Одинокий

Этот мир, на самом деле — загадочное место. Никто толком не знает, да никому и не доступно это знание, сколько разнообразных тайн скрывает в себе общий дом человечества. Люди привыкли смотреть в свою тарелку, самые завистливые поглядывают еще и в тарелку соседа, отчаянные мечтатели порой задирают голову вверх, но на этом все. А мир прекрасен и ужасен одновременно, в нем царят простые, пусть и жестокие законы, и все вокруг окутано едва видимой вуалью странных тайн. Дементоры в Азкабане мечтают увидеть свет. Ослепительно-яркий, он губителен для них и одновременно безумно привлекателен. Так привлекает лишь запретный плод, недоступный, но сладкий. Самый яркий свет возникает от человеческой души, и потому дементоры готовы служить магам и охранять их преступников в холодной крепости посреди ледяного моря. Именно поэтому они с такой радостью откидывают свои капюшоны, исполняя приговор британского Визенгамота. Именно поэтому их так отчаянно боятся призраки. Гарри провел несколько недель над ледяным океаном, стараясь успокоить бушующих тварей, огорченных потерей приговоренного к казни Сириуса Блэка. Смерть обещал, что дементоры больше не побеспокоят Поттера, но дело в том, что они его и не беспокоили, скорее, это он беспокоил их своими визитами. Гарри отрывался только на короткий сон, жуя бутерброды прямо на лету, или не жуя ничего вовсе. Смерть хвалил помощника за усердие, но Поттеру удалось отстоять лишь несколько душ, остальные пришлось отдать разбушевавшимся дементором. Гарри старался из последних сил, но именно ему пришлось отводить перепуганных обреченных, даровать им забвение и покой, чтобы они ничего не чувствовали и не боялись в момент развоплощения. Яркий свет слепил глаза подростка, несколько раз он даже возвращался домой на ощупь. Зрение каждый раз восстанавливалось до прежнего состояния, но не сказать, чтобы Гарри это особенно радовало. Кажется, тетя Петунья пеняла ему за то, что он забыл о дне рождения Дадли. Кажется, дядя Вернон приглашал его на пикник. Возможно, на его собственное четырнадцатилетие организовали огромный торт с кучей свечек. Тетя Петунья гладила его по волосам, стараясь успокоить взбунтовавшиеся вихры. Возможно, Дадли дулся на отказ совместно пройти только что выпущенную игрушку. Пожалуй, машина дяди Вернона требовала внимания, а сам дядя пытался завести с племянником мужской разговор… Кажется, Гарри не заметил, как прошли летние каникулы. Самайн в этом году выдался особенно ярким. Гарри пришлось оставить учебу и даже днем покидать Хогвартс для того, чтобы успокоить разбушевавшихся призраков. Пелена между двумя мирами истончилась, и те из душ, что не нашли покой из-за насильственной смерти, ринулись в проем, желая отомстить. Днем Гарри штопал то тут, то там появляющиеся прорехи огромной иглой, сделанной из добровольно отданного единорожьего рога. Нить была сплетена из хвоста того же единорога, а сам он, лишившийся оружия и красоты, совсем молоденький жеребенок, послушно отвозил Поттера к прорехам, охранял его покой и тихо ржал, когда нужно было вернуться домой. Показавшись студентам и профессорам, Гарри спал пару часов, а затем выходил в ночь, чтобы оборонять еще оставшиеся прорехи от роя разъяренных призраков. Неупокоенные души — страшны в гневе, а их единственное желание отомстить придает им много сил. Они не знают, что воплотив месть, перейдут в разряд преступников и станут для Смерти расходным материалом, тем же кормом для дементоров, например. Именно поэтому мрачный жнец так спокойно относился к их порывам и не спешил приходить на помощь Поттеру. И все же Гарри не мог оставить в беде невинные души, не ведающие, что творят. Их боль и ярость были близки Поттеру, а потому он ночь за ночью терпел полученные от них раны, но не пускал в мир живых. Подросток считал, что раз уж он согласился быть помощником Смерти, следует выполнять свою работу достойно. Гарри не запомнил точно, но кажется, в этом году в замке было куда больше студентов, чем обычно. Быть может, кто-то из них что-то говорил о Турнире Трех Волшебников. Невилл выступил четвертым, лишним чемпионом от школы, и теперь Седрика упрекали за то, что он поторопился выставить свою кандидатуру. С факультета Хаффлпафф не выпускаются сильные маги, а ведь Невиллу разобраться с испытаниями было проще простого. Кажется, в замке были драконы, или русалки. Быть может, студенты обсуждали между собой что-то кому-то приснившееся? Гарри не следил за этими слухами, его не интересовали оценки в собственном табеле, а преподаватели и раньше не замечали его. Какой-то старый магл все звал его из-за завесы, прося отомстить за себя, и Гарри все никак не мог разобраться, почему не может найти старика ни в мире живых, ни в мире мертвых. Особенно сложно оказалось с Драко и профессором Снейпом. Эти двое не желали оставить его в покое, на них не действовали чары, заставляющие окружающих даже не подозревать о существовании Гарри. Малфой первое время следовал за другом по пятам, касался его горячими ладонями, заставляя чувствовать тепло, от которого тот почти отвык. Драко таскал друга на соревнования по чему-то там, на которых Поттер мирно спал, нашел ему девушку на рождественский бал, но, кажется, Полумна и