Северная сказка

Да, можно остаться, не слушать, проснуться – и снам не поверить, так будешь целее. Но это значит – тебя позабыть навсегда… подожди! Я иду за тобою. (с) Shai Lerindo Друзья на то и друзья, чтобы с ними можно было поговорить когда угодно и о чём угодно. Но от Адмиралтейства до дома Ротгер шёл молча, лишь что-то насвистывал еле слышно и, как всегда, не в лад. Рамон шёл рядом и терпел. - Ладно, зачем ты лично мальчишку хочешь провожать? Что в нём такого важного? - Кроме того, что за него мой друг переживает? Да в общем, ничего, - с привычной улыбкой ответил Бешеный. – Совсем даже ничего. Но он хороший повод съездить в штаб и посмотреть… - Ротгер замолчал, посерьезнел. Шагов через десять начал с того же места: - …посмотреть, есть ли там с кем поговорить. Ты же понимаешь, что это не просто война, не просто бунты? - Не просто бури? – закончил за него адмирал. - Вот, - удовлетворённо кивнул Ротгер, останавливаясь у дверей высокой каменной ограды, за которой в небольшом дворе шумел знаменитый ясень. – Всё ты понимаешь. А они там – не уверен. - Да езжай. Отпустил уже, хватит меня уговаривать. Стой... слышишь?! Слышать Ротгер тоже слышал, а вот стоять не стал, рывком распахнул одну створку и пулей влетел в свой двор. Альмейда бросился за ним, и понял, что ничуть ему не послышалось, за забором и правда дрались. Душевно так. Хозяин двора и дома долго разбираться – кто, кого и за что – не стал, схватил стоявшее у крыльца ведро, чудом не опрокинутое. Во всех дворах Хексберга стояли большие бочки, в которых собиралась дождевая вода – на хозяйственные нужды. Пить из них можно было только с глубокого перепоя, но ночью шёл сильный дождь, бочка была свежей водой полна до краёв. Её-то Ротгер и зачерпнул. И широким жестом выплеснул на драчунов. Парни от неожиданности шарахнулись друг от друга, один угодил в гостеприимные объятия Вальдеса, второго за шкирку иссиня-черного кителя схватил Альмейда. Китель. Иссиня-черный. Дриксенский мундир, черный хвостик, острое плечо под широкой ладонью. - Так… - недобро изрек альмиранте, перехватывая поудобнее воротник и поднимая Мартина повыше. «Гусёнок» был достаточно рослым, но Альмейда был намного выше. – И как это понимать? - Да он! – выкрикнул второй парень, в котором Рамон с удивлением опознал собственного оруженосца. Вот уж точно, два кота-недоросля, поделом водой окатили. - А этот ваш! – Мартин дёрнулся, попытался достать до земли носками сапог. Мокрые волосы облепили голову, превратившись в неопрятные сосульки. - Это, - оповестил Вальдес, крепко держа свою добычу за локти, - называется «непримиримые идеологические разногласия». Берто, что за вульгарная драка? - Он первый начал! – процедил Салина сквозь зубы. Согнул руку и потрогал разбитый нос, из которого тонкой струйкой, пачкая губы, текла кровь. «Гусёнок» зашмыгал. Рамон склонил голову, разглядывая – нет, у этого нос цел, а вот синяк на скуле уже наливается. Над головами укоризненно шумел ясень, резкий порыв ветра ударился в задребезжавшие стёкла, тронул шальной лапой подвешенные под крышей крыльца колокольчики. Словно засмеялся кто-то. - Если бы кое-кто здесь молчал, - прошипел в ответ Мартин, - я бы не начал! - Короче, оба хороши, - подытожил Рамон. – И что, обоих в канатный ящик? - Только, Рамэ, умоляю, не в один – они же потопят корабль! – Ротгер сделал большие глаза. – И, Берто, для начала извинись перед дамой Адмирал и его оруженосец онемели. Рамон даже руку разжал от неожиданности. Мартин пошатнулся, но проворно отскочил в сторону. И со злыми слезами на глазах выкрикнул, от волнения переходя на родной язык: - Ну, зачем?! Зачем вы сказали, всё было так хорошо! - Синяк так вовсе дивно прекрасен, - съязвил в ответ Ротгер. Дриксенское чудо непонятного пола всхлипнуло и потерло скулу ладонью: - Если я Мартин, - подрагивающим голосом сказало оно, - я и вести себя должен как Мартин. А не как лилия оранжерейная. И пусть этот думает в следующий раз, прежде чем говорить. - А? – отмер Берто. – А он… он – это она?.. - Так значит, у Кальдмеера только дочь?! – вклинился Альмейда. – Ротгер, что за маскарад?! - Он тут не причём, - тут же полезла защищать отцовского друга боевая девица. – Это я в Эйнрехте переоделась, потому что так было надо. А потом просто удобно стало. - Отлично, - Рамон глубоко вздохнул, посмотрел в поисках сочувствия на ясень. Дерево несчастному, замученному подчинёнными адмиралу горячо сочувствовало. Оно одно во всём городе, похоже… - Канатный ящик отменяю. У нас сегодня торжественный ужин, будешь сопровождать даму, - Рамон кивнул на насторожившуюся девчонку. Та робко подняла к лицу руку, и адмирал на неё рыкнул: - А ты пойдешь, и именно в таком виде! Всё, наказанные, брысь оба с глаз долой. Пока ещё что-нибудь не придумал! - Альмиранте, ты суров, - то ли одобрил, то ли, наоборот, осудил Ротгер. Отпустил Берто, одернул на нем перекосившийся мундир и поманил за собой девчонку: - Пойдемте, благородная эрэа, будем приводить вас в