Жатва

Melanie Martinez — Tag Youʼre It

Всеми фибрами души Бэкхён ненавидит два сезона: раннюю весну и осень. Его совершенно не заботят затяжные дожди или же назойливые пташки, щебечущие за окном, ни раздражающие пыльца и жужжание насекомых, ни ощутимая разница температур днём и ночью. Всё его отвращение к этим временам года заключалось лишь в одном слове — «Жатва». Так привыкли называть дни, когда два раза в год альфы со всех уголков страны приезжают уже несколько десятилетий подряд в отведённый для подобных игрищ лес и устраивают охоту на свободных омег. Только сильные особи могут обрести вторую половинку. Истинность есть, но встречается крайне редко, как и то, что часто пара доставалась вовсе не предначертанному, а тому, кто смог отстоять своё право стать достойным альфой для спутника и отцом для своих волчат. Обычно свободных омег, достигших полового созревания, родители отвозят в лес сразу же, как получают известие о новой Жатве. Но Бэкхён никогда не был таким, как остальные представители слабого пола в иерархии стаи, поэтому к своим восемнадцати годам смог успешно избежать три такие охоты. В его родном городе многие альфы мечтают повязаться с юным вкусно пахнущим созданием, но до сих пор этот омега ни одного из них не выбрал претендентом на свой в первую очередь зад, а потом уже на всё, что к нему прилагалось в качестве приятного бонуса. В первую Жатву у Бэкхёна были проблемы со здоровьем, как раз в этот сезон, летом у него возникла первая течка, проходившая крайне болезненно и с сопутствующей ей лихорадкой. Поэтому его отец решил: в таком состоянии мальчика пускать в лес — крайне глупый и безответственный поступок. Лишаться единственного и любимого сына семейство Бён не собиралось, тем более, когда тот метил на пост главного лекаря стаи. Пак Хёншин, их вожак, сам выбрал мальчика и направил к знахарю сразу после семи лет, чтобы он учился премудростям врачевания. В ту ночь, когда настала осенняя Жатва, Бэкхён находился у лучшего друга, Исина, у которого внезапно начались схватки и парню пришлось отвезти его в больницу. Его друг-омега обзавелся чудесным сыном-альфой, а Бэкхён заполучил целый шквал недовольств от родителей. Тогда им удалось выгородить юношу перед главой их стаи, а Хёншин плевался слюной, пока отчитывал старшего Бёна за плохое воспитание своего мальчишки. Через год, когда Бэкхён по всем законам должен был уже нянчиться с детьми и с достоинством принять метку альфы, настало время третьей жатвы. Юноша только-только справил свое восемнадцатилетие и уже смирился с тем, что в девятнадцать будет женушкой какого-нибудь самодовольного альфы, но ему вновь повезло. В этот раз он провозился всю ночь с сыном Пак Хёншина, Чанёлем, которого отравил кто-то из оппонентов, ведь молодой альфа должен был тоже принять участие в Жатве и имел весьма недурные шансы заполучить самого лучшего омегу. Если Бэкхёну быть откровенным с самим собой, он тогда тоже позлорадствовал и не испытывал особого желания варить отвары и лечить сынишку вожака. Тот порядком достал своими вполне понятными намеками о вязке. Даже в ту ночь, когда Чанёль пустил в ход не только свои колкие словечки с ехидными замечаниями и мерзкой ухмылочкой, при этом смяв огромными ручищами зад омеги, Бэкхёну пришлось заехать коленкой в «бубенчики» альфы, чтобы впредь Пак и думать забыл о поползновениях в его сторону. Больше всего омега опасается по сей день, что именно сын Хёншина решит заявить на него свои права во время Жатвы. Не подумайте, омега вовсе не испытывает отвращение от внешних данных молодого человека. Чанёль красивый, здоровый, сильный и ко всему прочему умный альфа, поэтому быть его половинкой — большая честь, о которой мечтает не только каждый свободный омега от 15 до 70, но и уже связанные узами брака. Стать спутником такого парня — совершенно не страшно. Бэкхён боится совсем иного: потерять себя, свой характер, что его поработит воля, мощь альфы, сделав безвольной куклой в сильных руках. Омега точно не сможет состязаться с Чанёлем в силе воли: один грозный рык — и внутренний зверь Бёна преклонит голову перед альфой, открыв доверительно холку для острых зубов, готовый стать меченым. Бэкхён не хочет терять свою индивидуальность. Он согласен подчиняться, но не будет никогда безропотным, слабым и на всё согласным омегой. Наверное, всё дело в истории его семьи, когда дедушка стал мятежником, боролся за права омег, особенно, когда их стало намного меньше альф, из-за чего и затеяли эту Жатву. Омеги не смеют возражать и перечить, когда их выбирает альфа. Всё дело в силе. Если тот может сразиться за вторую половину, то и его потомство будет здоровым и