Чёрный свет в конце туннеля

* * *

      Я стою посреди какого-то коридора, где время от времени помигивает лампочка. Не понимаю и не помню, как я здесь оказалась. Осматриваюсь по сторонам, и до меня доходит, что нахожусь в больнице. А как я здесь вообще очутилась? Помню только, как мы ехали с Диланом к маме, разговаривали, я плакала, а затем… Тьма. Совсем ничего не помню. Неужели что-то случилось? Господи, надеюсь, всё в порядке. Хотя… чёрт!       Чёрт! Чёрт! Чёрт!       Я помню.       Помню, как на встречной полосе неслась машина. Помню, как мне было страшно.       Боже…       Нужно спросить кого-то, что с Диланом. Если я не повреждена, тогда, наверное, он тоже. Может, всё обошлось.       Тут же я замечаю в конце коридора женщину, одетую в синий костюм. Она как раз вышла из двери, откуда слышен женский крик. Я сразу же направляюсь туда, к ней, и, как только подхожу ближе, замечаю эту самую женщину, стоящую возле другой. Видимо, это медсестры. В миг оказываюсь возле них и надеюсь, что они сами меня заметят, так как не хочется перебивать их разговор.       — Прикинь? У этой наркоманки родился здоровый ребёнок. Он самый здоровый среди всех новорожденных за последние два года. Почему у такой суки может быть здоровый ребёнок, который ей нахрен не нужен, а у меня нет?! Почему моя крошка погибла? — разводит руки в стороны, удивляясь, та самая медсестра, которую я заметила первой. Она не плачет, а злится. Поэтому я всё ещё продолжаю стоять, ничего не произнося.       — Мэг, тише! — хватает за руку женщину вторая медсестра. — Успокойся. Всё будет хорошо. Вы со Стивеном ещё родите здорового малыша, я уверена, — та тепло улыбается, но в ответ получает только негатив:       — Да что ты знаешь, черт возьми?! Как ты можешь быть уверена? Я уже не смогу иметь детей! Я лучше пойду. Мне ещё наркоманского подонка забрать нужно, — кричит и тут же удаляется та, скрываясь за той же дверью, откуда ранее выходила.       — Простите, могли бы вы мне сказать, что с Диланом ОʼБрайеном? Мы должны были поступить сюда вместе. Я Бидди ОʼБрайен — его жена, — пытаюсь привлечь к себе внимание старшей медсестры по имени Карла Свонг, что я замечаю на её пейджике, но от неё никакой ответной реакции.       — Да хранит тебя Господь, Мэган, и пускай ты уже когда-то образумишься, а то создашь себе только проблемы с таким отношением к людям, — даже не посмотрев на меня, шепчет та.       — Эй! Почему вы меня игнорируете? — прямо спрашиваю, подходя к медсестре спереди, но та проходит сквозь меня. В буквальном смысле.       Мне становится плохо.       Что?!       В глухом крике я открываю рот, поворачиваясь назад и смотря на женщину, которая открыла какую-то дверь и вошла в помещение.       Что, черт возьми, происходит?!       Бегу туда, куда ранее вошла эта самая Мэг. Крики, что доносились оттуда несколько минут назад, затихли, и слышен один лишь приглушенный детский плачь. Только я хочу открыть дверь, как та распахивается и оттуда в спешке выбегают медсестры, проходя сквозь меня, как ранее прошла Карла Свонг. Все бегут и суетятся, и я понимаю, что женщина, которую я сейчас вижу сквозь приоткрытые двери лежащей на столе, умирает после родов. Но меня смущает отнюдь не этот факт.       Я мертва?!       Эта мысль застревает в голове и повторяется десятки тысяч раз на повторе.       Нет, я действительно умерла? Серьёзно?       Тогда, где мой свет? Или ангел, который отправит то ли в Рай, то ли в Ад?       Я не понимаю. Ничего не понимаю.       Снова замечаю двух медсестер, которые разговаривали раньше, и подхожу к ним поближе, слушая их диалог. Ведь что мне ещё остается делать?       — Она сдохла. Чёрт возьми! А малыш ведь хорош… — нетерпеливо скулит старшей медсестре Мэг, поглядывая на других сотрудников, которые суетятся.       — Только не говори, что…       — Да, я хочу взять этого ребёнка себе.       — Но ведь Стивен будет против, ты знаешь его, — качает головой Сара.       — Нет, не будет, потому что нам нужны деньги, которые мы теперь будем получать ежемесячно.       — И как назовёшь мальчика? — Старшая медсестра недовольна, и это сразу же заметно. Она не хочет, чтобы ребенка забрала эта Мэг. Да и мне она не нравится. Какая-то она… скользкая, что ли.       — Когда-то в шестнадцать лет я сбежала из дома с парнем из рок-группы, его имя было Дилан.       Дилан?!       — То есть, ты хочешь назвать ребёнка именем своего первого любовника? — та приподнимает брови наверх в удивлении, но тут же они обе умолкают, когда к ним подходит мужчина. По всему видимому, это главврач.       — ОʼБрайен, оформите все бланки и документы. Как по ребёнку, так и по усопшей. Ребёнка отдать на усыновление. — Тот подаёт две папки желтого цвета Мэган, а я стою и охриневаю от происходящего.       ОʼБрайен? Мэган ОʼБрайен? Дилан? Дилан ОʼБрайен? Это ведь… это ведь…       Нет, этого не может быть. Какого хера происходит? Куда я попала?       — Куда я, черт побери, попала?! — кричу во весь голос, ничего не понимая.       И тут меня просто буквально засасывает в пол вместе со всем, что окружает меня. Только вот… всё, помимо меня, словно какой-то рисунок, который кто-то начинает комкать. Не проходит ни десяти секунд, как я уже в какой-то комнате какого-то дома.       Здесь полумрак, но это не мешает мне увидеть весь мусор, что валяется под ногами.       Слышу знакомый голос, как тут же его владелица входит в помещение, где нахожусь я, и зажигает свет.       — Дерьмо! Ненавижу! Урод! Ненавижу! Господи! Да чтобы ты сдох у ближайшей подворотни! — кричит Мэган в трубку телефона, а затем бросает его прямо перед собой, из-за чего я пригибаюсь вниз. Несмотря на то, что я знаю, что этот предмет пройдет сквозь меня, рефлексы срабатывают. А это, если задуматься, на самом-то деле глупо, потому что я, как оказывается, мертва.       Или ещё не полностью?       — Мам, я люблю тебя, пожалуйста, не плачь. — Кидаю взгляд на дверной проход и замечаю там темноволосого мальчика. Эти родинки, покрывающие всё личико ребёнка, и эти глаза медового оттенка.       Чёрт, да это ведь Дилан! Мой Дилан!       Какого чёрта вообще? Это что, какая-то шутка, или я действительно вижу прошлое своего мужа?       — Это ты, чёртов ублюдок! Грёбаный приёмыш! — Мэг переключается на перепуганного Дилана и кидается к нему, начав его избивать и при этом говоря разные гадости о его матери-наркоманке и о нём самом, попутно цепляя тему о каком-то Стивене. Я пытаюсь что-то сделать, но не могу. Мои руки проходят сквозь тело женщины, и мне ничего не остается делать, как молча наблюдать за тем, как плачет мальчик, умоляя маму перестать его бить. И я плачу вместе с ним.       Дилан никогда не говорил о том, что в его детстве происходило подобное. Может быть, позже всё просто прекратилось, и он всё забыл? Да, точно, ведь он жил с отцом.       Ребёнок валяется на земле не двигаясь и лишь содрогается всем телом от всхлипов, когда запыхавшаяся мать отходит от него. Да и отошла она только тогда, когда постучались в дверь.       Маленький Дилан тихо плачет, оставаясь на месте до тех пор, пока Мэган не даёт знак, что можно уходить в свою комнату. Мальчик в слезах убегает, а женщина поправляет свои волосы, натягивает свою майку немного вниз, тем самым делая вырез декольте больше, а затем открывает двери. На пороге стоит мужчина. Честно говоря, он не то что неопрятный, он отвратительный — грязный, избитый, пьяный в хлам, в засохшей крови на лице и рубашке.       — Стивен… — шепчет та, улыбаясь и начиная плакать. — Я знала, что ты вернешься и не бросишь меня. — Она кидается на мужчину с объятьями, но тот недовольно фыркает, отодвигая её.       — Я пришёл за своим сыном, а не к тебе, — выдает этот человек, а я просто замираю.       В смысле?       