надлежащий вид. Чернявенькая – как там её зовут? Марта, кажется? – бочком-бочком обошла ошарашенного Альберто по стеночке и быстро вбежала следом за Ротгером внутрь. Они ещё расслышали, как девчонка возмущается, что нечего её обзывать по-талигойски и что никакая она не эрэа. И как Вальдес смеется и советует не возмущаться, а то эорией станет. - Альмиранте, я правда не знал, - жалобно прогундосил Берто. - Верю, я тоже, - Рамон кивнул, сощурился на небо и с иронией произнес: - Остается только надеяться, что Ротгер не сосватает эту девицу кому-нибудь из своих младших братьев. Марикьяра не утонет, но я этого точно не вынесу. * * * Наказанный Альберто с припухшим носом честно маялся на крыльце хексбергского Адмиралтейства. Нет, в том, что сказал хорохорящемуся «гусёнку», что дриксы только по трое на одного драться умеют, он не раскаивался – а что, неправда, что ли? Кто в беззащитный город лез, не Агм-Бродяга же? И за слова, что марикьяре умеют только из-за угла в спину бить, любого бы в той самой дождевой бочке утопил бы. И даже был согласен за притопленного Мартина посидеть в канатном ящике «Франциска Великого» - альмиранте тоже понять можно, ему порядок важен, да и слово он давал, что «гусёнок» цел будет. Но младший из семьи Салина оказался категорически не готов к тому, что это окажется девушка. Вот это?! Длинное, костлявое, зловредное, без малейшего намека на полагающиеся женщинам окружности, острое на язык и быстрое на кулак?! Врезало оно ему без предупреждения и сильно. И теперь ему «это» сопровождать на ужин. Ох суров альмиранте… лучше бы канатный ящик. Хексберг всё же считался на военном положении. Балов никто не устраивал, не то время и не те обстоятельства. Но праздника-то хотелось! Даже, пожалуй, больше, чем в мирное время. Вот и собирались, кто где. Марикьяре отмечали удачные рейды и победы в мужском кругу, пели, пили и плясали до упаду, ходили в Излом на гору. Но для женщин всё это не годилось, и, чтобы они тоже могли порадоваться, устраивали такие торжественные ужины – почти домашние посиделки. Перемирие – чем не повод для очередного? Над городом висели синие, теплые летние сумерки, только отблеском отгоревшего заката горела над городом гора – призрачным летящим видением. Но и она гасла, зато зажигались огни в домах и фонари. За спиной сияли большие окна главной залы, золотой свет ложился на брусчатку площади. Откуда-то пахло шадди и булочками с корицей. Иногда запах относил в сторону ветер с моря – солёный и свежий. Берто вдохнул его поглубже и твердо пообещал себе, что будет очень вежливым с дамой. Ему почти двадцать, в конце концов. Пора доказывать, что он может быть не только толковым офицером и храбрым воином, но и политиком – все же, наследник. А политик должен уметь держать лицо в любой ситуации. Вот и нужная карета. Первым наружу вышел вице-адмирал Вальдес в парадном мундире (Берто удивленно отметил, что чуть ли не впервые видит Бешеного одетого по полной форме), подал руку спутнице. Берто пришлось напомнить себе, что наследник фамилии должен уметь держать лицо. Он даже не представлял себе, что одеждой и прической можно настолько преобразить человека! И фигура у этой… этой… если она не утягивается, очень даже есть. И не костлявая она, а тоненькая, легкая, летящая… И яркое оранжевое платье к её белой коже и смоляным волосам очень идёт. А сами волосы завиты в крупные локоны и падают на лицо. Наверное, чтобы синяк скрыть. Ой, стыдно-то как… Вице-адмирал со спутницей терпеливо дождались, пока адмиральский оруженосец вспомнит о своих обязанностях и сбежит вниз по лестнице. Девушку удивленный, растерянный и восхищенный вид наказанного спутника не смягчил. Губы она сжала в линию и руку протянула так, словно шпагой перед началом дуэли салютовала. То ли удар был не таким сильным, как Марте в пылу драки показалось, то ли багряноземельские снадобья Вальдеса своё дело сделали, но синяк выглядел не так страшно, как можно было предположить с утра. Даже улыбаться было почти не больно. Улыбаться просто не хотелось. Несмотря на то, что незнакомая еда по южным рецептам была вкусной. Несмотря на то, что наказанный соперник был безупречно вежлив и галантен, ухаживал за спутницей от души – пытался безмолвно извиниться за утреннее безобразие и неузнавание. Марту это только сердило. Значит, пока она Мартин, можно всё что угодно про её страну и её друзей говорить, а когда она девочка, сразу замолчал! Девушка чувствовала себя кромешно чужой. Просторный зал с большими окнами, где потолок был расписан на морскую тематику, был красивым и уютным – но не для неё. Здесь собралось всё морское и сухопутное командование Хексберга, здесь все друг друга знали и почти все дружили, говорили о чем-то своем и иногда быстро меняли тему. Тоже, надо полагать, из вежливости. Марта сжимала губы, неохотно, но аккуратно, ковырялась в тарелке, а когда с ней говорили, очень старалась подражать отцу – когда тому приходилось общаться с кем-то, ему неприятным. Очень