выносливым. Второе десятилетие подряд омеги пытаются отстоять своё мнение и быть услышанными, чтобы наконец иметь возможность заводить семью с теми, кто им понравится, а не с теми, кто первым завалит и повяжет. Четвёртая Жатва. Бён-старший затолкал сопротивляющегося и придумывающего различные отговорки сына в машину и завёл мотор, подметив, как мальчик вздрогнул от этого рычащего звука — обратной дороги нет, ему не отвертеться, впереди только ненавистная Жатва. Бэкхёну ничего не остаётся, как в этот раз молча сидеть на соседнем с водителем сидении и сжимать свои острые коленки, ощущая легкий холодок от вспотевших от волнения ладоней. За окном становится темно и через приоткрытое окно в машину прорывается свежий осенний воздух. Парень ёжится. Он оделся не совсем по сезону: толстовка, под ней футболка, длинные шорты, едва прикрывающие чашечки колен, на ногах обычные светлые кеды. Бэкхён надел самую удобную обувь, в которой легко бегать, а ему придется и очень долго, чтобы не попасться в руки к слабому альфе. Юноша уже примерно знает, кто из альф будет охотиться сегодня в лесу. Среди них мало достойных. Есть очень накаченные, но из-за стероидов, похоже, их мозг атрофирован, поэтому думают они исключительно о своих горах мышц и красуются на публике. С таким субъектом Бэкхён недавно столкнулся в супермаркете. Как оказалось, альфа приехал на Жатву. Он намекнул, что омега ему понравился, и постарается сделать его своим, отчего Бэкхён нервно сглотнул и решил по-быстрому смыться. Его напугал тот альфа, представившийся Донхоном. Часто сильные альфы подвержены больше слабых внутренним коллизиям. Одно неправильное слово, взгляд, жест способны вывести из себя. Спящий вулкан. Бён наслышан о таких. Сначала они смотрят приветливо и хвастаются своей силой, обещают, что защитят своих омег, но кто в итоге защитит их от их пары, поднявшей на слабый пол руку? Машина заворачивает на лесную тропинку, и сердце Бэкхёна заходится в бешеном ритме. Он старается скрыть от отца выступивший на лбу от смятения пот, незаметно стирая его рукавом тёмно-фиолетовой толстовки. Когда Бён-старший открывает дверь и просит юношу выйти, тот весь сжимается и старается раствориться в кожаном сидении. Мужчина вздыхает и гладит мальчишку по чёрным блестящим волосам, ловит носом тонкий запах омеги, пока ещё чистый и невинный, не смешанный с терпким властным мускусом партнёра. Он обещает, что всё будет хорошо, что Бэкхён смышлёный парень и его пара точно не уступит ему в положительных качествах характера. Отец юноши, конечно, в курсе, какое большое значение для сына имеет духовная составляющая альфы. Бэкхён слишком умный и свободолюбивый, чтобы находиться под гнетом «тупого куска мышц», как тот окрестил большинство альф прямо перед этой Жатвой. Бён-старший мысленно просит Небеса о том, чтобы они оказались благосклонны к его мальчику и подарили ему достойную пару. Он смотрит на часы и сообщает юноше, что пора. Через десять минут полнолуние, а это значит — Жатва вот-вот начнётся, а Бэкхён до сих пор не в поисках хорошего укрытия, где бы его местонахождение раскрыли не так стремительно. Бэкхён смотрит на отца с мольбой, но тот мотает головой, понимая, чего добивается этим взглядом его сын, после чего юноша глубоко вздыхает от безысходности, молча прощается одним тяжелым мимолётным взором карих глаз из-под трепещущих пушистых чёрных ресниц и подрывается с места, выпрыгивая из машины и шурша листьями под ногами, когда оказывается в тёмной лесной глуши. Его волчьи зрение, нюх и слух разом обостряются, становятся чувствительными к любому запаху или звуку, даже к стуку сердца спящей в дупле белки со своим потомством. Найти местечко, где можно было бы спрятаться и скрыть свой запах, крайне тяжело. Пульс стремительно бьётся в висках, парень рвано дышит, пробираясь сквозь дебри леса. На небе полная луна. Серебряный диск, манящая светом монетка, привлекающая внимание своих жадных на эту денежную единицу существ, оборотней. Бэкхён весь уливается потом, обессилен и переполнен страхом, пока находит что-то отдалённо похожее на укрытие: гора ветвей и сухих листьев под мощным дубом. Полностью замаскировать свою омежью сущность со сладковатым ароматом феромонов, что он испускает, ощутив мощь ауры альфы, ему вряд ли удастся. Но хотя бы подарит возможность не попасть в сети любого желающего пометить его и даст надежду остаться свободным до утра. Бэкхён натягивает капюшон толстовки на голову, прижимает к груди колени и сидит скукоженным в три погибели, стараясь дышать изредка и не слишком громко для чувствительного слуха альф, которых предостаточно в это время в лесу. Омежьем, как его