сама витала в потустороннем мире. С ней, кстати, Гарри было хорошо. Эта девушка оказалась такой же холодной, как и сам Поттер, она не принадлежала этому миру полностью, могла видеть призраков и знала о Гарри больше, чем показывала. Она вообще знала об этом мире куда больше, чем все остальные, а потому Полумна и Гарри сделали вид, будто встречаются. Поттер смог таскать ее вместе с собой и показывать мир, учить ее владеть своими силами, а она с радостью выполняла нехитрые последние пожелания усопших, донося от них живым послания, выполняя мелкие поручения. У нее был такой потусторонний вид, что ее никто не воспринимал всерьез и при этом все верили каждому ее слову. Гарри даже стало немного полегче выполнять возложенную на него смертью работу. Профессор Снейп заставлял Гарри питаться, не раз и не два затаскивал в свои покои, чтобы напоить горячим чаем и проверить уроки. Он пристально поглядывал на подростка, безмолвно предлагая поделиться тем, что на душе, однако Поттер не стремился к сближению. Даже появление похорошевшего и округлившегося Сириуса Блэка не спасло ситуацию: Гарри все так же не было дела до реальности. Потусторонняя работа захватила мальчика полностью. В конце концов профессор Снейп надулся, а Драко отступился, или наоборот — Поттер не запомнил подробностей. В тот момент он мысленно ликовал, поздравляя себя с победой. Ему казалось, что теперь Драко и близко не приблизится к нему, подружится с кем-нибудь еще, влюбится в хорошенькую девчонку, и тот сон, что так долго мучил Гарри, никогда не воплотится в реальность. Поттер не боялся собственной смерти, но он отчаянно переживал за Драко и будущего убийцы ему не желал. Ужасное будущее казалось перечеркнутым, когда Гарри поднял из постели странный зов. За окном разгорался уютный вечер, в замке было тихо, только в открытое окно доносились странные крики. Гарри поднялся и потряс головой, припоминая, что именно сегодня, кажется, должен был состояться финал Турнира Трех Волшебников. И кажется, участников, было четверо. Поттер слишком устал ночью, носясь по всему свету, а потому он попросту проспал этот день. Проснулся хорошо отдохнувшим, но наполненным смутной тревогой. Кто-то звал его, так пронзительно, что достал даже из сна. Поттер оделся и осторожно выскользнул наружу, двигаясь на зов. Он узнал этот зов: помощника Смерти звал тот самый странный старик, которого не было ни среди живых, ни среди мертвых, теперь Гарри чувствовал это особенно отчетливо. Поттер пробрался мимо собравшихся на стадионе для квиддича болельщиков, кинул короткий взгляд на светлую макушку Драко, потер занывшую грудь, а потом полетел, наслаждаясь своими силами и стараясь успеть к зовущему. Гарри… успел. Солнце успело погаснуть, когда Поттер, наконец, опустился на землю тихого кладбища. Обычно тихого, поскольку сегодня там было шумно: толпы возмущенных призраков требовали наказать того, кто нарушил их покой самым омерзительным из ритуалов. А еще Гарри увидел… Седрика Диггори, того самого чемпиона, которому в этом году досталось немало упреков. Седрик стоял возле собственного тела молочно-белым призраком и все никак не мог поверить своим глазам. — Привет, Гарри, — застенчиво улыбнулся он, хотя до этого они были незнакомы. — А я вот умер. Простота сказанного и ужас произошедшего настолько ошеломили Поттера, что тот не сдержался. Призраки призывали его отловить и наказать совершившего ритуал, но Гарри не мог оставить здесь погибшего юношу. Только не сейчас, когда связь души с остывающим телом все еще была крепка. — Возвращайся, Седрик, — испытывая страшную муку от творимого колдовства, произнес Гарри и порывом всей своей магии вернул душу в тело. Призраки злобно залопотали, Гарри встал, покачиваясь, и поспешил дальше, туда, где между могильных памятников сновал Невилл, спасаясь от воскресшего Волдеморта. Силы покидали юношу, а потому он смог лишь немного помочь Лонгботтому и вызвать на свет всех тех, кого Неназываемый убил лично за свою жизнь. Освобожденные души, включая того самого старика, что так долго звал Гарри на помощь, и родителей Невилла, окружили Волдеморта и помешали ему убить его. Невилл дернул к себе кубок и вернулся в Хогвартс, Гарри же поспешил убраться подальше от кладбища, таща за собой сонного, ничего не понимающего Седрика. Вопли Волдеморта, его проклятия и крики наказываемых слуг заглушали шаги подростка. Он сумел уйти подальше от места сражения, после чего рухнул на землю, лишенный последних сил и раздавленный осознанием: он не справился. — Не пытайся понять, что здесь произошло, — посреди тихой маленькой долины недалеко от деревушки Литтл-Хэнглтон появилась девушка, словно сотканная из лунного света. — Наш Гарри спас тебя, но об этом никому нельзя рассказывать. Давай мне руку, я помогу тебе и Гарри вернуться домой, пока вас никто не заметил. Невилл, наверное, всем расскажет, что ты умирал, но ты скажешь, что он просто огляделся. Тебе поверят, ведь ты — живой. Девушка ласково обхватила запястье ошарашенного Седрика, проворно подхватила Гарри за капюшон мантии, и они все вместе исчезли с поляны, на которой еще слышались гневные завывания призраков. — Что ж, мой мальчик, — недовольно прошипел Смерть, — ты сам выбрал свою судьбу.