***
— Хен, я хочу пить. Можно мне водички? — Чжухон состроил милую мордашку, пытаясь показывать эгье. — Хочешь, так встань и налей, — Минхёку совершенно не хотелось напрягать все мышцы ради стакана водички этому в конец обнаглевшему ребенку, будь он неладен, поэтому он только отказывал Чжухону раз за разом. — Ну хен, ну что тебе стоит? Пальцем покрутил, раз — и готово. А твой любимый тонсэн не умрет от жажды, — Чжухон по-турецки сидел на кровати и протягивал в сторону развалившегося на кресле хена пустой стакан. Минхёк демонстративно закатил глаза, всем своим видом показывая, что он совершенно не доволен поведением младшего, но палец все же поднял, несколько раз прокручивая в воздухе, а потом направляя его в сторону Чжухона и его злосчастного стакана. На пальце сначала образовалась водная завитушка, потом она немного увеличилась и слетела с пальца, попадая аккурат в стакан, не расплескав ни капли. — Спасибо, хен, — довольно заулыбался младший, потягивая воду из стакана.***
Хосок сидел в баре, вливая в себя уже пятый подряд стакан виски. Сознание было приятно затуманено, все проблемы отходили на задний план, оставляя место размышлениям о смысле жизни и квантовой физике. — Скучно тут у вас, — неприятно пробасил Хосок, обращаясь к бармену. — Что значит «скучно»? — переспросил последний, яростно натирая полотенцем и так чистый бокал. Хосок в ответ только тяжело вздохнул и побрел в сторону туалета. Усевшись прямо на полу, он два раза хлопнул в ладоши и растворился в воздухе, оставляя после себя только шлейф дорогого виски.***
Чангюн шагал в сторону дома Кихена, тихо насвистывая какую-то детскую незамысловатую песенку себе под нос. Повернув в двери запасной ключ, имеющийся у всех друзей Кихена, Чангюн открыл дверь, громко здороваясь с хёном, но ответного «привет» не последовало. Все еще находясь в приподнятом настроении, Чангюн зашёл в спальню друга и стал свидетелем весьма неприятного зрелища: Кихён с внушительного размера синяками на лице неаккуратно валялся на диване. Сердце неприятно ёкнуло и Чангюн потянулся рукой в задний карман джинс за телефоном. — Шону-хен, тут такое дело… я пришел к Кихён-хену, а он тут… короче, на диване вырубленный лежит. — Так ты не мне, ты в «скорую» звони, Чангюн-а, — посоветовал Шону спокойно, но Чангюн уловил всё-таки в его голосе появившиеся нотки волнения. — Я скоро приеду, но ты знаешь, куда звонить. Айэм, прозванный так «в народе», а конкретно говоря — среди друзей, принялся набирать необходимый номер, стараясь не терять лишнего времени. Но про аптечку с нашатырем парень вспомнил только после того, как на том конце провода милый женский голос пролепетал что-то вроде «Машина уже выехала», а затем вызов был сброшен. Поразмышляв с секунду, Чангюн кинулся на кухню, в поисках спасительной бутылочки с «живительной жидкостью», как ее прозвали за частой надобностью в той же самой компании. Бутылочка, к счастью, нашлась, поэтому Айэмом были предприняты немедленные меры по возвращению любимого хена из бессознательного состояния в сознательное. Парень окунал кусочек ватки в лекарство, а затем поднёс к носу Кихёна. Тот, поморщившись, разлепил глаза. Только вот незадача: к этому моменту в квартиру уже вломился Шону, а за ним фельдшер и несколько медсестёр. Ситуацию разруливать надо.***
Совершенно обалдевший и крайне удивленный Хосок сидел на полу какого-то туалета, опершись на его стенку. Помещение было просто насквозь прокурено, воняло алкоголем, и, конечно же, тем, чем и должно вонять в туалете. После телепортации тело, как всегда, гудело, но вполне терпимо, так что Хосок тут же поднялся и поспешил покинуть столь отвратительное помещение, которое, к слову, оказалось клубом, как Хосок и догадывался, при этом клубом, так сказать, второсортным. Тут и там шныряли пьяные девицы в платьях, в которых видно все то, чего видно быть не должно, ищущие очередных мальчиков, перед которыми можно раздвинуть ноги за дорогой коктейль. Мерзость какая. Стараясь не привлечь внимания ни одной из подобных дам, Хосок устремился к выходу. Миссия была выполнена успешно, так что парень достаточно быстро оказался на улице, где можно было даже вдохнуть. Но помимо прочего, Хосок понял, что сейчас не глубокая ночь, как он подумал. Скорее вечер, часов так шесть. Достав из кармана телефон, парень в этом убедился: часы показывали половину седьмого. Рассудив логически, Хосок решил, что дом Кихёна сейчас к нему ближе всех, поэтому туда он и направился. Парню не терпелось рассказать друзьям о своем приключении, ведь попадал парень в подобные авантюры крайне нечасто. Точнее, вообще никогда не попадал. В квартире Кихёна, помимо самого хозяина, был еще Айэм, который, к слову, пытался успокоить старшего, который, судя по виду, был готов вот-вот расплакаться. Но самой важной деталью было то, что на лице Кихёна откуда-то взялись синяки, которых — Хосок был уверен — при последней их встрече не было. Когда Айэм заметил всё-таки стоящего в дверях Хосока, то моментально вскочил, оставив Кихёна успокаиваться