окрестили совсем недавно. Омега уже клюёт носом и практически засыпает, когда его уши цепляются за звук ломающихся веток кустарников слева от горы листьев и веток, где он спрятался. Бэкхён забывает как дышать, когда замечает освещаемую одиноким ночным светилом фигуру альфы. По развитой мускулатуре и короткостриженным волосам в ней он распознаёт того самого Донхона, с которым познакомился в магазине и от которого позорно сбежал, когда парень стал допытываться до его имени и номера телефона. — Я знаю, что ты где-то здесь, малыш, — Бэкхён чуть не дёргается от шипящего тона голоса альфы и едва не раскрывает своего места расположения. — Твой запах меня манит, зовёт. Я помню тебя, сладкий омежка из супермаркета. Твой аромат невозможно спутать с другими. Он останавливается рядом с горой из веток и листьев, где притаился юноша. Бэкхёну стоит помолиться, чтобы его не повязал этот самоуверенный засранец. Но его слова остаются глухи для ушей всевозможных богов, потому как омегу грубо хватают за запястье, вытягивая из прикрытия. — Вот где ты, мой славный цыплёночек, — слащаво мурлычет Донхон и оттесняет парня мощным торсом к дубу. Бэкхён не согласен стать меченым этим парнем и впивается звериными когтями в держащую его руку, освобождаясь и отскакивая в сторону. — Сучонок, — стонет от боли альфа и прикрывает ладонью поврежденную руку. — Мне пришлось отказаться от пойманного омеги, чтобы разыскать тебя, поэтому будь мне благодарен и дай себя пометить. — Да пошёл ты! — злится Бэкхён, его глаза тут же горят зловещим золотистым огоньком и предупреждающе вытягиваются клыки. — Подойдешь ближе, и я разорву твоё горло. Лучше вали к тому омеге, который дожидается твоего возвращения. — Ну уж нет, солнышко, я хочу тебя и получу то, чего желаю, — теперь уже вырывается сущность зверя альфы. Его красные глаза гипнотизируют жертву и давят на омегу, пытаются обезоружить и заставить принять претендующего на него альфу. Бэкхён жмурится и старается не поддаться. Колени омеги подрагивают от перенапряжения. Он готов разрыдаться и умолять оставить его нетронутым. И почему-то перед закрытыми глазами возникает образ красноволосого Чанёля, такого слабого и больного, когда Бён заботился о нем полгода назад. Он жалеет, что не ответил на ухаживания. Возможно, тогда бы он вовсе не участвовал в этой Жатве. Никогда больше. И не боялся бы так сильно оказаться под незнакомым парнем. Быть с Паком не так уж и страшно, как стать омегой совершенно чужого претендента. — Не в этот раз, — Бэкхён вскрикивает, когда чья-то рука перехватывает его со спины за пояс и тянет назад, прикладывая к пышущей жаром груди. — Лучше тебе съебаться, пока есть чем омег метить. Бён узнает этот голос даже глухим, ощутив приятную вибрацию бархатного тембра. Пак Чанёль, возникший словно по зову Бэкхёна. Внезапный спаситель кладёт подбородок на плечо юноши и скалится, глядя на своего соперника. — Оу, прямо-таки напугал, — смеётся Донхон и делает шаг вперёд, дразнится, вдыхая манящий аромат омеги и причмокивает губами, выдавая: «Бесподобная сучка». Трясущийся от негодования Чанёль выпускает из своих рук молодого человека и в несколько размашистых шагов достигает конкурента, тут же знакомя его лицо с костяшками правой руки, сжатой в увесистый кулак. Но Донхон не собирается отступать. Он желает повязать именно этого омегу и никого кроме, отстоять это право. Он отвечает на удар, заехав локтем в живот, отчего Чанёль кряхтит и сгибается пополам, при этом продолжая защищаться, чтобы соперник не смог его вырубить и не ушел с «главным призом» этой ночи. От одной мысли, что Бэкхён может достаться кому-то ещё, он взбешён и злится сильнее, чувствуя, как его зверь рвётся на свободу, охваченный гневом и инстинктами собственника. Завязывается потасовка. Листья взлетают в воздух вместе с облаком пыли, заставляя прикрыть глаза. Бэкхён не двигается с места, его одолевают сомнения: стоит ли улепётывать отсюда подальше, тем самым заимев шанс быть до утра не пойманным кем-то другим, или же всё-таки стоит помочь Чанёлю, которому достаётся весьма нехило от Донхона. Пришлый альфа проигрывает лишь потому, что его оппонент — практически вожак многочисленной стаи, он сильнее, как и его внутренний волк. Пак просто давит на него своим авторитетом, всей мощью, силой своей стаи, заставляет отступить и свыкнуться с мыслью, что Бэкхён никогда не достанется ему. Его бета-форма намного более устрашающа и значительно массивнее, чем у Донхона, поэтому в итоге тот сдаётся, признаёт свой проигрыш, воет от обиды и исчезает, скрыв свой позор в темноте ночи. Чанёль успокаивается, втягивает когти, вытирает с рассечённой губы кровь, выключает