Ледяное сердце

Хан Узбек лежал на грубо сколоченном деревянном помосте, чем-то отдаленно напоминающем кровать. Для комфорта и удобства монгольского правителя ложе было устлано белой кошмой* и подушками, расшитыми шёлковыми нитями. Хан приподнялся на локтях, подслеповато щуря глаза. Узбек обратил своё морщинистое, похожее на сморщенное запечённое яблоко лицо к Темучину. Золотая Орда сидел на полу юрты, обнаженный по пояс. Тонкая косичка угольно-чёрных волос, словно живая гадюка лежала вдоль линии позвоночника монгола. Темучин гладил пальцами свой лук, иногда перебирая стрелы в колчане, лежащем у его коленей. — Благородное оружие, — наконец изрёк он. — Да, — Узбек закашлялся. — Лук — продолжение твоей руки, стрелы — полёт твоей воли, тетива — дрожание смелой закаленной души. И только став единым со своим оружием, ты подаришь ему способность нести смерть другим и защищать свою жизнь. — Это мои слова, — Темучин улыбнулся. Кусочек верхней губы монгола отсутствовал, поэтому его улыбка была пугающей и дикой. — Я говорил тебе это давно, в то время, когда ты впервые оседлал жеребца**. — Я запомнил, — Узбек без сил опустился на подушки, прикрывая глаза. — Я скоро умру. Я молюсь Тенгри, чтобы моё сердце не остановилось здесь. Я хочу умереть в бою. — Не все молитвы бывают услышаны Богами. — Золотая Орда! Ты моё государство, за чьё величие, я готов был убивать сотни и тысячи, проливать женскую и детскую кровь, так ответь на вопросы умирающего старика. Расценивай как приказ или просьбу. Как того пожелаешь. Монгол склонил голову, шумно втягивая носом воздух, как степной волк: — Говори, Узбек. — Ты не можешь чувствовать, — хан протянул руку, и Золотая Орда подал своему повелителю пиалу с кумысом***. Утолив жажду, Узбек продолжил. — Почему? — Это было давно. В те времена, когда я был мечтательным мальчишкой, который хотел покорить весь мир. Найти рай за линией горизонта, но мне часто напоминали моё место. Как зарвавшемуся блохастому щенку! — Темучин коснулся пальцем своей изуродованной губы. — Это напоминание, чтобы я не забывал, кем на самом деле являюсь, оставил мне Модэ****. Это было так давно. Я не носил имени Золотая Орда. У меня вообще было лишь имя, данное мне людьми. Представь, Узбек, в те времена сам Поднебесная был, по человеческим меркам, десятилетним ребёнком! Темучин покачал головой: — Это было давно. Но я пришёл, чтобы занять земли Модэ. Поэтому и захватил земли этого светловолосого уруса. Модэ владел и ими. Но я пойду дальше. Весь мир ляжет у моих ног! А потом, я встретил мальчика. Он носил то же имя, что и я. Тот, кого потомки зовут Чингизханом. Я понял, что слаб, и поэтому призвал древних духов, чтобы они заморозили мое сердце, лишили его эмоций, пагубных для воина и победителя. Духи сожрали все мои чувства как свежее мясо, оставив лишь злость и ненависть. Иногда я могу чувствовать лишь их. — Но боишься ли ты? — грудь Узбека рвано вздымалась. Он сипло и протяжно дышал. — Не боюсь — опасаюсь. В глазах этого мальчишки-уруса я вижу волю к свободе. Такой как он не будет коленопреклоненным рабом. Или свобода или смерть. Третьего для этого мальчишки не дано… А потом, другой ребёнок. Государство без земли, народа и имени. Таким когда-то был я. Я занял место Модэ, и он, однажды, может занять моё. — Время не милосердно. Но ты станешь Великой Империей, Темучин! — Я уже Великая Империя! Хан Узбек и Золотая Орда ещё о чем-то говорили, не замечая, как сквозь дыру в войлоке юрты, за ними наблюдают две пары детских глаз: карие и глубокие фиолетовые. — Я боюсь, — прошептал Жанибек, обнимая худыми ручками шею Вани. Русь обнял мальчика в ответ и, встав на ноги, легко подхватил его на руки. — Пойдем отсюда, — Ваня с опаской посмотрел на юрту. — Если нас поймают, нам не поздоровится. Его спина ещё помнила удары кнута Темучина… Россия сидел за столом. Сначала, только лишившись чувств, он чувствовал себя калекой. Будто бы у него отрубили руку, и он до сих пор чувствует фантомные боли. Иван всем своим естеством ощущал это, испытывая злость. Казахстан и Пруссия. Иван ненавидел их за то, что они владели тем, чего