Right Where It Belongs

Все становится хуже. На самом деле с появлением Нэо – Избранного, ага – люди ожидали какого-то разряжения обстановки, перевеса в свою сторону на затянувшейся треклятой войне, катарсиса – если будет угодно. Возможности дышать свободнее. На деле же все, что получил Зеон – надежда, которая и так была при нем все эти годы. Надежда, которая с появлением Избранного, стала еще более давящей. Душащей. Сжигающей изнутри. Матрица стала опаснее. Да и реальный мир, к слову, тоже. Капитаны кораблей перешли на потенциально новый уровень неврастении и паранойи, ожидали нападения буквально 24/7, были в любой момент готовы к тому, что агенты появятся из-за лотков уличных торговцев фаст-фудом, выпрыгнут из кустов, вылезут из-под их собственных коек на кораблях. Сообщения об охотниках, патрулирующих тоннели канализаций, приходили каждые несколько часов. Барри задолбался их расшифровывать, если честно. Уэллс пребывал в состоянии привычного для него бесстрастного спокойствия, он держал себя в руках, как и полагается капитану разведчика. Проблема была в том, что все они уже давненько варились вместе, чтобы не заметить, как ранее плавные движения их лидера, стали более угловатыми и напряженными. Циско, их бессменный – и чересчур вездесущий и говорливый – оператор, стал еще более вездесущим и говорливым. Оптимистичным россказням скоро-мы-задвинем-этим-машинам-по-самый-базовый-код не было предела. Хартли прибавил очков мудачизма. Кейтлин, наоборот, все больше задумчиво молчала. Ожидание чего-то – чего-то – пронизывало весь корабль от датчиков радаров на носу до кормовых орудий, с каждым днем все сильнее и сильнее давило под желудком. Неопределенность подвешенного между адом и раем состояния жрала мозги без соуса. Барри был уже готов на все – чудо спасения или неминуемую гибель – ему стало глубоко похрен, серьезно, пусть только случится хоть что-то. Но ничего не происходило. Где-то на другом конце цивилизации Навуходоносор неторопливо вез свой экипаж, Нэо носился по матрице, спасая человечество. Здесь же капитан Уэллс и его команда выполняли приказ мониторить окраины. – Барр, туда и сразу назад, ты понимаешь как сейчас все непросто, – говорит Циско помогая Барри забраться в кресло. – Я знаю, это не займет много времени, но постарайся все же быстрее. Барри криво улыбается. Циско колдует над клавиатурой, сверяясь с мониторами. – Я быстрее всех на этом корабле, бро, – говорит Барри. – Моргнуть не успеешь. – Ага, конечно, – усмехается Циско. И Барри вышвыривает в матрицу. Он убирает в карман мобильник и медленно приоткрывает дверь, цепко осматривая просторный зал. Его перебрасывает в туалет какой-то невзрачной закусочной и, если честно, это не самая худшая точка назначения. Неделю назад Циско перепутал координаты и высадил его в стрип-клубе. Забавная история получилась, ничего не скажешь. – Почтовый ящик через квартал, – говорит Циско, кажется, внутри его мозгов. – Не заблудись. Барри тяжело вздыхает и направляется к выходу из кафе. Несколько посетителей провожают его взглядами – парень в черной кожаной куртке и ярко-красной футболке с броской надписью come on, baby light my flash – смотрится неуместно в кантри-бистро. Барри только надеется на то, что не настолько неуместно, чтобы кто-то из них через секунду обернулся озлобленным мужиком в отглаженном костюме. Пожалуйста, нет. Ситуация стала опаснее и капитаны перестали пользоваться сетью канализационных маяков, пересылая сообщения только через защищенные каналы матрицы. А поскольку связью на С.Т.А.Р.Лабс занимался именно Барри, в матрицу по сто раз на дню приходилось лезть именно ему. Сказать, что он был не в восторге – преуменьшение тысячелетия. Суть вылазки всегда была одна – найти почтовый ящик, выбросить в него пару конвертов, принять звонок, очухаться в кресле – делов-то на пять минут; но каждый второй раз такой, кажется, банальщины, неизменно оборачивался приключениями. Барри никогда толком не везло с матрицей, вечно происходила какая-то хрень, в основном некритичная – один раз он грохнулся в фонтан (и до самого выброса бегал насквозь мокрый, Барри ненавидел воду), еще было дело, въехал на мотоцикле в тележку с хот-догами (фантом тошнотворного запаха горчицы преследовал его еще с неделю). Но случалось что и похуже. Все приветливые старушки вокруг него неминуемо становились агентами. Все собаки в радиусе километра неизбежно хотели сожрать его джинсы. Барри обзавелся аллергией на велосипедистов, девочек торгующих печеньем и цветочные лотки. Барри не был Нэо, да он и до середнячка-то не дотягивал – программы обучения становились как-то криво, он так и не освоился в стрельбе и рукопашном бою хоть на троечку; зачастую, все что оставалось – спасаться бегством. Да, уж чему матрица его и научила – так это бегать. Происшествия преследовали его как фанатичные поклонницы своего кумира, были из серии абсурда и творились постоянно. Всего Барри и не вспомнит, но это ничего – Хартли вел список дерьма, что постоянно валилось на его голову (просто потому, что это Хартли и он находил забавным коллекционировать случаи чужих неудач, раз уж развлечься на постапокалиптическом корабле кроме выживания было особо нечем). – Как дела на горизонте? – спрашивает Циско и Барри едва ли не подпрыгивает, вырванный из собственных мыслей. – Чисто. – У меня тоже. Тон Циско привычно непринужденный, но все же Барри чувствует нотки напряженности. Рамон прекрасно в курсе фатально погнутой кармы Барри и, конечно, не может не волноваться за собственного друга, который способен нажить неприятностей даже сидя на жопе ровно. (И такое уже было: Барри раскачивался на ящике и зацепил один из кабелей питания. Ничего страшного, через несколько часов его нашли, заваленного коробками запчастей, канистрами смазочных материалов, запасной одеждой и прочим хламом, что хранился в трюме на слетевшей полке, все в порядке, правда). Барри пересекает улицу и сворачивает у тату-салона. Он знает этот район. Ящик не так уж и далеко. Он пытается вести себя спокойно – ведь он обычный житель этого города, который просто куда-то идет, как и тысячи людей вокруг него – но все же легкая нервозность тупыми иглами царапает его кишки. Барри незаметно осматривает прохожих, пытаясь уловить хоть намек на трансформацию. Он вглядывается в окна. Обходит стороной людей с телефонами. Старается не заорать завидев девушку, выгуливающую собаку. До пробуждения Барри и не догадывался, насколько в этом городе много, мать их, людей. Он доходит до почтового ящика и быстро забрасывает письма в прорезь. Нервно облизывает губы. Что ж, не так уж все и плохо на этот раз. Взгляд натыкается на парня стоящего у входа в магазин музыкальных инструментов. Ну как, парня. Барри бы не взялся оценивать его возраст – он выглядит так, будто ему с одинаковой вероятностью может быть и двадцать, и сорок пять. На нем нелепая в это время года парка, темные джинсы, тимберленды и… да. На другом конце поводка, что он держит, оказывается собака. Небольшая, но собака. Мопс, – думает Барри. – Это мопс. Как часто мопсы загрызают людей? Незнакомец смотрит прямо на него, а Барри ненавидит когда на него смотрят – это всегда плохо заканчивается. Собака вынюхивает что-то под урной, поворачивает голову в сторону Барри. Высовывая язык, тянет воздух, что-то мямлит на своем собачьем и лает. Ее хозяин едва уловимо улыбается. Позвоночник Барри прошивает холодом. – Циско, – выдавливает он. – Вытаскивай меня нахрен отсюда прямо сейчас. Циско спешно бормочет «окей, окей» и мобильник Барри начинает разрываться истеричным дабстепом (Барри убъет Циско за этот рингтон, но как-нибудь потом). Барри хватается за телефон как альпинист за спасательный трос и, прежде чем он исчезает, он успевает подумать, какие же у этого парня глаза красивые, обалдеть можно. В следующий раз все проходит не так гладко. Барри несется по улице, будто за ним гонится сам ад (что, вобщем-то не далеко от истины). Он бежит, толком не разбирая дороги, малодушно надеясь наткнуться на почтовый ящик, раз уж к первоначальному ему путь отрезан. Циско раз пятнадцать предлагает его вытащить, Барри отказывается – никакие сокровища мира не заставят его залезть в матрицу повторно, чтобы доставить эти треклятые письма, по крайней мере, в ближайшие сутки. Сообщения важные, срочные, он должен сделать это здесь и сейчас, вернуться на корабль, съежиться калачиком на своей койке и пролежать так чертову вечность, пытаясь забыть весь этот ужас. Да, такой вот план. Дерьмовый, но у Барри бывали и по-дерьмовее. И он бежит, бежит и бежит. Циско кричит, кричит и кричит. Барри минует еще один район и наконец-то удача ему улыбается. Он забрасывает письма в, робко выглядывающий из-за вывески магазина «все по доллару», ящик и несется дальше. – Циско! – кричит он. – Господи боже, Циско! У него на хвосте три агента и это – бесспорно – его персональный рекорд. Как-то раз он слышал, что у них есть имена, особенно много слухов ходило о каком-то Смите, но Барри плевать как там их зовут, правда, он даже знать не желает, как именно получили эту информацию – ведь агенты обычно ничего не говорят, а только стреляют, вот прямо как сейчас. Барри не оглядывается. Он оголтело несется куда ведет его дорога. Рефлекторно закрывается руками от пролетающих мимо пуль, будто это поможет, и прыгает. Спотыкается. Скрипяще-грохочущий телефон – вот же гребаный рингтон – который всего секунду назад был в его руке, отлетает на неслабые пять метров. Его ногу что-то держит, сжимает до боли и жестко тянет назад. Барри дергается, юлит, пинается и наконец-то оборачивается. Прямо рядом с ним лежит агент, а его пальцы намертво сжаты на его лодыжке. Он абсолютно точно один и Барри понятия не имеет где еще двое (не то чтобы он жаловался, ему достаточно, правда). Агент остро скалится и тянет его на себя. Гребаное все. Барри забывает как дышать, такого ужаса он еще никогда не испытывал. Какая-то часть его сознания удивлена тем, что он – волшебным образом, не иначе – еще не визжит от страха. Внезапно, откуда-то справа, в их бучу влетает что-то тяжелое, массивное; нос Барри утыкается в меховую отрочку на капюшоне темно-синей парки, агент охает под весом свалившегося тела, которое тут же оттаскивает его подальше от Барри. Агент получает по ребрам и окончательно разжимает хватку. – Проваливай отсюда, Скарлет! – кричит парка, в которой Барри с удивлением узнает того-самого-любителя-мопсов. И Барри бы даже возмутился – Скарлет? Ты охренел что ли? – если бы это не был самый кошмарный день в его жизни. Пальцы агента тянутся выцарапать чужие глаза, парень уворачивается и руки сжимаются на его шее. Незнакомец хрипит, пытаясь отцепить от себя пышащего ненавистью и жаждой насилия психопата. Циско тараторит неразборчивую чушь на испанском, кажется, молится; слишком уж много в его речи «Санта Мария». Барри судорожно пищит что-то нечленораздельное и быстро подтягивает ноги под себя, пытаясь если уж не встать, то хоть перевернуться на колени. Он не помнит как доползает до телефона, но в итоге принимает вызов. Когда он открывает глаза в кресле С.Т.А.Р.Лабс, его щеки влажные от слез, а Циско, нависший над ним, выглядит так, будто только что сдал три литра крови. Губы капитана Уэллса, замершего в проходе в жилой отсек, сжаты в напряженную линию. Кэйтлин сверяется с показаниями и вводит Барри успокоительное. Хартли чиркает что-то в своем наладоннике – Барри уверен, что пополняет Список Невероятных Неудач Барри Аллена, но ему плевать. Молчит, и на том спасибо. Барри закрывает глаза. Проходят три дня. Уэллс запрещает ему даже подходить к креслам подключения. Каждый раз, когда эта тема всплывает в разговоре, все неминуемо заканчивается повышенными тонами. Циско нельзя в матрицу – при таком раскладе в кресло оператора придется сесть Хартли и, если оценивать его навыки куратора по десятибалльной шкале, то он окажется где-то в отрицательном секторе. Сам Хартли, будучи механиком, единственный, кто может нормально расшифровывать данные радаров и удерживать вечно разваливающийся корабль от разрушения. Он слишком нужен вне матрицы, чтобы засовывать его внутрь хоть на несколько минут. Кейтлин рождена в Зеоне и не имеет портов подключения, хотя и без этого ее туда никто не отправит – тут все понятно. Капитан Уэллс, кажется, проклинает тот день, когда решил не дожидаться выздоровления Джо, Айрис и Эдди, и отправился в путь неполным экипажем. Он трижды сам заходит в матрицу для отправки сообщений, когда он собирается спуститься в четвертый раз, Барри поднимает такой скандал, что странно вообще, что охотники не замечают его вопли в вечно гулкой пустоте тоннелей канализации. Барри немного стыдно – или не стыдно – он последнее время сам мало понимает, что творится в его башке, но что он знает точно, так это то, что матрица действительно опасна и если они потеряют капитана, вот уж тогда точно наступит полный абзац. Второй по званию на корабле после Уэллса – Джо, но Джо нет с ними, а второй по званию среди собравшихся – Хартли, и Барри не готов увидеть что произойдет, если Ратауэй примет командование. Настолько не готов, что согласен сдохнуть сам, лишь бы этого не видеть. Ну и еще он не намерен рисковать Уэллсом в принципе. Айрис всегда говорила, что у него большое сердце – Барри неизменно пытается помочь, спасти, принять удар на себя. Барри же считает, что на самом деле он конченный эгоист и немного суицидник – он добровольно залезет в самую гущу адского пекла, в самые недры шестерней машины смерти, лишь бы двинуть кони раньше всех и не видеть смертей кого-нибудь из друзей (даже, мать его, засранца Хартли). Эмоциональный дебют Барри в качестве Королевы Драмы имеет эффект – он спускается в матрицу. Барри добирается подворотнями, чуть ли не перебежками от мусорного бака к мусорному баку. Дергается от каждой тени, прячется от каждой кошки. Когда он выныривает на улицу с почтовым отделением (потому что по-другому до чертова ящика ему никак не добраться), у двери офиса стоит парень в парке, сосредоточенно изучая расписание работы, будто там есть вообще что читать. Барри замирает на секунду, парализованный, потому что, серьезно – что. Незнакомец держит в руках стаканчик из Старбакса и, прищурившись, Барри разбирает корявую надпись – Лен. Он медленно подходит ближе, так медленно и невесомо, будто парень в любой момент может взорваться. Лен неглядя берет с крышки ящика другой стаканчик и протягивает в его сторону. – Карамельный макиато, – говорит он. – Клянусь, он не отравлен. И, надеюсь, не остыл. Барри механически берет напиток и невольно отслеживает взгляд парня – на двери приклеена реклама «…мгновенных безадресных денежных переводов без открытия счета более чем в 100 странах мира». – Лен? – спрашивает он, потому что молчание становится каким-то слишком слишком. – Леонард вообще-то, – отзывается парень. – Но меня так звали только учительницы и отец. Поскольку ты не преподаватель младших классов и не имеешь тяги лупить собственных детей, давай остановимся на Лене. От упоминания такой давно забытой, эфемерной, но от этого не менее пугающей вещи, как домашнее насилие, Барри невольно ежится. Он прячет