свои прожектора-глаза. Его волк доволен, сворачивается калачиком и расслабленно шевелит ушами. Стоит только вспомнить, за что он дрался, как парень стремительно разворачивается корпусом в сторону Бэкхёна, боясь того, что парень убежал, и облегченно выдыхает, когда находит омегу, замершего возле дуба. Он подходит к Бёну и интересуется, всё ли с ним в порядке и не пострадал ли он от Донхона. — Нет, всё пучком, — как-то неуверенно мнется Бэкхён и его голос ломается, поэтому под конец он переходит совсем на шепот. Но Чанёль распознаёт все слова и кивает в ответном жесте. С каждым вздохом Бэкхён втягивает приятный терпкий еловый запах альфы. Омега его помнит хорошо с того момента, как ухаживал при отравлении: хвоя вперемешку с чем-то приторным, даже немного горьким. Но сейчас запах намного насыщеннее и его рецепторы нюха взбунтовались. Голова кружится, словно после карусели. Бэкхён поспешно уходит от прикосновения пальцев к своей щеке. Если на него оказывает такое действие просто запах альфы, что тогда ему ждать от прикосновения его руки?.. — Это мило и благородно с твоей стороны, Пак Чанёль, что ты спас меня, но мне пора, пока очередной претендент… Но альфа только ещё больше надвигается на юношу, и Бэкхёну некуда отступать, когда в паре шагов от него массивный ствол дерева, поэтому он завороженно смотрит на то, как серебряные блики луны падают на рубиновые волосы, прибавляя им ещё больше шарма. Красные глаза, алые волосы. Тут Бён и понимает, нотки чего именно он почувствовал в запахе альфы — брусника. В детстве он любил, когда в кашу мама добавляла ему эти сушеные ягоды. Чанёль перекрывает все пути к отступлению, прикладывая ладони к коре дуба по обе стороны от головы пугливо моргающего омеги. — Их не будет, — выдыхает в лицо юноше альфа, продолжая буравить внимательным взглядом темных глаз. — Ты мой, Бён Бэкхён. Я ждал три «пиздатые» Жатвы, чтобы наконец повязать тебя. И не дам какому-то левому альфе это сделать раньше меня. Всё-таки юноша пытается нырнуть под выставленной рукой, чтобы улизнуть от Чанёля, но его вновь хватают цепкие пальцы альфы за запястье. Пак явно дает понять, что никого никуда отпускать вот так просто не намерен, пока не… И тут омеге становится страшно, стоит только осознать, к чему клонит Чанёль. Ещё бы у того были другие мотивы спасать его во время Жатвы! Есть омега, альфа, плюс Жатва. Итого, приплюсовав все имеющиеся составляющие, получается только одно — секс. Причем, не по обоюдному согласию. — Это совсем не смешно, Чанёль, — выдает нервный смешок Бэкхён и старается выкрутить руку из захвата пальцев альфы, но безуспешно. — От-отпусти меня, пожалуйста. — Невозможно быть свободным от того, от чего убегаешь, — мотает головой Чанёль, показывая, что вовсе не намерен отпускать свой улов, который, по-видимому, был слишком долгожданным и вкусным. Беда не приходит одна. От одной проблемы Бэкхён избавился, теперь его поймал зверь покрупнее. — Чанёль, прошу… — Просить ты меня будешь, когда я окажусь внутри тебя, — Чанёль понижает голос до вибрирующего низкого шепота, и Бэкхён понимает, что альфа точно приведет свой план по распечатыванию его задницы в действие. Ну уж черта с два! — Нет! Пошел ты в жо-… в пизду! — Бён чуть самолично не пригласил альфу поиметь его, но вовремя исправился. — Сказал же, нет! Чанёля же забавляет вся эта ситуация, а ещё не менее сильно заводит. Он так долго ждал этого момента. Невозможно выразить насколько сокрушающе огорчен он был, стоило только узнать, что полтора года назад Бэкхён не будет на Жатве. То же невезение ждало его и на следующей. На третьей он уже сам не смог участвовать в охоте на милого Бэкхён-и, но при этом всё-таки увидел его. Парень ухаживал за ним по просьбе отца. Счастье было так близко, но при этом так далеко. И своими приставаниями он тоже всё испортил. Тогда он находился в бреду и особо не отдавал отчета тому, что творил и куда тянулись его руки. Зато получил по заслугам. И согласен с наказанием. Но альфа пообещал всё исправить. А этот упрямец никак не хочет осознать, что он безумно нравится Паку. — О да, Бэкхён, — смеётся Чанёль, а Бён пользуется тем, что альфа расслабился, толкает его, ставя подножку, и бежит вперед, особо не приглядываясь, куда его несут ноги. Главное — оторваться от самого нежеланного альфы. Только не Чанёль. Только не он. И не Донхон. Да и вообще, никто! Бён пока ещё не готов связать свою судьбу с альфой! Но Бэкхён прекрасно понимает, как это глупо: спастись омеге бегством от длинноногого, с великолепной выдержкой альфы, когда его коротенькие ножки еле перебирают друг дружкой, мчась в темноте леса — задача невыполнимая. Он