А что, если всё исчезнет?

      Впервые за последние лет шесть я проснулся без будильника, и мне никуда не нужно было идти. Вообще никаких планов на день. На работе выходной, следить ни за кем не надо, поэтому я просидел практически целый день дома за компьютером, отрываясь от него только лишь из-за того, чтобы сходить в туалет или на кухню за какой-нибудь едой.       Где-то через пару часов сидения в интернете мне это надоело, и, вспомнив, что давно уже ничего не записывал на камеру, и поставив её перед собой, я уселся поудобнее и нажал на запись. — Здаров! – я махнул рукой и устало вздохнул. – Время два часа дня, я не так давно проснулся, наконец-то за последние шесть лет выспался. Мне сегодня никуда не надо, и впервые за долгие годы я абсолютно не знаю, чем мне заниматься весь день. Но не знал я недолго, и знаешь, что я решил? – я вопросительно уставился в камеру, выждав театральную паузу. – Ни-че-го. Абсолютно. Я буду лежать в кровати, втыкать в комп, жрать и ничего не делать. В кои-то веки у меня выходной, и мне никто не капает на мозг своими репетициями.       В этот момент я осёкся и на секунду задумался. Задумался о том, что, на самом деле, отдал бы сейчас многое, чтобы мне позвонил Женя и как обычно на меня накричал из-за того, что я опаздываю.       Я глубоко вздохнул и решил сменить тему. — Я тут, кстати, начитался всяких бабских ванильных пабликов, на которые Настя подписана. И, знаешь, я понял одну вещь, до которой раньше не додумывался. Девушки просто хотят, чтобы мужик всегда был рядом, решал их проблемы, кормил и говорил, какая она красивая. И всё. Они не хотят от нас денег, не хотят от нас вечных подарков, цветов, конфет, они не хотят от нас секса, не хотят… Чего ещё там они от нас не хотят… – я на секунду задумался, а потом всё-таки забил и продолжил говорить основную мысль, пока и её не забыл. – Они тупо хотят, чтобы мы были рядом. И всё.       Господи, это же так просто. Слишком просто. Должен быть какой-то подвох. Я всю жизнь думал, что девушкам нужны от меня только секс, моя слава и мои деньги. Возможно, среди всех многочисленных баб, с которыми я спал, таких было большинство, но Настя-то не такая. И до меня только сейчас допёрло, почему она мне вечно мозги выносила своими претензиями, что я ей не звоню, не пишу и что мы очень редко видимся. А она просто скучала, мудак ты эгоистичный. Из-за всего этого дерьма я стал слишком самокритичным. Но может это такая задумка? Чтобы я возненавидел себя за своё мудаческое поведение, понял, что я ещё то говно, и перестал считать себя центром вселенной? Если всё это задумывалось для этого, то я всё понял, верните, пожалуйста, всё на место.       Я закрыл глаза, наивно полагая, что, когда их открою, передо мной будут Настя и группа в полном составе, но когда я их всё же открыл, передо мной была всё та же камера, грязная кружка и тарелка с недоеденным бутербродом.       Я тяжело вздохнул и опустил голову, усмехнувшись. — Ну да, это было глупо.       Посидев ещё так немного, я почувствовал подступающий голод. А придя на кухню и открыв холодильник, понял, что запасы еды у меня закончились. Сидеть в четырёх стенах мне надоело, да и есть хотелось всё сильнее, поэтому хоть и с неприкрытой ленью, но я всё же оделся и пошёл в магазин. А на улице меня так никто и не узнаёт. С одной стороны это классно, хоть в магазин наконец спокойно могу сходить, а с другой я так к этому привык, что теперь мне без этого слегка некомфортно. Как будто я какая-то забытая всеми звезда эстрады. Хотя… Я ведь реально всеми забыт. Сука.       Набрав в магазине всевозможные холостяцкие продукты, я подошёл на кассу. Девушка, как обычно, поздоровалась, поинтересовалась, не нужен ли мне пакетик, пробила мои продукты и назвала цену. — С вас триста двадцать две гривны.       Я вставил карточку в терминал, вбил пароль и вместе с кассиршей ждал чека. — Недостаточно средств, – сказала девушка, посмотрев на экран.       Мои брови сдвинулись друг к другу от неожиданности и непонимания. Давно я не слышал этой фразы. А ведь было очевидно, что деньги рано или поздно закончатся. Концертов нет, работы нет, денег тоже, сука, нет.       Пошарив в карманах, я нашёл смятую купюру в пятьдесят гривен. — Эм… Давайте тогда только пельмени, – посмотрев на свои продукты, я выбрал самое сытное, экономное и нужное. Хлебом одним не наешься, колбасой тоже, воду попью вместо молока, а с сигаретами я давно хотел начать завязывать.       Девушка позвала кого-то из администраторов, и они начали какие-то манипуляции с кассой, какие обычно делают в похожих ситуациях. А я стоял и думал, на что мне теперь вообще жить. И на что я жил до этого, если нет и никогда не было группы, которая меня полностью обеспечивала абсолютно всем?       Забрав свою пачку пельменей, я вышел из магазина и остановился почти у входа, практически тут же получив по спине дверью от выходящего мужика.       Где деньги-то взять?       Переложив пельмени в другую руку, я достал из кармана штанов телефон и, медленно начав двигаться в сторону дома, набрал номер Толяна. Примерно гудков черед пять мне ответили. — Алло, Тох, здорова, говори быстрее, я на парах.       