diamonds 'n' rust

Tell me Iʼm your National Anthem… Чонгуку становится настолько плохо, что он быстро находит ближайшую уборную, и его вырывает. Алкоголь и нервы, алкоголь и нервы. Непонятный статус отношений с Тэхёном и бывший, лицо которого не мешало бы разукрасить. Сука. Попадись ему Сюин на глаза сейчас, Чонгук бы убил его и закопал в собственном саду, не раздумывая. Он всё испортил. Они оба всё испортили. Он петляет по коридорам и лестницам, снова попадает на первый этаж, где веселье и не думает прекращаться. Какие-то девицы забывают о всех правилах приличия и присутствии собственных родителей рядом и вешаются ему на шею, а Чонгук вежливо отталкивает их. На глаза попадается не Сюин, а Намджун. Очень кстати. — Это ты пригласил Сюина? — шипит Чонгук, прижимая друга в буквальном смысле к стене. Им пришлось выйти на улицу, чтобы избежать косых взглядов и лишних вопросов. — Ну, я… А что не так-то? — растерянно спрашивает Намджун. Пьяный и ни о чём не догадывающийся. Святая простота. — Да всё просто замечательно! — всплёскивает руками Чонгук. — Кого-кого, а его я здесь точно не хотел видеть. — Я думал, вы расстались на хорошей ноте… — Нихуя не на хорошей, — вздыхает Чонгук. Собственно, Намджуна можно понять: он действительно не знает всей правды. Значит, пришло время её обозначить. И Чонгук рассказывает. О том, как между ним и Сюином словно пробежала чёрная кошка, о том, как тот неоднократно ему врал и изменял. И, конечно же, о том самом случае с парнем, который открыл Чонгуку дверь, улыбнулся во все 32 зуба и даже спросил: «А Вам кого?» Можно было бы ещё рассказать о Тэхёне, который прямо сейчас находится где-то там, наверху, и уточнить о его положении, что он умудрился занять в его сердце, но Чонгук отметает эту затею. — Даже не думал, что всё так, Чонгук, — качает головой Намджун. Теперь он хотя бы выглядит расстроенным. — Думал, бля, что сюрприз сделаю… Напомню о славных американских деньках. — Я, наверное, должен был рассказать всё раньше. Могли бы избежать этого говна, — подытоживает Чонгук, усаживаясь на крыльцо. Всё хуже некуда, но это можно исправить хоть как-то. — Сделай кое-что для меня, а? Вернись внутрь и объяви гостям, чтобы они расходились. Реально, гони всех в шею. Я больше не могу. — Хорошо, — растерянно кивает Намджун и удаляется. Спустя пару минут Чонгук слышит его голос, раздающийся в микрофон, а также недовольные возгласы, последовавшие за ним. Однако, несмотря на это, гости начинают выходить спустя минуту. Медленно, под руку или в одиночестве, пьяной походкой, они направляются к своим машинам, игнорируя сидящего на крыльце Чонгука. А Чонгуку всё равно и на это. Он лишь надеется, что в этой толпе нет Тэхёна, решившего слиться с ней, чтобы незаметно покинуть дом. Он надеется, что Тэхён и вправду спит, и вскоре они всё уладят. А ещё рассчитывает на то, что Сюин исчез, скрылся навсегда. Может, его жизнь стала полна какой-то излишней драматичности. Может, так просто кажется. Но почему-то больно. Туман в голове и туман вокруг, люди продолжают уходить, у них, на первый взгляд, проблем совершенно нет, разве что, ещё не давшая о себе знать алкогольная интоксикация, а у Чонгука, кажется отравление влюблённостью. Или как это ещё называется. Мутит дико, неизвестно какая по счёту сигарета тлеет в пальцах, а небо светлеет с каждой секундой. Терпеть, но не спать, потому что…потому что страшно, и что, если Тэхён всё-таки уйдёт? Он доверился Чонгуку, а Чонгук подорвал все его надежды, хотя и не хотел этого, и поэтому произойти может всё, что угодно. А мешки под глазами пройдут, и синяки тоже. Как сторожевой пёс Чонгук сидит на пороге своего дома и всё, что ему хочется — это ответов. О, Тэхён! Что же он делает? Парень из ниоткуда, сумевший сделать