ, хотя бы чтобы позлить Поттера. — Я знаю зельеварение не хуже Снэйпа, — сказала она, смотря на наименее заинтересованного в ней парня, а затем повернулась в Джеймсу и добавила, — пусть только попробует, что-то подлить. Месяц с горшка не встанет.***
Сириус брел в одиночестве по коридору, обматывая вязаный шарф вокруг шеи. Недавно ему пришла посылка от миссис Поттер. Оказывается, пока она находилась в Мунго, она научилась вязать совсем как магловские хозяйки — спицами, а вернувшись домой тут же создала для своих двух сыночков по шарфу. Несмотря на принадлежность к Гриффиндору, Сириус получил темно-синий шарф, потому что Юфимия души не чаяла в его глубоких, ледяных глазах. В конце коридора слышался оживленный гул множества голосов. Очередная веселая компания вернулась из Хогсмида. Пересекаться с такой концентрацией хорошего настроения Сириус не хотел, поэтому он свернул в дверной проем и вышел во двор. День почему-то с самого утра не задался. Всё шло не так, как ему хотелось. Сириус не привык хандрить, ведь у него всегда был лучший друг, настоящий брат (хоть и не кровный), который поднимет настроение. Последний месяц, он перекинул свою заботу на другого человека, и Сириус не смел его в этом винить. К тому же он и сам был бы рад быть тем человеком, который пытается расшевелить бедную девушку, пережившую такую невосполнимую потерю, но он редко мог подобрать слова. Наверное поэтому все считали его грубияном. Он редко фильтровал, что говорил. Никаких раздумий — только действия. — Сириус? — послышался тихий голос у него из-за спины. Он сразу узнал его. Мягкий и вкрадчивый голос Марлин он уже давно научился различать в толпе, вычленять из десятка других девчачьих, звучащих одновременно, наперебой. Сириус остановился, но не смог заставить себя обернуться. Меланхолия больно давила на грудь, навязывала плохие, грустные и тяжелые мысли. Параноидальные. Нечестные. Он и сам не мог вспомнить тот конкретный момент, когда начал смотреть на Марлин иначе. Просто уже не мог представить себя без этой теплой тайны внутри. Он ведь никому не говорил. Даже Джеймсу. Друзья бы сказали: "иди, Бродяга, действуй! Она будет твоей, также как и остальные девчонки, которым ты предлагал встречаться". Но он впервые боялся провала. Да и был в этом какой-то шарм — быть безответно влюбленным; была романтика в том, чтобы быть окруженным девушками, которыми не интересуешься, и втайне оглядываться на ту, что так нравилась. Но он уже дал себе обещание. Их Сириус всегда умел сдерживать. Не зря ведь, наверное, про него ходят такие слухи, что он грубый и эгоистичный. Вероятно, так оно и есть. А зачем такой девушке, как Марлин, такой как парень, как он? На такое даже его самоуверенности не хватало. — Это я, — отозвался Сириус, попытавшись вложить в голос иронию. Марлин обошла его и остановилась ближе, чем следовало. — Я хотела спросить, почему ты до сих пор ничего не ответил мне. Мне показалось, у тебя нет причин отказывать. Если есть, то скажи, и я отстану. Сириус смотрел ей прямо в глаза несколько секунд, но не выдержал и отвел взгляд в сторону. — Не думаю, что это хорошая мысль. Грудь Марлин высоко вздымалась, а щеки от холода залил румянец. Сириус с нежностью и заботой думал о её обнаженной шее, которую она не прикрыла, не планируя выходить на улицу. Очень хотелось обмотать вокруг неё свой длинный, мягкий шарф. Закрыть до самого носа, чтобы губы не обветривались. — Ладно, — её голос прозвучал до крайности обиженно. — Могу я хотя бы узнать почему? — Нет, — с трудом ответил Сириус, не смотря на неё. — И не нужно сцен. Давай просто забудем об этом, — сказал он и поднял взгляд. Гамма эмоций, отразившаяся на её лице, расстроила Сириуса ещё больше. Он отчаянно надеялся, что ей будет всё равно, что она скажет ему что-нибудь, что ему всегда говорят девушки в таких ситуациях. Он знал, что она не станет разыгрывать драму, кричать на него или осуждать, и возможно это далось бы ему легче. Вместо этого она молча смотрела на него, сведя брови к переносице. Марлин раздраженно затрясла головой, порываясь что-то сказать, но вместо этого просто обошла его и быстрым шагом направилась обратно в замок. Сириус только ждал этого, чтобы сорваться с места и стремительно направиться прочь, к Запретному лесу. Благо дезилюминационные чары он освоил ещё в прошлом году, и они удавались ему довольно неплохо. Теперь он мог спрятаться ото всех, когда захочет. Сириус терпеть не мог расклеиваться. Разваливаться. Он всегда выглядел самоуверенно, потому что был таким на самом деле. Девушки? Уходят! Проблемы? Решаются. Печаль? Мимолетна. Он не позволял эмоциям вроде хандры брать над собой верх. Да, обиду и злость он сдерживать не мог почти никогда. Но чтобы Сириус Блэк грустил? Хогвартс скорее рухнет! Холодные ветра не приносили хорошего настроения, серое небо не манило взлететь. Сириус шёл по тихим тропинкам Запретного леса и хотел только одного — бурных, опасных приключений со своим самым лучшим другом.***