вежливо и очень холодно. Хотя на самом деле хотелось язвить и шпынять, но вокруг не то общество, где подобное можно себе позволить. - …frio fuego. - Что? – Марта вскинула голову. - Холодный огонь, - поспешно перевел Берто. Смуглый темноглазый красавец в капитанской форме, белокурый, как распоследний Леворуков сын, блеснул зубами в улыбке: - То, чего не может быть. Так у нас на Марикьяре говорят. Смотрю я на вас и думаю, пора менять поговорку, потому что холодный огонь все же бывает. - Тот, кто её придумал, в Хелленштайн зимой не был, - ответила она. То ли похвалили, то ли обидели, пойми этих марикьяре! Только остаётся вежливо улыбаться и переводить разговор на нейтральные темы. - Это ваш самый северный порт, правильно? – сидящая рядом с белокурым капитаном молодая женщина улыбнулась. Марта припомнила – вроде бы этот потомок Леворукого у них капитан флагмана, вроде бы эта дама его сестра. Младшая. Ну да, похожа, та же ровная смуглость, те же золотистые волосы, такие же темные глаза. Только одета по-местному и обручальный браслет на руке бергерского образца. Видимо, не только красавцы-южане северных дев умыкают на свой остров. Наоборот тоже случается. - Да, я сама там не была, но моя… - Марта замялась, не зная, как назвать Анэстию. Наконец, нашлась: - …моя старшая подруга там жила полтора года и мне многое рассказывала. Ей приходилось видеть северное сияние, хотя над нашими берегами это явление редкое, а вот в Седых Землях, как пишут, оно полыхает всю зиму, особенно в глубине суши. Тихий смех, голоса, мешающие понятный талиг с незнакомой южной речью, звон настраиваемой гитары, теплый огонь за спиной и холодный ветер – в лицо. За спиной – чужой праздник, перед глазами – чужой город, и только море одинаковое везде. Неслышимое за домами и причалами, почти невидимое в темноте, но ощутимое, вздыхающее где-то там, внизу и впереди. Там, где дремлют большие корабли со свернутыми парусами. С какого берега не смотри – всё та же бесконечная, уходящая к горизонту неспокойная стихия, обнимающая с трех сторон. Синяя, голубая, серая, зеленовато-жемчужная, сияющая… то добрая, то злая, то равнодушная… - Дорита заскучала? – на балкон вышел красивый стройный вице-адмирал с собранными в хвост волосами. Хулио Салина, дядя того самого Берто. Фамильное сходство на лицо, захочешь – не ошибешься. - Душно, - коротко ответила она. И хотелось побыть немного одной. Ей было грустно и тошно. Праздники у марикьяре получались душевные, но Марта была, как ни крути, дочерью врага – который успел другом стать одному Вальдесу – и между ними стояла прозрачная стена. Дома Марта на таких маленьких семейных праздниках смеялась, пела, танцевала со всеми отцовскими друзьями по очереди, и они не отказывали. Всем было смешно, и все смеялись, даже отец. Здесь она была молчаливым зрителем со стороны, и хотелось только сбежать. Первый Адмирал сумел наказать. Ещё и этот. Стоит рядом, опираясь плечом на колонну, смотрит, щурится, улыбается по-кошачьи. - Не сердитесь на Берто, дорита, - спокойно сказал он. – Он хороший мальчишка, но именно мальчишка, жизнью не битый. Не видел и не пережил то, что, к сожалению, выпало вам. И ему, в самом деле, стыдно. Не отвергайте его попыток извиниться. Марта непреклонно сложила руки на груди и задрала нос: - Вы мне его сватаете? Про себя подумала, что лучше застрелится. Этот Берто, он адмиральский оруженосец. Название – лишь дань традиции, у молодого наследника правителей Марикьяры те же адъютантские заботы, что были у Руперта. Но он был на «Франциске Великом» в том бою. А вдруг именно он был у пушек, когда погиб Зепп? Да даже если и не был! - Что вы, - вице-адмирал сделал большие глаза. – Альберто уже помолвлен. Увы, союз не из тех, которые разрывают по прихоти, - он плавным, текучим движением шагнул ближе, ненавязчиво завладел рукой девушки и поднёс к губам. Загадочно шепнул: - Но я свободен и мне всего тридцать семь. Марта оторопела. Не нашлась, что сказать от неожиданности, но ей на выручку пришёл Ротгер, честно выполняющий обещание присмотреть за дочерью друга. Возник в проеме, цокнул языком и осуждающе покачал головой: - А я всё слышал. Хулио, тебе не стыдно молодых дев соблазнять? - Да я с честнейшим предложением! – подмигнул Марте: - Помните, дорита, на Марикьяре вас всегда встретят с радостью, - и быстро вернулся в помещение. Марта вдохнула, выдохнула и помотала головой. Вальдес ободряюще погладил её по спине. Почему-то его жест не вызывал протеста, настолько он был сочувствующим и… родственным? Он мог так утешить сестру, если бы она у него была. - У вас есть сестра? - Самой младшей двадцать лет, - подтвердил догадку Ротгер. – Вы с Инес чем-то похожи, только она в мать, светловолосая. Но характер! Ох, и характер… надо будет её в Хексберг привезти. Тут остро не хватает десятой ведьмочки, а ты уезжаешь. Пойдем. И не вешай нос, фёнрих, мы замуж не дадимся. Марта засмеялась. Рядом с Бешеным грустить невозможно. И даже начинаешь чувствовать себя не