взгляд, натыкается глазами на кофе в своих руках – над логотипом Старбакса красуется Скарлет – и тянет носом запах. Который просто божественнен. Да, конечно, все это смоделировано матрицей и блаблабла, но от этого не становится менее прекрасным. Матрица вообще породила много хороших вещей. Музыку, например. Барри точно не знал создавали музыку люди, завязшие в системе, или она была производной самой матрицы, да и плевать ему было что там первопричина – Beatles все еще были его классикой, концерты фортепьяно с оркестром пробирали до самых печенок, а Prodigy звучали так же драйвово, как и в детстве. И ничто из этого не потеряло своей крутости даже после того, как с Барри случился Морфеус и его разноцветные таблетки. (Ага, именно Морфеус, потому что в поисках Избранного он стал чуть ли не иконой рекрутинга Зеона и практически все проснувшиеся за последние лет десять, были на его счету). Он еще раз тянет запах – пресвятые угодники, именно так и пахнет рай – и делает аккуратный глоток. Барри, пребывая на седьмом небе от свалившегося на него счастья, не сразу замечает, что Лен наблюдает за ним, ловя немалое веселье с его блаженного лица. – Привет, – мягко говорит Лен. – Привет, – отвечает Барри. Голос звучит сипло и он прокашливается, восстанавливая тембр. – Выглядишь так, будто никогда кофе не пил, – с тихим смехом говорит Лен. Барри гулко сглатывает – напиток переворачивает с ног на голову все его естество, но это ничто по сравнению с тем, как смех Лена обжигает внутренности щекочущими крыльями миллионов бабочек. И это абсолютно точно не должно быть так. – Семь, – говорит Барри. Лен недоуменно приподнимает бровь и Барри поясняет. – Лет. Семь лет не пил кофе. Не поверишь, как не хватало. Затянувшееся волшебство момента разрушает подошедшая женщина – она дергает дверь почтового отделения и им приходится сместиться с крыльца. Лен пихает Барри в сторону, и он только чудом избегает столкновения угла почтового ящика с собственным носом. – Ты должен отправить письма, – напоминает Лен. – А… да. Точно, – Барри будто очухивается ото сна. Он быстро охлопывает все карманы и, наконец, сбрасывает конверты в прорезь. – Ты программа? – спрашивает он. Потому что Лен не может быть не в курсе. Нет, правда. В ответ Лен только как-то странно искривляет губы, что одновременно и похоже на усмешку и нет. – Но ты не человек, – продолжает перебирать варианты Барри. На это заявление Лен все так же неопределенно ведет плечами. Его взгляд плывет вокруг, толком ни за что не цепляясь, но вдруг останавливается в конце улицы. – Вытаскивай его, – жестко чеканит Лен. – Сейчас же. – Секунду, – тут же отзывается Циско, будто этого и ждал. Барри недоуменно хлопает глазами – как он вообще забыл про Циско и, что более нереально, как Циско молчал столько времени? Он смотрит в направлении перекрестка, куда все еще направлен заиндевевший взгляд Лена, но не видит там ничего подозрительного. Телефон начинает биться в конвульсиях виброзвонка и первых нот идиотского – мать твою, Циско – рингтона. Барри не двигается, Лен поворачивается к нему и намекающе приподнимает брови, чуть ли не глазами указывая на трясущийся карман. – Скарлет, – терпение Лена все же испаряется. – Ответь на звонок. – Меня зовут Барри, – автоматически возмущается Барри. – Как скажешь, Скарлет, только ответь на чертов звонок. Барри открывает рот чтобы сказать что-то в ответ, что-то упрямое и неуместное, как он обычно и ляпает, но его привлекает странный громкий звук. Что-то похожее на металлический скрежет, пополам с непонятным уханьем. На ум приходят трансформеры из фильма Майкла Бэя, который он смотрел незадолго до пробуждения, там пришельцы издавали подобные жуткие звуки. Он смотрит в конец улицы и… одно из зданий начинает плавиться. – Какого хера, – и Барри вообще-то не матерится, Джо убъет его, если узнает, а Айрис устроит бойкот на неделю. – Какого гребаного хера. Лен чертыхается, и пока Барри безвольно пялится на неопознанный звездец, бесцеремонно лезет в его карман – Эй! – достает телефон и, проведя по экрану, прижимает к уху Барри. Мир рассыпается. Барри открывает глаза, нависшее лицо Циско недоуменно смотрит на него. – Ты, знаешь, прямо как Белоснежка, – говорит Рамон. – Умудрился подружиться с местной фауной. Больше в рубке никого. Когда Барри заходил в сеть, Кейлин уже спала, Хартли скрылся в машинном отделении, а Уэллс… ну, он был занят своими капитанскими штуками на капитанском компьютере. Сидеть с Барри, держа его за руку, нет никакого смысла – он либо вернется, либо нет; команда не успеет ничем помочь, если «выживет» вдруг начнет крениться в сторону «погибнет». – Ты уверен, что он не человек? – спрашивает Барри и трет переносицу. Боже. Мир становится ярче – Циско отшатывается в сторону мониторов и теперь потолочный свет может беспрепятственно выжигать зрачки Барри, проникая даже под прикрытые веки. – Не знаю, – доносится голос Рамона. – Не похож, если честно. Барри приоткрывает глаза и косится в сторону друга – Циско с дотошной сосредоточенностью пялится на валящиеся хреноглифы матричного кода и, конечно, понимает все до последнего символа; а Барри ведь так и не научился их читать. Вообще, в его жизни слишком много всяких так-и-не: он так и не научился расшифровывать код, так и не освоился в стрельбе, так и не поднатаскался в рукопашной, так и не понял, как избегать проблем на собственную задницу. Иногда Барри задумывался, как вообще так получилось, что он попал на корабль. Серьезно, даже Ронни был в разы полезнее, а Рональдом они звали систему охлаждения реактора, отводящую жар от двигателей, и позволяющую держать на корабле комфортную для жизни температуру. (Плод инженерного гения Хартли, который Кэйтлин в тайне нежно и трепетно любила, потому что была той еще мерзлячкой. Тем не менее, на ее натянутые отношения с самим Хартли это никак не повлияло). – Что там произошло? – задает Барри второй на повестке вопрос. – Ты видел, что случилось со зданием? Циско кивает и этот кивок выглядит... впечатленным. Еще бы, – думает Барри. – Даже Нэо бы охренел, а у этого парня, кажется, область мозга, отвечающая за удивление, давно и безвозвратно атрофировалась. – Похоже на, – и голос Циско звучит странно неуверенно, Барри давно уже не слышал такой робости от всезнающего друга. – Искривление кода. – Что, – потому что: что. Матрица, конечно, эволюционирует, развивается, да и без этого полна сюрпризов, но что такое, мать вашу, искривление кода? Циско пожимает плечами. Не похоже, чтобы он и сам что-то знал, но в итоге он, разумеется, додолбится до истины. Иначе это не тот Циско Рамон, которого Барри знает. В дверях появляется Уэллс с капитанским планшетником в руках. Он отрывает от экрана хмурый взгляд и пасмурно сообщает: – Курс на Зеон. Мы возвращаемся. Циско победно вскидывает кулак – Джо, Айрис, Эдди, а главное – Лиза! – и с ловкостью пианиста меняет ход корабля. Барри наконец-то поднимается с кресла и разминает затекшие плечи. – Что-нибудь еще говорят? – он кивает на планшет в руках капитана. Сообщения нужно только отправлять через матрицу, приходят они так же, как и раньше, если бы были отправлены системой маяков канализации или из центра Зеона – на личные компьютеры. Барри немного тоскует по тем временам, когда градус всеобщего помешательства не занял такой угол – тогда, даже если кто-то и оставался в городе, можно было переброситься парой фраз. Сейчас же отправляют только важные, никто не полезет в матрицу, чтобы отправить «Сегодня я поскользнулся на луже моторного масла и чуть не сломал себе шею. Снова». – Ничего нового, – говорит капитан. – Охотников стало больше. Радиоузлы ломаются чаще. Из матрицы не всегда возвращаются. Барри кивает и уходит в жилой отсек. Возможно, ему удастся немного поспать. Он трижды входит в сеть – и только один раз заканчивается тем, что его практически таранит армейский джип, два других проходят довольно спокойно – прежде чем снова встретить Лена. К тому времени Барри уже почти уверен, что Лен был его персональной галлюцинацией, секундным помешательством, может быть, отчасти подъебкой Циско – ведь только Рамон тоже хоть как-то контактировал с ним. Все это пахнет абсурдом, еще немного бредом и уж совсем несет обидой ребенка, у которого отняли полюбившуюся игрушку. Барри гонит от себя эти мысли, потому что и так чувствует себя довольно жалким, чтобы еще и добивать останки собственного душевного спокойствия молотом самокритики. Если он зайдется рыданиями, это мало кому поможет, наоборот, выбесит всех на корабле; развеселится, разве что, Хартли. Барри заталкивает письма в прорезь и пересекает улицу. Лен поднимает на него глаза только тогда, когда фигура Барри плотной тенью ложится на экран его смартфона. На нем все та же парка, вылинявшая футболка, темные джинсы и ботинки песочного цвета. Создается впечатление, что у него только один комплект одежды. – Почему именно «Скарлет»? – спрашивает Барри. – Привет, Скарлет, да, я тоже рад тебя видеть. Дела хорошо, спасибо, что спросил, – отзывается Лен и по мере того, как он говорит и пытается выделить мимикой перерывы на фразы подразумевающегося собеседника (что абсолютно очаровательно), его губы растягиваются в улыбке (что тоже абсолютно очаровательно, но Барри, нет). Барри изо всех сил пытается воссоздать Лицо Оскорбленного Человека, и, разумеется, его титанические потуги идут прахом. Подумать только, в мире где, кажется, все обзавелись искусством непроницаемого покерфэйса (особенно Морфеус и его бравая команда Спасения Человечества, они просто охренеть в этом), весь экипаж С.Т.А.Р.Лабс так и не научился корчить деревянное лицо. Хотя нет, были еще капитан Уэллс и Хартли. У них получалось неплохо. Улыбка Лена превращается в ухмылку. – Прекрати, иначе я начну ржать в голос, и к нам сбегутся все агенты города. Не говори потом, что не предупреждал. Барри закатывает глаза и садится рядом. Лен свободнее устраивается на скамейке, немного сползает, удобно расставляет ноги. Он кладет телефон на колено. Барри замечает на экране таймер с обратным отчетом. – Тебе действительно нужно знать почему «Скарлет»? – иронично вскидывает бровь Лен и его взгляд спускается с лица Барри на его нелепую алую футболку. – Что случилось с серьезными парнями в кожаных плащах и черных очках? Где твои, кстати? – В них плохо видно, – бурчит Барри. – Но у меня есть кожаная куртка. – А еще джинсы и кеды. Ты гробишь весь концепт. – Ой, заткнись. Лен подает ему свой стакан с кофе. Барри подхватывает его и делает жадный глоток, ему плевать на то, что на этот раз Лен не купил ему отдельный; что-то брать Барри – только продукт переводить, он в любой момент может – Энтерпрайз, поднимайте – и все. Прошлый ведь он так и не допил, а такой стоит бакса три, не меньше. В стаканчике обнаруживается карамельный макиато. Барри хмурится. – Ты не производишь впечатление человека, который без ума от сахара-с-кофе, – замечает он. – Я пью только черный, несладкий и без молока, – говорит Лен. – Но… Барри осекается. Стаканчик был уже наполовину пуст, когда он его взял – Лен точно сделал пару глотков. И он любит черный. Без сахара и молока. Он купил тот, что нравится Барри. И пил из него. И отдал его Барри. И это, вроде как, непрямой поцелуй. И, хватит Барри, ты же не ванильная школьница, господи. Взгляд падает в стакан, на стакан и… – Капитан Холод? – с легкой долей веселья читает он. – Серьезно? – Возможно, я был немного резок с баристой, – нехотя признается Лен. – Знаешь, тебе идет. – Это почему же? – Глаза. Лен приподнимает бровь – о, эта бровь – и Барри судорожно думает о том, что ему экстренно нужен какой-нибудь гений, который бы изобрел телепорт или портал в другие миры или еще что-то в этом духе; и нужен прямо здесь и сейчас, чтобы не объяснять Лену какого черта вообще. Он практически уже кричит Циско, открывает рот как раз для этого, да, Циско – это вариант, но вместо этого он говорит: – Что за таймер? Отсчет которого, кстати, минует отметку в четыре минуты. Лен бросает на смартфон взгляд человека, чье внимание вдруг привлекли к луже под ногами. – Время до следующего События, – невзрачно роняет он. – Ничего интересного. – Ух ты, – говорит Циско. – Барр, ты должен узнать о чем он. Барри предсказуемо вздрагивает – последнее время он с поразительным постоянством забывает о присутствии оператора, который вообще-то всегда наблюдает за каждым его шагом. И каждый раз, когда Барри проваливается в свои радужные облака, рядом Лен. Ну конечно. А еще Барри думает о том, что у Циско железобетонное чутье на всякие умные и очень важные штуки, на мелкие детали, незаметные вещи, от которых, как выясняется после, зависит многое. Не зря он непризнанный гений их команды. Он не промахивается с таким вот дерьмом, жопой чует. – Пару комментариев для необразованной, но очень пытливой публики? – с легким, но все же ощутимым, намеком спрашивает Барри. Лен молчит. Смартфон успевает отсчитать десять секунд, на одиннадцатой парень подает голос: – Время до следующей аномалии, которая должна случиться, ну... примерно, плюс-минус здесь. Если я встану и пройдусь метров пятьсот, выйдя из зоны, таймер спрыгнет на другое значение. Или обнулится, если я окажусь в области, где в ближайший час ничего необычного не предвидится. Барри удивленно приоткрывает рот. В микрофоне перестает раздаваться сопение Циско, к которому он уже так привык, что даже не замечал, и отсутствие которого, оказывается, оглушает похлеще пулеметной очереди. – Аномалии? Что это? – Искривление предначертанного хода событий, – пожимает плечами Лен. – Матрица не так уж и линейна, но если смотреть чуть более глобально, то практически все жестко спланировано. Многие детали, создающие иллюзию свободы выбора, на самом деле этого выбора не дают. Иногда происходят вещи, выпадающие из намеченного хода, они часто не имеют никаких предпосылок. И это логично, потому что они следствия не этого мира. Когда таймер обнулился в последний раз, ты появился где-то… Лен неопределенно ведет рукой, хмурится, прикидывая в уме, и указывает направление уже более четко. – Двор-колодец вот за тем зданием. Барри пялится на него так, будто перед ним Иисус. Циско протяжно свистит, а удостоиться восхищенного свиста от Циско – это впечатлить его до такой степени, что Рамон готов бы выдать нобелевскую, если бы она у него была. – Так вот как ты отслеживаешь меня, – пораженно выдыхает Барри. Мысли в его голове, кажется, сходят с ума. Они носятся туда-сюда, цепляются друг за друга, сталкиваются, разлетаются на осколки, склеиваются в бесформенное месиво. – Не совсем так, – качает головой Лен. – Впрочем, отчасти. – Как вообще…что за… где твоя собака? На самом деле, Барри знает, что частенько задает тупые и неуместные вопросы (нет, он не идиот, как бы в этом не был уверен Хартли, он просто иногда дурит, он живой человек, все тормозят время от времени и это нормально), но этого даже он не ожидал. Хотя, и правда. Где этот чертов социально опасный мопс? Циско издает неопределенный звук, который может быть одновременно и поддержкой его интереса и завуалированным «ой, деби-ил». Лен недоуменно моргает, сбитый с толку. – Ты на нее смотришь, – ошарашено