Сладости флагами развивались под потолком, скручивались в спиральки и подпрыгивали, как пружинки. Летучие шипучки возбужденно жужжали в упаковках, в нетерпении заставить левитировать какого-нибудь не менее возбужденного третьекурсника. Карамель сама накручивалась на деревянные палочки, которые затем залетали в холодильный коробок, застывали и готовые в продаже вставали на витрину. Продавец, словно дирижёр, взмахивал волшебной палочкой, заставляя лавку дышать и непрерывно двигаться, будто в танце. Римус хватался за первые попавшиеся коробочки со сладостями, снова и снова прокручивая в голове произошедшее. Ему показалось, что он никогда раньше не был таким смущенным. Римус боялся, что если повернет голову хотя бы на миллиметр, то обязательно встретится взглядом с Мо, хотя та, на самом деле, также как и он отчаянно отводила глаза. На пустынной дороге к Визжащей хижине у них состоялся необыкновенно откровенный разговор. Никому, кроме Тери, Моника не говорила подобных вещей так открыто. Раньше, едва кто-то задавал хоть сколько-то личный вопрос, её тут же сковывало и она ощущала себя в ловушке, словно в коробке, в клетке. Римус не доверял никому кроме своих друзей. Он имел склонность к тому, чтобы вывалить кому-то все свои чувства после того, как долго сдерживался, но кому же их вываливать, если никому нельзя верить? Ведь никто кроме Мо и не говорил, что это нормально — быть таким, как он. Ощущение было сравнимо с тем, как если бы в диком лесу он сошёл со знакомой тропы в чащу, где его всякий раз ожидали самые страшные твари, но впервые это оказалась бы безопасная, солнечная поляна. Стоя между елей, на которых уже начинал скапливаться первый снег, Римус и Мо неловко столкнулись губами в нерешительности перевести это в настоящий поцелуй. У подножия своей тюрьмы, прячущей его истинный облик от других людей, Римус чувствовал особый трепет, приведя туда девушку, которая знала, что это за место. Моника коснулась ладонью его щеки, провела пальцами по шрамам и опустила глаза. — Поэтому ты один? — невольно вырвался у неё очевидный вопрос. — Ты так несправедлив к себе, Римус. Ведь ты как никто другой достоин того, чтобы тебя любили. Даже если Римусу было, что ответить, то он не смог заставить себя выдавить и звука. Он так сильно смутился от произошедшего, что едва мог шевелиться. Моника приподнялась на цыпочках и снова неумело прикоснулась своими губами к его. Стоило Римусу немного приоткрыть рот и ответить на поцелуй, как она обхватила его одной рукой за шею, отчего он по какому-то наитию схватил Мо за талию и притянул ближе к себе. От мысли о том, что рядом был человек, который настолько доверяет ему, такому незнакомому, зная то, что, казалось бы, должно отталкивать, он сходил с ума. "— Так не бывает, — убеждал он себя, уже стоя у прилавков. — Наверное, я просто сплю. Это не похоже на реальность." Впервые у него внутри всё так неистово бушевало. Впервые за долгое время он почувствовал себя по-настоящему живым. В желудке всё так прыгало, будто он слопал целую пачку мятных жаб. Римус схватил с полки пачку медовых ирисок и шоколад в ярко-желтой упаковке и протянул продавцу, краем глаза наблюдая, не подошла ли снова к нему Моника. Ему захотелось сделать ей такой подарок. — Шоколад со вкусом горчицы? — прыснул от смеха толстячок за кассой и закрутил пышный ус. — Вы уверены в выборе, молодой человек? — Мерлин, что?! — Римус выхватил у него из рук плитку шоколада, и его лицо начало стремительно краснеть. — Вот это был бы сюрприз. — Таким сердце дамы ты точно не покоришь, — расхохотался тот. — Если только она не любительница острых ощущений. "— Кажется, именно такая она и есть," — немного грустно подумал Римус, протягивая продавцу цветастую коробочку шоколадных конфет со вкусом каких-то ягод.