такой уж чужачкой. «Как там папа, интересно? И все остальные?» * * * Под ошарашенными взглядами четырех мужчин Маргарите захотелось попятиться, захлопнуть за собой дверь и сделать вид, что её тут вовсе не было. Вместо этого она так и осталась стоять в приоткрытой двери. Получившийся сквозняк неприятно тянул по ногам, зубы против воли начинали стучать. Хотя здесь-то холодный воздух был по большей части ни при чём. Первым ожил непосредственный Бюнц, без задней мысли брякнувший: - Упасть и сдохнуть! - Что-то ты бодрячком для выходца, - съязвил Доннер. Улыбнулся и коротко поклонился: - Ваше Величество, вы прекрасны. Ошеломление будет что надо. Цвайер согласно кивнул и что-то прошептал под нос, покачав головой. А Олаф… Олаф просто протянул руку, за которую кесарина с благодарностью уцепилась. По чести говорить, она не на ошеломление рассчитывала, а просто на без слов обозначенную расстановку сил. Поэтому просила в письме Анну сшить для неё платье, по покрою лифа напоминающее морской мундир. Ни в коем случае не копирующее, но чтобы с первого взгляда было понятно, что взято за образец. С задачей графина фок Шнееталь справилась с блеском. Очень темная синяя (но всё же не иссиня-черная) ткань, тонкая серебряная тесьма в окантовке, тот самый покрой – рядом со своими адмиралами Маргарита полностью соответствовала старой поговорке про горошины из одного стручка. И без слов заявляла, что да, адмиралы – её, и флот на её стороне, а это весомый аргумент, чтобы и сухопутные силы её слушались. Олаф улыбнулся уголком губ – одобрительно, и спокойно сказал: - Пойдемте, нас ждут. * * * Тихим, безветренным утром с болот пополз туман. Пополз, захватил город, встал стеной над морем. Марта чистила доставшегося ей коня – ей показали как – и пыталась привыкнуть, что вот на этом ей всю дорогу ехать. Своей лошади у неё никогда не было, но верхом ездить она умела. Анна научила. Беда в том, что умела она только по-женски… но вроде бы в мужском седле намного проще… Конь к неловкому уходу отнёсся снисходительно, фыркал, встряхивал гривой и время от времени тянулся мордой назад, к Марте. Надеялся на ещё одну горсть сухариков и, кажется, не имел ничего против неё. - Готова? – из тумана вынырнул жизнерадостный Вальдес. Дождался смущенного кивка и впихнул в руку увесистый мешочек: - Держи, это тебе наши Салина передали. То, что с лентой – в волосы, то, что подлиннее – на шею, а с кольцом и сережками ты сама знаешь, что делать. - А?! – Марта испуганно выставила руку вперед: - Мне?! А зачем?! - Милая, если они начнут ждать повода для подарка симпатичной девушке, то их соберано не поймет, - вице-адмирал подумал и уточнил: - Оба. - То есть это просто подарок? - дотошно уточнила «симпатичная девушка». - Конечно. Ты им понравилась, а Берто жаждет извиниться, но ты на него шипишь, как черная лебедь. Поэтому передали через меня. Не смотри так сурово, это же не венчальный браслет. - Ну… хорошо, тогда спасибо, - смущенно пробормотала Марта, пряча подарок. – А черные лебеди разве бывают? - Они зимуют на Марикьяре, - Вальдес задумчиво потрепал гриву коня. – Очень сердитые птицы, никого не подпускают к своим гнездам. А весной летят куда-то… в Бирюзовые земли, судя по всему. В детстве я мечтал пройти за ними по морю, но не сложилось. - Ещё сложится, - утешила девушка. – Вы совсем не старый. Вот закончится этот Излом и эта дурацкая война, и пройдете. - Вместе с Рупертом, он эту идею горячо поддержал. - Тогда и я с вами! – загорелась Марта. - Ц-ц-ц, сначала нам надо Излом пережить. - Переживем, - с глубокой убежденностью заявила она. – Мы уже столько пережили, а до конца совсем чуть-чуть осталось. Вальдес невесело улыбнулся и ещё раз хлопнул коня по лоснящемуся боку: - Молодец, такого курса и держись. Про то, что Изломом неприятности отнюдь не заканчиваются, он не сказал, но Марта это и сама прекрасно знала. …Марагона мало напоминала окрестности Метхенберга, хотя, казалось бы, не так от него далеко. Там, на родине, говорливые ручьи и небольшие речки текли в сторону болот Северной Марагоны – или к морю, а острые скалы прорезали зеленую лесную шкуру земли. В половине дня конного пути вглубь страны начинались плодородные земли, годные для засевания, а перед морем земля словно вставала на дыбы, щерясь невысокими, но труднопроходимыми скалами, среди которых прятались деревни, городки и города. Марагонские городки прятались разве что за стенами. Плавные увалы холмов, рощи и поля, и простор. Можно отпустить взгляд, и он будет скользить вдаль и вдаль, вдоль дороги, мимо деревьев. Над пожелтевшей травой, над отцветшим кипреем… Марта отцепила от рукава невесомое белое «перышко». Наверное, летом здесь вся земля ярко-малиновая от цветов, но сейчас, на пороге осени, только белый пух летает. - О чем задумался, мой юный друг? – Вальдес попридержал коня. С которым, надо признать, талигойский вице-адмирал управлялся так же легко, как с кораблем. Почти играючи, но попробуй – повтори! - Рос ли кипрей в