говорит он. – Я переписал код. Взгляд Барри на смартфоне Лена. Экран которого отсчитывает последние секунды. Барри пытается как-то запихнуть в свое сознание мысль о том, что раньше Детектором Всякой Хрени, созданным Леном, была его собака; собака, которая облаяла Барри как только увидела. Лен действительно гений. Таймер обнуляется. Лен резко поднимает голову, смотря куда-то поверх крыш домов. – Скажи своему Большому Брату, что тебе пора домой, – говорит он. – Спроси у него, почему он сказал, «ближайший час», – одновременно с ним говорит Циско. – Что? – лопочет Барри. Когда они снова начинают одновременно, он не выдерживает, его череп вот-вот воспламенится, правда. – Заткнитесь оба! И синхронно с его раздраженным криком в здание через улицу прилетает Нэо – без шуток – реально, Нэо. Барри даже немеет от неожиданности. В смысле, да, он знал, что матрица едина для всех (конечно, если это не замкнутая симуляция) и каждый раз погружаясь в систему, он может в любой момент наткнуться на Тринити, Необу или там, Олли, но все же одно дело понимать весь этот сухой матан, а другое – вот так видеть. Пять агентов, тут же прилетающих следом за Нэо, не выглядят особо дружелюбными. Лен шипит сквозь зубы что-то мало литературное и хватает его за руку, грубо таща подальше от развернувшейся сцены избиения Избранного (или агентов), Барри едва не падает, перецепившись. – Давай, переставляй ноги, – бурчит Лен. – Я знаю, ты умеешь. – Спроси у него про час! – выразительно стуча по клавиатуре, сосредоточенно тарахтит Циско. Барри боится представить, что он там выдалбливает. И еще меньше он хочет думать о том, что сейчас происходит в вечно желающем жрать гениальном мозгу Рамона, в кои-то веки дорвавшемся до вожделенной еды. А, да. Есть еще Нэо и агенты, упоенно пинающие друг друга где-то за его спиной. Охренеть можно. Среди прохожих поднимается паника. Лен распихивает людей с дороги и у него получается весьма неплохо – БТР обзавидовался бы; они чуть ли не сносят маленькую девочку. Барри с сожалением смотрит ей в след, пока не замечает, каким острым взглядом она его провожает. Ее начинает бить в конвульсиях и Лен тоже улавливает это. – Да сраный боже! – кричит он, ускоряя шаг и таща Барри за собой. – Потому что я не понял пока как написать его так, чтобы он предвидел дальше часа! А теперь делай этот гребаный вызов! – Ты что, его слышишь?! – и о-о-о, кажется, голова Барри начинает дымиться, потому что этого всего действительно многовато для жалкого получаса. В этот раз Барри не думает о том, какой придурочный у него рингтон (хотя он невероятно придурочный, правда). Лен запихивает его в подворотню одновременно с грохотом выстрела. Они врезаются в край телефонной будки, стоящей как раз за углом, Барри инстинктивно упирается руками, попадая ладонью во что-то мокрое и теплое. Лен прижимает его своим телом, заслоняя живым щитом, и лезет в задний карман его джинс, вытаскивает верещащий телефон. Пальцы Барри дергаются, а глаза пораженно распахиваются, когда он понимает, запах чего именно чувствует. Что за жидкость на его руках. Почему Лен вдруг так сдавленно дышит. – Увидимся, Скарлет, – улыбается Лен. Барри моргает, замечая каплю крови в уголке его губ. И уха Барри касается телефон. Он валяется на собственной койке, малодушно подтянув колени к груди. Есть вещи, о которых ему следует подумать, некоторые так вообще осознать. Когда Барри разменивает так третий час, рядом садится Циско. – Знаешь, кем бы там ни был этот парень, но он изобрел технологию, которая может нас отслеживать, – говорит Циско в пространство. – Ты не думал о том, что будет, если он попадется агентам? Что, если он сам агент, новая версия защиты? – Он ни разу не пытался навредить мне, – гундосит Барри в сбитую подушку. – Наоборот, каждый раз вытаскивал мою задницу из полнейшей крипоты. Циско молчит. Вообще, он любит матрицу. Любит все ее проявления, бесконечные изгибы, изобилие принимаемых форм, адаптирующуюся пластику, красоту кода. Барри не понимает чем там можно столько восхищаться. Возможно, матрица слишком много раз пыталась его убить, поэтому все, что он испытывает в отношении ее – это бесконечный экзестенциальный ужас. Циско же, каждый раз, когда дело касается матрицы, все еще превращается в ребенка, дорвавшегося до банки с печеньем. – Он мог бы воровать письма, – продолжает рассуждать Циско вслух. – Но они ведь доходят. Лен был прекрасно в курсе зачем Барри спускается в матрицу и решить, что он саботирует почту – вполне резонно. Если бы сообщения не доходили. Неделю назад на Куин Консолидейтед произошла поломка какой-то хрени, что-то связанное с ходом корабля, и Фелисити прислала Хартли запрос. Ратауэй отослал ей в ответ некоторые схемы и пару комментариев, они и до сих пор переписываются (да, да, именно Барри рискует своей шкурой, доставляя их перегруженные технической бредятиной завуалированные подкаты). Уэллс регулярно отправлял сообщения в Совет, получал ответы все так же регулярно и, насколько Барри мог судить, не читая почту капитана, Уэллс не заметил ничего подозрительного и нестыкующегося. Лен мог бы не менять, но просматривать сообщения. Только вот, не понятно, какой ему прок в подробном восхищенном описании шестеренок, которым, несомненно, пестрели сообщения Фелисити и Хартли, и бесконечном «все чисто» – «продолжайте наблюдение» из переписки капитана и старейшин. – Я не говорил тебе, но тогда, когда он оттащил от тебя агента, в него высадили почти полную обойму. Барри тихо радуется – боже, Лен жив, что ему какая-то пуля от трансформировавшейся двенадцатилетки после полного магазина; а потом его догонят мысль о том, что почти полная обойма – это даже для программы билет в один конец, уж тем более, для человека. Если Лен, конечно, человек. Или программа. – Что он, нахрен, такое? – едва слышно выдыхает Циско. Если бы Барри знал. Они прибывают в Зеон. Как только корабль швартуется в доках, в командном центре моментально появляется Лиза, она забирается Циско на колени и, кажется, не намерена с него слезть ближайшее тысячелетие. Из рубки испаряются все, кроме этой влюбленной парочки, навечно и бесповоротно застрявшей в ажиотаже пубертата. Кейтлин уходит навестить Артемис. Уэллс направляется в Совет. Хартли исчезает где-то в направлении параллельно причалившего Куин Консолидейтед. Барри запихивает свой планшетник в вещмешок и замирает на ступенях трапа, так толком и не решив, куда именно ему идти. Можно было бы поискать Джо или наведаться на собственную жилплощадь. Неплохое начало, на самом-то деле, учитывая, что пункты назначения, буквально, по соседству: Барри выделили каморку за следующей от жилища Джо дверью. На середине пути его планшет пищит и он вытаскивает его из сумки. Подсвеченный экран демонстрирует непрочитанное сообщение. Барри тыкает на иконку почтового сервиса. <Куда пропал, Скарлет? Я соскучился> И сразу после этого <Да, это именно то, о чем ты подумал. Ты не сошел с ума. Ты, конечно, немного идиот, но не в этом смысле> И секунду спустя <Это защищенный канал, не волнуйся, я умею ломать сеть так, чтобы в итоге все не закончилось блэкджеком с охотниками и агентами> Барри только ошарашено моргает. Лен. Лен шлет ему сообщения из матрицы. Какого вообще… что. Он касается экрана, открывая форму ответа. /Как ты вообще меня нашел?/ Ответ приходит незамедлительно. Без минутной задержки связи, как бывало обычно. Подумать только. С ума сойти. <Привет Лен, я тоже скучал, как там твои дела, мои тоже отлично> <Твоя воспитанность все еще желает лучшего, Скарлет> По ногам Барри практически проезжаются грузовой тележкой и он наконец-то додумывается отойти с пути снующих туда-сюда людей. /Как твой живот?/ <Что с моим животом?> /Пулевое ранение?/ <А. Ты про это. Нормально> /Я до сих пор чувствую запах твоей крови/ <Тебя успокоит, если я скажу, что он не настоящий, а смоделированный матрицей и на самом деле это даже не кровь, а просто набор визуальных образов, отправленных тебе прямо в мозг?> /Нет/ <Мне нравится, что ты волнуешься обо мне. Это странно, но мне нравится> /Я не волнуюсь о тебе/ <Нет? Жаль> /Ты не ответил на вопрос/ <Что еще за вопрос?> Барри откладывает планшет на массивную железную ограду и опирается на нее локтями, утыкаясь лицом в ладони. На самом деле он очень устал. Ему бы не помешал отпуск, если бы в Зеоне вообще было бы понятие трудового кодекса. Он надеется, что хотя бы поспит. Реалии современного мира заключались в том, что где уж и можно было поспать хоть часов шесть к ряду – так это в столице; на кораблях мало кто отключался дольше, чем на четыре часа. Дело было даже не в перманентных чрезвычайных положениях, а в самой атмосфере корабля, которая если и не искрила промораживающей до печенок опасностью, то постоянно была наполнена давящим ожиданием этой самой опасности. Да, сон – это именно то, что нужно. Барри необходим, как минимум, двенадцатичасовой. После такого он, либо проснется полностью перерожденным и готовым ко всем сюрпризам, что, разумеется, в изобилии приготовила ему жизнь, либо сдохнет, если организм не выдержит свалившегося на него счастья. <Скарлет> /Как ты меня нашел?/ <Я не ответил прямо, но непрозрачно намекнул> <Я неплохой хакер> /Настолько неплохой, что смог отследить порт моего планшета?/ <Настолько неплохой, что знаю, что ты в Зеоне> Барри вздрагивает. При хороших навыках можно найти код доступа к устройству, подключиться, контролировать трафик и копировать информацию, но отследить точное местоположение невозможно – эта технология принадлежит машинам. Люди до сих пор пользуются наводками, слухами, достают информацию о координатах и только потом уже находят сам узел. Лен был милым и уютным, временами – довольно загадочным; безобидным, на первый взгляд, и чертовски опасным, если сложить кусочки паззла воедино. Он ни разу не проявил агрессию, даже намеков на нее, но если в итоге окажется, что у него на уме что-то недоброе и он пойдет в наступление, погибнуть может не только Барри. Погибнуть может весь Зеон. <Я не хотел напугать тебя> Барри шумно сглатывает. Когда он набирает ответ, его пальцы немного подрагивают. /Что ты такое?/ <Я не уверен> <Давай ограничимся неплохим хакером> <Ты не на корабле?> /Никто не на корабле. Ни у кого не хватает на это смелости, когда на шее Циско повисает Лиза. У них свободные отношения и все такое, но это длится настолько долго, и не сбавляет оборотов, что все неминуемо закончится кольцами и всей этой белибердой. Надеюсь, она не возьмет двойную фамилию. Снарт-Рамон звучит глупо/ <Снарт?> /Лиза Снарт. Фамилия реально тупая, но меня вообще-то зовут Бартоломью Генри Аллен. Кто я такой, чтобы судить/ <Лиза Стар? Малышка Голди Глайдер?> <Подожди, БАРТОЛОМЬЮ?> <И ты обижался на «Скарлет»? Парень, у тебя точно с головой все в порядке? Вас же, вроде, тестируют, прежде чем пускать на корабли, нет?> /Ты знаешь Лизу?/ <Она моя сестра> /Что?/ <Что?> – Барри! Барри почти подпрыгивает от неожиданности, планшетник вылетает из его пальцев, он машет руками как взбесившаяся ветряная мельница, но успевает поймать компьютер прежде, чем тот встречается с недружелюбным металлом обшивки пола. С другого конца оживленной толпы на него смотрит Джо. Барри робко улыбается, одновременно пытаясь затолкать наладонник в недры вещмешка. Айрис радостно кричит и скачет, ее путь вприпрыжку заканчивается на шее Барри. Счастливое улюлюканье девушки заглушает писк принятого сообщения. Он мысленно умоляет Лена прекратить писать – Барри не хочет никому объяснять происходящее. Достаточно и того, что голова пухнет у него и у Циско. Он обнимает Айрис в ответ – боже, он скучал. Вместе с Джо подходит сдержанно улыбающийся Эдди. Вот Эдди не скучал, но Барри не возражает – год назад у них случилась некоторая конфронтация, касательно Айрис. Хотя Барри до сих пор не понимает суть проблемы – с самого начала и ежу было понятно, кому именно симпатизирует юная мисс Уэст. Повода не было, но в тот период времени Барри вошел в самую пиковую стадию подросткового бунта и ему нужен был кто-то, кого он мог невозбранно бесить. – Я достала всю дискографию Garbage, это так круто, закачаешься, Барри! – в счастливом голосе Айрис тонет еще один сигнал полученного сообщения. Боже храни Айрис. – Ты обязательно должен это услышать, – говорит она и уступает место медвежьим объятьям Джо. – Рад, что ты вернулся, – бубнит Джо в висок названного сына. – Мы очень волновались за вас. – Мы за вас тоже, – отвечает Барри и надеется, что голос звучит не слишком пискляво, потому что: ребра. – Привет. Эдди кивает ему. – С возвращением, Аллен. Когда они проходят мимо раскрытого зева трюма Куин Консолидейтед, третье входящее сообщение тонет в грохоте слетевшего с креплений грузовой тележки ящика. Барри малодушно уверяет себя в том, что причина в так внезапно свалившемся на него везении, а не в том, что Лен может каким-то образом знать. Барри не хочет даже развивать эту мысль. <Извини, если я продолжаю пугать тебя> <Впервые в жизни я пытаюсь не лгать и получается, как видишь, не особо – правда действительно опасная штука, особенно в неумелых руках> <Ножами проще жонглировать, черт> Команда разбегается по всему Зеону, вечером же сползается в бар. Баром назвать место довольно сложно – еще одна обшарпанная хибара, разве что большая обшарпанная хибара; а еще здесь играет музыка и есть целых три алкогольных напитка, так что да, вобщем-то это в какой-то степени бар. Этакий, ля-Зеон. Айрис шушукается с Кейтлин, пересылая данные между планшетами. Наверняка дискография Garbage, о которой Айрис говорила. Из матрицы тянули все – книги, прессу, фотографии, музыку, фильмы – да вообще все, и делали это постоянно, сколько бы там не ворчал Совет. При достаточной аккуратности следа скачивания не оставалось и проблем не возникало. Под страхом перспективы остаться один на один с унылой реальностью разрушенной цивилизации, люди довели дотошную осторожность до уровня совершенства. Так что вне матрицы всегда было чем себя занять. (Старейшины, справедливо рассудив, что с этим ничего не поделаешь, торжественно открыли центральный городской банк данных и запретили использование медиа во время рейдов, оставив право на развлечения только в Зеоне. На этом вопрос и закрыли). Олли, Джо и Уэллс что-то обсуждают, заняв немалый отрезок барной стойки. Взгляд Барри скользит в противоположенный конец зала, где, скрючившись над раскатанным по подобию стола голополю, устроились бурно спорящие Хартли и Фелисити. Вообще, Барри думал, что у них наклевывается и бесконечные консультации друг у друга (только потому, что С.Т.А.Р.