запинается обо что-то, охает, выставив вперед руки, и летит вниз, готовый к болезненному приземлению. От падения его спасает нагнавший мальчишку вовремя Чанёль, который вновь оборачивает свою могучую ручищу вокруг торса юноши, укладывает себе на плечо и несёт обратно, в сторону поляны. — Отпусти меня, сволочь! — бьет по широкой спине своими кулаками Бэкхён, он дергает ногами и взвизгивает, когда его смачно шлепают по пятой точке. — Сука! Ненавижу! Омега покрывает альфу всеми известными ему матерными словами, но, к сожалению, ими ему не удается нанести физического ущерба, да, и эго парня от этого не особо страдает. Чанёль только расходится мелодичным раскатистым смехом, который дребезжит при каждом ударе рук или ног омеги. Пак опускает его на мягкую траву и тут же стягивает с юноши толстовку, под которой оказывается тонкая чёрная футболка. Бэкхён брыкается, но только усугубляет своё положение и больше злит Чанёля. Ткань трещит и рвётся под острыми ногтями альфы. Бёна укладывают животом на землю, которая колется от засохших на ней листьев и мелких камушков, и стягивают над головой запястья порванной футболкой. — Что тебе стоит, Бэкхён-и, признать меня? Неужели моя кандидатура на роль твоей пары столь ужасна? — цедит сквозь сжатые зубы Пак прямо на ухо, которое тут же лижет, проникая кончиком внутрь. — Ты ужасен, Пак! Ты не даешь мне право выбора, — отвечает Бён и старается повторить свой недавний подвиг и зазвездить коленом в промежность прижавшего его к земле альфы. Звериная сущность Чанёля рвется наружу, он грозно, предупреждающе рычит и переворачивает парня, давит на затылок когтистой лапой, прикладывая щекой к траве. Он освобождает парня от нижней части одежды одним рывком, оставив в одних носках (кеды слетели с ног вместе со снятыми шортами и боксерами). Бэкхён старается освободиться от стянувшей оба запястья ткани футболки и прикрыть беззащитно выставленную напоказ альфе попу. Он мычит и клацает клыками, зажимается и соединяет колени вместе, но Пак вознамерился идти в этот раз до конца. В эту Жатву он пометит Бэкхёна и внутри тоже, смешивая их с омегой запахи. Чанёль нажимает ладонью на пояс, заставляет прогнуться в спине. Бён хрипит и молит Чанёля не делать того, что тот задумал. Он обещает, что сходит на одно, три, нет, восемь свиданий с ним, даже подарит свой первый поцелуй, но слышит в ответ лишь, как вжикает молния на джинсах альфы — никакие уговоры не помогут. Бэкхён старается в этот момент отползти, но сразу же взвывает, ощутив, как когти альфы пронзают его плоть и спина отзывается тупой болью. Чанёль слизывает языком выступившую кровь, и ранки тут же затягиваются от исцеляющего свойства слюны. — Покорись, Бэкхён! — вновь в приказном тоне шепчет альфа и гуляет языком по идеально гладкой спине, наслаждаясь сладким запахом омеги, прикусывает и оттягивает мочку уха, целует в скулу, мажет по щеке губами, опаляя горячим дыханием. Когда, сам того не подозревая, Чанёль находит эрогенную зону парня, оставляя кроваво-красный засос на стыке шеи с плечом, Бэкхён удивленно распахивает глаза, и тут же собравшиеся в уголках слезы скатываются вниз, капая на пожелтевшую мятую сухую траву. Альфа знает толк в находящихся на грани боли удовольствиях, умело лаская всё ещё напряженное под ним тело. Он ласково гладит выступающие тазовые косточки и щекочет низ живота, играючи касаясь подушечками пальцев кучерявого паха, и при этом оставляет болезненные укусы. — Невозможно покорить силой то, что подвластно лишь уму, — шипит Бён и прикусывает ребро ладони, чтобы альфа не услышал его жалобные стоны — он сильный омега и сможет выстоять эту пытку. Чанёль утыкается носом за ухо Бэкхёна, наслаждаясь естественным запахом парня, который буквально сводит его с ума и заставляет внутреннего зверя бегать по кругу и вилять хвостом. Он чувствует, что приторность становится более ощутимой, а, значит, Бёну вовсе не противны его прикосновения, а наоборот, он зажигается, как спичка, скорее даже, как сено, на которое через лупу светит горячий луч солнца. Чанёль — его обжигающее солнце, а лупа — удовольствие, которое испытывает омега, когда его нутро неосознанно отвечает Паку, а внутренний волк принюхивается и оседает на землю, покорно преклоняя голову. И вскоре вспыхнет настоящее пламя, стоит юноше только признать в Чанёле свою пару. — Зачем ты сопротивляешься, детка, если сам испытываешь влечение ко мне? — Я не хочу… становиться жертвой, — признается Бэкхён в своей боязни оказаться заложником обстоятельств и стать смиренным, запертым в четырех стенах омегой, которому ничего не останется, как чахнуть дома и воспитывать потомство. — Глупый малыш, — горько