Седых Землях? – она отпустила лететь семечко по ветру. - А ты туда сходи да проверь, - насмешливо отозвался один из сопровождающих. Рослый, белокурый и светлоглазый. Бергер, заклятый родич, который скорее удавится, чем признает это самое родство. Он считал Марту Мартином и симпатии к желторотому дриксенскому морячку не питал. Она лишь пожала плечами, вступать в перепалки с потомком исторических врагов не хотелось. Ей вообще говорить не хотелось, и причиной была не усталость от непривычного способа передвижения. Холмы впереди, на открытом поле, были слишком правильными для природных. Древние варитские курганы… или марагские, кто их разберет, спустя столько столетий? И есть ли разница тем, кто лежит под ними? Столетиями «заклятая родня» бьётся за этот кусок земли, разодрав старое герцогство на две неравные половины. Столетиями льют кровь, и её столько, что земля устала впитывать. Земля не успевает превращать кровь в кипрей, ей опротивел солёный вкус, ей хочется покоя, не картечи, а зерна, не грохота и воплей, а песен. Всем дорога в один конец, все в неё лягут, над всеми закачаются высокие травы и малиновые цветы. Так зачем торопиться их растить?.. …Горьковатый осенний морок разорвала несильная, но звонкая пощёчина. - Мартин! Мать твою, Мартин, а ну очнись! Небо – голубое, прозрачное, холодное и очень высокое. Созревшие травы клонятся к лицу. Марта сморгнула, осознав, что лежит на спине, на каком-то склоне. Моргание заметили, к ней тут же склонились двое – озадаченный бергер, имени которого она за полтора дня совместного пути так и не запомнила, и Вальдес. На живот взгромоздилось что-то живое, теплое и тяжелое. И тоненько мяукнуло. - Цыц, Принцесса, - шуганул Бешеный «что-то». А, понятно, кошка. Которую захватили из дома в последний момент. Вице-адмирал уверял, что это не просто кошка, а подаренная лично Руперту лично адриановцами. Марта тогда удивилась – ей брат Орест ничего не рассказывал ни о каких кошках, да и странно, что Руппи не забрал подарок, но против пушистой трехцветки в корзине не возражала. Бешеному виднее, в конце концов. - Что со мной? - На обморок похоже, - слишком уж беспечно сообщил Вальдес и о чем-то вполголоса попросил их сопровождающего. Бергер кивнул и исчез из поля зрения. Вальдес помог Марте сесть, напускная веселость с него слетела. - Что ты видела, слышала или почувствовала? – тихо и быстро спросил он. – Говори всё, даже самое нелепое. - Земля устала от крови, - так же шепотом, на родном языке, ответила девушка. – Кровь прорастает кипреем, его слишком много… - Вот оно, значит, как, - Вальдес задумчиво посмотрел в небо. – Будь ты в самом деле Мартином, я бы нисколько не удивился. Но, получается, женщины тоже что-то наследуют, хоть и не передают… - Что женщины не передают? – Марта непослушными пальцами ухватила его рукав и слабо дернула. - Право крови, - Вальдес дернул плечом. – Силу Ушедших. Так что, благородная эория, приводи себя в пристойный вид и едем дальше. Заодно привыкай к своей божественности. - А… я?! А как же я… я не талигойка! - Ну и что? Подумаешь, сходил кто-то когда-то из Дома Скал через границу, да приглянулась ему дриксенская дева. Надеюсь, по взаимному согласию, иначе это была слишком грустная история. И жили их потомки долго и счастливо, пока не пресеклась основная линия, - Ротгер запрокинул голову и звонко, искренне засмеялся: - Интересно знать, которая! В любом случае, страшнее эория Скал Кальдмеера только эорий Волн Райнштайнер… - А бергеры-то тут при чем?.. – пробормотала окончательно растерявшаяся девушка. - Ну не знаю, при чем тут бергеры, но девочки мои мне нашептали именно так. Ничего они подробно не говорят, но в том, что говорят – никогда не ошибаются. А с бароном Райнштайнером я тебя познакомлю при случае, личность примечательная. * * * - Вот почему, как тащить кошку через две армии и одну границу – так Вальдес, а как ловить, если сбежит – так я?! Кс-кс-кс, Принцесса, иди сюда…. – первую фразу Марта произнесла вполголоса, зато вторую – громко, хоть и без особой надежды. Пушистая трехцветка сбежала на вольные хлеба. А может быть, учуяла симпатичного талигойского кота. Если она в самом деле была подарком эйнрехтских монахов, то второй случай вовсе можно расценить как государственную измену. Всё оказалось куда менее страшно, чем Марта по дороге успела вообразить. Да, талигойцы остановились в шаге от полного поражения, от которого их спас ураган, ещё более странный, чем погнавшаяся за фок Бермессером буря. Да, они были злыми и уставшими. Но нагрянувшему вице-адмиралу уделяли куда больше внимания, чем жмущемуся к нему вражескому мальчишке-офицеру. Да, косились недобро и морщились, особенно мирные жители города, временно назначенного ставкой маршала Савиньяка. Но дальше взглядов не заходило. - Кыс-кыс…. – Марта оглянулась и, пользуясь личной парня, плюнула в пыль. Тут же самой стало стыдно за недолжное поведение, но как ещё выразить досаду, она не знала. В поисках сбежавшей кошатины её