Кривой Порог

Эти слова до сих пор звучат в моей голове, отскакивая эхом, точно хрустальный мячик. «Добро пожаловать в мой дворец». Эти слова, за которыми следовал наполовину церемонный, наполовину смешливый приглашающий жест. Тогда я не осознавал происходящего в полной мере. Чересчур быстро сменяли друг друга картинки мгновений. Добро пожаловать. Он пригласил всех, кого увидел, всех нас, кого застал в рушащемся мире Изнанки Кривого Порога, но что-то внутри меня, безнадёжно живое и незрелое, печально зазвенело, отзываясь на движения скальных губ: он говорил лишь мне. Мне одному. Всех же звал потому лишь, что иначе не поступил бы ни один Король. Добро пожаловать, — сказал Король-скала и от этих слов я стремительно и даже как-то скучно прозрел. Рухнул морок, ловко наведенный моей любимой обольстительницей. Я вновь был собой, сыном деревенского портного, жителем обычной человеческой деревни. Я был кем угодно, лишь бы — собой. Тем прежним, отчаянным парнем, который с лёгкостью, не думая о последствиях, ступил за Кривой Порог. Тем, кто никогда бы не спустил собственную горечь, и не поддался бы минутному порыву глупой надежды на чудесную сказку. На любовь… Я вновь был собой. В отличие от стремительно менявшейся вокруг меня Изнанки. Да и Изнанка ли была это? На стенах бесновались тени и отсветы ярких факелов, освещавших огромный зал, по которому в странном порядке кружились пары. Я не видел лиц, не слышал голосов или обрывков слов — лишь сплетённая воедино, слившаяся намертво масса, одно многоликое отражение людских душ плыло, покачиваясь, вкруг меня. Яркие цвета и драгоценные ткани, причудливые наряды, многорукое, многоликое создание, чудовищное творение безумного творца…что я видел? Добро пожаловать. На какое-то мгновение я закрыл глаза. Происходящее не могло быть здесь и сейчас, не могло избрать центром себя какого-то деревенского парня, то есть меня. Не могло. Добро пожаловать. В вихре стремительного танца, к которому я по какой-то причине не присоединился, я так и не смог угадать Шута или Принцессу, или хотя бы её сына, мальчика, причудой Изнанки на какое-то время ставшего грязным бродяжкой. Я был вне Изнанки, вне дворца, вне танца, вне всего творящегося вокруг и я не знал, болен я, а может быть — лишь сейчас — вернее, тогда — как никогда прежде — был жив. Неистово гремела музыка, в висках трепетали особенно громкие её осколки, пропарывая кожу головы и застревая где-то изнутри шеи, а губы мои сами собой шептали «Добро пожаловать», до той поры, пока я, наконец, вновь не увидел Его, а точнее — он сам вдруг отделился от танцующего монолита, и тот послушно расступился перед ним, раскинувшим в стороны руки, запрокинувшем ликующе голову. Даже стоя поодаль, я видел гладко закрытые глаза и довольную улыбку, уголок которой прочерчивал тугой зелёный стебелек, оканчивающийся алой, казалось из самой крови сотканной, головкой цветка. Каменные пальцы взмывали в воздух, дирижируя этим празденством, этим миром, и не размыкались скальные веки, не отражало радости лицо. Он кружился, кружился в неистово-спокойном танце, и единовременно приветливо распахивал объятия, стоя во главе пиршественного стола, ломившегося от яств. Он не открывал глаз, там, в танце. Он не закрывал глаз, там, за столом. Он не улыбался, танцуя, но черная щель белозубой улыбки сама собой расступилась на недвижном лице Короля-Скалы, сжимавшего во рту цветок — эту живую, тёплую капельку. Настороженно вскинулся стебелек, кроваво вскидывая голову и уставился на меня, и в тот же миг я почувствовал лёгкое движение воздуха: не уходя из танца, не покидая своего места во главе праздничного стола, он очутился рядом со мной, словно всегда там был. — Добро пожаловать, — повторил он, и тогда я спросил: — Кто ты? — не было в моём голосе ни страха, ни почтительного трепета. И, пожалуй, вовсе ничего не было, кроме желания наконец закончить эту затянувшуюся историю. Докопаться в ней до истинного зерна. Цветок в его рту насмешливо изогнулся. Зубы цепко перехватили стебелёк, и Король-Скала ответил: — Тот, без кого не было бы Изнанки. И тот, кого не было бы без неё, — и, произнеся эту загадку, скользнул взглядом по моему лицу и без всякого перехода спросил, — а вот кто ты, мальчик, не желающий отмщения? Зачем ты здесь, если не хочешь поквитаться за пережитое? Заплатить за право прохода? Вернуться в свою деревню ты не в силах, но и в Королевстве ты будешь жить припеваючи. Были ли его слова насмешкой, или, напротив, искренним желанием устроить мою судьбу? На этот вопрос я так и не отыскал ответа. Но в то мгновение я даже не задумывался ни над чем подобным — моего слуха достигли лишь слова о том, что я не смогу вернуться домой. Я не любил свою деревню. Да что там! Всем своим существом, до самых кончиков пальцев рук я презирал то место, где родился и её обитателей. Я смотрел на них с робостью, пряча в опущенных глазах высокомерие. Я был уверен, что достоин лучшей доли. Но оставаться в землях с той, что погубила меня? Ах, да что там… Разве в то время мог я хоть о чем-нибудь думать? Азарт терпким вином ударил мне в голову, и я со всей возможной для меня строптивой заносчивостью уколол его вопросом: — Что это значит «не смогу вернуться, откуда пришел»? — на меня напало какое-то неуёмное бахвальство, — там же только старая кривая деревяшка, наши зовут её Кривой Порог, но это неважно. Или ты уже поставил там стражу и отряд наемных убийц с палачом во главе? Мне хотелось разбить его лицо, чтобы оно разлетелось мелкой каменной пылью. Чтобы стихла эта музык вокруг нас, этот смех. Чтобы больше никогда и нигде…чтобы, в конце концов виновник всех моих несчастий, этот Король-скала, зажавший в зубах цветок, получил по заслугам. Или… Я лукавил перед собою. Да что там — лгал самому себе о том, что творилось в моей душе, оправдывая кипящее в ней бессилие пополам с яростью. Не было здесь, в тронном зале Короля-скалы с цветком в зубах, да и на всем белом свете виновника моих бед. Кроме меня самого.