Лабс и Куин Консолидейтед построены по одному проекту, ну конечно) значат для двинутой на технике парочки что-то еще, что-то кроме очевидного обмена конструкторской бурдой. – Их шестереночный флирт может свести в могилу любого, – плоско замечает сидящая рядом Лиза, указывая чашкой на стихийно образовавшийся кружок инженерии. – Поверить не могу, что кто-то может быть настолько слепым. – Им нравится наука, – пожимает плечами Барри. – Думаю, они просто не заинтересованы. – Мне тоже нравится наука, – возражает Лиза. – Иначе Циско невозможно бы было терпеть. Хотя, временами он все же бывает довольно нудным, знаешь. Но это с легкостью уравновешивается, тем, какой у него большой… – Лиза! – успевает закричать Барри до того, как Лиза подводит мысль к логическому завершению, и его жизнь неминуемо разделится на «до» и «после». На них оборачиваются Кейтлин, Айрис и еще пара посетителей. Барри натянуто улыбается им. Лиза милостиво замолкает и делает глоток, но, после невозмутимо продолжает (возможно, Барри серьезно переоценил ее задатки милосердия): – Немного странно, что она не хочет узнать, что у него в штанах. Всмысле, он же ничего. Не в моем вкусе, но так. Смазливенький. Многим нравится подобный тип. Барри трет лицо, он не готов к такому количеству Лизы в своей жизни. Они были хорошо знакомы, Циско так вообще с ней встречался, но все же Барри и Лиза общались не плотно, предпочитая нейтралитет прохладного «эксцентричная девушка моего бро» и «стремный друг моего парня». – У тебя есть брат? Барри вообще не думал спрашивать, но его психика срочно нуждалась в спасении от тех дебрей пикантности, куда обычно неминуемо заводили рассуждения Лизы. Обычно с этим неслабо помогал Циско, мастерски сворачивая разговор в более нейтральные воды, но Циско рядом не было, а вот Лиза была, и Барри пришлось импровизировать. Он был неплох в этом, правда. Кроме случаев, когда все же лажал. Но он уже сказал это. Что ж, вслух вопрос звучит еще более странно, чем в его голове. Лиза недоуменно моргает, будто он посветил ей фонариком в лицо. – Был, – говорит она. – Да. – Был? – и это не должно так больно екать в груди. – Лен, он очень... пострадал. Он как-то полез в горы с друзьями и схлопотал обморожение. Когда их нашла служба спасения, состояние стало крайне тяжелым. Он впал в кому. Незадолго до моего пробуждения его хотели отключить от аппарата искусственного обеспечения, я была против, но потом я… проснулась. Я не знаю. Скорее всего, он мертв. Лиза даже не спрашивает с чего вдруг такие вопросы. Она угрюмо смотрит в свое пойло, а уголки ее губ горько опущены. Барри в робком жесте дружеской поддержки опускает ладонь на понурое плечо. Лиза ломко улыбается. – Я бы хотела, чтобы он был здесь со мной. У него дебильный характер, он бывает довольно раздражающим, но знаешь, он потрясающий. И его чувство юмора. Он бы понравился Циско. – Не сомневаюсь, – кивает Барри. – Он же твой брат. Он не мог бы не понравиться Циско. – Думаешь? – ее глаза блестят и Барри надеется, что все не закончится слезами. Он не хочет быть тем, кто доведет девушку до рыданий, пусть это даже Лиза, та самая Лиза, которая развлекается в основном тем, что доебывается до нервных и подъебывает ранимых. – Конечно, – говорит Барри. И он в этом полностью уверен. Лен бы понравился Циско. Хотя бы потому, что, невзирая на все обстоятельства, он уже ему нравится. Весь Зеон собирается, чтобы наконец-то узнать за каким чертом Совет отозвал флот в город. Морфеус провозглашает приближение финала, скорую битву и начало новой эры. Барри уходит с площади еще на первых словах, сразу же улавливая, чем вся эта пламенная речь закончится. Он заваливается на матрас в своей хибарке и из кучи мятой одежды вытаскивает планшет. За тонкой стенкой, отделяющей его жилище от улицы, начинают долбить мощные басы и барабаны, слышатся радостные крики. Город переходит в стадию пира во время чумы. Барри раздумывает целую минуту, но все же голосует за ночь в одиночестве. <Напиши мне> Ну как, в одиночестве… Судя по дате, сообщение доставлено три дня назад. Через пять минут после их последнего разговора. Барри открывает форму ответа и некоторое время смотрит сквозь экран. Он не знает что писать, вернее знает, конечно, но всего так много, он не знает с чего начать. /Лиза любит тебя. Она очень скучает/ <Я тоже люблю ее. Мне жаль, что все так получилось> /Она думает, что ты мертв/ <Не знаю. Может быть> /Ты в коме?/ Ответ долго не приходит. Минута, которая была бы обычной в переписке с кем-либо другим, но только вот с Леном сообщения доставляются без задержки. Лен медлит. Читая сообщение, Барри понимает почему. <Центральная больница, шестой этаж, палата 670-C. Я люблю тюльпаны> Барри немного ошарашен и, конечно, он цепляется не за ту часть информации. /Какие еще тюльпаны?/ <Красные. Но фиолетовые или желтые тоже сойдут. Я не привередливый> /О чем ты вообще говоришь?/ <Так ты не хотел принести мне цветы?> /Лен, ты в коме. И не в коме. У тебя ДВА матричных оттиска. Как ты существуешь в ДВУХ телах одновременно?/ <У меня из образования только неоконченная старшая школа> <Не уверен, что сдавал этот предмет> /Лен, господи боже!/ <Когда-нибудь ты простонешь это, Скарлет> Барри отшвыривает от себя планшет с таким остервенением, будто он занимается огнем. Ему снова везет (или наладонник успел отрастить свой собственный инстинкт самосохранения, а он не заметил) и компьютер приземляется на кучу тряпья в недрах приоткрытого шкафа. Барри рвано хватает воздух и чувствует жар на собственных щеках. Вот же черт. Дверь приоткрывается, являя сосредоточенную, но все же уже достаточно пьяно поплывшую, голову Циско: – Барри-бро, ты чего тут так, один… – Циско замолкает, его взгляд стекленеет, останавливаясь на взъерошенном друге. Брови Циско уползают на лоб. – О, нет. – Что – нет? – Ты ведь не? – и в голосе Циско ужас, серьезно, ужас. При этом градус этого страха настолько крутой, что даже тот случай, когда обшивку С.Т.А.Р.Лабс пытались разодрать сразу два охотника и когда с жизнью успели попрощаться, кажется, все (некоторые – дважды), нехило не дотягивает. – Что «не»? – деревянно переспрашивает Барри. И, наконец, замечает, куда изо всех сил старается не смотреть Циско. На его бедра. Циско пялится ему в лицо с таким озверением, будто пытается переглазеть на спор. Погодите-ка, он что подумал, что. Да гребаное все. – Циско, ты рехнулся что ли? – А, – тянет Циско. И создается впечатление, что у него лавина с плеч сошла. – Понятно. Хорошо. Ага. Барри трет лицо, Циско осматривается. Замечает планшет в шкафу и… никак не комментирует это. – Что ты хотел? – подает голос Барри. – Праздник. Все гуляют и все такое. А ты тут один сидишь. Пошли, а? Барри не очень хорошо умеет преподносить информацию. Ну, там, дозировать ее, отмерять, сортировать на уместное и неуместное. Временами, он с легкостью на низком старте обходит деликатность летящего кирпича. – Лена на самом деле зовут Леонард Снарт, он старший брат Лизы, который, из-за обморожения, загремел в кому. Уже более десяти лет он одновременно шастает по улицам и лежит в атоническом состоянии в больнице в центре города. – ¡Mierda! – говорит Циско. И моментально трезвеет. Барри, к его стыду, как и был, так и остался не силен в испанском, но все равно заочно согласен. Они утаскивают пару бутылок – потому что Циско говорит, что если уж и разбираться с этой ебатой, то пусть он будет снова бухой. Барри особо с ним не спорит – он тоже непрочь выпить. Никакой алкоголь Зеона не берет его: однажды в качестве эксперимента он влил в себя три бутылки и все равно был чист как стеклышко. Он уверен, его бы и с ведра не проняло (но выяснить это они так и не смогли – нагрянул Джо и проорал им лекцию о подростковом алкоголизме и токсикации без опьянения). Барри не способен нажраться, но ему как никогда хочется почувствовать мерзкий привкус убойной помеси спирта с отвратительным химическим маслом. Вторым вопросом вечера остается место, где им спрятаться от друзей, команды и – особенно – Лизы. Ситуацию спасает мелькнувший в толпе Джейсон. Барри влезает между ним, Кори и Роем. Джейсон точно не будет ночевать дома, может быть у Кори, может у Роя, может, нагрянет к Дику или Тиму – Барри не интересен весь масштаб большого сердца Тодда, правда. И у Джейсона никто искать их не будет, потому что ни Циско, ни Барри с ним толком не общаются, хотя и были в теплых отношениях. Джейсон выслушивает его комичные попытки переорать музыку, улыбается и кивает, Рой хлопает Барри по плечу, а Кори успевает чмокнуть в щеку, после чего Барри выскальзывает из переплетения разгоряченных тел. На выходе с танцпола ему отдавливает ногу Дэмиан, но только он успевает открыть рот, чтобы сказать, что некоторые дети совсем охренели, хмурое лицо уже растворяется в толпе. – Он меня временами до усрачки пугает, – говорит Барри. – Он же с Уэйн Энтерпрайзес, – отзывается Циско. – Странно, что Дэмиан еще краску со стен взглядом не сдирает, уверен, его папочка умеет. – Не удивительно, что Дик, Джейсон и Тим свалили на другие корабли. – Ага. Циско наливает себе целую кружку, осушает ее в три смачных глотка, с грохотом опускает чашку на ветхую столешницу и сипло провозглашает: – Суммируем. Барри щурится, собираясь с мыслями, и начинает перечислять, загибая и разгибая пальцы. – Изначально он был человеком. Он в коме. Он способен писать код, как программа. Он создал алгоритм отслеживания инородных для системы элементов. Ему нипочем пистолетные выстрелы. У него есть сестра. Он, вроде, не враждебен. У него два матричных оттиска. Мне нравятся его глаза. – Последнее было лишним, – замечает Рамон. – Извини, – Барри делает глоток прямо из горла. Алкоголь... напоминает на вкус напалм. Барри был еще ребенком, когда его разбудили, у него не было возможности собрать хоть какой-то опыт в этом, да и напалм он, к слову, тоже не пил. Сравнивать было не с чем, но все же, маловероятно, что напалм на вкус лучше. – Ничего, – миролюбиво говорит Циско. Барри отпивает еще. Циско нужно подумать, немного обмозговать, он обязательно явит миру свое, бесспорно, гениальное умозаключение. Но пока Циско нужна тишина, покой и возможность гонять туда-сюда своих петрокроликов, или из чего там состоят его феноменальные мозги. Долбеж за стенами становится более тягучим, томным и вот теперь никто и ничто не заставит Барри выйти на улицы Зеона: даже он, со своим вечным клеймом наивного девственника, в силах понять, что такое настраивающая музыка. Ему немного стыдно, что Циско здесь с ним, когда мог бы быть с Лизой. Циско действительно любит ее и такие вот моменты относительно безмятежной безопасности, когда не нужно ничего бояться и никуда бежать, выпадают им редко. Барри заливает мерзкое ощущение того, насколько на самом деле он хреновый друг до тех пор, пока на четвертом глотке у него не идут слезы. – Он разбужен, – говорит Циско. И это не легкая догадка, неуверенное предположение, это железобетонное утверждение. – Он разбужен и он до сих пор в матрице. И агенты не нашли и не пристрелили его. Почему агенты не нашли и не пристрелили его? – Потому что он в коме, и, технически, мертв. Циско цепляется за эту мысль, постепенно разматывая свои рассуждения как клубок из одной длинной нити. – Они не могут отследить его? – Агенты вообще на него не реагируют. – Барри водружает на столешницу руки и опускает на перекрестье запястий подбородок. – Будто он кусок базового кода, вроде дерева или куста. Всегда пытались достать только меня. – Тем не менее, он разбужен. Он понял, что матрица иллюзорна и что он может влиять на нее. Поэтому есть Лен-номер-два. – Мало бы кому понравилось в палате, – соглашается Барри. В этом действительно есть смысл. При должной вере в собственную точку зрения и непринятии предложенного матрицей набора фактов, можно было прогнуть систему под себя. Этим они, собственно, все и занимались. Так и просыпались. Неверие было ключом, открывавшим все двери. Мог ли Лен, попав в реанимацию, но оставаясь при этом в сознании, так и не смириться с произошедшим? Конечно, мог. – Ну да. И когда он понял, что он может просто уйти, он и ушел. Проснулся. Это также полностью объясняет его способность влиять на код и создавать собственные программы – ведь, если Лен понял, что может одной лишь силой намерения встать со смертного одра, осознание того, что есть еще вещи, которые он может изменить, не за горами. Циско молчит. Наливает себе на глоток, залпом опрокидывает напиток в себя. – У меня есть мысль, – кривясь от вкуса говорит он. – Тебе не понравится. – Последние лет семь мало кто интересуется, что мне нравится, а что нет, но спасибо, что предупредил. Рамон продолжает молчать; догадавшись, что продолжение так просто не последует, Барри говорит: – Циско. – Есть вероятность того, что он не может полноценно проснуться. В смысле, Барри. Машины забирают тела умерших, ну… ты знаешь зачем. Он может быть запертым в матрице сознанием, которое не было по какой-то причине ликвидировано вместе с телом. Это объясняло бы его устойчивость к пулям, например. Человеческое сознание ведь, если подумать, так не зацепить. – Ты думаешь, что он отключен? – Барри игнорирует холодок, полоснувший этой мыслью его печень. Очень колкий и липкий холодок. – Есть такой вариант, – кивает Циско. – Но с другой стороны кома – это не полноценная смерть. Если его мозг еще жив, а он точно жив, автоматика цикла отключения может не индентефи...фетифи... Циско мямлит слово и так, и этак, с укором смотрит на ополовиненную бутылку бухла. Барри приходит на помощь. – Идентифицировать. – Это Слово, – щелкает пальцами Циско. – Его как мертвеца. И не отключить тело. Повисает пауза. Циско наливает себе еще немного, Барри забирает бутылку и опрокидывает в себя несколько глотков. – Потрясающе, – сипло говорит он, снова утирая выступившие слезы. – И как узнать какой именно вариант правильный? – Найти тело на полях? – предполагает Циско. – Я не знаю. – И по-другому никак. Только найти тело. Если оно вообще есть. – Кот Шредингера, – вдруг говорит Рамон. – Лен Шредингера, – поправляет Барри. И начинает ржать. Циско не может удержаться и тоже хохочет. Смех у Рамона пьяный, а у Барри нервный. Циско морской звездой разваливается на единственном в квартире Джейсона матрасе и моментально отрубается. Барри раздумывает, пойти ли тоже спать. Рамон во сне необъятен, но ничего страшного, подвинет свое великолепие во имя Пакта о Дружбе, который существует между ними уже черт знает сколько лет. Барри отказывается от этой идеи: он еще не так устал, чтобы согласиться проснуться от прилетевшей в лицо ладони. Вместо этого он достает планшет. /Ты никогда не думал проснуться?/ Ответ приходит незамедлительно. Барри начинает подозревать, что Лен отправляет сообщения силой мысли. Хотя… никто не будет удивлен, если так и окажется на самом деле. <Проснуться?> /Выйти из матрицы? Или ты не понимаешь о чем я?/ <Ты об этом. Было раз или два> /Что остановило?/ <Мысль о том, что здесь я полезнее> /Ты мог бы помочь нам. Здесь/ <Вместо этого я помогаю вам здесь. Я спас тебя, ты забыл?> <Кстати, ты ведь даже спасибо не сказал. Ни разу. Скарлет, твои манеры – полный кромеш, ты бы задумался уже над этим, серьезно> /Я скажу, когда ты будешь стоять рядом со мной/ <Продано. Когда ты собираешься наведаться в гости?