так, что Чонгук решил послать все запреты, сорвать ввинченную маску. Парень из того, другого мира, что находится на самом дне этой грёбаной иерархии. Сойдись Чонгук с ним (чёрт, он и забыл, что они вроде как уже…вместе), он этим самым вызовет неоднозначные чувства людей. И вроде бы чёрт с ними, он же привык, многое перетерпел, ещё столько же переживёт. Но Тэхён — нет. В этом и суть. Людям всегда нужен повод. Другие люди, чьи косточки можно перетереть за чашечкой кофе или в очереди в дорогущем спа-салоне. При желании они найдут о Тэхёне всё, что можно, всю ту грязь, которую он упорно пытается прятать, от которой он бежит. Последует новая волна отвратительных сплетен и недовольств. Чонгука даже не волнует то, что ему, возможно, придётся через несколько лет начать притворяться и выходить в свет с какой-нибудь дамой. Волнует тётя и её мнение относительно всего этого. Потому что о Сюине она не знала и не знает. И, если он решится показать ей Тэхёна, то женщину ждёт двойной шок. Её мальчик, которого она взяла под опеку в худшие для него времена и дала всё, что только можно было дать, теперь вряд ли приведёт домой девушку, которая сможет родить ей внуков, которых она бы очень хотела. Вместо девушки он приведёт другого мальчика с весьма сомнительным прошлым. И как она отреагирует — загадка. Чонгук готов в глазах общества быть кем угодно, лишь бы дома его ждал Тэхён. И будущее с ним. Оно возможно, так ведь? Сложное, правда. Но они будут строить его так, как умеют. С конфликтами, до проступления вен на висках, с вещами, которые в порыве они будут кидать в друг друга, со слёзными примирениями, и тыканьем в статус Чонгука. Тэхён пообещает не делать так, но всё равно будет. И это будет основной причиной ссор, и понадобится немало сил, чтобы их разрешить. Несмотря на все очевидные сложности, Тэхён поможет Чонгуку избежать стандарта. Это тоже важно. Но лучше не думать о будущем. Нужно заботиться о настоящем. В конечном итоге, Чонгук, слабый и усталый, всё равно вырубается. Пусть всё будет так, как должно быть. *** Чонгук просыпается с невыносимой болью в голове и тупо идёт на кухню, чтобы выпить чего-нибудь холодного. И он не сразу замечает Тэхёна, который пьёт кофе. Вчерашний разговор возобновляется. — И что мы будем делать? — идёт напрямик Чонгук, совершенно не обращая внимания на то, что Тэхён даже на него не смотрит. — Ты о чём? Всё ещё не поднимая головы от телефона и чашки. — То, что ты видел вчера… Это же ничего не изменит? — Не знаю, — пожимает плечами Тэхён. — Я сейчас не могу говорить. — Почему это? — Еду отдавать костюм. А затем смотреть квартиру. Квартиру? — Хочешь сказать, что… — Я решил, что так будет лучше. Конечно, опять придётся снимать, но в этот раз район хотя бы получше, да и я могу заплатить за месяц вперёд уже сейчас, — объясняет ему Тэхён, делая вид, словно его спросили именно об этом. — То есть просто берёшь и уходишь? — начинает злиться Чонгук, потому что это не совсем те вещи, которые он хотел услышать ранним утром. — Лишь для того, чтобы тебе не мешать. Это не значит, что между нами всё кончено или вроде того, — Тэхён подходит к раковине и выливает туда напиток. — Некая пауза. — Я, по-моему, ещё вчера сказал, что это ничего не значит. И ты нисколько не мешаешь мне. — А я не хочу зависеть от кого-то, Чонгук. Даже от тебя, — вздыхает Тэхён. Он направляется к выходу, а Чонгук, который не хочет его просто так отпускать, просто кричит ему вслед, потому что удерживать силой как-то неправильно. — Блять, Тэхён! Что ещё нужно сделать, чтобы ты поверил мне? Это так глупо, игнорировать всё то, что человек хочет до тебя донести, брать проблемы из воздуха и обрывать. То, что я не остался там…с ним, а побежал за тобой. Разве это ничего не значит? А всё, что