занесло куда-то в совсем незнакомое место – довольно узкая улица, аккуратные и невысокие каменные ограды, через которые свешиваются ветки яблонь. В просветах веток видны дома, явно не парадные входы. Урожай по большей части уже сняли, только кое-где дозревают поздние, зимние сорта. И никого. А вот налетит на патруль, и спросят, что это она тут делает. Не объяснять же про кошку… и не возвращаться же к Вальдесу без неё! Чем ему она так важна, непонятно, но носился в кошкой вице-адмирал, как с настоящей принцессой, человеческой. - Вам чем-то помочь? – окликнули сзади. Марта резко обернулась. У очередной калитки стояла девушка, немногим старше её самой. Белокурая, голубоглазая и восхитительно красивая. И с таким чистым и нежным лицом, что расположение само собой появлялось. Нарядное синее платье, шелковая лента в волосах – посреди военизированного города девушка смотрелась поразительно нелепо. Что она тут делает, такая, куда собралась? Или откуда вернулась? - А… вы тут кошку не видели? – сгорая от стыда, на талиг безнадежно спросила Марта. – Такую… - показала руками, - … пушистую, лохматую, как оно ещё сказать… и трехцветную. Белокурая красавица озадачилась, но смеяться и смотреть, как на сумасшедшую, не стала: - Нет. Кажется, нет. Можно ещё Мелхен спросить, я только пришла, а она была тут всё время. Так нужна кошка? – с искренним сочувствием уточнила она. – Если что, у нас тоже есть кот, Маршал. Только он не цветной, а черно-белый. А меня зовут Селина. - Мартин. Мне – не очень, а вот вице-адмиралу Вальдесу – нужна, - проворчала Марта. – Нашу зовут Принцесса. Правда, охотнее всего она отзывается на рыбу и ветчину. Талигойская красавица поманила рукой, приглашая подойти ближе, она с трудом сдерживала смех. На зов из дома выглянула ещё одна девица – на этот раз рыжая, и как бы не красивее первой. Видимо, та самая Мелхен, которая оставалась дома, пока Селина куда-то ходила. Что у них тут за рассадник такой?! Марту укололо глупое, девичье – ей вспомнилось оранжевое платье, которое умудрился потихоньку засунуть в багаж Бешеный. Тоже в качестве подарка. В мальчика Марта играла с упоением, но рядом с этими ей неожиданно захотелось переодеться обратно в девушку. Красиво бы смотрелись: беленькая, рыженькая и чернявенькая. - Нич… ничего не видела, - покачала кудрявой головкой Мелхен. – Наш Маршал тоже убежал. Марта с досадой качнула открытую калитку: - А потом окажется, что сбежали они вместе. И привезу я домой корзину котят. И буду бегать с ними по всем нашим кораблям… Подруги захихикали. Представили, похоже, грустного фёнриха с корзиной черно-белых котят, пытающегося их всучить суровым морским волкам. А те воротят породистые носы и говорят, что масть фрошерская. Марта тоже смеялась. Дружелюбные красивые девушки, каменная ограда, яблоневый сад, дом с островерхой крышей – это было так похоже на родную страну! Никуда не деться, правильно говорят все народы от моря до моря, что кровь – не вода. Все они, и бергеры, и вариты, и мараги, и гаунау – все родом из Седых Земель, все несут общее начало. И как ни ненавидь, как далеко ни расходись, оно проступает, как кровь из царапин. Всё равно они ближе друг к другу, чем к талигойцам. Селина неожиданно замолчала, и тихо, испуганно ойкнула. Осторожно тронула Марту за локоть: - Мартин, скажи пожалуйста, ты в бою был? - Нет, - честно ответила Марта. – То есть был, но только стрелял. - Плохо, - ещё тише сказала Селина. – Мы тут совсем одни. - Ну, шпагу у меня никто не отбирал, я не военнопленный, - Марта ничего не понимала, но по спине прошёл холодок. – Что случилось? Пустая улица, две девушки у калитки, сама Марта… нет, не пустая – к ним по улице быстро идёт солдат. Марта не узнала, какого полка, она была дремуче морской и в знаках различия сухопутных частей талигойской армии путалась. - Мелхен, - совсем уже шёпотом попросила Селина. – Ты беги, хорошо? Знаешь, к кому. Рыженькая серьезно кивнула и метнулась к дому. Если пройти насквозь, окажешься на одной из главных улиц этого небольшого городка, а там прямая дорога до центральной площади и маршальской ставки. И это хорошо, потому что идущий приблизился, и Марта смогла разглядеть побелевшие глаза мужчины и странно перекошенное, да так и застывшее, лицо. Бегство из Эйнрехта. Сбесившаяся толпа. У них были очень похожие рожи. Легкий холодок превратился в ползущий по спине кусок льда. Но как?! Брат Орест говорил, что их столица тоже… Но где Эйнрехт с Олларией, а где они! - Почему не бежим мы? – Марта положила ладонь на оружие. И остро пожалела, что вышла только со «статусной» шпагой, без пистолетов. - Потому что вместе мы не успеем. - Ах ты б…! Подстилка гусиная! Свои нехороши, чужих захотелось! Убью!!!! Удивительно, как много может поместиться в каких-то полминуты или минуту. Марта успела разглядеть, что оружие бесноватого – кавалерийский палаш, значит, скорее всего, он из конных частей. Успела подумать, что её дурачество с Руппи и Зеппом против настоящего боевого