Приходи ещё

Ночь всё такая же тёмная, а звёзды на небе горят ярче, чем уличные огни. Ветер задувает с новой силой, подгоняя и заставляя двигать педалями быстрее. Кёнсу выкуривает очередную сигарету. Бэкхён тихо усмехается, когда до него наконец доходит, куда же они идут.       — Что же стало с тихим Кёнсу, которого я знал раньше? — Бэкхён видит старый подвал, за стенами которого играет музыка. Подвальный клубишко, как раз то место, где люди могут забыть обо всём и нажраться так, как никогда вообще, отключиться от той жизни, которая ненавистна.       — Заходи, — Су подталкивает Бэкхёна в помещение, и посреди тесного зала в нос парня моментально ударяет запах пота чужих тел, алкоголя и курева. Люди не танцуют, люди отдыхают. Они сидят, жрут, затягиваются и отдыхают так, как это делать неправильно. Там же сидит и Чонин, которого Бэкхён не знал. На этот раз парнишка просто выпивает какой-то напиток, стуча пальцами по барной стойке и думая, что сегодня он будет здесь всю ночь. Потому что здесь его дом. Здесь нет рамок, здесь нет правил, здесь есть музыка, курево, девушки и друг Чанёль, которого он тоже однажды заставит отдохнуть и насрать на работу.       — Расслабься хотя бы сегодня, не думай о лишнем, — Кёнсу подталкивает Бэкхёна к бару. — Нам две, — показывая два пальца, он ловит на себе улыбку бармена, кладёт на стол пару купюр, и через десяток секунд перед парнями стоят две рюмки. — Кёнсу берёт одну из них, вторую вручает Бэку. — Забей на всё, насладись жизнью хотя бы сегодня ночью, — стукнув свою рюмку о чужую, он залпом выпивает жидкость, которая тут же обжигает горло. Кёнсу моментально ругается. — Слишком крепкое... — сощурившись, улыбается: — Расслабляйся. Бэкхён никак не мог понять, когда же Кёнсу так изменился, но когда вливает в глотку стопку, становится как-то плевать на всё. Музыка ударяет в уши ещё громче, и пару раз Бэкхён хочет выйти на танцпол. Но ноги не донесли. Он выпивал рюмку за рюмкой, наблюдал за людьми. Кто-то угарал, кто-то жрал, девушка справа вовсе сосалась с каким-то хмырём, который не стеснялся мацать её за булки. Но тут перед глазами вспыхивает воспоминание. Чужие сильные руки, держащие Бэка за запястья, прижимают юное тело к старому покосившемуся дивану, отрезая путь к отступлению. Бён предпринимает попытку вырваться, но он слабее; хочет ударить ногой между ног ублюдка, но не может; хочет плюнуть этому человеку в лицо, но его затыкают поцелуем.       — Не трогай меня! — шипит прямо в глотку, и вместо того, чтобы ответить на грубый поцелуй, кусает чужой язык до крови, так сильно, что ему кажется чудом то, что тот остался на месте. Получив в ответ громкое мычание, он на мгновение испытывает просто пиздецкое облегчение, потому что хотя этот урод заслужил не только такое, Бэку чуть-чуть полегчало, но лишь на мгновение, потому что через секунду в его лицо приходится удар такой силы, что перед глазами на секунду потемнело, и парень хлебнул своей крови.       — Слушайся меня... — этот голос Бэкхён хочет забыть навсегда. Этот голос, это лицо с щетиной и чёрные короткие волосы, эти змеиные глаза и руки, что трогали Бэкхёна там, где никто не должен. — Слушайся папочку… Бэкхён ищет взглядом хоть что-нибудь, чтобы схватить и ударить по этой тупой голове, но не находит ничего, кроме подушки на полу, и понимает, что шанса избежать главного ужаса своей жизни на этот раз не удастся найти. Он хочет забыть чувство, когда понимаешь, что твой отец грёбанный извращенец, который бьёт тебя днём за плохую учёбу, и даже если учишься на ура, для него она всё равно плохая, она недостаточно хороша, а по ночам утешается в компании своего сына, ища в нём замену давно мёртвой (Бэкхён думает, что этот урод и свёл его мать в могилу) жены. Пытается ударить, кусает, сопротивляется из последних сил, но перед глазами снова темнеет, и ему снова больно, ему пиздецки больно, и он не врубается, от чего ему плохо до максимума — от физической боли или от понимания того, что его трахает собственный отец. И он грязный, грязный, снова г р я з н ы й. И на следующее утро такой же. На следующее утро и навсегда. Днём отец в присутствии других людей прилежный папочка, который любит сына как все нормальные отцы, днём Бэк — прилежный сын, который должен играть роль любящего чада, потому что в противном случае выхлебает много говна; ночью отец — полный урод со съехавшей крышей, а Бэкхён — жалкий мальчишка, который не может ничего, кроме как желать сдохнуть. Днём отец давит взглядом, заставляя молчать, убираться, выполнять всю работу по дому и не сметь сказать хотя бы слово, а ночью шепчет на ухо, чтобы Бэкхён стонал. Утром рот Бэкхёна в крови, потому что он лучше прокусит себе губу насквозь, чем заставит радоваться это отродье…       — Бэк?       — А? — тихий голос друга вывел парня из транса, и тот моментально уставился на Кёнсу невидящим взглядом, стараясь прийти в себя. — Что?       — Я сказал расслабиться, придурок, — Кёнсу уже начинает злить то, что Бэк зациклился на всём этом, на том, что разрушило его жизнь с самого детства. — Пей, — пододвинув к Бэку ещё один стакан, он наблюдает за тем, как Бэк делает глоток, — насчёт знакомства…       — Где он? — взгляд парня не такой сфокусированный, и Кёнсу с облегчением понимает, что алкоголь уже действует. Наконец Бэк наплюёт на все.       — Он давно хотел узнать тебя. Помнится, ты всегда хотел себе тату, — Кёнсу спрыгивает со стула на пол, следя за тем, как Бэк делает то же самое, правда, чуть не упав при этом.       — О, мечты сбываются? — Бэк вскидывает брови. — Охренеть, Кёнсу, ты продолжаешь удивлять. Мечты сбываются, и Кёнсу ведёт друга в отдельное помещение, где Бэкхёна ждёт кое-что интересное…