Бессмысленно

Улицы Капитолия гудят. Впрочем, этот город никогда не спит, так чего удивляться всеобщему безумию сегодняшней ночи? Правда, нескончаемая какофония раздражает, а ее нынче хоть отбавляй. Причудливые яркие фейерверки разносятся по небу уже сотым залпом; оглушающая не слишком мелодичная музыка не умолкает ни на минуту; непрекращающиеся аплодисменты и нестройные пьяные голоса то и дело выкрикивают: «Да здравствуют Пит Мелларк и Китнисс Эвердин! Несчастные влюбленные из Дистрикта-12!» Несчастные влюбленные! Смешно даже! И как же им до сих пор не надоел этот глупый эпитет! Мне лично гораздо больше нравится «Роковые влюбленные». Так после возвращения из Тура Победителей нас называл Гейл, и был в чем-то прав. Роковые от слова «рок», а рок – это судьба. Мы с Питом здесь по воле судьбы, а чем: бесконечной радостью или иступленным горем закончится такая ее прихоть, решать не нам. Тошно… От всего вокруг, а еще душно. Встаю на цыпочки и дергаю ручку: прохладный воздух приятно охлаждает горящие лицо и душу. Но за такой небольшой комфорт мне приходится платить : кто-то из особенно преданных фанатов успевает меня заметить и выкрикнуть мое имя, десяток капитолийцев, стоящих неподалеку проделывают то же самое. Угомонятся они когда-нибудь или нет? Избалованные роскошью и излишествами людишки! Охотники до умопомрачительных зрелищ! Еще бы, хлеба-то им всегда хватало, в отличие от моего дистрикта, где народ пух с голода. Ненавижу! С силой задергиваю штору и отхожу от окна, но все-таки кто-то в последний момент успевает забросить букетик роз. Снова розы. Терпеть их не могу! Никакие: ни белые, ни красные, ни голубые. Пусть остаются в розарии Сноу! Отпинываю подальше злосчастные цветы, разворачиваюсь спиной к окну и натыкаюсь на зеркало. Бросаю быстрый взгляд и хмурюсь. Красивая, как всегда: Цинна и команда подготовки работают на совесть. Белоснежная приталенная шелковая комбинация на тонких бретельках доходит до колен, линия декольте и подол которой украшены тончайшим кружевом ручной работы. Волосы распущены и ниспадают на плечи легкими волнами. Косметику с лица разрешили смыть, но намазали каким-то специальным кремом, а в тело втерли цветочное масло. Пьяный хохот Хеймитча за дверью и торопливые, создающие много шума шаги Пита слышу еще в коридоре. Он скоро будет здесь. Делаю глубокий вдох и вновь отворачиваюсь к окну. Мелларк заходит не торопясь, встает позади меня, находит мои ладони и сжимает их. − Поскорей бы они замолчали, − небрежно бросаю я, лишь бы хоть как-то начать разговор. − Так они выражают свою любовь к тебе, − ласково замечает он. − Не нужна мне их любовь! − грубо отвечаю я и резко поворачиваюсь. − Надеюсь, что только их, − кротко говорит он. Сердце больно сжимается от таких слов. Тяжко вздыхаю и оглядываю Мелларка с ног до головы. На нем золотистая пижама из дорогого атласа и домашние туфли в тон. Волосы, еще слегка влажные после душа, зачесаны на бок. В глазах как обычно бескрайняя любовь, нежность и надежда. − Устала? − Устала. − День был не из простых. − А ночь будет еще хуже, − хочется сказать мне, но отвечаю, только кивая головой. − Пойдем спать, Китнисс, − решительно говорит он, все еще держа меня за руки. Я не двигаюсь с места, а он почему-то меняется в лице. – Боже, Китнисс, мы столько ночей провели в одной постели, и ты никогда меня не боялась. Что же сегодня такое случилось? − Просто, начиная с сегодняшней ночи, у тебя есть права, − несмело начинаю я. − Есть? – иронично задает вопрос он. − И кто же мне дал это право: Сноу или розовая бумажка? − Он делает паузу, ожидая ответа, но я помалкиваю, и тогда он продолжает. − Нет у меня прав, пока ты не разрешишь, так что пошли спать. Завтра интервью, на нем нам еще рассказывать, как здорово прошла эта ночь, и как мы дико счастливы. − Хорошо, − я киваю и ложусь в кровать. Он выключает свет и укладывается рядом. – Прости, если обидела, − шепчу я, робко погладив его пальцы. Он не отвечает и осторожно сжимает в кольце своих рук, защищая от чудовищ ночных кошмаров, а я мысленно молю Бога, чтобы наша жертва не была напрасной.