хмыкает Чанёль и касается большим пальцем звездочки ануса. Тот тут же отвечает, сжимается. — Упрямец. Альфа качает головой, чмокает копчик строптивого омеги, трет пальцами о проход и вкруговую, пытаясь вставить в Бёна. Тугие мышцы с трудом подаются напору двух пальцев, поэтому Чанёль сплевывает на них слюну и проталкивает постепенно один за другим. Узкая дырочка принимает их, растягивается, блестит от не особо хорошей смазки-слюны. Из-за того, что Бён не желает отдаваться Чанёлю и сильно переживает, его естественная смазка не вырабатывается. Пак теряет терпение, рычит, жестко впивается пальцами в кожу ягодиц, разводит половинки и приникает ртом к сжавшейся дырке. Он играет кончиком языка с мошонкой, втягивает поочерёдно в рот каждый мешочек, ведет языком по чувствительной коже под яичками любовника и возвращается к трепещущему анусу. Бэкхён не может подавить рвущийся на свободу гортанный стон. Его член дергается, наливается силой и начинает течь всё больше по мере того, как глубоко в нем оказывается теплый мокрый язык. Это хороший анестетик от болезненного проникновения пальцев, поэтому становится невыносимо приятно от движущегося в нем органа. Омега скребёт вылезшими когтями землю. Всё труднее дается не подставиться выбравшему его альфе. Чанёль ласково ведёт ладонью по спине, спускается к соскам, теребит их, делая более чувствительными к холодному воздуху, идёт ниже, пересчитывая ребра, и опускается к эпицентру «пиздеца вселенского масштаба», как мысленно чертыхнулся Бён, осознав, что точно проиграет, если его плоть окажется во власти длинных уверенных пальцев альфы. — В моей жизни есть только один омега. Это ты, Бэкхён. Остальные — лишь блеклые тени, которые никогда не смогут стать тобой настоящим. Неужели тебе не достаточно этих слов, чтобы наконец признать меня своим альфой, парой? — Паку надоело намекать на свои чувства, и наконец он решается признаться, чтобы омега перестал дрожать и бояться их непредотвратимой вязки. Бён пронзительно скулит и шмыгает носом, стирая локтем непрошеные слезы. Какой же он придурок! Неужели он не понял, что Пак видит в нем нечто большее, нежели сосуд для своих щенков? — П-почему я? — сипло выдыхает омега, впервые подаваясь назад, сам насаживаясь на вновь кружащий вокруг его порозовевшего, мокрого прохода указательный палец. — Потому что, стоило мне тебя увидеть пять лет назад, как я тут же влюбился в тебя, в такого невозможного вредину. Красивого, нежного, ласкового, улыбчивого, отзывчивого, заботливого, самого-самого лучшего омегу в мире, — целует каждый позвонок Чанёль, пуская табун мурашек по спине юноши. Его щетинистая щека колет Бёна, когда язык слизывает образовавшуюся влагу между двумя выпирающими, словно крылья ангела, лопатками. И Бэкхён сдается. Всё внутри загорается маленькими угольками страсти. Он раскрывается, и его тело начинает медленно распаляться. Омега размеренно двигается взад вперед, насаживается, опуская голову и приподнимая ягодицы сильнее. Пак блаженно мычит, ощущая, как движущийся внутри омеги палец становится мокрым от естественной смазки, которая скатывается вниз по бёдрам. Он нагибается, задевает языком кромку кольца мышц, слизывает сладковатую субстанцию, дурнея от запаха Бэкхёна ещё сильнее. Он сжимает пальцами лоснящуюся плоть, проезжается по всей длине, трет чувствительную головку и задает неспешный ритм, продолжая растягивать омегу. Бён скулит, просит, не понимая вообще, о чём, но эти яркие вспышки перед глазами от контакта пальцев с простатой так приятно отзываются текучим теплом по всему телу. Его руки до сих пор связаны, поэтому он не может дотронуться до Чанёля, ответить ему тем же, доставить удовольствие. Бэкхёну ничего не остаётся, как оттопырить зад и смириться с тем, что сейчас его повяжет тот, от кого он бегал два года после своего созревания. И впервые омега не против такого расклада. На поляне, где альфа решил заявить свои права на омегу, витают их смешанные запахи, воздух тяжелеет, становится жарко, душно, словно сейчас знойное лето. Бён давно уже взмок от разгоряченного тела, согревающих его рук и губ. Кровь становится жидкой лавой, что струится по венам и разносит тепло по всему организму. Он млеет от того, какими же правильными кажутся ему пальцы Чанёля на его пенисе, а чужая плоть трется так возбуждающе о его щелку между ягодиц. — Готов? — интересуется охрипшим грудным голосом Чанёль, сминая ягодицы омеги и направляя член к растянутому анусу. Бэкхён издаёт звук, похожий на одобрительное мычание, и кивает, упираясь лбом о сложенные вместе руки. Он сбивчиво дышит, хватая воздух через приоткрытый рот. Бён рвано втягивает носом густой