опыта – собачий чих. И что сходят с ума одинаково по обе стороны границы. Но где-то между этими мыслями-осознаниями она успела выхватить шпагу, оттолкнуть локтем Селину и шагнуть вперед. Время замедлилось, движения бесноватого вязли в солнечном свете, как в прозрачном студне, нетрудно увернуться, отшагнуть и сделать ответный выпад. «От девчонки сопротивления ждать не будут, поэтому не финти, ни к чему, да и не сумеешь, - Зепп смущенно почесал нос, оглянулся на приятеля. – У меня самого не всегда получается. Ты чего-нибудь попроще и понадежнее делай». Простой и надежный выпад в горло, от которого несущийся тараном бесноватый не сумел защититься. Куда уж проще… - Почему-то при виде меня те, кого задела краем скверны, начинают сходить с ума, - виновато объясняла Селина получасом позже. – Я здесь очень нужна – на меня бросаются бесноватые, которые могли затаиться. Только я не поняла, что он за мной идёт… - А из-за меня задержалась, - пробормотала Марта. Её тошнило, вспоминать произошедшее у калитки было мерзко и страшно. Там, над мертвецом, она сама не знала, чего боялась больше – совершенного или того, что за это придётся отвечать. К счастью, первыми прибежали Мелхен, Вальдес, очередной потомок Леворукого в маршальском мундире и темноволосый сдержанный красавец, представившийся полковником Приддом. Ошалевшая от обилия высшего талигойского дворянства Марта покорно предоставила объясняться Селине – та, надо признать, изложила случившееся быстро и точно, не путаясь. Марта тупо кивала, подтверждая то, что могла понять, в голове звенело и чужой язык то и дело превращался в невнятную тарабарщину. Кто и куда дел труп, кто об этом распорядился, она уже не увидела, её быстро затащили в дом и кто-то – вроде бы Придд – вручил флягу. Категорическим тоном велел пить точно он. Язык и горло обожгла холодная горечь, глаза полезли на лоб. Зато понимать то, что утешающе говорила Селина, сразу стало проще. Вошёл второй Леворукий, что-то сердито сказал первому. Марта потрясла головой. - Это второй маршал Савиньяк, - Вальдес присел на корточки рядом со стулом. – Наша Мелхен Лионеля привела, а это Эмиль. Кстати, Принцесса нашлась. В соседнем саду. Девушка кивнула. В голове шумело, тошнота ушла, зато комната плавно кружилась перед глазами. Хотелось свернуться калачиком и спать, спать, спать… - Дриксенские офицеры, особенно младшие, - наставительно вещал Бешеный кому-то, - очень исполнительные люди. Сказали пить – значит, пьёт. Поэтому на будущее, Валентин, будьте осторожнее и не давайте трепетным… юношам полную флягу касеры. Рядом оказалось чье-то плечо, Марта уткнулась в него и закрыла глаза. * * * Проводы были торопливыми и бестолковыми. Вальдес с кошкой (в корзинке), Придд с флягой (пить больше не давал), благодарная Селина с поцелуем в щёку (завидовали все присутствующие мужчины), и Мелхен с вкусно пахнущей сумкой. И три Леворуких, то есть Савиньяка, на любой вкус. Нет, Марта помнила, что в оригинале, то есть Талиге, откуда и пошёл эсператизм, Леворукий был зеленоглазым блондином. Но Север диктует свои законы, у предков Марты бояться кого-то вроде вице-адмирала Доннера никак не получалось. А вот светлые волосы при очень тёмных глазах – дело другое. Так и угодили талигойские графы в потомки Врага. Хотя в последнее время у Марты Леворукого в любом его виде бояться не выходило. Почему-то казалось, что красивый и наглый искуситель из Заката при виде бесноватых перекосился бы, достал оружие и пошёл изничтожать – а значит, не такой уж он и враг всего сущего. Признаваться в таких мыслях было страшно даже самой себе, не то что окружающим. - Ждем в гости. Вместе с отцом, но без флота, - Ротгер потрепал её по макушке. - Вы тоже к нам заходите, - Марта мотнула головой. – Без флота, но с подружками. - Осталось уговорить девочек, - хмыкнул Вальдес. – Впрочем, им, кажется, понравилось… Со времени отъезда из Хексберг раздражение – когда тихое, невнятное, а когда взрывное – стало постоянным спутником Руперта. Поводов вокруг хватало с избытком, сам он знал, что настоящая причина была не в сбесившейся столице и вышедших оттуда «китовниках», не в отсутствии вестей от тех, с кем они оказались разделены армией бесноватых, не в осторожничающем фельдмаршале. Это всё внешнее, наружное. Руперт злился – на себя. И немного на своего адмирала. На Олафа – потому что тот стал равнодушным, далеким и бездействующим. На себя – потому что не мог его сделать прежним. А как прощался перед отъездом? Стыдно, лейтенант флота! Нельзя бросать человека, тем более командующего, в такой беде, и нельзя остаться, когда ехать надо. Руперт мрачнел, давил в себе злость, топил раздражение в делах, которые фельдмаршал Бруно измыслил для родственника. Дела, бесспорно, нужные. Но мысли всё равно не отставали. И ещё скреблось – а где Марта? Все «свои» из Эйнрехта уехали задолго до бунта, но Марту адриановцы прятали в столице, сумели ли её увезти? К тому же, сколько там незнакомых, но простых и нормальных