говорит ему Тэхён, это: — Я ещё вернусь. За вещами. И в следующий момент он исчезает за дверью, закрывает за собой ворота и уходит. Чонгук, если честно, уже сбился со счёту, потому что он уже устал видеть такие картины. Он остаётся один в пустом доме, но теперь одиночество ощущается особенно резко. А ещё эти конфетти, разбросанные по полу, остатки воздушных шаров, неубранные столы, даже чьи-то забытые каблуки, они так его бесят, потому что напоминают о былом веселье (чужом, конечно же), а ему сейчас нисколько не весело, скорее, тревожно. Но Тэхён придёт, а значит, у них будет ещё одна возможность поговорить. Чонгук постарается ей воспользоваться, а пока нужно заняться делом — поработать, обзвонить потенциальных покупателей и перепроверить отчёты. И похмелиться, наверное. *** Чонгук сидит в своём кабинете на втором этаже. Работает до такой степени, что глаза начинают болеть, а ноги затекают. Несмотря на то, что Тэхён всё равно занимает большую часть его мыслей, он правда старается вчитываться в документы. А потом он замечает кое-что. Вовремя повернув голову и посмотрев в огромное окно, он видит никого иного, как Тэхёна, который бродит по саду, а затем заходит в беседку. И всё снова отходит на второй план, бумаги летят на пол, а стул резко отодвигается назад. Carpe diem, как говорится. Чонгук пулей несётся в сад и действительно обнаруживает Тэхёна, сидящего в беседке. — Прятаться от меня в моём же саду — не очень умное решение, — произносит Чонгук. — Мне уже нельзя погулять? — спрашивает Тэхён. Его лицо совершенно ничего не выражает, и это как-то страшно. — Можно. Съездил, посмотрел квартиру? — Ага. И это «ага» такое лёгкое и вместе с тем мерзкое, именно такой немногословный ответ выводит Чонгука из себя. — То есть, вот как? — говорит он, подходя ближе. — Снова выдумываешь всё, извращаешь неизвестно зачем и уходишь? — Я же сказал, что не хочу тебе докучать. Я хочу жить один, а не быть частью…этого. Ба-бах! Грянул гром где-то вдалеке. — Это ты о чём сейчас? — интересуется Чонгук, подходя ближе. Сесть рядом он не решается, почему-то хочется говорить так, свысока. — Ты понял, о чём я. — То есть ты, человек, который рвался в мою ванну, который зависал в этом саду часами, человек, который… Неважно, похуй. Ты не хочешь быть частью этого? — Не в этом смысле, Чонгук, — устало закатывает Тэхён. — Быть с тобой — значит, вести себя определённым образом, чтобы соответствовать хоть в чём-то. И это сложно, потому что я не могу. Я так не могу, не умею и не хочу... — Кто сказал, что ты должен соответствовать? — перебивает его Чонгук. — Это очевидно. — Так пошли ты нахуй эту очевидность! — Ха, — отводит взгляд Тэхён. — Знаешь, что ещё было очевидно? Очевидно, что я должен был оставить тебя той ночью за городом. Но тогда бы вся эта цепь странных, но охуенных событий, лучших за последнее время, просто не запустилась. Но я тебя не оставил. И все эти раскаты грома, раздающиеся, кажется, прямо над ними, такие символичные. А ещё начинает лить как из ведра, снова. — Пойми, Тэхён. Ты ничего не должен, ни мне, ни себе, ни уж тем более кому-то. Да, это сложно… Потому что я никогда не встречал людей, подобных тебе, но несмотря на это, мне всё равно, кто ты, откуда ты и что ты делал. Реально, так всё равно, и я хочу, чтобы и ты забыл об этих глупостях, потому что не это определяет тебя. И не они определяют меня тоже, поэтому… Даже если кто-то что-то и будет говорить, то будет послан мгновенно. Это я тебе обещаю. На самом деле данное обещание действительно дорогого стоит, но Чонгук боится, что Тэхён этого не поймёт, не оценит по существу. Он действительно только что признался, что ему похуй на общественное мнение и что готов защищать того при любых обстоятельствах. Тэхён смотрит на него с