> /В Зеоне/ <Грязный прием> /Моя воспитанность все еще оставляет желать лучшего. И никакого уважения к старшим/ <Я не старый> /Мне семнадцать/ <Твою мать> Барри просачивается между Циско и обшарпанной стеной, и отрубается с дебильной счастливой улыбкой на лице. К вечеру следующего дня Зеон наконец-то полноценно просыпается и даже худо-бедно трезвеет. Из города уходят два мелких разведчика – Совет расквартировал всех, кроме кораблей, что прикреплены к поискам проснувшихся на полях. Барри провожает их глазами и думает о вчерашнем разговоре и Лене, у которого тело может как и быть, так и не быть. Капитаны запираются в Совете, Барри плохо представляет, как вообще можно что-то обсуждать, когда половина присутствующих все еще мучается от похмелья. Команды частично возвращаются на корабли, чтобы заделать образовавшиеся в рейдах бреши и протестировать все системы на скрытые неисправности. Остальной город устраивает массированное броуновское движение подготовки к защите от намечающегося экстерминатуса. Карман Барри трясется – он сменил звук на вибросигнал – и он лезет в складки накинутой на него хламиды. Таскать повсюду сумку неудобно, а это единственная вещь в унылом гардеробе Барри, которая имеет достаточно вместительные карманы для того, чтобы поместился планшет. <Скажи своему мексиканцу, что, если он обидит мою сестру, я его из-под земли достану и снова закопаю так глубоко, что никакое божественное чудо не отыщет> Барри поднимается по трапу, практически спотыкается об Очередную Хреновину Хартли, но вовремя успевает подтянуть вверх полы своего безразмерного плаща и не грохнуться оземь. – Отлично смотришься, принцесса, – тепло хмыкает Рой, который вообще-то механик с Отброса и должен быть на своем корабле. – Утро, Барри. Барри замечает Хартли и то, что они с Роем сидят по разные концы Длинной Непонятной Штуки, так что, наверно, специалист с корабля Джейсона сегодня приглашенная звезда. Барри не возражает, Рой отличный парень и юмор у него забавный. Хотя он и не любит быть объектом этого юмора. – Привет, Рой. Ратауэй, – говорит он. – Аллен, – не поднимая глаз от Куска Чего-то Там эхом откликается Хартли. И на этом все их расшаркивания подходят к концу. На пути к операторской рубке Барри сбрасывает сообщение. /Убийство не принесет тебе мира/ И получает ответ. <Зато будет весело> Барри улыбается. /Он колумбиец/ <Земля от этого мягче не станет> Циско ползает за мониторами, но, заслышав шаги, высовывает из ореола проводов лохматую голову. – Ваше Высочество, – после драматической паузы говорит он. – Цвет твой. – Заткнись, Циско, – ворчит Барри. – Как будет угодно моей госпоже. – Убейся. Циско смеется и перекладывает с места на место толстенные кабеля, будто пытаясь что-то под ними откопать. Или, наоборот, похоронить. Барри не взялся бы определять. Он смотрит под ноги, проверяя где что валяется, чтобы не наступить ненароком, и взгляд попадает на свободную полу. Эта штука яркого – в Зеоне освоили технологию окрашивания в некоторые тона, кроме серого и... серого – цвета. Это штука винного цвета. Он практически Красная Шапка. Карман вибрирует. <Скарлет> И этот туда же. /Да понял я/ Барри отматывает ленту сообщений на нужное и поворачивает экран к, выползшему наконец-то на свет божий, Циско. – Лен попросил передать тебе кое-что, – поясняет он. Циско хмурится, кривится, трет щеку, еще больше размазывая след от моторного масла, и, наконец, разбирает написанное. – А, – тянет он. – Чувак, застрявший в матрице, угрожает меня убить, очаровательно. Барри только разводит руками. Эй, подождите-ка… – Очаровательно? – с легкой ноткой недоверия переспрашивает он. Циско салютует ему интернациональным жестом пожелания долгой жизни в процветании. Барри закатывает глаза. В Зеоне есть определенная доля людей, хроническую гиканутость из которых не вытравила даже жизнь в мире, очень напоминающем survival horror на Марсе. Если бы эти нерды сбились в группу и организовали касту, догадайтесь, кто бы лучше всех смотрелся в качестве их председателя. – Почему он решил, что я мексиканец? – вдруг спрашивает Циско и его голос звучит возмущенно. – Мексиканец? Я похож на мексиканца? – Он тебя ни разу не видел, – говорит Барри. – Он не знает, на кого ты похож. /Почему ты решил, что он мексиканец?/ <Не знаю. Голос. У него южный акцент. На ум приходят маракасы и сомбреро> Барри не может, просто не может, он представляет этот комплект на Циско и начинает хихикать. – Что там? – тревожно спрашивает Циско. – Что он сказал? Дай. Он забирает у Барри планшет и кудахчет что-то нечленораздельно-негодующее, и наполовину испанское. Он даже набирает ответ и, пока Барри отсмеивается, успевает нащелкать еще несколько сообщений. Когда он заглядывает через плечо Циско, он видит целую словесную баталию. /Я не месиканец, эй/ <Циско, полагаю?> /Он самый/ <Циско – это сокращенно от Франциско? Это мексиканское имя, ты знал?> /Вовсе нет!/ <Еще у них есть имя Рамон. Ничего не напоминает?> /Я из Колумбии!/ <Конечно, конечно, как скажешь, мой юный наркобарон> /Мне двадцать четыре. И какой к черту наркобарон? Ты по уши увяз в стереотипах!/ <А, то есть, Скарлет – единственный ребенок на корабле? Успокоил, а то я уж решил, что мир спасает группа школьников> /Смешно до колик/ <Спасибо, всегда гордился своим чувством юмора> – Он невыносим. Этот человек чудовище, – мрачно говорит Циско, пихая планшет Барри в грудь. – Если бы он организовал музыкальную группу, она бы называлась «Негодяи». Барри прижимает компьютер к себе. Циско упирает руки в бока и становится похож на Монумент Праведного Негодования. – И они бы играли какой-нибудь дорожный хэви-рок или что-то в этом духе, – продолжает мысль Рамон. – Да, ему бы подошло. – И у них была бы Лиза, – говорит Барри. Потому что Лиза бы не пропустила такое веселье. – В мини-юбке, – взгляд Циско становится влюбленным. – На бэк-вокале. Мечтательное «о, да-а-а» они тянут уже вместе. Барри находит капитан Уэллс и говорит, что есть Разговор. Он произносит это таким тоном, что заглавная буква и курсив ощущаются почти физически; Барри не нравится это от слова совсем. Харрисон долго и окольно объясняет ему происходящее, суть которого, сводится к тому, что в матрицу необходимо отправить шесть человек, чтобы отключить шесть серверов и сбить машинам радары. Это не избавит Зеон от Эпичного Сражения, но, по крайней мере, позволит выиграть немного времени. Пару дней – в идеале. Вылазка очень важная, довольно опасная и желательно бы ей стать успешной. Совет предложил отправить в сеть лучших из лучших, но между словами Уэллса Барри прекрасно слышит, так и не сказанное, которых не жалко, потому что Барри не идиот и никогда не обманывался на свой счет. (А еще он понимает, что чем ближе к Зеону машины, тем меньше имеют значение навыки в матрице, а больше – грубая сила и физический потенциал, умение ровно держать оружие и таскать тяжести, которыми многие похвастаться не могут). Полный список кандидатов Уэллс не перечисляет, но в итоге карты ложатся на Дэмиана от Уэйн Энтерпрайзес, Тима, Карен и Кассандру с Юной Справедливости, Кару со Смолвилля и, ну да, его самого со С.Т.А.Р.Лабс. Барри плохо себе представляет, что чувствует Дик, когда у него забирают троих членов экипажа. Юная Справедливость и правда не блещет возрастом и больше похожа, если уж не на школьный класс, то на первый курс колледжа точно; но все же со стороны Совета настолько очевидно разменивать их просто бесчеловечно. Но кто он такой, чтобы судить о суровых временах, которые требуют суровых решений. Серверов шесть, три из них стоят плотной группой в одном из небоскребов в центре города. Ими займутся Кара, Карен и Кассандра. Можно было бы послать полное трио со Справедливости, они, по крайней мере, точно сыграны друг с другом, но Старейшины меняют Тима на Кару, потому что в одиночку Зор-Эл не справится. А вот Тим в соло вполне способен сложить сервер, спрятанный в заброшенных туннелях подземки. Еще один узел есть в руинах в пустыне, занимающих площадь, которой любой землевладелец древнего мира удавился бы. Этот за Демианом. И последний, по логике исключения достающийся Барри, расположен в подземных сточных коммуникациях, больше похожих на огромную погребенную башню. Уэллс передает ему носитель данных с картами. Он хлопает его по плечу в скупом жесте поддержки, советует выспаться, отдохнуть и хорошо просмотреть все данные. Барри деревянно кивает в ответ. Новость облетает Зеон со скоростью степного пожара, через несколько часов не в курсе инициативы Совета разве что машины. Вечером команда С.Т.А.Р.Лабс, не сговариваясь, собирается в баре. Барри сидит между Циско, угрюмо изучающим что-то в своей чашке и Айрис, привалившейся к его боку. Когда он ловит взгляд Лизы, в ее глазах сожаление. Джо пусто смотрит на столешницу, так и не притронувшись к своему напитку. Справа от него такой же статуей сидит капитан Уэллс. Кейтлин выглядит больной. Эдди с мрачной целеустремленностью методично нажирается в дым. За столом Барри с удивлением видит даже Хартли, который особо команду во время увольнительных радовать своим присутствием не любил. Айрис не издает ни звука, но по ее щекам текут слезы. Барри вдруг осознает, что его уже похоронили. И сейчас он сидит на собственных поминках. – Ты справишься, – говорит Циско и забрасывает руку на его плечи. – Нео. Я в тебя верю. Барри пихает его острым локтем под ребра, но все же улыбается. /Я буду в матрице завтра/ <Это хорошие новости или плохие?> /Знаешь канализационную башню? Она под землей. Похожа на вавилонскую, только под землей. Там много воды. Водопады и каналы. Сточной грязной воды. Очень много. Она огромна, Лен, у меня есть карты, она размером с Бразилию/ <Дыши> <Дальше> /На одном из уровней серверная. Я должен заразить центральный узел/ <Поищу что-нибудь. А теперь спи. Скарлет, тебе необходимо отдохнуть> /Не уверен, что у меня получится/ <Но ты же попытаешься?> /Обещаю/ Циско проходит в лифт, Барри заходит следом и прислоняется к стене. Рядом с ним стоит Дэмиан и малец едва ли достает ему до груди. Сколько ему? Десять? Тринадцать? – Дэмиан, – говорит Барри. Ребенок неспешно поднимает на него давящий взгляд. Он очень похож на отца, сходство легко читается не только во внешности, вроде цвета волос, линии челюсти или разлета бровей, но и во взгляде. У Брюса он такой же. Способный оставлять на коже синяки. – Все будет в порядке, – говорит Барри. – Мы справимся. – Мне не нужна твоя поддержка, – сухо отзывается Дэмиан. Фирменная бравада Уэйнов, ну конечно. – Да, но мне нужно сказать тебе это. Брови Дэмиана едва заметно изгибаются, кажется, будто слова цепляют его. Впрочем, может это фантом неровных теней потолочного света, освещение от которого, едва ли достаточно. Они опускаются на нужный этаж. В огромном зале, границы которого теряются в тенях, установлено шесть кресел для входа, оборудованных операторским местом. Представители Совета уже здесь, как и капитаны экипажей, к которым относятся новоиспеченные супершпионы Зеона. Совет запретил присутствие кого-либо, кроме командующих кораблей и ближайших родственников участников, которых в зале и нет, что вполне понятно – сложно представить, чтобы кто-то позвал близких смотреть на свою вероятную смерть. (Барри сам умолял Джо и Айрис не идти с ним, пожалуйста, нет). Джейсон стоит неподалеку, привалившись плечом к одной из колонн. Джейсон из тех, кто приходит, даже если его не приглашают и которому двери проще открыть, чем расхлебывать последствия после того, как он их вынесет. Дэмиан проходит в кресло к своему оператору, который оказывается статным мужчиной в преклонном возрасте – Барри узнает Альфреда. Тим шепчется с Коном (ему тоже проще дать зеленый свет, чем объяснять почему нельзя), рядом с ними Калдур – сегодня за куратора Тима он. Еще в одном кресле устраивается Карен, Дик помогает ей расположиться удобнее. Других пока нет. Барри проходит к свободному месту. Циско опускается на стул оператора и тут же принимается на нем ерзать, вертеть монитор, дотошно ковырять клавиатуру и наводить прочий мелкий хаос, в общем, обживается. К ним подходит капитан Уэллс. – Готовы? – тихо спрашивает он. Зал очень гулкий и кажется, что, если хоть немного повысить голос, из темноты полезут монстры и разорвут их всех на куски. Барри давит эту мысль в себе, отмахивается, но ощущение наблюдающих из теней чудовищ не уходит. В остальном происходящее напоминает какой-то конвент по видеоиграм с погружением в виртуальную реальность. Не хватает рекламных растяжек и, да, автоматов с напитками. Барри не отказался бы от кофе. – Конечно, капитан, – говорит он. – Абсолютно. Уэллс переводит взгляд на Циско. Рамон коротко кивает. Уэллс вставляет штырь в разъем на шее Барри, обводит их последним сдержанным взглядом, и уходит к Старейшинам. В зале появляются Кассандра и Кара. С ними заходит Артемис – второй оператор с Юной Справедливости – они занимают оставшиеся места. Присутствующие перетасовываются, капитаны подходят к членам своих экипажей, говорят им слова напутствия, совещаются друг с другом. Кураторы проверяют оборудование, подключают ведомых. – Как думаешь, Лен найдет тебя? – тихо, чтобы услышал только Барри, спрашивает Циско. Он распутывает наушники. – Не знаю. Он обещал. Барри смотрит на то, как Джейсон подходит к Тиму и что-то неуловимо говорит ему – Барри не слышит, а читать по губам он не умеет. Тим улыбается. Джейсон клыкасто скалится в ответ (просто потому что этот парень не способен улыбаться, у него всегда получается какой-то ощер, но сейчас это хотя бы не его обычный крокодилий оскал, а что-то более похожее на улыбку). Джейсон отходит к Дэмиану. Он берет его за руку, на лице Дэмиана ожидаемо образуется презрительная мина, но Барри видит как мальчишка сжимает пальцы, удерживая руку своего названного брата. Они семья, вообще-то. Не полнородная, конечно, и очень дерьмовая, им крепко досталось, но все же они так и остались семьей, хотя скандалы, связанные с ними, не раз сотрясали весь Зеон. У них всегда была куча обид друг на друга: Джейсон ненавидел Брюса, Дэмиан ненавидел Тима, Барбара ненавидела Джейсона, Дик временами хотел убить их всех; в этом месиве, кажется, только Альфред был более-менее всем доволен. Или делал вид, что доволен, он вообще очень интеллигентный. И, тем не менее, они семья. Джейсон держит руку Дэмиана все время, пока Старейшины толкают Напутственную Речь. Барри не слышит ни слова. – Полетели? – спрашивает Циско. – Запускай, – отзывается Барри. Когда он открывает глаза, перед ним стоит Лен, а вокруг низвергаются тонны воды. С губ Барри невольно срывается вздох. В глазах Лена, кажется, тоже что-то неуловимо меняется, что-то отмирает, пропадает часть натянутости, хоть он и остается сосредоточен. – Ты знаешь где серверная? – спрашивает он. Барри скучал по этому голосу. Боже, он так скучал. – Привет, Лен. Я тоже рад тебя видеть. У меня все шикарно, я пока что жив, – паясничает Барри, но замечая скептичный взгляд, тут же прекращает. – Шестой подземный? – Девятнадцатый, – роняет Лен. – Я лазил всю ночь по этой сраной башне, поверь мне, девятнадцатый. И раздавать упреки об отсутствии воспитания только моя прерогатива. – Это несправедливо, – возмущается Барри. – Понятия не имею, что значит это слово. На груди Лена Барри опознает ремень от штурмовой винтовки, заброшенной за спину. Больше ничего в нем не изменилось, кроме того, что на нем уже не линялая невыразительная футболка, а синяя и насыщенная, на которой виднеется кусок броского принта с надписью someone better call nine-one-one. Вобравшая в себя влажный воздух опушка парки