запах альфы, вызывавший ранее простой трепет. Сейчас его полностью обволакивает этот запах. Он растворяется в нем, покрывает и уже никогда не сойдёт — Чанёль точно не даст Бэкхёну пахнуть как-то иначе, без примеси его аромата, демонстрирующего принадлежность к нему, показывающего, чьей парой он является. Омега чувствует, как кольцо мышц растягивается под напором толстой головки и кусает внешнюю сторону ладони, где уже красуется след от его зубов. Альфа смотрит на то, как анус подается и раскрывается, успокаивающе поглаживает растянутый проход и погружается глубже, двигая тазом и сжимая челюсти. Боже, как же кайфово быть внутри того, кого так отчаянно хотел несколько лет! Волк скребется когтями, воет, требует сорваться на бешеный ритм, втрахать податливое тельце в твердую землю под ногами, скорее пометить, повязать. Но Чанёль отгоняет его, приказывает успокоиться. И неохотно зверь повинуется. Дюйм за дюймом его плоть исчезает в омеге. Пак водит вкруговую ладонями по трясущейся спине взволнованного парня, подается вперед, при этом толкаясь до основания, и вновь покрывает кожу легкими, как крылья бабочки, поцелуями. Бэкхён дергается, стоит ему только ощутить внутри себя весь размер своего альфы. Старается приспособиться к медленным, нерасторопным толчкам. Движения Чанеля отзываются не только болью, но и сладкой тягой в паху. Он шипит, когда его стояк касается травинок — для чувствительной плоти эти прикосновения крайне болезненны и неприятны. Альфа подмечает это, укладывает на грудь Бэкхёна ладонь, приподнимает. Бён пропускает сквозь кольцо из рук чужую голову и укладывает конечности на могучих, широких плечах, касаясь спиной липкой от пота груди Чанёля, чувствуя каждый бугорок мышц пресса. Он никогда не признается, но сидеть на члене Пака — точно войдет в ТОП 3 наиприятнейших вещей. Бэкхён чувствует уплотнение на основании органа — раздувающийся узел. Его пробирает сладостная истома. Парень прикусывает нижнюю губу и прикрывает глаза, звучно мыча от наслаждения. — Я знал, что тебе это понравится, детка, — альфа ведёт вкруговую бедрами, проталкивает узел глубже растянутой дырки, оборачивает пальцы вокруг тонкой шеи, под кожей которой бешено бьется пульс, поворачивает голову и целует в губы. Бэкхён послушно приоткрывает их, пропускает чужой язык, играет с ним, не обращая внимание на скатывающуюся по подбородку слюну. Омега старается не забывать дышать, задирает голову сильнее, чтобы ощутить Чанёля ещё глубже и дрожать от щекочущих прикосновений кончика к ребристому нёбу. Омега послушно подставляется, пробует вторить Паку, отвечает, и Чанёль разрешает ему на мгновение вести: всосать в рот свой язык, изучить форму губ, вкус, жар полости. Они продолжают целоваться, издавая при этом пошлые причмокивающие звуки. Альфа уделяет внимание сочащейся смазкой плоти своего партнера: подхватывает мутные прозрачные капельки, оттягивает крайнюю плоть, высвобождая алую головку, и монотонно двигает по всей длине. Бэкхён сжимает мышцы, стараясь удержать в себе узел, подвести Чанёля к черте, но у альфы другой план. Он переворачивает омегу, укладывая спиной на неудобное природное ложе, заглядывает в глаза. — Скажи, ну же! — настаивает он, дразнится, играя головкой с проходом: входит только кончиком и вновь покидает желанное тело. — Пометь меня! — Бэкхён выгибается, выставляя свою светлую, покрытую пятнами алого смущения шею и тут же ощущает, как два клыка пронзают нежную плоть, оставляя кровавую метку. Он стискивает в руках оказавшиеся до возмутительности мягкими красные волосы, оттягивает альфу, когда тот облизывает губы и следы на шее. Те явно не заживут ещё долго, демонстрируя принадлежность Бёна ему. После чего Бэкхён впивается в чужой рот жадным поцелуем, ощущая на языке вкус крови. Чанёль, сам того не ведая, прокусывает губу омеги, но тут же втягивает пострадавшую мягкость в рот, посасывая и успокаивая отзывающееся колкой болью местечко. Бён скрещивает ноги на поясе любовника, давит пятками на ягодицы, тем самым настаивая на том, чтобы парень двигался. Пак подкладывает одну руку под спину юноши, приподнимает его, а второй продолжает облюбовывать пальцами чужую эрекцию. Он входит целиком, сначала мягко и не спеша, а после переходит на более резкий, грубый и быстрый темп. При каждом рваном вдохе и выдохе сердце альфы безропотно отбивает «мой», и Пак уверен, что Бэкхён чувствует это и принимает с достоинством выбор альфы — быть его парой. Искры удовольствия пробегают по позвоночнику омеги, когда Пак задевает дарящую ему острое блаженство железу, он вновь обнимает Чанёля и уже бесстыдно стонет при каждом глубоком толчке. Альфа вжимается в