минуту-другую, а затем молча выходит из-под навеса беседки прямо под дождь, который настолько сильный, что напоминает стену, прямо как в тот самый день. И он, блять, не идёт в дом, он следует куда-то вглубь сада, петляет там неизвестно зачем, как будто снова играя на нервах. Чонгук, откровенно ничего не понимающий, слепо бредёт за ним. Ботинки промокают и утопают во влажной траве, каждый шаг даётся с трудом. Но в конечном итоге Тэхён останавливается. Тупик. Дальше ничего нет. То ли оба в ловушке, то ли один Чонгук. А ещё они настолько мокрые, что рубашки становятся просто прозрачными, и видно тела. — Чон Чонгук. Ты такой…такой сложный, — говорит Тэхён, запуская руки в волосы. — Люди либо ненавидят тебя, либо до безумия любят. Тут среднего не надо. — Что насчёт тебя? — вопрошает Чонгук. — Ты, что чувствуешь ты, Тэхён? Самый важный в мире вопрос. Ничего не волнует — ни смысл этой ёбаной жизни, ни вопросы будущего. Остаться без ответа — обречь себя на вечные страдания, лишиться чего-то важного, потерять веру и надежду. У молчания есть свойство резать похуже ножа. Оно и сейчас режет, только вот кровь, конечно, не льётся. Она, наверное, остановилась. Остановилось вообще всё, и сердце, кажется, тоже. А дождь такой сильный. Чонгук боится, что из-за него ничего не услышит. Но Тэхён ничего и не говорит, лишь смотрит молча, словно это он чего-то выжидает, а не Чонгук. Они просто стоят и смотрят друг на друга сквозь эту водную пелену, утопая. — Ты чего убегаешь? — пытаясь перекричать дождь, спрашивает Чонгук. Он так устал от всего этого. — Хочется. А Чонгуку тоже хочется. Той самой, блять, близости. И пусть сейчас не время и не место, пусть он промок до нитки и они в этом саду, в котором земля превращается в ручьи. Просто его…бесит? Бесит Тэхён со своим докучным упрямством, нежеланием принимать помощь, как будто намеренным игнорированием очевидных чувств. Так бесит, что Чонгуку не остаётся ничего другого, как облизнуть свои пересохшие губы и подойти близко к этому человеку, бессовестно обхватить его затылок и прижать к себе. Сначала кажется, что в этом есть что-то насильственное, вынуждающее. А вот нет. Потому что Тэхён отвечает, сразу и незамедлительно, слегка небрежно, но импульсивно. Потому что они оба этого хотят. Так что да — здесь и сейчас, немедленно и прямо на изгороди, на которую они падают, мгновенно пачкаясь. Кажется, подобное было в одном из фильмов Вуди Аллена. В считанные секунды расстёгиваются рубашки и приспускаются брюки. И вроде бы должно быть холодно от дождевых капель и неприятной листвы под ними, но почему-то нет, не холодно. Скорее, жарко. Чонгуку неважно, кто кого и с какой стороны. Ему важно просто дотрагиваться, вон там и здесь, и тут тоже, ощущать эту мягкую кожу, переплетать пальцы, биться мокрыми лбами, шептать полуразборчиво. В какой-то момент Тэхён просто закидывает на него свои ноги и скрещивает их за спиной Чонгука, подталкивая к себе поближе. Хотя куда ближе, между ними и так нет никаких барьеров и границ, одно тело прижато другим. Конечно, под рукой нихуя нет, ни презервативов, ни смазки. Всё начиналось так необычно и страстно, а когда дело дошло до непосредственно действа, они затупили. Значит, слюна. Значит, потерпят. Пока Тэхён низко стонет ему в горло, Чонгук смачивает собственные пальцы и постепенно, стараясь действовать как можно аккуратнее, вводит их в тело под собой, а затем, убедившись, что да, Тэхён-таки готов, входит в него не спеша. И это, блять, становится самым лучшим чувством в мире. Смотреть в эти глаза, задыхаться, касаться, стряхивать тяжелые капли с себя, с него, отдаваться целиком и полностью, чувствовать взаимную отдачу, старание, эту витающую в воздухе взаимность и желание, которое, должно быть, уже давно рвалось