топорщится острыми иголками. – Зачем тебе автомат? – Это план «Б», – отвечает Лен. – Ручной Наркобарон моей сестры с тобой? – Эй! – вскидывается Циско. – Я бы попросил! – Поверь, ей бы понравилось, – хмыкает Лен. – Дай карты. Серверная не совсем там, где вы ожидали, но я покопался в файле конфигурации постройки и изменения в конструкции здесь были миллион лет назад. Базовый чертеж у вас верный. – Старт загрузки, – щелкает клавишами Циско. Лен милосердно дожидается пока программа экспресс-обучения окончательно превратит мозги Барри в малиновую сладкую вату, а потом тянет его на выход. – Пошли, Скарлет, чем меньше времени ты здесь фонишь, тем меньше вероятность нам обзавестись компанией. Вообще есть способ избежать агентов. Самовнушение. Достаточно лишь представить себя частью системы, уместной деталью, необходимой в механизме шестеренкой. Барри знал тех, которые перед погружением представляли себя студентами колледжей, обеспеченными домохозяйками, спешащими на работу клерками. Они подбирали правильную одежду, прическу, аксессуары и отыгрывали свои роли (с поправкой на цель погружения, конечно), они верили в свои роли. Агенты к ним не цеплялись, не улавливали дисбаланс. Мимикрировать так могли единицы – настоящей гуру была разве что, Селина – довольно сложно полностью перекроить себя под что-то другое. Барри не умел. Разумеется. Да и в сложившейся ситуации помогло бы мало – непросто представить себя уместным кусочком мозаики в безлюдном подземном, мать его, коллекторе. – В башне никого, но этажи оборудованы датчиками, – не сбавляя шага, говорит Лен. – Если мы заденем какой-то из них, запустится сигнал тревоги, за ним антивирусная программа. – Агенты? – Ну да. Другой полиции нравов матрица пока еще не придумала. Они наконец-то выходят в центральный… зал? Помещение огромно. Исполинских размеров полый цилиндр, сложенный из этажей-колец, каждое из которых похоже на балкон с множеством арок, ведущих… Барри не хочет знать куда, хотя и знает. Это лабиринт таких масштабов, что царь Минос разрыдался бы от его великолепия. Он подходит ближе, осматривается лучше. Он не видит потолка, противоположный полукруг уровня теряется в полумраке; на некоторых этажах тянутся балки-хорды, пересекая пустоту подобием крысиных мостов. И вода. Много воды. Не только звук, он видит водопады, мощным потоком срывающиеся в глубину. Барри поддается чувству, всегда охватывающему человека, стоящего на краю пропасти. Он смотрит вниз. Дна не видно. Господи. – Хорошо, – говорит он, надеясь, что голос звучит ровно. – Почему мы не пойдем по лестнице? Лен поджимает губы, ведет плечами, типа действительно, хули нет-то, и коротко напоминает: – Датчики. – Лифт тоже отпадает, я так понимаю, – тоскливо заключает Барри. – Шерлок. – Что тогда в меню? Лен интригующим жестом профессионального фокусника поднимает руку, в ладони которой покоится пистолет-гарпун. – О. Нет. Лен недоуменно смотрит на оружие, будто удивляется, чем же Барри могла расстроить такая милая штучка. – Да ладно, – тянет он. – Среди вас есть даже парочка ребят, которые отлично пользуются этими хреновинами. Сам видел. Кто-то должен рассказать им о такси. Бэт-семейка, ну разумеется. У Брюса всегда были своеобразные понятия о перемещении в городе, которое унаследовали и все его «дети» (даже те, с которыми он в итоге переплевался в пух и прах). Однажды Барри краем глаза видел, как на тросе летала Стефани, ходили слухи, что Тим как-то с помощью одного лишь крюка оторвался от агентов, устроив на шоссе такую автокатастрофу, что в итоге смог бы проехать только танк. Гарпун всегда был на поясе Дэмиана и этот десятилетка (тринадцатилетка?) во время симуляционных ко-опов, которые периодически устраивали ради обучения, обращался с ним как долбанный господь. Барри никогда не пробовал и даже не думал, потому что, ну правда. – О, нет, нет, – тараторит он. – Когда это стало моей жизнью? – Когда ты проснулся, – говорит Циско. Спасибо, Циско. Лен оборачивается к залу. (Чудовищному залу, – мысленно поправляет себя Барри. – Чудовищному мрачному залу, пугающему до самопроизвольной генерации кирпичей.) Его взгляд рассеянно скользит, толком ни на чем не останавливаясь. – Есть плохие новости и плохие новости, – говорит он. – Эмн, – Барри даже теряется на секунду. Сколько радости и все так сразу. – Вау. Полагаю, следует начать с плохих? – Часть датчиков статичны, есть те, расположение которых меняется. При постоянном общем количестве они скачут каждые десять минут. Исчезают и тут же появляются в другом месте. И еще кое-что. Иногда я могу их определить, только попав в зону покрытия. Барри моргает, переваривая информацию. – Так, ты уже поднимал здесь тревогу? – Нет, – отвечает Лен. – На меня они не реагируют. – Тупой вопрос, Барри, – замечает Циско. – Он все еще определяется системой как часть основного кода. И получает по шее только если сам проявляет агрессию. Его голос звучит приглушенно, так, чтобы его слышали только Барри и Лен. Объяснять феномен Лена Шредингера Совету все еще никто не хочет. В мозгу Барри будто что-то щелкает. – Поблизости есть один из них? – спрашивает он. – Пять метров над тобой, – говорит Лен, указывая дулом гарпуна куда-то на край верхнего этажа. Барри отслеживает направление и действительно замечает невзрачную крошечную черную коробочку, едва заметно мигающую синей лампочкой. – Циско, ты видишь его? – Ага, – в голосе Циско чувствуется улыбка. – Я могу их засечь! Лен ловко проворачивает оружие в руках (Барри подвисает на движении его пальцев, но тут же отдергивает себя) и подает его Барри рукоятью вперед. Барри устало вздыхает. И берет пистолет. Первый прыжок проходит... кошмарно. Барри кажется, что он умер, воскрес, еще раз умер и повторно умер, уже будучи мертвым. Он пытается не орать. Пытается. Он не орет. Он молодец. На втором Барри поскальзывается о влажную стену и косит не туда, Лен налетает на него сбоку, меняя траекторию, и лишь только поэтому Барри достигает перил этажа (и это больно), вцепляется в них мертвой хваткой, тем самым избегая падения в никуда. Изначально Циско доставил его на шестой подземный этаж, потому что они думали, что серверная именно на шестом; сейчас они спустились на девятый и все относительно хорошо. Было. Пока во время следующего полета из кармана Барри не выскальзывает телефон и, после долгой паузы, с глухим стуком не приземляется где-то в аду. Лен смотрит вниз в недра бездны, дна которой он не то что не видит, даже не предполагает. – Скарлет, ты невероятен, – говорит он. По выражению лица Лена ясно, что у него нет слов, чтобы описать весь масштаб долбоебизма Барри. Барри его понимает – у него тоже нет таких слов. Лен снова смотрит вниз. – На балке одиннадцатью уровнями ниже, – наконец говорит он. О. И это вау. – Откуда ты знаешь? Да и вообще, как он может быть цел? – Время полета; а не разбился он потому, что с тех пор, как ты ползал за ним на карачках после обнимашек с агентом, сеньор Наркобарон прописывает ему ударопрочный титановый корпус. – Ты не заметил? – голос Циско звучит откровенно недоуменно, будто Барри только что сказал, что ядро Земли состоит из щенят. – Подожди, ты уронил телефон? – Нет, – говорит Барри. – Да. Нет, не заметил, да, уронил. Циско молчит, его молчание очень красноречиво декларирует испанско-матерный словарь. Лен тяжело вздыхает и трет переносицу. – Сейчас я кое-что скажу, – тоном многодетного родителя говорит он. – На мой мобильник невозможно сбросить выброс, потому что он не часть системы, а моя достройка. Все это строение не подразумевает никаких людей вообще, это не общественное место и телефон здесь, кроме твоего, только один. И он находится в будке механиков на первом подземном уровне. А теперь осознай это. И Барри осознает. Ему нужно спуститься в самую пропасть на девятнадцатый подземный и отключить сервер. Если он похерит мобильник, после этого ему придется подняться к выходу на поверхность – первый подземный – и сказать Циско скинуть вызов на стацонарный, что находится там. Плюсуем ежесекундную вероятность сорваться на скользких уступах и датчики, постоянно меняющие свое расположение, в зону которых, он еще не попал только милостью господа и совместными силами его ангелов по имени Циско и Лен. Провернуть все это и выжить? Нереально. – Телефон или сервер? – спрашивает Лен. Потому что им нужно решить, что делать сначала: девятнадцатый этаж и цель задания, либо двадцатый и единственный выход отсюда. – Сервер, – говорит Барри. Они продолжают спуск. Когда они добираются до сервера, который, кстати, находится не сразу за одной из арок, а намного дальше, Барри кажется, что его вот-вот стошнит от бесконечных «на шесть метров слева», «четыре метра справа», «мы прямо под ним» авторства Циско и Лена. Эти двое всерьез подошли к своей священной миссии по поиску маяков, они говорили о каждом, который замечали. Барри все ждал, когда Циско наконец скажет «он появился прямо в твоей заднице, Барри, прямо в твоей заднице». Детекторов оказалось просто катастрофическое количество. И они действительно появлялись и исчезали, иногда, прямо на глазах. Особенно Барри не нравилась неслабая вероятность того, что рано или поздно, датчик действительно возникнет в двухметровом от него радиусе и никто ничего сделать с этим не сможет. Но пока им везет. И Барри надеется, что его везение еще не исчерпано. Он вставляет флэшку в разъем, ждет пока по экрану пробежит загрузочная кодированная ахинея. – Узел 510, доступ получен, – четко и внятно говорит Циско, так, чтобы его услышали и люди, собравшиеся в зале Зеона. Канал с оператором наполняется перестуком клавиш. Барри некоторое время смотрит на индикатор процесса на одном из мониторов, когда ползунок спешно минует 20%, он поворачивается к Лену. – Пора вернуть мой телефон. Лен хмыкает и стены начинает сотрясать сирена. – Твою мать, защита подключения, ну конечно! – рычит Лен. – Вирусу крышка? – Канал все еще у меня! – Нам крышка, если мы отсюда не выберемся! – Перезапись кода! – кричит Циско. – Структура достраивает новые объекты! Одновременно с этим датчик появляется на уровне глаз Барри, прямо на корпусе сервера в десяти сантиметрах от его лица, лампа устройства сменяется с синего на красный и Барри кажется, что сирена начинает верещать с двойной дозой остервенения. Они срываются в бег. Матрица не придумала другой полиции нравов, кроме агентов? Ха. Как вам роботы? Роботы, серьезно, мать их, роботы. Стационарные турели и мобильные дроны. Летающие, в том числе. Лен успевает сбить такой из подствольного гранатомета, пока Барри все еще переваривает, что роботы. Здание скрипит. Этот скрежет перекрывает даже оглушающий шум воды и сирену, которая, все еще визжит как резаная. Барри не сразу понимает что это, раньше всех происходящее осознает Циско. – Башня вращается! И как такое вообще возможно? Они же под землей, разве нет?! – Обратно к центру, она вертится вокруг центра, если не успеете, вас замурует к собачьим чертям! И они бегут. Барри бросает мину-липучку в турель до того, как она успевает повернуть дуло в их сторону. У Лена находятся гранаты и огромный запас патронов, хоть жопой жуй. Их передвижение сопровождается стрельбой и взрывами. Коридоры меняются прямо перед ними, стены появляются и пропадают, Барри не думает насколько жутко это выглядит, он просто бежит. Они вырываются в зал, которого Барри не помнит на схемах, и попадают под перекрестный огонь… попали бы… если бы Лен взмахом руки не загородил бы их стеной изо льда. – Что. Что. Ты можешь замораживать все, как какой-то чертов Саб-Зеро?! – кричит Барри и, да, кажется, он немного в предистерическом состоянии, совсем чуть-чуть. Лед крошится под автоматными очередями, они несутся вдоль морозной стены, которая нарастает буквально в метре перед ними, чтобы быть изрешеченной на множество маленьких ледышек в двух метрах за ними. О, боже, боже, боже. – Мы, вроде, уже выяснили, что я хороший программист! Лен взрывает еще одну турель. Барри разряжает пистолетную обойму в какую-то механическую кровожадную многоножку. Он не пытается описать это как-то иначе. – Да никакой хороший программист не может стать Джеком Фростом! – Я только что был Саб-Зиро! – Радуйся, что хоть не Ледяная Эльза! – встревает Циско. – Здесь направо, направо! Они сворачивают. Барри успевает поймать Лена за локоть и остановить его инерциальное движение до того, как того пришибло бы сдвинувшейся стеной. Они ныряют в новообразовавшийся проем. – Мы выяснили, что ты хороший хакер! – поправляет его Барри, будто это вообще имеет сейчас хоть какое-то значение. – Хакер! Он хлопком ладони ставит на стену еще одну липучку, когда мина взрывается раздражающее металлическое жужжание, преследующее их, ненадолго прекращается. – Мы, блять, в матрице! Здесь это одно и то же! Сочиню поэму на С++, лишь бы ты отъебался! – Боже! – Живо на лестницу! – на секунду Циско перестает стучать по клавиатуре, но только на секунду. – Вниз, быстро! Это та самая мы-не-пойдем-по-ней лестница и она абсолютно точно не должна быть здесь. Они минуют пролет, когда Барри замечает, что ступени ниже обвалились, образуя провал в неизвестное количество этажей. – Давай! – Ты хочешь, чтобы я бежал по стене?! – Ложки нет, Скарлет! Барри понимает, что Лен старается обернуть все в упаковку хохмы и он благодарен ему, правда. Потому что если бы не это, он бы уже давно сошел с ума, измолотый в порошок кошмаром происходящего. Это самое невероятное и жуткое, что он видел внутри матрицы. Чистилище и то было бы приветливее. Лен толкает его, добавляя ускорения, и Барри ухитряется перелететь на сохранившуюся после обвала площадку. Лен с чертыханием валится рядом и только чудо спасает его от металлического штыря, торчащего из вывороченной плиты. Через секунду они уже на ногах. Оставшийся путь до центрального зала сливается в одно фантастическое месиво из обваливающихся несущих конструкций, блеска льда, оружейной пальбы, грохота взрывов, скрежета покореженного металла и криков каждого из них. Обломок выбитого из стены бетона прочесывает Барри предплечье. Футболка Лена дополняется крупным фиолетовым пятном в районе груди, а парка уже не выглядит такой новой и чистой. Они оказываются, навскидку, на двадцать втором подземном и это одновременно близко и недостижимо далеко. На балконе Барри подстреливает летающую злобную штуку из гарпуна и машина низвергается вниз, забрав с собой и его оружие. – Черт! – шипит Лен. – Блять. Лен умудряется замораживать роботов прямо в полете, при этом ни на секунду не переставая отстреливаться из штурмовой винтовки. У него получается так ловко, что создается впечатление, что он прошел курс спецобучения морпехов. И окончил Хогвартс, заодно. Барри перевешивается через перила и смотрит вверх, пытаясь разглядеть балку, на которую свалился его телефон. – Циско, вызов! – и он лезет по чертовой тонюсенькой перекладине над пропастью, чтобы оказаться на траектории падения своего мобильника. – Циско! Рамон матерится и Барри уверен, что даже в испанско-матерном словаре нет настолько грязных ругательств. Барри карабкается и молится, молится и карабкается. Возможно, где-то существует вселенная, где он бесстрашный