Savin' Me

When the night is cold and you feel like no-one knows What it`s like to be the only one buried in this hole? You can make it to the sunrise. You can make it to the sunrise.

Когда ночь холодна, и тебе кажется, что никто не знает, Каково это, быть единственным похороненным в этой дыре? Ты протянешь до рассвета. Ты протянешь до рассвета.

Our Last Night - Sunrise Где-то внизу, на нижних этажах Эмпайр-стэйт-билдинг всё ещё кипела битва: крики героев и рычание чудовищ сливались в одну жуткую какофонию, разрывающую уши, но всё внимание подростков, находившихся в полуразгромленном тронном зале, было приковано к истекающему кровью юноше, скрючившемуся на мраморном полу возле пылающего очага. Вся левая сторона его тела была багрового цвета. Его некогда красивое лицо, покрытое теперь электрическими ожогами и сетью мелких царапин, исказилось от боли; парень закашлялся, и на губах у него появилась кровь. Сидящая рядом Аннабет еле слышно всхлипнула, подавляя желание отвернуться и продолжая невидящим взглядом смотреть на агонию сына Гермеса, рваными вдохами хватающего воздух ртом. Происходящее было настолько нереальным, что скажи ей кто об этом ещё неделю назад, она бы не только не поверила, но ещё бы хорошенько надавала рассказчику по ушам. Однако суровая реальность не оставляла выбора, и на руках девушки умирал тот, ради кого она глотала любые наживки, до последнего веря в его спасение от самого себя. И она оказалась права. — Можно достать амброзии, — тихо предложил Гроувер, стараясь смотреть не на рану Люка, а ему в глаза, голубыми искрами сверкающие на изнеможённом лице. — Мы можем... Раненый не дал ему договорить: — Гроувер, ты — самый храбрый сатир из всех, кого я когда-либо знал. Не надо, — прохрипел Люк и снова зашёлся в кашле. — Такое не... Последние силы стремительно оставляли Кастеллана, и он потерял сознание, что было неудивительно после удара током и большой потери крови. Скорее всего, парень умрёт в беспамятстве. Может, для него это и к лучшему — меньше мучиться. — Чего мы ждём, чёрт возьми?! — сипло рявкнула Аннабет, поднимая затуманенный от слёз взгляд на Перси и Гроувера. — Его ещё можно спасти. Быстрее! — Но... — нерешительно покосился на неё Перси, явно не понимая, что делать. Он тоже не верил, что подобные раны поддаются лечению, но если они не попытаются что-то сделать, дочь Афины вряд ли простит себе это. — Да что тут время терять? Я сама, — выдохнула девушка и попыталась подняться. Аннабет еле могла держаться на непослушных ногах без помощи, поэтому тут же резко осела на место. Больное плечо неприятным жжением напомнило о себе, заставив её охнуть. — Сиди, Аннабет, я сейчас, — пообещал сатир и резво ускакал из зала, звонко цокая по камню копытцами. Сын Посейдона встревоженно взглянул на неё, а потом перевёл взгляд на Люка: — Плечо? - спросил он и получил в ответ утвердительный кивок. — Может, сгонять за обезболивающим? — Если тебе не трудно, — прошептала девушка, облизнув сухие потрескавшиеся губы, — то да. Спасибо. — Нет проблем, — невесело усмехнулся он. Перси поднялся и довольно быстро скрылся из виду. Аннабет улыбнулась краешком рта, тыльной стороной ладони размазывая дорожки слёз по грязным щекам: всё-таки Джексон был далеко не глуп и понял, что сейчас её лучше оставить. Девушка осторожно взяла обуглившуюся руку Кастеллана — шершавую и горячую, как при лихорадке — в свои, ощутила еле заметный пульс и облегчённо выдохнула: ещё жив. Ещё борется за жизнь. — Только не сдавайся, только держись, — беззвучно шептала Аннабет, кончиками пальцев убирая с его лица непослушные пряди слегка опаленных пшеничного цвета волос. — Ты ведь не привык сдаваться, так докажи это. Он не может умереть. Не должен. Минуты шли за минутами, но ни Перси, ни Гроувера видно не было. — Помогите, — прохрипела девушка, чувствуя, что вот-вот отключится сама. А помощи всё не было. Вне зала послышались гул нескольких голосов и топот торопливых шагов. — Пожалуйста, помогите! — громче крикнула Аннабет, обессилено рухнув на бок рядом с сыном Гермеса. Голова закружилась, истощённое сознание больше не подчинялось, а перед глазами замелькали серые пятна. Последнее, что она видела и помнила, перед тем как отрубиться — чьи-то расплывающиеся перед глазами ботинки, быстро приближающиеся к ним, и усиливающийся гомон чужих слов, смысл которых она понять была уже не в состоянии.