Приходи ещё

Мимо укуренных, мимо танцующих, веселящихся, забывающих обо всём людей... Ручка двери легко поддаётся, и, слегка надавив на поверхность, Кёнсу заходит, слыша какой-то бабский стон. Перед ним тёмная комнатушка с время от времени мигающими лампочками, разбросанными по полу и небольшому столу, какие-то сумасшедшие абстракции в рамах для картин на стене, его друг и какая-то девушка, которой сейчас тот рисует на пояснице узор. Шатенка красиво выгибается, сжимая пальцы на ногах, а Чанёль практически не двигается. Взгляд сосредоточен, на лбу капли пота, он старательно выводит пентаграмму дьявола. Время от времени замечает, что по коже девушки бегут мурашки. Кёнсу указывает Бэку на покосившееся сиденье в углу комнатушки, сам продолжает стоять, облокотившись о стену.       — Минут десять, — голос Чанёля заливается в уши, и Бэкхён невольно вздрагивает от его красоты. До ничего не отвечает, только наблюдает за тем, как пепел с сигареты, которая неизменно остаётся между зубов татуировщика, падает на пол. Кажется, татуировка на шее Чанёля двигается, и чёрный феникс жив. Кёнсу всегда хвалил Чанёля за это тату, и он искренне не понимал, как парню удалось сделать его на собственной шее. Выглядело привлекательно. Да и сам парень далеко не был уродом. Тёмная чёлка закрывает глаза, его губа по привычке прикушена, капля пота катится по виску. Осталось совсем чуть-чуть. Минуты тянутся, словно вечность. Бэкхён рассматривает мужчину и испытывает огромное желание закурить тоже, вот только почему, не понимает. Кёнсу сам тянется в карман за зажигалкой, и Бэкхён удивлённо приоткрывает рот, когда видит, что друг пускает в воздух клубы дыма и, более того, протягивает ему одну белую:       — Здесь можно, — Бён послушно ловит пальцами свою смерть и закуривает, снова занимаясь рассматриванием татуировщика. Бэк отмечает про себя, что мускулы у него что надо.       — Свободна, — татуировщик отпускает бабу, и та спокойно уходит, кидая на Бэкхёна какой-то уничтожающий взгляд. Или ему это только кажется? — Мы познакомимся, Кёнс, — новая затяжка и взгляд прямо в глаза Бэкхёну, и от него парня словно на части рвёт. — Всё помню, чтобы до десяти был дома, да-да, — тату-мастер слегка закатывает глаза и улыбается, ведь уже давно не десять вечера. Вскоре Кёнсу оставляет Бэкхёна одного, и тот моментально теряется, переставая чувствовать поддержку. Он чувствует на себе чужой взгляд и смотрит на парня, который уже встал и начал медленно подходить. Бэк делает шаг назад, то ли от испуга, то ли от неуверенности, и вздрагивает, когда чужая рука касается его ладони, пожимая.       — Чанёль, — представляется мужчина, и из чужого рта наконец красиво выходит струя дыма. — Кёнсу говорил, что ты неуверенный в себе девственник, — он усмехается, наблюдая за тем, как брови Бэка вскакивают вверх: — Мы много говорили о тебе. Думаю, расслабиться тебе реально не помешает. Садись, — он указывает на потрёпанное кресло, и гость послушно садится, не находя в себе силы хоть что-то сказать. Бэкхён думает, что чувствует себя так странно из-за алкоголя, а не из-за того, что перед ним чертовски красивый парень, который впервые за долгое время привлёк его внимание. Руки Чанёля изрисованы ранами — правое плечо, кажется, истекает кровью, ладонь левой руки словно наяву проткнута гроздями. Его тело, это его жизнь. Тело — рисунки, работа и воспоминания.       — Давай, — Бэк чувствует себя увереннее, хотя сам не знает, какой конкретно рисунок хочет оставить на своём теле навсегда.       — Деньги вперёд. Половина, — Чанёль снова втягивает дым, думая о том, что парнишка перед ним красив. Бёдра плотно обтянуты джинсовой тканью, руки всё ещё неуверенно сжаты в кулаки, взгляд чуть опущен. Сумма названа. Татуировщик наблюдает за тем, как парень лезет в карман за купюрами, и думает о том, что в жизни он красивее, чем на фотографиях. И по рассказам одного только Кёнсу Чанёль всё равно не смог оценить всё великолепие этого совершенства. Ему слабо верится, что этот парень никого не подпускает к себе из-за какой-то там детской травмы, пусть и сильной. Такое совершенство не может быть оставлено без внимания. Его внимания. Карман Бэкхёна пуст, пальцы Чанёля касаются его ладони, когда тот вытягивает купюру из чужих рук, и Бён чувствует себя очень странно. Почему его сердце бьётся так быстро?.. Бёну отчего-то больно смотреть на рисунки, что навсегда останутся на теле Чанёля как вечная память. И он не знает, когда изо рта вдруг исчезла сигарета. Чанёль удивляется тому, как хорошо портреты, что давал ему Кёнсу, описывают того человека, что он видит сейчас перед собой. Ровный, прямой нос, тёмные короткие волосы, красивые пальцы и потрясающий разрез глаз. Для полной радости этому парню не хватает только чуть больше раскованности. Новая затяжка, и кажется, он начинает сходить с ума от красоты этого совершенного тела. В голове Чанёля пролетает мысль, что этому парню было бы неплохо родиться бабой. Вон, формы какие, а эти бёдра… Усмехается своим мыслям, тут же ловя на себе взгляд растерянного Бэкхёна.       — Расслабься, садись, — он не предлагает, а исполняет. Руки Чанёля касаются плеч парня и опускают его на старенькое кресло, которое противно скрипит под весом бэкхёновского тела. Парнишка вздрагивает, чувствуя чужие пальцы на себе. Хочется курить. Как же хочется курить. В голове Чанёля пролетает мысль, что с этим парнем было бы неплохо провести хотя бы ночь. Провести так, как любит Чанёль — под биты хорошей музыки, с дымом от сигарет, под смешки обкуренного Чонина. И поцелуями в шею. Он отходит в сторону, сгибается пополам, и Бэкхён продолжает удивляться росту этого гиганта. Рядом с ним он чувствует себя маленьким ребёнком.

Блять, какой же он красивый.

Короткие кучерявые волосы собраны в высокий хвостик, чуть хмурые брови, потрясающие рисунки на теле и мускулы. Бэкхён готов сойти с ума, смотря на то, как при лёгком движении они напрягаются. «Ты что, извращенец, — Бэк пытается привести себя в чувство, — алкоголь был лишним…» Когда Чанёль берёт в руки машинку, пепел падает с сигареты на пол. Татуировщик подмечает, что Бэк растерянно осматривает комнатушку, не зная, куда себя деть. Его забавляет это волнение. Парнишка похож на девственника, прошедшего на первое свидание. Что по связям? На самом деле, если говорить откровенно, Чан много кого трахает, но устал. Множество людей на одну ночь. Он никому ничего не должен, но эти бляди используют его по всякому — деньги, секс, развлечения. Парень не развлекательный центр, но те, с кем его сводила тупоголовая судьба (она явно такая, как думал Чанёль), так не считали. Пак терпел, терпел, терпел и снова терпел, но его вышвыривали, как отброса. Просто потому, что есть кто-то лучше. Попросту устал быть ненужным, и даже выбитые зубы у тех, кто уводил от него вроде бы «любовь» (или как эта дрянь называется? Чанёль забыл и вспоминать не хотел даже), не приносили удовольствия. Что баба, что парень — развлечение, на что-то серьёзное он не надеется, потерял во что-то «настоящее» в этом веру. А этот парнишка с охеренными бёдрами может стать неплохим развлечением. Хотя бы им. Хотя бы на эту ночь. Новая затяжка — кайф в лёгкие, дым в нос, и мыслей уже нет. Чёлка закрывает красивые глаза Бэкхёна, губы чуть поджаты. Наконец мастер садится напротив.       — Что бить и куда? — взгляд татуировщика заставляет парнишку моментально напрячься, хотя, он не может расслабиться уже долго. Он замечает феникса на правой руке Чанёля и отвечает:       — Феникс, — тычет пальцем себе в спину, не врубаясь, почему озвучил именно эту мысль вслух, — на поясницу.       — Вперёд и с песней, — кривая усмешка. Татуировщик стал ждать. А Чонин, что сидел в другом углу этого подвалища, давно отрубился, и Чанёль только сейчас замечает, что тупые смешки стихли. «Правильно, все дети давно должны спать», — Чанёль улыбается своим мыслям, а Бэкхён моментально напрягается, замечая это. Он совсем не успевает сообразить, когда остаётся без футболки. Выгнувшись, сейчас он сидит на одном из хлипких стульев, а по его спине ходит наконечник. Кожу будто прожигает, однако, это даже приятная боль, и парень чуть прикусывает губу, стараясь не дёргаться лишний раз. Чувствует дыхание Чанёля на своей коже. Бэкхён каждый раз вздрагивает, когда холодные пальцы мастера касаются мест, в которые приходится узор. Их жжёт. Музыка, что бьёт из колонок в этом подвале, начинает стихать, или только Бэк потерял связь с этим миром?       — Сколько готов заплатить по итогу? — неожиданно заданный вопрос чуть не заставил Бэкхёна подпрыгнуть. — Или когда на результат глянешь, скажешь? — клиент хочет сдохнуть от одного только голоса этого парня, потому что к а к о г о х р е н а он такой крышесносный.       — Когда гляну, — Бэк не понимает, почему в его горле стало так сухо и отчего кожа в местах, где к ней прикасаются чужие пальцы, словно огнём горит. Что с ним происходит? Из головы не уходят мысли о том, что он грязный, всё ещё г р я з н ы й, так ещё неожиданно рождается желание изрезать себя чем-нибудь и сдохнуть прямо тут. Так почему Бэкхён теряется в чувствах сейчас? Что с ним? Какого хрена этот татуировщик, кажется, специально обжигает его кожу своим дыханием? Чанёль любуется чужими позвонками, которые для других выпирают так, что некрасиво, а он тащится от них. Бэкхён слышит только быстрое биение своего сердца, надеясь, что этот парень ничего не заметит. Татуировщик лишь ухмыляется. В голове Чана появляется мысль, что у него получится научить этого парня видеть в жизни что-то хорошее, и начнёт он с… Бэкхён сам довел Чанёля, вот только он так и не понял, почему тот ни с того, ни с сего откладывает машинку в сторону, поднимает его с кривого стула и, преодолев метр, прижимает к холодной стене спиной. Бэкхён тут же выдыхает, чувствуя, как грязная стена неприятно касается его тронутой кожи. Он понимает, что сам виноват, хотя отрицает до последнего.       — Какого… — он пытается оттолкнуть парня, когда до него наконец доходит, что тот прижал его к стене ещё плотнее и заставил заткнуться, пустив свой язык в чужой рот. Чанёль охуенно целуется. В лёгких воздуха нет, Бэк не врубается, почему его ладони оказались на чужом затылке, не понимает, что чувствует, ведь внутри него всё ещё кричит что-то, что так нельзя, что он, мать его, не должен так поступать, но почему парню сейчас стало плевать на это? Потому что чужие губы заставляют задыхаться, и этот язык такой горячий, что Бэк готов сдохнуть прямо сейчас. Слишком хорошо. Татуировщик чуть приподнимает Бэка над полом, не разрывая поцелуй, сжимая его бёдра и вцепляясь в (почти) девственную задницу пальцами. Выдох Бэкхёна оглушительно громок. Алкоголь на языках, тихий стон, когда чужие руки начинают справляться с пряжкой, осознание, что сейчас будет что-то ужасное для Бэкхёна, и тихий мат, потому что Чанёль чуть ослабляет хватку и снова придавливает парня к стене, затягивая в поцелуй, заставляя задыхаться, задыхаться. Задыхаться и умирать сотню раз за секунду.