самостоятельно, и тут же подлетел к Хосоку, впечатав свой кулак ему куда-то в область челюсти. — Эй, ты что творишь?! — заверещал старший, потирая ушибленную челюсть. — Это у тебя спросить нужно, недоносок! — яростно выплевывал Айэм. Полностью сосредоточившись на ситуации, Хосок упустил тот момент, когда к Чангюну подошел Кихён, оттащив его за плечо поближе к себе. — Не надо, Чангюн-а. Слова младшего больно били в сердце, по-видимому, стараясь разорвать его на куски. Не то чтобы Кихён нравился Хосоку, нет, они просто были хорошими друзьями. Но почему-то холод и грусть в глазах Кихёна делали старшему так больно, что хотелось забиться под стол и плакать, обняв коленки, словно четырехлетняя девчонка. К тому же, Хосоку никогда не говорили подобного, тем более самые близкие друзья. Парень подошёл ближе к Кихёну, пытаясь сформулировать мысль, но тот отошёл на несколько шагов назад. — Если ты снова хочешь меня ударить, то уходи, мне и так не очень. — О чем ты говоришь? — парень растерялся. — Что-то случилось? — Хосок, вот только не строй из себя дурака, — Кихён отвернулся от собеседника, пряча внезапно заслезившиеся глаза. Напряжение в комнате буквально ощущалось кожей. Еще нагнетало то, что Хосок все-таки слышал тихие всхлипы Кихёна, так сильно им скрываемые. Чангюн громко четырхнулся, выплюнув «Знаете что, разбирайтесь сами!» и ушёл, оставив парней наедине. Не выдержав давящей тишины, Хосок просто подошел к Кихёну и обнял его за плечи со спины. Младший склонил голову и перестал сдерживать слезы. Они совершенно не слушались, просто текли, а сам парень лишь тихонько всхлипывал. Хосок молча обнимал его, прижимая сильнее к себе, но внезапно Кихён отстранился и повернулся к старшему лицом. — Вот почему ты такой? Сначала ты хороший, самый лучший друг, готовый помочь в любое время, а потом… бьешь по лицу и огрызаешься. Хосок отшатнулся, неверещими глазами глядя на Кихёна. — Но… Я никогда не позволил бы себе ударить тебя. Что бы не произошло. Никогда, — выделяя каждое слово, прошептал Хосок. Кихён склонил голову набок и посмотрел Хосоку в глаза. В глаза человека, которому хочется верить. И ведь Кихён точно знал, что Хосок говорит правду. Человек врать может, а вот его мысли — нет. — Значит, меня бил кто-то, у кого такое же лицо, как и у тебя, — Кихён смотрел со скептицизмом. Хосок осел прямо на кресло, стоящее рядом с ним и прошептал: — Кихён-а, я, кажется, вспомнил.***
Хёнвон лежал на диване, внаглую тыкая ногой бедро Шону. — Хен, ну расскажи. Шону (кстати, это прозвище, что любезно было придумано любимыми и не очень друзьями) в очередной раз поднял томный взгляд на младшего, но, видимо, понял, что ему все равно не отвертеться, поэтому пришлось рассказывать. — А-а-ах, Хёнвон-и… Ну вот ты как о своих способностях узнал? — Ай, хен, как-как, — пролепетал младший, передразнивая Шону, — ну шел по улице в ветренную погоду. И представь: у девушки, которая рядом шла, зонтик в обратную сторону вывернулся, а у меня даже волос на голове не пошевелился. Ты бы знал, как она на меня смотрела, аж холодок по коже, бр-р-р. — А родителям рассказал? Тебе что мать сказала? — пролепетал Шону, заинтересовавшись историей младшего. — Да, она легенду какую-то рассказывала, глупую такую, что я чуть не заснул. Что-то про какой-то другой мир, зеркало, про мою и ваши силы. Говорила про какой-то момент, когда они обязательно нам пригодятся, и, кажется… ну я не помню, в общем, да и не важно все это. — А я вот думаю, Хёнвон-и, что важно, — прищуривая один глаз, продекламировал Шону. — Знаешь, что Кихён говорил? — Что? — Хёнвон загорелся интересом и даже приподнялся, усаживаясь рядом со старшим на большом кожаном диване. — Говорил, что у Хосока голос был грубее, чем обычно. Намного грубее, Хёнвон. Но вот интересность: у Кихёна не получилось использовать телепатию. Вообще. Говорит, так старался, что даже голова разболелась, именно поэтому Хосоку ответить на удар он не смог. Хёнвон разявил рот.***
— Что вспомнил? — переспросил младший, глядя в сторону Хосока. — Кихён, я вспомнил, где я был, — Хосок вроде бы смотрел на собеседника, но его совершенно не видел. Смотрел как-то насквозь и совсем уж отрешенно. — И где? — Кихён опустился на соседнее кресло, заглядывая старшему в глаза. — Я не знаю, Кихён, в этом и дело! — прошептал Хосок. — Я просто шел домой, а вдруг телепортировался. То есть, телепортировался, не хлопая в ладоши. Кихён на соседнем кресле даже подпрыгнул от неожиданности, а потом ему вспомнилась одна очень-очень древняя легенда, которую когда-то рассказывала мама. В голову пришла совершенно сумасшедшая мысль, от которой Кихён подпрыгнул с кресла и навис над Хосоком, приподнимая его подбородок, чтобы заглянуть прямо в глаза. — Хосок-и, сколько было времени, когда ты шел домой? Хосок оторопел, а затем попытался напрячь мозг и бросить все силы на то, чтобы вспомнить, сколько же тогда было времени. — Я не знаю точно, около четырех, наверное. Кихён уселся обратно в кресло, хватая с тумбочки телефон, чтобы набрать Шону-хена.