Это и есть отец Дилана, с которым он вырос?       — Ч… что?! — кричит Мэган, недовольно нахмурив брови, когда, как я понимаю, муж и по совместительству приёмный отец Дилана обходит её и заглядывает внутрь дома, зовя мальчика.       — Дилан! Дилан, сынок, собери свои вещи, я забираю тебя! — кричит тот и, заметив избитого и плачущего Дилана, кидает грозный взгляд на свою жену, добавляя: — Я развожусь с тобой и подаю на тебя в суд за плохое обращение с ребёнком.       Только успеваю заметить выражение лица Мэган ОʼБрайен, которая в шоке открыла рот, как тут же меня засасывает в пол со всем окружающим меня, словно это фотопленка, которую решил кто-то уничтожить, как это было ранее в коридоре больницы.       И вот я уже в какой-то комнате, обвешенной разными плакатами с рок-звездами. В дальнем углу замечаю коробку, в которой находится много медалей и разных наград. Это комната Дилана, и понимаю я это тогда, когда в комнату влетает разъярённый подросток в пирсингах и временных татуировках, крича «Похер на тебя, урод!», хлопая дверью и тут же показывая ей средний палец, который на самом-то деле адресовался кому-то другому. Парень, включив радиоприемник на волну со взрывным металлом, заваливается на кровать и из-под матраса достаёт какой-то черный блокнот, обклеенный различными наклейками, начиная в нём что-то записывать.       Я несколько секунд стою обездвиженная, так как я даже подумать никогда не могла, что Дилан когда-то мог быть неформалом или кем-то вроде этого, но затем, осознав, что мне интересно, что же мой в будущем муж записывает в дневник, подхожу к кровати и сажусь рядом с ОʼБрайеном, заглядывая через его плечо на страницу, на которой неаккуратно выведены слова «Н Е Н А В И Ж У      Т Е Б Я,      С Т И В Е Н      О' Б Р А Й Е Н». Как тут кареглазый в недоумении сводит брови, смотря на меня через правое плечо. Я застываю, не в состоянии выдать ни звука, потому что это до боли странно. Он ведь вроде не может меня видеть. Или может?       Блин, как я выкручусь из ситуации?       — Да что, чёрт побери, тебе от меня ещё нужно?! Душу сломать мне решил, не только гитару?! — кричит Дилан, поднимаясь с кровати, и снижает голос на радио, перед этим захлопнув дневник, после чего до меня доносится, что стучатся в дверь, которую подросток тут же распахивает. — Да что такое?! — закатывает глаза, как тут же умолкает, растерянно смотря на пришедшего. Вижу, что он, нервничая, почесывает затылок и произносит: — Прости, я думал, это отец. Проходи, — только и говорит он, как делает шаг назад, пропуская гостью внутрь комнаты, а я заинтересованно поглядываю на дверной проём, пытаясь увидеть, кто же всё-таки пришёл. Через порог переступает тоненькая бледная ножка, обутая в кожаные ботинки на шнуровке, и я тут же замечаю ужасно красивую девушку. Мне аж неловко стало, так как я никогда не выглядела так нереально круто, как она. Да, не спорю, у меня красивая внешность, но по сравнению с ней я — ничто. Она очень худая с болезненно-бледной кожей, но ей это очень идёт, просто чертовски идёт, и должна отметить, это отлично сочетается с её большими серыми глазами (кстати говоря, слишком большими, как для человека — такие чаще встречаешь у кукол или у героев аниме) и черными как моя зависть волосами. Ну, а что греха таить? Она чертовски привлекательна.       Мне также приходится по вкусу её стиль — джинсовая юбка с карманами, в которую заправлена легкая серая маечка на бретельках, облегает её талию, на которой также завязана старая потрёпанная мужская рубашка в черно-синюю клеточку; на руках разные чёрные браслетики; шею обрамляет тоненькая темно-синяя ленточка, а молочного цвета ноги обуты в черные ботинки, из которых виднеются краешки серых носков. Я всегда мечтала так одеваться и быть девочкой-оторвой, но, видимо, не судьба.       — Хэй, Ди, почему ты ушёл? Мы ведь все понимаем тебя, и то, что он приперся к нам на репетицию, устроив скандал, не изменило нашего отношения к тебе. Дилан, тебе нечего стыдиться, слышишь? И я понимаю, что тебе трудно с этим всем смириться в одиночку, тем более, ты только недавно узнал о матери, а она тут же умерла, так и не увидев, какой ты замечательный, поэтому помни, что ты не один. У тебя есть я, слышишь? — с этими словами сероглазая брюнетка кидается к ОʼБрайену в объятия, вдыхая его запах и пальчиками впиваясь ему в плечи, тем самым прижимая парня к себе ближе.       Чёрт, это так чувственно, что, признаюсь, на долю секунды я приревновала. Хочу его точно так же обнять, сказав, что это я есть у него, а не она; что это я всегда буду рядом.       — Алиса, я… вообще-то, я ушел не из-за того, что этот гребаный мудак приперся и разломал мою гитару, а потому что… — Он отодвинулся от бледной девушки, опустив свою правую руку ей на талию, а левую положив ей на щеку, начав ту поглаживать. — Ты Стивену сказала, что… чёрт, ты ведь сказала, что любишь меня, как брата, и что мы одна семья, а я… чёрт, я ведь действительно люблю тебя. Люблю как девушку, а не как сестру, и… прости, если я всё порчу сейчас, — он кратко улыбается, нервно облизывая нижнюю губу, — но я уже задолбался скрывать свои чувства к тебе, — признается Дилан, касаясь своим лбом лба Алисы, которая сначала блаженно улыбается, закусывая губу, но затем начинает взглядом быстро бегать по лицу темноволосого. Вижу, как по её щеке начинают спускаться слезинки, когда она зажмуривается, начав рвано вдыхать в лёгкие воздух.       — Ди, я ведь… я ведь умираю, ты же знаешь, — с болью произносит она, и тут до меня доходит.       Я понимаю, откуда эта бледность и уставший взгляд. Но даже теперь, поняв, что эта девочка скорее всего в будущем умрёт, я ревную к ней Дилана.       — Знаю, поэтому и хочу быть рядом. Хочу, чтобы ты не была в одиночестве. Хочу, чтобы мы пережили это вместе. Хочу быть с тобой в последний момент, который, к слову, придет когда-то потом. Хочу наслаждаться с тобой этой дерьмовой жизнью, от которой хочется сдохнуть. Хочу любить тебя, Алиса, — на этих словах Дилан целует свою пассию, прижимая ту к себе, а я…, а я тихо стою в сторонке, чувствуя, как в груди что-то с болью сдавливает сердце.       — И что мы будем делать? Ты ведь знаешь, что я не соглашусь на их гребаное лечение, чтобы потом умереть, захлебываясь собственной рвотой и будучи с лысой головой.       — Тогда будем умирать счастливыми, — смеётся Дилан, а я улыбаюсь, гордясь тем, что мой будущий муж настолько прекрасен внутри.       — Умирать тут буду только я, так что не надо тут, — хихикает брюнетка, хлопая влюбленного парня ладошкой по груди, а затем обходя его и заваливаясь на кровать, как это несколькими минутами ранее сделал сам Дилан, когда вернулся злым и сердитым. К слову, сейчас на его лице можно прочесть скорее умиротворение и счастье, нежели какие-то плохие эмоции — он позабыл о своей разъяренности ещё тогда, когда увидел на пороге своей комнаты эту миловидную бледнолицую брюнетку с тёмными кругами под глазами.       Ладно, Бидди, воспринимай всё адекватно, потому что это — прошлое твоего супруга, который в конце концов будет любить тебя и заботиться о тебе. И да, от этой мысли мне становится гордо и ужасно приятно, потому что мало кому везёт найти себе такого парня, да ещё и женить на себе. Дилан всегда был слишком классным для меня. В душе я всегда это понимала и пыталась это отрицать, но теперь я понимаю, что реально никогда не дотягивала до его уровня. И речь тут даже не о крутости. Скорее, я пытаюсь сказать, что он как человек во всем лучше меня.       А сейчас, осознавая, что я мало что на самом-то деле знала о Дилане, мне становится как-то паршиво, потому что в действительности я и не пыталась что-то о нём узнать — мне хватало того, что он всегда меня слушал, поддерживал, утешал, любил.       — Нет, умрём мы оба, потому что во мне с твоим уходом уйдёт та часть, которая так похожа с тобой, а это — моя свобода. Тогда я уже не смогу играть в группе, делать, чего душа желает, или совершать безумные поступки, как вот сегодняшний случай, когда мы ради каких-то дешевых пончиков разбили витрину магазина и украли эти невкусные сладости, — усмехается он, тем самым вызывая улыбку и у меня, и у Алисы.        Я только могу представить, как всё это было весело. Если честно, я хочу, чтобы Дилан был счастлив. Если бы я не знала, что в конце концов он будет со мной, я бы шипперила* этих двоих и держала кулачки за их счастливую любовь до гроба. Да я уже это делаю! Но в подсознание всё же прокрадывается гадкая мысль, от которой хочется выть. Знаете, такое чувство бывает, когда ты читаешь книгу, влюбляясь в главных героев и привязываясь к ним, хотя знаешь, что конец этой истории будет печален, — в такой момент в груди зарождается тупая боль, глухо скребущаяся по внутренней стороне стенок сердца.       — А я и не догадывалась, что ты романтик. Я это просто знала наверняка, — хихикает девушка и кулаком легонько толкает ОʼБрайена в плечо, тем самым заставляя подростка покраснеть.       — Я серьёзно, Алиса. Потому что, если я переживу тебя, я превращусь в того правильного мальчика, каким и являюсь на самом деле, но скрываюсь за маской этого подонка-рокера, наплевавшего на всё и всех, потому что не хочу быть таким.       — И не нужно. Будь оторвой, пока я жива, и это, пожалуй, единственное, о чем я тебя попрошу. И после того, как умру, возьмись за ум, окончи колледж, найди свою любовь всей жизни и женись на ней, заставив потом народить тебе девочку, и назови ту моим именем. — Я вижу, что эти слова брюнетка выговаривает с болью, боясь, что Дилан в реальности-то и позабудет её имя сразу же после похорон, но тот воспринимает всё всерьёз. И я знаю это, потому что помню ответ Дилана на мой вопрос, кого он хотел бы раньше в плане детей — мальчика или девочку, и как бы он назвал ребёнка.       И, думаю, понятно, каким был его ответ.       — Я рада, что ты есть у меня, — тихо произносит сероглазая, поднимаясь с кровати и выравниваясь перед Диланом, после чего обвивает его талию руками, прижимаясь щекой к груди парня, которая спокойно то вздымалась вверх, то опускалась вниз, делая равномерные вдохи и выдохи.        ОʼБрайен обнимает Алису в ответ, немного приподняв уголки губ.       Он счастлив. Я вижу.       И такого умиротворения рядом со мной я, кажется, никогда не замечала. От этого мне становится тошно от самой себя.       А всё потому, что я не то, что не пыталась сделать его счастливым, я даже не хотела попытаться.       — А сейчас идём, — хватает она его за руку, — нам ещё ограбить музыкальный прилавок Френка, — проговаривает брюнетка, хлопая ресницами и смотря на Дилана так, словно то, что она пытается сказать, — самая очевидная вещь в мире. — Хэй, ты же остался без гитары, нам нужна новенькая. Думаешь, у тебя найдется несколько сотен на новую, а тем более крутую гитару? — Её густые тёмные брови взлетают наверх в непонимании, но как только Дилан ободряется, кивая, и собирается на выход, выражение её лица сменяется на радость и предвкушение чего-то незабываемого.       Они выходят из помещения, оставив двери приоткрытыми, и только я успеваю пойти за ними с мыслью «Ну, а что? Будет интересно посмотреть на приключения шестнадцатилетнего Дилана ОʼБрайена!», как Дилан, клацнув языком, возвращается назад, хлопая дверью и закрывая её на ключ, который перед этим вытянул из кармана брюк.       — Идём, ребята из группы уже должны были подъехать за нами, — зовёт Алиса Дилана, который тут же подходит к ней и хватает её за руку, переплетая их пальцы вместе. А я, пытаясь смириться с мыслью, что Дилан любил кого-то другого, плетусь сзади них, будучи в агонии того, что же будет дальше.