наружу. Всё это несёт в себе какую-то катастрофичную важность, и им, в общем-то, становится всё равно на очевидные неудобства, сплошную влагу вокруг, на риск простудиться, промокшую одежду, неприятную поверхность. Не всё равно только на друг друга, на эти стоны, что из них выбиваются, протяжные и хриплые, на эти поцелуи, которые стремительно начинаются и так же резко прекращаются, потому что ощущать одни губы слишком мало, нужно попробовать как можно больше, спуститься до подбородка и шеи, не забыть о выпирающих ключицах, пройтись по торсу и снова подняться наверх, вдохнуть приятный аромат. Забавно, что в нескольких метрах отсюда прошлой ночью Чонгук целовался со своим прошлым, а теперь он здесь и занимается любовью со своим настоящим и…будущим? О, он никогда не верил в любовь, которая навсегда, но хочет, чтобы эта осталась с ним надолго, не исчерпала себя. Он этого и хотел. Чтобы Тэхён давал ему спонтанность, адреналин, крушил рутину жизни своими действиями, словами. И рушит же. Потому что делать это в саду во время ливня, когда колючая трава упирается в голую спину, а мокрые волосы закрывают даже глаза — чертовски безумная идея. Хорошо, что нет подглядывающих соседей и прочего дерьма, хотя Чонгуку и на это было бы похуй. Чонгук бы хотел, чтобы это длилось вечно, но, блять, физиологию никто не отменял. Смотря на лицо Тэхёна, такое прекрасное и довольное, и на его тело, которое бьётся в экстазе, он и думать о другом не может, лишь продлевает поцелуи, ощущая блуждающие пальцы где-то на затылке, что скручивают его волосы и тянут, тянут, тянут. Тэхён поразительно красив, даже с выступающими рёбрами, которые постепенно начинают прятаться под кожей, ведь в последнее время еды более, чем достаточно. Чонгуку нравится прощупывать его косточки, особенно тазобедренные, проводить по ним языком, оставляя багровые следы. Нравятся эти едва заметные вены на лице и слишком яркие на руках, образующие целые сплетения. Нравится спутанное дыхание и слезинки, что скопились в бездонном чёрном пространстве его глаз. И нет, это определённо точно не дождь. Тэхён принадлежит ему, а он принадлежит Тэхёну. Этот момент единения случился внезапно, но стал таким шикарным и незабываемым, что они просто лежат без сил на влажной растительности, пытаясь восстановить дыхание. Грудные клетки вздымаются вверх-вниз, а время, что стучит в часах, игнорируется полностью, потому что остальной мир их просто-напросто не касается. У них свой, в который они ушли с головой. Много воды и на них, и под ними, и вокруг, а слов как-то мало, да и они не нужны. Всё ясно предельно. А Чонгук ведь поймал свой момент. Возможно, это должно было случиться раньше? позже? в другой обстановке? Но. Но тем не менее это случилось в саду. Такое детям, конечно, не расскажешь. Позови его Тэхён на какой-нибудь обрыв, Чонгук бы не раздумывая пошёл. Куда бы угодно пошёл, потому что с таким человеком не пропадёшь. И как миленький прыгнешь следом в мусорный бак, страшась пустоты и влюбляясь в неё одновременно. Они находят в себе силы подняться, отыскать одежду и вернуться в дом. Набрать горячую пенную ванну (ту самую!) и забраться туда вдвоём. Тэхён, что сидит спиной к Чонгуку, играется с пеной и говорит: — На самом деле, это было круто. Никогда такого не испытывал. — Всё ещё думаешь о том, чтобы съехать? — спрашивает о насущном Чонгук. — На самом деле, я не знаю. Теперь, — Тэхён продолжает вести себя беззаботно, что вызывает улыбку. —  А я не знаю, что нас ждёт. Я не знаю, как отнесётся к этому моя тётя, да и остальные члены семьи, но я готов ко всему. С тобой. Ни с кем-то другим, а с тобой, Тэхён. Слишком много откровений, но деваться некуда. Пробил их час. — В таком случае, я готов тоже. И этот ответ отдаёт в самом сердце.