супергерой, спасающий невинных, борющийся со злом и все такое; это не она. Здесь ему страшно как еще не было никогда. Шум воды и общий грохот дополняется ритмичным дабстепом. – Скарлет! Лен махом руки отклоняет летящую в него гранату. А, да, конечно, эти киберхреновины еще и швыряются гранатами. – Виброзвонок! – коротко объясняет Барри приступ собственного сумасшествия. – Должно сработать! – и хоть бы так и было, господи. У него один шанс на миллион. – Дальше! – изо рта Лена вырывается морозный пар. – Еще немного дальше! От обилия льда воздух наполняется свежестью, перекрывающей мутную вонь водопадов сточных вод. Лен загнанно дышит, хотя дышать вообще не может, никто не дышит в матрице. Руки Барри скользят, бедро цепляет пуля. Песня доходит до второго припева. Барри поднимает глаза. У края балки виднеется угол дрожащего мобильника. Телефон срывается вниз и Барри прыгает, успевая его поймать. Он падает и видит, как балкон наполняется поражающей огненной волной мощного взрыва, стирающей фигуру Лена ослепительным месивом. – Твой рингтон говно, – открывая покрасневшие глаза, хрипит Барри. Он давно хотел сказать это и вот он, этот идеально подходящий момент. – Это Knife Party! – тут же возмущенно вскидывается Циско, но на его лице такое облегчение, что он был бы в восторге, даже если бы Барри заявил, что жрет котят. – Отличная песня, многим нравится! – Мне не нравится. – Да почему? – Потому что я не люблю дабстеп, но, наверно, большей частью потому, что меня постоянно пытаются под нее убить. Он делает попытку приподняться, Уэллс поддерживает его за плечо и помогает сесть. Барри ловит его тревожный взгляд и кивает. Его трясет, он не может самостоятельно сидеть, стоять так вообще, скорее всего, ближайшие часа два даже мечтать не придется. У него ноет плечо и бедро, мелкие порезы все еще ощущаются на коже. Эта боль фантомная, на нем ни царапины, но она есть. Он в порядке. Каким-то образом он все еще в порядке. Он жив. Натянутая линия плеч капитана Уэллса немного расслабляется. На Барри смотрят практически все в комнате, ему плевать, пусть пялятся – он пережил ад. Циско обнимает его дрожащими руками, Циско бы даже на колени ему залез, если бы был уверен, что Барри такое выдержит. Он подпирает его плечо, спасая от неграциозного крена куда-нибудь в сторону пола. – Боже, Барр, – шепчет Циско. – Я в порядке. Барри вынимает шнур из разъема на своей шее и с отвращением отшвыривает в сторону. Тянется за кружкой с водой. Капитан Уэллс садится у него в ногах и поворачиваются к собравшимся в комнате. Остальные еще в сети. Барри вернулся первым. Погруженные выглядят спокойными и безмятежными, напряжение же, висящее в воздухе вокруг них, можно мазать на тосты и подавать на завтрак. – Узел 610, доступ получен, – с ровным аристократическим спокойствием говорит Альфред. Дэмиан с шумом тянет воздух и открывает глаза. – С возвращением, мастер Дэмиан. Взгляд Уэйна-младшего останавливается сначала на Брюсе – капитан Уэйн коротко, но очень емко склоняет голову – затем на Джейсоне, привалившемся плечом к колонне неподалеку. Его глаза скользят к собственной ладони, которую, переплетя их пальцы, держит Дик. – Спасибо, Альфред. Дэмиан пробует двигаться, Брюс помогает ему, отключает от сети. Дик подает кружку с водой. Дэмиан делает пару глотков и садится, разминая затекшие мышцы. Его движения раскованы и довольно плавны. Похоже, что ему досталось поменьше Барри. Барри искренне рад этому, если честно. Калдур тихо переговаривается с Тимом. Рядом с ними Кон, его ладонь лежит поверх запястья Тима. – Узел 310, доступ получен, – напряженно рапортует Артемис; ее голос тут же срывается в крик. – Карен, нет, ты не успеешь! Карен! Карен бьется в судорогах, ее тело трясется, кажется, что она вот-вот свалится из кресла. Капитан Кент ловит ее плечи, пытаясь сократить движение, ее колотит так сильно, что даже взрослый мужчина не может сдержать. Девушка захлебывается кровью, капли срываются с ее губ, разлетаясь. Электрический удар, – понимает Барри. – Это электрический удар, господи. Одна из трех, сходящих с ума, кардиограмм на мониторе Артемис сменяется ровной линией. Когда Карен затихает, ее глаза расфокусированно смотрят в потолок. Смуглое лицо Дика осветляется до фарфорной белизны. Он на секунду зажмуривается и подходит к телу Карен, мягко закрывает ее веки. Вместе с капитаном Кентом они отключают ее тело от сети и аккуратно перекладывают раскиданные судорогами руки и ноги. Ее накрывают полотном темной ткани. Дик садится в ногах ее кресла и прячет лицо в ладонях. Одна из Старейшин отворачивается, не в силах на это смотреть. – Узел… узел 210, – сбито выдавливает Артемис, ее голос дрожит и срывается. – Доступ получен. Узел 410. Доступ получен. Пожалуйста. Пожалуйста. По щекам девушки текут слезы. Ее губы трясутся. – Нет! – кричит Артемис. Кара дергается. Еще раз. И еще раз. Она кричит, хрипит. Автоматная очередь. Она переваливается через край, Брюс едва успевает поймать ее у самого пола. Ее лицо и шея в крови. Кардиограмма Кары превращается в ровную линию. Взгляд Кона становится затравленным, он только что потерял сестру. Он сильнее сжимает ладонь Тима, прижимая его руку к губам. Спина Калдура еще больше каменеет, хотя это, кажется, вообще невозможно. Кассандра открывает глаза. – Кара, – рыданиями вырывается из ее груди. – Карен. Она плачет в голос, закрываясь руками и подтягивает к груди не слушающиеся ноги. Артемис стряхивает с себя наушники и обнимает ее, поглаживает по спине. Дик приносит им воды, закутывает обеих в одеяло. Капитан Кент вводит Кассандре успокоительное. Их плач эхом отражается от невидимых в темноте стен зала. Тело Кары накрывают покрывалом. Произошедшее иссушает всех. Из-под глухой ткани, укрывающей тело Карен, виднеется ладонь безвольно повисшей руки, соскользнувшей с ее живота. Джейсон не сводит взгляд с бесстрастного лица своего названного брата. Тим все еще в сети. – Узел 110, доступ получен, – говорит Калдур. Барри шумно вытягивает воздух. Самый ужас начинается именно после того, как оператор получает канал к серверу, это они уже выяснили; все компьютеры оборудованы защитой, щелкающей на ярлык ад.exe. Голова Тима резко, будто от удара, откидывается в сторону, он скалится красными от крови зубами. Его выгибает дугой и… он с хрипом открывает глаза. Тим хлопает ресницами, осматриваясь, пытаясь прийти в себя и понять, что вообще и где он. Коннор сгребает друга в охапку, кажется, пытаясь просочиться под самую кожу. Калдур трет лоб и воспаленные глаза, его сгорбленная фигура напоминает куклу, которой выбили все шарниры. По залу проносится едва ощутимый выдох облегчения. – Совет благодарит вас за то, что вы сделали, – торжественно говорит статная женщина лет пятидесяти. – Люди Зеона никогда не забудут вашу жертву. Барри сжимает зубы так, что по щекам начинают ходит желваки. Да неужели, блять. /Мы справились, вроде как/ /Смогли вывести из строя все узлы/ /Нас было шестеро, теперь – четверо/ /Кара и Карен/ /Я бывал с ними в симуляционных погружениях в матрицу. Ну, знаешь, программы обучения криво становятся, вообще-то у многих, я не один такой одаренный, как ты, наверно, уже решил. Нас часто отправляли в пробный сеанс. Побегать, там, пострелять. Немного полупить друг друга/ /У Кары отличный удар левой, кстати, вообще кошмар, если бы она меня на самом деле так долбанула, челюсть бы точно выбила/ /Через месяц ей бы исполнилось пятнадцать/ /Лен?/ /Лен, ты здесь?/ /Эй, ты слышишь меня?/ /Лен?/ Но Лен не отвечает. Барри пишет ему всю ночь, но так и не получает ответа. Он спускается на технический уровень, потому что там его никто не будет искать. Он не хочет оставаться один, но тот, кто ему нужен, не в Зеоне. Ну, а еще он не хочет наблюдать за похмельным отходняком после праздника имени его воскрешения. Барри ставит локти на перила и долго смотрит на тихо работающие механизмы, толком их даже не видя. Планшетник в кармане не подает признаков жизни. Он знает, что редкие программы в матрице неуязвимы для пуль, но их можно уничтожить водой. Для других нужно использовать серебро вместо свинца. Иногда – электричество. Бессмертие внутри системы всегда относительно. Барри думает о том, что, возможно, они с Циско ошиблись и направленный взрыв может, все же, повлечь за собой смерть Лена. Направленный взрыв может повлечь смерть. Мысль забавна, будто из памятки по безопасности. Не суйте пальцы в розетку, не стойте близко к краю платформы, не обнимайте громоотвод в грозу, не попадайте в зону поражения взрывной волны. Рядом с ним останавливается человек и, копируя его позу, тоже смотрит в никуда. – Ты выглядишь так, будто злобные чимичанги порубили тебя на кебаб. Барри узнает голос. Уэйд Уилсон. Этот парень был из тех, мозги которых отключение из матрицы превратило в яблочный смузи. Случалось не часто, но бывало, что встреча с реальным миром сводила человека с ума. Уэйд, например, обзавелся биполярным аффективным расстройством и начал слышать голоса. Дерьмовое чувство юмора, скорее всего, было исконно его и с выходом из сети ничего общего не имело. Уэйд с ожиданием смотрит на него. – Чувствую себя примерно так же, – наконец отвечает Барри, потому что Уэйд не способен отвалить просто так. – Тебя расстроила эта Санта-Барбара? Мы считаем, довольно мило. Постапокалиптика, хайтек, есть что-то от Гигера. Да, заткнись, я этого Гигера и имел ввиду, и я знаю, что он сделал микрофонную стойку Джонатана Дэвиса. А! Точно, спасибо, что напомнил. Нет мексиканской кухни. Это жаль, нам не хватает тако. И... да. Уэйд очень любил болтать. В том числе, со своими внутричерепными друзьями. В том числе, вслух. – Еще здесь много пафоса. Как в американских фильмах. Ты любишь американские фильмы? Мы – нет. Мы из Канады. Там много лесов. Барри просто ждет, когда он закончит. На скорейшее завершение надеяться не приходится, но ничего, у него вся ночь впереди. – Так, что не так-то? – все же вспоминает начало дискуссии Уэйд. – Кто-то пнул твою собаку? Что тебя расстроило? Ты же Флэш! И, кстати покруче Уолли, мы всегда голосовали за тебя! Если мы переименуем Зеон в Централ-сити, тебе станет легче? Барри пропускает всю эту несусветную ахинею мимо ушей. – Как насчет озлобленных кровожадных роботов? – напоминает он про реалии их бытия. Уэйд открывает рот. Закрывает. – Озлобленные кровожадные Санта-роботы. Мы же в Санта-Барбаре. Санта-Матрице. Гребаные Вайчовски. Барри закрывает лицо руками. – Эй, – говорит Уэйд. – Я к тому, что все это нереально. А раз это просто чья-то выдумка, так какие поводы жевать сопли? Тебе что, девять? Хотя, подожди, тебе же не девять, да? – Мы все умрем. – Как и много раз до этого, – равнодушно пожимает плечами Уэйд. – Сценаристы DC такие гандоны. Некоторое время они молчат. – Ты выглядишь так, будто кто-то действительно пнул твою собаку. У тебя была собака? Барри тихо смеется. Ну да, собаку. Его внутреннего щенка. – А, – Уэйд щелкает пальцами в догадке. – Ты скучаешь по Капитану Холодильнику? Барри удивленно распахивает глаза. Уэйд был психом, но иногда он будто что-то знал. Это всегда было с ним – странная то ли прозорливость, то ли пророческий дар. Уэйд предсказал то, что Джейсона практически в фарш забьет агент, но он выберется (немного глупо со стороны матрицы пытаться убить человека способом, который как не работал, так и не работает, хотя конечно, забавно. Пасхалки, обожаем пасхалки!). Он с уверенностью заявил, что Фелисити станет первым помощником Оливера на Куин Консолидейтед (да как иначе – это же канон! ОТП! ОТП!). Еще, каким-то образом выявил аллергию капитана Кента на топливо в брикетах (оно зеленое и светится?! Эй, не подносите это к нему! Ну вот, опять…). Таких странных вещей было много, даже не сосчитать. – Что? Ты что-то знаешь? – спрашивает Барри. – Ну да, – соглашается Уэйд. – Конечно. Ответа не следует. Пауза тянется и тянется, и тянется. Барри не выдерживает. – И что это? – Мы снова не в своей вселенной, – тоскливо осматриваясь, говорит Уэйд. – Черт. Разговор с психом положение дел лучше не делает. Но все же, Барри немного приятно, что в Зеоне есть еще кто-то более стремный, чем он. Столицу сотрясает сообщение о том, что корабли, облетающие поля, уничтожены. Один сбит прямо среди капсул с людьми (обрушив заодно часть стеллажа; матрице придется придумать какую-нибудь массовую катастрофу с кучей жертв, чтобы объяснить все это), другой сгорел до тла в тоннелях на подходе к Зеону. И вот этот последний маленький факт неслабо нервирует Старейшин, потому что корабль уничтожен в жалких милях от города. Флот поднимают на уши, экипажи спешно готовятся к отбытию. Барри минует трап, когда его останавливает ладонь Уэллса, тяжело опустившаяся на плечо. – Капитан? – с легким недоумением спрашивает Барри. Айрис тащит по полу огромную сумку, Эдди с легкостью подхватывает ее груз, забрасывает на плечо и исчезает за поворотом в сторону рубки. Джо убирает разбросанные недавним рабочим авралом инструменты в коробки. Барри отстраненно думает о том, что после такого им гарантированно светит выслушать трехчасовой зудящий мозгодолбеж на тему неприкоснованности атрибутов инженерного вуду Ратауэя. – Ты остаешься в Зеоне, – говорит Уэллс. – Что. Это что, шутка? Но Уэллс не травит розыгрыши вообще никогда, так что… – Почему? – Отвоевался уже. Барри, ты еле на ногах стоишь, – отцовским тоном говорит капитан. – Тебе нужен отдых. – Серьезно? Отдых? Сейчас? – он повышает голос и ему немного стыдно. Может быть. Или нет. Если подумать, Барри стал довольно переменчивым, но ему плевать на это, у него есть причины и если кто-то так горит желанием их узнать, Барри достаточно милостив в своей жестокости чтобы прокричать весь список в это неуместно любопытное лицо. Он не замечает как сжимает кулаки. – Это не обсуждается, Барри, – с нажимом повторяет Уэллс. – Ты остаешься в Зеоне вместе с Кэйтлин и Циско. Слова капитана ловят Циско на середине подъема на корабль. – Эй! – вскидывается Рамон. – Что за дела? – Кто-то должен быть в городе, – ровным тоном говорит капитан. – Маловероятно, что машины не доберутся сюда. – И почему это – мы? – Потому что я так сказал. Это приказ. Покиньте корабль. Кэйтлин, подошедшая следом за Циско, недоуменно поправляет сумку на плече. – Что происходит? Капитан? Взгляд Барри выхватывает лицо Джо за спиной Уэллса, тут же прячущую взгляд Айрис, абсолютно невозмутимый образ Эдди. Тоун с повышенным энтузиазмом передвигает ящики с железяками Хартли. Что ж, возможно, вчерашняя пьянка имени его воскрешения была одновременно и вечеринкой второго прощания. Прекрасно. – Приказ принят к исполнению, – сухо говорит Барри. Разворачивается вокруг своей оси и – нет он не бежит, конечно не бежит – направляется… да куда угодно. В свою каморку. На технический уровень. В Совет Зеона. Плевать, он разберется на месте. На пути из доков он сталкивается с Хартли, спешащим на корабль со стороны отбывшего Куинс Консолидэйтед. Барри замедляет шаг. – Удачи, Ратауэй, – невзрачно бросает он. Хартли, к его удивлению, останавливается и оборачивается в его сторону. От неожиданности Барри тоже прекращает движение. Повисает довольно неуютная пауза. Барри немного склоняет голову и хмурится, Хартли же, наоборот, прямой, будто швабру проглотил. Ах вот оно. Хартли не прячет взгляд, и не испытывает никакого смущения или дискомфорта; он смотрит действительно на него. – Постарайся не сдохнуть сразу, Аллен. Рамон. И бросив короткий взгляд на подошедшего Циско, который аж чуть ли челюсть не теряет – ого, он знает мое имя? – Хартли удаляется. – Что с ним? – Циско с неприкрытым шоком пялится в след Ратауэю. – Токсикоз от машинного масла? Рак мировоззрения? Барри тихо хмыкает. – Он просто знает, что мы все подохнем, но неплохо бы продать себя машинам подороже, – говорит он. Ратауэй притормаживает у тонкой фигурки Кейтлин. – Что будем делать? – спрашивает Циско, наблюдая как С.