лишён он. Их сердца бились, они чувствовали! И от этого перед глазами вставала ослепительно яркая красная пелена ярости. Это было так иррационально. Он сам попросил об этом Мороза. А потом как испуганный озлобленный ребёнок был готов на коленях умолять вернуть все обратно. Поэтому-то Россия и сослал Генерала в «отпуск» в Европу и Америку. Подальше, чтобы не было этого соблазна. Прошла неделя. Злость улеглась, и Ваня наконец-то понял, каково это быть свободным. Он не чувствовал ничего. Был свободен. Думая о том, что Феликс точит зуб на Западную Украину, он не ощущал ничего. Если Польша отберёт у Ольги эти земли, она может умереть. Но Иван не чувствовал ничего, кроме лёгкой заинтересованности. Как потом изменится внешнеполитическая ситуация? Совсем не братские чувства. А вот физическую боль он мог ощущать. Однажды вечером Иван вогнал себе в руку кухонный нож. И ему было больно, пока густая красная кровь сворачивалась, а рана исцелялась. Иван встал из-за стола и, потянувшись, вышел в коридор. Так тихо… Россия прижал ладонь к зеркалу, и оно тотчас украсилось морозными узорами. — Похоже на розы, — вдумчиво произнёс Иван. Постояв ещё с минуту напротив зеркала, Иван, хрустнув шейными позвонками, вышел в сад. Под ветвями молодого дуба на скамейке сидел Пруссия. Прусс читал книгу. Прищурившись, Иван с интересом принялся разглядывать обложку. Тургенев «Дворянское гнездо». И когда это у Гилберта возникла тяга к русской литературе!? Своих писателей, музыкантов и художников Иван просто обожал, какими бы они не были. Лелеял их в своих воспоминаниях. Так же как они лелеяли его образ в своих творениях. — Сегодня собрание о противодействии терроризму и экстремизму, Калининград. Присутствуют все страны, даже Силенд. Поэтому можешь идти. — повысив голос, сказал Иван. Пруссия дёрнулся, выронив книжку. Рука Гилберта прижалась к шее, а щёки слегка порозовели. Он ещё помнил прикосновение холодных, но мягких губ России к своей коже, его властные сильные объятия. От одних только воспоминаний в низу живота приятно теплело, а тело становилось похожим на один оголённый провод. Иван шагнул ближе. Физическая боль была доступна ему, а значит и секс может принести удовольствие. Он сам решил уничтожить свои чувства, но теперь страстно желал, хотя-бы на миг испытать, вспомнить… Да, это было странно и ненормально, но Иван не помнил как любить, верить, надеяться, и какого это страдать от тягучей и острой душевной боли. Не сейчас. Нужно подготовить документы, но вечером он опробует свой метод. Иван пристально посмотрел на Гилберта. Румянец, тяжёлое дыхание. Он хочет его. Наверное, как-то по-другому. Так, как могут желать и хотеть не лишенные чувств. Из приоткрытого окна раздавался еле слышный бубнеж телевизора: — На Майами и Калифорнию обрушились настоящие «сибирские» морозы. — звонко вещал женский голос диктора. — Дороги занесены почти метровыми завалами снега, падение температуры до минус двадцати пяти. Учёные и синоптики пока не дают комментариев по поводу столь аномального изменения погоды. На месте, — диктор запнулась и продолжила, — стихийного бедствия работают спасатели. Подобные аномальные похолодания были зафиксированы в восточных регионах Франции и западных районах Германии. А в столице сегодня солнечно, плюс двадцать четыре. В Санкт-Петербурге облачно, без осадков, температура воздуха плюс двадцать два градуса тепла. _____________________________________ * Кошма — войлочный ковёр из овечьей или верблюжьей шерсти. Кошмы вырабатываются и широко применяются в быту у народов, занимающихся скотоводством: у казахов, киргизов, туркмен, каракалпаков, афганцев, курдов и др. **Мальчик монгол садился на коня в возрасте трех лет. *** Кумы́с — кисломолочный напиток из кобыльего молока. **** Властитель Хунну, Модэ-шаньюй (209—174), покорил Дунху (предков современных монгол), рассеял Юэчжи (ариев) и объединив под своей властью всё пространство в Центральной Азии, основал империю Хуннов, простиравшуюся от пределов Маньчжурии на востоке до казахских степей на западе и от Великой стены на юге до нынешних пределов России на севере.