Отец тоже так трогал тебя, приди в себя, очнись, что же ты творишь…

Но внутренний голос оказывается заглушен стоном Бэкхёна, когда пальцы Чанёля резко стискивают то, к чему притрагиваться Бэк не позволял никому, кроме... У Бёна перед глазами весь мир плывёт, парнишка ищет чужие губы и пытается не отрубиться от внезапно свалившихся на него ощущений, и когда он снова втянут в поцелуй, стискивает волосы Чанёля до боли. Жмурится, чувствуя, как за пару секунд парень стаскивает его штаны вместе с бельём вниз, разворачивая лицом к стене и вжимая. Чужие губы скользят по гибкой шее, пальцы одной руки до боли надавливают на давно вставший член. Бэкхён тихо матерится, уткнувшись лбом в стену. Слишком горячо и крышесносно, да что за… Эти губы вообще в другой мир уносят, серьёзно, Бэк не врубается, как ещё на ногах стоять может, потому что они подкашиваются каждое мгновение. Чанёль касается жёстко, грубо, и Бэкхёну это крышу сносит окончательно, а когда чужие зубы прикусывают шею, он стонет слишком пошло, уговаривая этим Чанёля ткнуть колено между бэкхёновских ног, заставляя раздвинуть их.       — Блять… — самые грубые ругательства валятся из его рта, когда Бэк чувствует, что оружие массового поражения резко ткнулось в очень привлекательное место на его теле. Чанёлю плевать на нежности сейчас, а Бэкхён сам нарвался. Такое ощущение, будто в его заднице взрывается бомба, как же больно, Бэк закусывает губу до крови, а потом позволяет чужому языку проникнуть в свой рот. Он правда пытается не потерять связь с реальностью, и с каждым мгновением этого классного действа он понимает, что хочет ещё, потому что уже хорошо. Ещё. Ещё. Дыхание между поцелуями сбито, Бэкхён стонет в чужую шею, он ездит по стене, неприятно, но на это плевать сейчас. Он сильно вжат в стену, Бэкхёна трясёт. От того, как это глубоко и грубо сейчас. Как хорошо. Хлюпающие звуки заставляют Бэкхёна краснеть как-то не в тему, а Чанёлю плевать. Руки татуировщика слабеют, он впивается губами в чужие, и Бэкхён поклясться готов, что они наутро синими будут. Чанёль тихо тянет его имя и кончает, Бэкхён теряет себя на секунду позже. Парнишка вырубается слишком быстро, и Чан смотрит на него ещё долго. Взмыленный, уставший, с искусанными губами, на которых кровь всё ещё видна. Таким он Чанёлю нравится ещё больше. Татуировщик снова курит, хотя его сердце не собирается успокаиваться и спустя десяток минут. Он едва стоит на ногах. Этот парень даже когда спит слишком манящий. Чанёль делает новую затяжку, стараясь отвлечься и не смотреть на чужие губы, которые он только недавно терзал, потому что сейчас очень легко сорваться и повторить всё вновь. Проходят мучительные часы, и Чанёль отключается, сидя на хлипком стуле. Настенные показывают 6:31, татуировщик просыпается первым. Он сгибает спину, которая ноет так, будто имели его, а не он кого-то, и машинально ищет взглядом зажигалку. Сигарета быстро оказывается у него во рту, и вот он уже расслабляется. Воспоминания о моментах, прошедших всего несколько часов назад, навсегда в его памяти. Он смотрит на этого парня, что развалился на полу, и не спешит его поднимать. Пускай дрыхнет. Он смотрит и думает, думает, думает… Может, этот парень с шикарными бёдрами действительно может быть чем-то большим, чем развлечение на одну ночь. Бэкхён просыпается через пару часов, пытается подняться на ноги, но:       — Пиздец... — он жмурится, чувствуя адскую боль, моментально облокачиваясь о стену. — Пиздееееец… — а вот это уже другая интонация, и, судя по широко раскрытым глазам парня, Бэк вспоминает, чем занимался недавно. Смотря на Чанёля, который палил на него, не моргая и подняв бровь с каким-то намёком, ему хочется провалиться сквозь землю. Ему… Ему же понравилось… Когда Чанёль встаёт, Бэк боится, что он врастёт в стену — вжался в неё даже сильнее, чем ночью. Татуировщик подходит к своему уже не просто клиенту, и, испытующе смотря в его глаза, окончательно сносит крышу Бэкхёна своим голосом:       — Приходи ещё, Бэк, — эта ухмылка сводит с ума. — Надо бы мне закончить тату… — Бэкхён покрывается мурашками, сходя с ума от этого голоса и запаха сигарет. — На твоём теле полно места для чего-то нового… — последние слова сказаны тихо-тихо, на ухо, сводя с ума окончательно: — Я научу тебя жить. Кёнсу, попивая чай, смотрит какое-то шоу по старому телевизору, ожидая, когда Бэкхён наконец возьмёт трубку. Уже двадцатый гудок, Бэка всё ещё нет дома, и Кёнсу уже готов поехать и начать искать парнишку, думая, что он, возможно, загулялся, как вдруг на другом конце трубки раздаётся ответ каким-то хриплым голосом:       — Да, Кёнсу…       — Где ты, балбес? — он моментально успокаивается, слыша голос друга, и, понимая, что Бэкхён вряд ли ответит, задаёт следующий вопрос. — Как дела?       — Заебись. — Бэк сбрасывает вызов и смотрит на своё лицо в зеркало, понимая, что он хочет сделать себе ещё одно тату…