Т.А.Р.Лабс запускает главный двигатель. – Не знаю. Найдем Лизу? Думаю, она знает, чем заняться. И Лиза действительно знает. Два дня они таскают патроны, запчасти от роботов (у Зеона есть собственные роботы, ну обалдеть), проверяют состояние орудий, строят баррикады, расчищают мусор, снова таскают патроны, строят баррикады и таскают патроны. Барри неплохо осваивается в работе со сварочным аппаратом и это его персональная маленькая победа – за несколько часов он достигает в чем-то уровня «выше полного отстоя», что неплохо повышает самооценку. Обычно ради такой планки ему приходилось стенать неделями. Циско буквально расцветает – он вертится вокруг Лизы как щенок, к которому из долгой командировки вернулся хозяин – Рамон полностью возвращает свое оптимистичное отношение к жизни и, кажется, даже не парится над тем, что жить им всем осталось максимум с неделю. Конечно, весь этот план с Нэо, в принципе, отличный. В теории. Ладно, Барри знает толк в дерьмовых планах, можно сказать, он большой эксперт, этот действительно не такой уж и нулевой. Но просто… вне матрицы у них тут небольшая империя зла, против которой пытается качать права племя пигмеев (пигмеев с роботами, но все же) и вся эта задумка с тем, что один человек способен поставить раком весь тоталитарный режим огромного полчища машин выглядит, мягко говоря, неубедительной. Он пытается верить, правда. Но Барри всегда верил только в то, что видел. Он верит в насилие. Мимолетность человеческой жизни. Проблему перенаселения (кстати, об этом, Старейшины вообще думали, что они будут делать с тремя миллионами разбуженных людей с их-то ресурсами?) Еще он верит во вкус мармеладных мишек – сгенерированный матрицей, ну и ладно – и то, что Dark Side of the Moon, действительно, один из лучших альбомов всех времен и народов. Один человек, вдоль, поперек и по диагонали потрясающий, сможет отрубить все машины? Как, например? Даже если он жжет и пепелит в матрице, что он может сделать здесь? Матрица нереальна, пусть даже и смертоностно нереальна, но это всего лишь игрушка. Спасти чертов Зеон и человечество в придачу? Да у Избранного понтов не хватит. Машины приходят на третий день после того, как флот отсылают в туннели; они приходят и приносят с собой ад. Барри бежит. Он уже привык, нет, правда. Немножко бесит, но ничего, подумаешь, какие неудобства? Ему даже практически не страшно (ну, ладно, может быть, чуток раздражает, что так истошно грохочет и жужжит в каких-то метрах за спиной – это так, мелочи). На центральной площади сейчас образцовый тартар. В доках открылся филиал чистилища. Он несется по узким коридорам шестого технического и, можно сказать, вообще отдыхает. Циско мельтешит рядом, он держит за руку Лизу, таща ее как на буксире. Они скачут через поребрики, выступы, балки, всякий хлам и тела погибших. Барри перестает считать, когда количество мертвецов переваливает за второй десяток. В одном из боковых проходов он замечает махающегося с охотником на катанах (катанах!) Уэйда, который – Барри уверен, потому что сам, блять, видел его смерть – должен валяться холодным трупом где-то в районе второго технического. Они безоружны, разве что пара патронов. На следующем повороте они обгоняют очередного несчастного (и еще пока живого, божечки) жителя Зеона и пересекают линию противопожарного экрана. Парень забегает следом, огибает косяк и практически впечатывается в панель управления. Он выбивает по клавишам команду, хватает с пола первую попавшуюся железяку и, дождавшись закрытия двери, сбивает замок. О дверь с другой стороны что-то бабахает, но сорок сантиметров стали таким не смутить. – Пятнадцать минут, – выхрипывает сбитым от бега голосом Циско. – Максимум. Потом они ее вскроют. – Ну и погодка, ебаный пиздец, надеюсь у этих придурков есть хоть какой-нибудь план, – тихо бурчит незнакомый парень. Лиза приваливается к колонне и сползает на пол. Циско спешно садится рядом с ней, на случай если девушке понадобится помощь. – Что делать будем? – говорит Рамон. – Бежать дальше? Изобретем прибор для телепортации? Барри тупо смотрит на парня, который все еще у дверей и, кажется, полностью в гармонии со звуками недружелюбного мощного сверляжа по ту сторону. Его лицо скрыто капюшоном безразмерной пайты ля-Зеон, он сжимает ладонью бок, другой опирается на колено; похоже, он тоже пробежал прилично и сейчас пытается восстановить дыхание. – Временная червоточина, – говорит Циско. – Нам нужно устройство для путешествия во времени. Барр? Эй, ты слышишь? Лучше бы тебе принять участие в обсуждении, потому что тут на повестке план сраного спасения. Барри поднимает указательный палец в интернациональном тактичном намеке заткнуться и делает пару несмелых шагов в сторону человека. Он неосознанно склоняет голову и пытается заглянуть под свободный капюшон. Парень наконец-то улавливает его и поворачивается. В реальности он другой. Кожа светлее и болезненнее, отчетливо видны круги под глазами. Он старше, немного массивнее даже. На шее виднеется тонкий шрам от неглубокого пореза, еще один, широкий и кривой, пересекает левую ключицу. Глаза такие же. Льдисто-голубые. – Э-э-э, – тянет Циско, потому что он тоже замечает что. Барри разбивает катаплексия. Только он не падает оземь, а так и остается стоять памятником самому себе. – Челноки же уничтожены, – плоско говорит он. – Я успел на последний экспресс, – автоматически отвечает парень. Голос. Голос срабатывает триггером. Барри срывается с места, в секунду пересекает разделяющее их расстояние, повисает у Лена на шее и целует, потому что хватит, даже если ему осталось пятнадцать минут, он не собирается больше дышать без этого. Его талию обхватывают мощные руки и с силой прижимают к, удивительно крепкому после хрен-там-знает-сколько-дцати летнего сна в матрице, телу. – Блять, – говорит Лен, когда они все же отдаляются друг от друга, потому что кислород. – Наконец-то. – Верните все в рамки PG-13, – хлопает глазами Циско. – Я не хочу это слушать. И смотреть. И переживать этот момент трещащего шаблона, потому что, Барр, ты же год сох по Айрис, вы с Эдди на пару почти обошли Хартли по очкам в выбешивании с пол-оборота, а он уже родился гуру в этом спорте. Как так вообще? Где ты успел обронить свою гетеросексуальность? – Не слушай, – бурчит Барри, носом прослеживая линию шрама на шее Лена и, боже, он в раю – Не смотри. Не… что там еще. – Лео? – подает голос Лиза и на этот раз глаза квадратные уже у нее. – Это ты? Взгляд Лена соскальзывает с парня в его руках и останавливается на шокированной девушке. Его брови подскакивают в удивлении, он переводит глаза на Циско – того самого Циско, который парень его сестры – и снова возвращается к ней. – Привет, малышка. – Господи, – шепчет Лиза, несмело подходя ближе. – Господи, – говорит она, касаясь его плеча. – Это ты. Ты. Звук работающего за дверью лазера становится более отчетливым. Это отрезвляет всех. – Так, детки, – решительно говорит Лен. Он отстраняет Барри от себя, но рук с его талии не убирает. – Мне двадцать четыре! – протестует Циско. – Так, детки и Наркобарон моей сестры, – послушно поправляется Лен. – Сваливаем. Быстро. – Куда? – Вперед. Там что-нибудь придумаем. Они выбираются из коридора, минуют еще один пожарный экран, появляются на одном из балконов центральной площади (о, нет, нет, нет, только не сюда!) и когда они уже практически смиряются с тем, что все, вот он – конец, все машины, угрожающе кружащие под высокими сводами темными тучами, вдруг отключаются. Они валятся на пол уродливыми грудами металла, резкие удары их падения наполняют пространство оглушающим гулом и Барри бы даже пошутил на тему того, что это машинный дождь, если бы не был так нехило озадачен. Он крепче сжимает руку Лена, переплетая их пальцы, Циско становится ближе к Лизе в инстинктивной попытке защитить. Повисает тишина. Звонкая и неуютная, пустая. Те, кто все же выжил, робко шевелятся, выглядывают из-за укрытий и завалов, сжимают руки на оружии, пытаются понять происходящее и нащупать границы дозволенного. Барри видит Кейтлин. Ее одежда в грязи и крови, она сбилась в комок с Кассандрой и Артемис. Они едва дышат от ужаса, но живы. Селина до побелевших пальцев вцепилась в огромный автомат, другой рукой она прижимает к себе бледного мальчика. – Ву-ху! – громогласно провозглашает Уэйд, вскидывая руки и едва ли не подпрыгивая. – Поверить не могу, мы победили! Просто нереально корявое клише, кто вообще пишет этот фанфик?! Барри выдыхает. Кажется, впервые за последние полчаса. Возможно, он ошибся, и у Нэо хватило понтов. Барри был не прав, что ж, он готов признать это. Вместо эпилога. Город снова наполняется суетой. Оставшиеся в живых разгребают завалы, тушат пожары и экстренно ремонтируют неисправности в особо важных системах Зеона, помогают раненым, уносят тела тех, кому повезло меньше. Кейтлин берет на себя координацию медицинской помощи, быстро и эффективно распределяет все ресурсы. Ее лицо абсолютно бесстрастно, по ней видно, что она двигается на чистом адреналине, но всерьез намерена держаться столько, сколько потребуется. Через полчаса в Зеоне не остается успокоительного, еще через час почти заканчивается обезболивающее. Зато спирта и тряпок завались, хватит на небольшую армию мумий. К вечеру, скрипя как разваливающаяся консервная банка, в порт пребывает что-то изуродованное до неузнаваемости, с изрешеченной надписью С.Т.А.Р.Лабс на правом борту. Дверь корабля валится наземь. Из трюма выходит капитан Уэллс, Джо, Айрис и Эдди. Барри не может поверить своему счастью. Хартли помогает весьма помятому Олли спуститься. Рэй несет на руках Фелисити. Девушка сильно пострадала, но жива. С опозданием в три часа за первым кораблем в порт приходит такой же убитый Отброс. Его команда выбралась из пекла полным составом. Их борт привозит на себе часть экипажа Юной Справедливости. Тим, только завидев их, стрелой проносится через всю собравшуюся толпу и сграбастывает в охапку Кона, запрыгивает на него, скрещивая ноги за бедрами. Они целуются прямо на глазах у всего Зеона, с Советом Дряхлых Старейшин впридачу, и мало коробятся по этому поводу. – Мило, – говорит Лен. – Знаешь, с чем апокалипсис справился отлично? – хмыкает Барри. – С человеческими предрассудками. В борьбе за жизнь значение того, кто с кем предпочитает спать, как-то померкло. Лен с интересом косится на него, но вдруг с его лица слетает вся хитреца, меняя выражение на мрачную сосредоточенность. Он отводит взгляд в сторону Дика, тащящего из недр Отброса ящик с медикаментами. Среди людей мелькает Дэмиан. Он подбегает к братьям, высматривая в их лицах ответ на свой беззвучный вопрос. Джейсон коротко мотает головой. Уэйн Энтерпрайзес уничтожен вместе с экипажем. Барри с силой сжимает зубы. Они знали, что будут жертвы, но невозможно быть действительно к ним готовым. Лен отступает в сторону, явно намереваясь уйти с балкона. – Лен? – голос Барри останавливает его. – Все нормально? Лен оборачивается, передергивает плечом и склоняет голову, типа, «да, окей». Барри не ведется. Он подходит ближе и касается его локтя, удерживаясь от того, чтобы вцепиться в его руки и не дать сбежать. Что-то не так. Барри мысленно проматывает предыдущий разговор. Вот оно. Лен – старший брат Лизы, а Лизе уже почти что под тридцак. Барри бы не уцепился, если бы у Циско не было периода «о боже, она же меня старше, она старше меня», которым Рамон вынес мозги всем на корабле; Барри на правах лучшего друга досталось особенно крепко. – Итак, сколько тебе лет? – говорит Барри. – Давай, удиви меня. Шокируй. Порази в самое сердце. А то я тут немножко пережил конец света и остался ни разу не впечатленным, информация о твоем возрасте точно перевернет мою картину мира. Лен стоит к нему лицом и Барри видит все его эмоции, ярко проявляющиеся по мере того, как он говорит. Удивление. Смущение. Раздражение. И – в самом конце – откровенный скепсис. – Я мог бы быть твоим отцом, – говорит Лен. – У-у, папочка, – тянет Барри. Лен удивленно распахивает глаза, смотря куда-то сквозь пространство, его зрачки заметно расширяются и на фоне светлой радужки это особенно… завораживающе. Барри, не отрывая взгляда от его глаз, пробирается пальцами под рукава пайты, проводит по линии бьющихся на запястьях вен. – Прекрати, – прочищая голос, говорит Лен. – Ответь на вопрос, – и без перехода Барри продолжает. – Я еще не сказал о том, что мне нравится, что мы примерно одного роста? В смысле, я бы не хотел быть сильно выше. Или ниже. Твоя комплекция массивнее моей. Знаешь, я уверен, что твой вес здорово бы ощущался на… – Скарлет. Барри широко улыбается. Ему кажется, что он немного заразился от Лизы ее Синдромом Чрезмерной Пикантности, но он не имеет ничего против. Вид смущенного Лена стоит всех сокровищ планеты, а, может быть, даже галактики. – Для успокоения твоей совести можем подождать моего восемнадцатилетия. Оно через неделю. Если моему благородному рыцарю угодно, я буду сидеть на самом чердаке высокой башни, пока он не договорится со своими стереотипами. Лен наконец-то фокусируется на его лице и приподнимает бровь. – Моя принцесса, – с саркастическим смешком говорит он. И на Барри все еще его безразмерная винная хламида. – Ну, серьезно, Лен, – канючит он. – Тридцать пять. Барри неосознанно облизывается, мысленно проговаривает эту мысль и так, и этак. Тридцать пять. Тридцать пять. Лен выглядит расслабленным, но Барри держит его руки и прекрасно чувствует насколько тот острый, замерший, будто в ожидании удара. – М, – коротко выдает Барри. – Не-а. Не впечатлил. Мне все еще хочется залезть на твои колени и… – Скарлет. – Что? – возмущается Барри. – Я должен тебе некоторые слова благодарности, ты забыл? Мы сейчас их и обсуждаем. В том числе. – Слова, – емко подчеркивает Лен. – Ты фокусируешься не на той части информации, – отмахивается Барри. – В нашем случае это очень смежные понятия, очень. Лен не выдерживает весь этот цирк и начинает смеяться. Смех у него ужасно заразительный, и Барри хохочет следом. Натянутость между ними пропадает. К Лену что-то возвращается, какая-то маленькая часть, которая Барри абсолютно точно нравилась и которая вдруг пропала. Он рад чувствовать, что Лен снова целый. – Ладно, – все еще усмехаясь говорит Лен. – Ладно. Но тебе тоже следует позабыть о двойных фамилиях. – Ты о чем? – недоуменно хмурится Барри. – Аллен-Снарт звучит невероятно дебильно. И Лен улыбается этой своей лисьей улыбкой.