его пах своим прессом, и тут же Бэкхён представляет себе, как сидит верхом на Паке, трется членом о промежность Чанёля, и не даёт насладиться бейсбольным матчем любимой команды. Эта картинка кажется такой реальной, осязаемой, что омеге приходится часто-часто моргать глазами, чтобы понять, что это было всего лишь наваждение. Но когда-нибудь Пак откроет ему дверь в реальность. — Два ебанных года, Бэкхен, мы потеряли два года… Ты бы уже носил моих щенков и был моим мужем на зависть всей стае, — Чанёль внезапно замирает, смотрит в лицо раскрасневшегося омеги и трется носом о кончик чужого. — Чанель, прошу… — Бён приподнимает бёдра и старается вновь ощутить то самое необходимое ему чувство заполненности. — Все что угодно… — звучит так многообещающе. — Заткнись уже и дай мне свой грёбаный узел! — омега впивается человеческими короткими ноготками в кожу на шее Пака и тут же упоительно стонет, ощутив, как головка проехалась по его простате. Глаза Чанёля наливаются красным, сверкают в ночи рубинами. Альфа проталкивает вздувшийся узел целиком, фиксируя Бэкхёна за бедра и не давая ненароком соскользнуть, причинив тем самым себе адскую боль. Он загнанно дышит, скалится, ему с особым трудом удаётся не проткнуть тонкую кожу вытянувшимися острыми когтями. Бэкхён жалеет о своих словах, когда начинает казаться, что его разорвет изнутри от сильного давления узла. Он такой огромный, пульсирующий и растягивающий его до невообразимости. Он боится, что после его анус просто не закроется. Бён скулит от боли, плачет. Его всего потряхивает от вязки. Чанёль гладит его и целует в макушку, старается утихомирить. Плач его мальчика режет бритвой по сердцу. Чтобы как-то перенаправить мысли Бэкхёна в другое русло, он лижет, кусает и посасывает его соски, надрачивает опавшую плоть, которая вновь твердеет, шепчет на ухо очередное признание, говорит, что омега держится молодцом, что вскоре это закончится. Всего пара несильных толчков и Чанёль кончает глубоко в Бэкхёне. Бён ощущает себя полностью заполненным. Это чувство такое правильное. Он тонет в нём, окунается с головой. Именно это доводит его до кульминации. Омега вновь жалобно скулит и орошает своим семенем ладонь и рельефный торс Пака. Чанёль опускает Бёна на траву, опирается локтями над плечами юноши и пытается угомонить разошедшееся в диком ритме сердце. Он смотрит на лицо своей пары. У Бэкхёна прикрыты глаза, а язычок путешествует по припухшим от диких поцелуев губам. Он кажется альфе слишком хрупким, слабым, измождённым после их первого секса, хотя, Пак готов поспорить, что может назвать его «занятием любовью». Он любит Бэкхёна, пламенно и сильно, так, что если лишится, то сам умрет от горя, ведь его волк погибнет в то самое мгновение, когда и его пара. Их связь очень сильна. Уже сейчас. Он чувствует эмоции, которые испытывает Бэкхён: умиротворение, ещё не покинувшее тело возбуждение и какое-то запредельное счастье. Его омега счастлив стать его. Это кажется таким естественным, как и тихие вздохи его пары. — И стоило бегать от меня? — Чанёль дарит поцелуй розовому ушку омеги, когда узел спадает, и он осторожно выходит из разморенного послеоргазменной негой юноши. — Ради такого?.. Дай подумать, — Бэкхён делает вид, что призадумался, после чего резко подается вперед и кусает плечо Чанёля, оставляя свою собственную метку, которая минимум неделю будет сообщать каждой свободной и занятой омеге, что этот красавец-альфа — его. — Ещё как стоило! Омега довольно улыбается и скребет короткими ногтями по спине любовника, чувствуя, как песчинки земли собираются под ними и неприятно давят на кожу.  — Ты мне что-то говорил про тайное убежище в лесу неподалеку от города… — мечтательно изрекает Бэкхён. — Помнишь, значит? — хмыкает Чанёль, потираясь носом о вкусно пахнущее местечко на шее, где под кожей вздулась синяя венка.  — Так чего же ты ждешь? — хмыкает омега. — Больше трахаться на земле я не намерен. Пожалей спинку своего бедного омеги.  — Намек понял, будет принцессе мягкая постелька, — альфа обнимает Бэкхёна, поднимая с травы, и тот уже весьма не против, когда его подхватывают крепкие руки. Лицо Чанёля озаряет яркая белозубая улыбка, которая в свете ночного светила кажется немного жутковатой. Пак хвалит сам себя за самую лучшую идею в его жизни, что когда-либо приходила ему на ум: возвести хижину неподалеку от домика лесника, где он может заниматься любовью с Бэкхёном столько, сколько захочет, и ни одна душа не услышит громкий сладкий голосок его омеги. Лишь спустя четыре дня молодые люди вспоминают, что их одежда осталась благополучно (или не совсем) позабытой на поляне, где произошла их первая вязка.