людей. Матушка Ирма, у которой он так и не поел пирожков с черникой. Выходившая из церкви обаятельная толстушка и её дочь в кружевном чепчике. Хитрый и хваткий трактирщик, у которого они, обсуждая спасение Олафа, пиво пили. Люди, которых Руппи видел мельком, почему-то вспоминались ярко и отчетливо. Олафа он спас, а кто спасал их? Или их тоже… разорвали? Как Гудрун с Фридрихом… За окном светало. Фырканье лошадей, четкий шаг ночных часовых, сменяющихся с поста, голоса людей. Деловитая возня военного лагеря успокаивала, хоть и не так, как отбивающая склянки рында. Но до моря Руперту теперь долго не добраться, если добраться вообще. Какие-то странные намеки Бруно ему делает, насчет того, что если не выжил Ольгерд и не появится вестей от Штарквиндов. Вот второе точно глупость! Что может случиться с предусмотрительным и не склонным к лихости дядей Иоганном? А Ольгерд… по сердцу царапнуло особенно сильно. Где принц, там и его мать. Если погибли, то погибли оба. Может, поэтому Олаф и молчит, глядя в Эсператию? Адмирала выдернули у смерти из-под носа, а Маргариту – нет. Разве кто-то вспомнит про тихоню-кесарину и больного ребенка в безумной свалке. К кошкам всё. К одной конкретной пушистой надоеде, оставшейся в Хексберг. Руперт одним движением сел на кровати, потянулся, сбросил ноги на пол и потянулся за мундиром. Дела, те самые, придуманные фельдмаршалом, не ждут. - …А, Руперт. Вовремя, только тебя и ждем. Руперт щелкнул каблуками и козырнул. С Ледяным было проще, но Бруно – принц крови, дядя кесаря, с ним надо Устав соблюдать от и до. - Лейтенант фок Фельсенбург прибыл. - Вижу, - фельдмаршал откинулся на спинку любимого походного кресла, прищурился. – Вести к нам, лейтенант, пришли очень любопытные. И гонец тоже интерес вызывает. Руперт растерянно окинул взглядом светлую комнату с окнами на юг, наткнулся на привычный морской мундир, здесь, в Северной Марагоне, неожиданный до оторопи. Фёнрих? Гонец? Откуда?! И главное – как?! Не по болотам же прополз… Мальчишка повернулся, и Руперт почувствовал, что земля выходит из-под ног не хуже палубы при «шальной» волне. Обкромсанные чёрные волосы, тревожные серые глаза, знакомое точёное личико. Марта?! В мундире?! Это оказалось неожиданней эйнрехтского маскарада – там Руперт хотя бы чего-то такого ожидал… - Мартин Вайсфедер, - девушка повторила офицерское приветствие. А глаза умоляли – ну, узнавай же меня, давай же! Руппи сглотнул, выдохнул, и неловко обнял. - Ты-то здесь откуда? - Из Хексберга, - с облегчением затараторила отчаянная девчонка. – Мы адмирала забирали. - Кто мы? – Опомнившийся Руперт отстранился и схватил её за плечи: - Вы что, Северный флот с места сдёрнули?! - Нет, мы наш Западный нашли… - Что?! - Кхм. Они, опомнившись, отступили на полшага каждый. Фельдмаршал задумчиво погладил подбородок, улыбнулся: - Вопросы сняты. Руперт, час на решение личных вопросов. Заодно накорми своего Вайсфедера завтраком, они скакали до нас от границы без остановки. Через час жду на совещание. Обоих, - он повелительно повёл ладонью. Не прерывая жеста, взял распечатанное письмо. Руперт всё понял, подхватил Марту под локоть и быстренько уволок наружу. По незамощённой деревенской площади, мимо удивленно оглядывающихся знакомых и незнакомых сослуживцев, сквозь косые утренние лучи, пробивающиеся между домами и деревьями. Очнулся только в выделенной ему комнате. Обернулся. Марта смотрела серьезно и строго. - Руппи… ты только не удивляйся… и не подумай плохого… Лейтенант облился холодным потом – что она ему хочет сказать?! Новости последнее время были одна гаже другой, Руперт давно не ждал ничего хорошего. Поэтому, когда его обхватили за шею и отчаянно, неумело поцеловали в губы, Руперт даже не дернулся, чтобы увернуться. Марта, на мгновенье отстранившись и коротко выдохнув, снова поцеловала, одной рукой обхватив за шею, а вторую запустив в волосы. Мир взорвался ослепительным солнечным блеском и тактично исчез, оставив наедине ошарашенного лейтенанта и испуганно отпрянувшую от него девушку. Руки с плеч Руперта Марта, впрочем, не убрала, и смотрела одновременно серьезно и с вызовом. А он хватал воздух, задыхаясь, и смотрел, смотрел, смотрел… Девчонка-сорванец со смешными бантиками. Нескладный подросток. Эйнрехтский маскарад. Теперь ещё мундир этот… Как же всё это может застить глаза! Марта ведь совсем взрослая. И очень красивая, пусть её красота необычна и непривычна. Такая гибкая и легкая, подхватить на руки и… или закружить в танце. - Спасибо, - говорит Марта, и мир возвращается, обрушиваясь на голову Руппи морской волной. – За папу и… и за всё. Я всё знаю, мне сказали… ты его три раза спас. - Два, - пытается возразить лейтенант. - Три, - безапелляционно отрезала Марта. – Если бы не ты, к вам бы никто не помощь не успел. И совсем уже неловко поцеловала третий раз – покраснев от запоздалого смущения, в уголок губ. Руппи пожалел, что спас Олафа всего три раза. Надо было исхитриться и спасти четыре. А ещё лучше – пять.