Я удивленно усмехнулся, потому что «Толян» и «на парах» могли встретиться в одном предложении, только если в нём присутствует ещё и «не был». — Слушай, Толян, у тебя не будет взаймы пару сотен? Я вообще по нулям. — О, братан, сорян, у меня у самого под завязку всё. Конец года, надо долги сдавать, экзамены скоро, сам понимаешь.       Я глубоко вздохнул. А Толян продолжил: — Как там у тебя с антибиотиками? Всё ещё на них сидишь?       Конечно, на разговоры о «побухать» у него всегда есть время. — Нет, вот на днях закончились. — Я всё ещё помню про твой др, – негромко усмехнулся он. А я лишь хмыкнул. — Не переживай, я тебе первому позвоню, как только что-нибудь наметится. — Две недели уже жду, – со смехом ответил он. – Ладно, буду ждать звонка. Мне надо идти, препод пришёл. — Да, давай, – я сглотнул и отключился. Какие-то, знаешь, смешанные чувства. С одной стороны, мне хотелось думать, что у него действительно проблемы с деньгами, а чтобы отметить мой день рождения, он где-нибудь их найдёт, типа, ради меня, но с другой стороны, я прекрасно понимал, что Женя, сука, был прав.       «Толяну ты нужен…»       Нет, заткнись!       Ненавижу признавать, что кто-то был прав. Это как-то унизительно. Но я сейчас в таком дерьме из-за собственной же вины, что унизить меня ещё сильнее практически невозможно.       Я позвонил ещё нескольким «друзьям». У половины нет денег, потому что «самим до зарплаты надо как-то дожить», другие всё пробухали, сами в долгах, а некоторым я, оказывается, уже и так должен. У меня оставалось в кармане двенадцать гривен и последний звонок. Маме.       Придя домой и поставив пельмени вариться, я позвонил маме. Преодолев свою гордыню и всё остальное к ней прилагающееся, я всё-таки нажал на эту кнопку «позвонить».       Пять минут прелюдий, мамины вопросы по типу «Не голодаю ли я, тепло ли одеваюсь и не выгнали ли меня ещё из института», и вот мы уже приближаемся к сути звонка. — Мам…       Я сглотнул. Уже не помню, когда последний раз просил у родителей денег. Я с пятнадцати лет был в группе, с шестнадцати уже начал зарабатывать благодаря музыке, а в семнадцать сам отсылал родителям деньги. Это так стыдно и унизительно в двадцать один год просить денег у мамы. Да и за столько лет я уже забыл, как это делается. — Да, сынок?       Я ещё разок сглотнул остававшийся комок гордости и на выдохе произнёс: — Мам, слушай, а можешь мне выслать немного денег, я тебе через недельку верну, – на одном дыхании произнёс я, закусив губу. — Тош, у тебя какие-то проблемы? — Нет, мам, всё хорошо. — У тебя проблемы с работой?       С работой? Я что, работал? И никто даже не потерял меня? Ну да, в первые дни моего запоя мне звонил незнакомый номер, но это было раза три-четыре от силы. Неужели я даже в этом варианте жизни такое говно, что на работе на меня так быстро забили?       Я нахмурился и снова сглотнул. Продолжаем врать. — Э… Нет. Уже нет… Там просто штат сократили, и меня уволили. Но я уже нашёл новую работу, пока я на стажировке, но уже через неделю она закончится, и, надеюсь (ОЧЕНЬ НАДЕЮСЬ), что меня возьмут.       Выдох. — А что за работа? – голос не настороженный, значит, поверила. — Фасовщик в супермаркете. У меня там знакомый работает, посодействовал.       Бля, когда это враньё уже закончится. — Хорошо, сколько тебе выслать? Тысячи хватит?       И в следующие пять минут я уверял маму, что мне хватит и пары сотен, она, в конце концов, согласилась, а потом мне пришла смс, что на мою карточку перевели тысячу гривен. И всё-таки роднее и ближе родителей никого нет. Они не скажут тебе, что всё пропили или что у них зачёты скоро, что им самим деньги нужны. Они отправят тебе последние деньги, лишь бы только ты ни в чём не нуждался. И почему мы начинаем ценить всё, только когда в жизни случается какое-то дерьмо?       Закончив разговор и отключившись, я тяжело вздохнул и оперся на столешницу. Странный звук побрякивания доносился до моего левого уха и, повернув голову в его сторону, я увидел, что СУКА ПЕЛЬМЕНИ варятся уже минут двадцать. Вернее, не варятся, а жарятся. И не просто жарятся, а уже откровенно так подгорают на дне. В итоге я ел подгорелые жареные пельмени, и полчаса потом отмывал эту сраную кастрюлю.       Не привык сидеть в четырёх стенах так долго. Утром я думал: «Наконец-то проведу весь день в кровати, никуда не надо идти, ничего не надо делать, отдыхай, сколько влезет», а прошло всего лишь пять часов, и мне уже надоело. Всю новостную ленту я прочитал, телек посмотрел, музыку послушал, информацию про нас ещё раз поискал, ничего не нашёл, а так хотелось.       У тебя бывают такие моменты, когда ты идёшь по улице, слушаешь музыку и одновременно о чём-то думаешь? И этих мыслей настолько много, что они идут одна за одной, и ты настолько ими увлекаешься, что в какой-то момент перестаёшь слышать музыку. Я так давно просто не гулял, не отвлекаясь на подбегающих девочек, желающих сфотографироваться с какой-то «звиздой». Нет, они хорошие, и я благодарен, что они слушали нас, любили, ходили на наши концерты, потому что мы бы в любом случае приехали, а если бы они не пришли, было бы весьма неловко. Просто я не понимал и не понимаю, зачем им нужна эта бумажка с нашими каракулями? Это же странно. Что от этого изменится? Типа, смотрите, у меня есть доказательство, что я виделся с такой-то знаменитостью? Да, это приятно. Поначалу. Но когда тебе фактически не дают проходу, это начинает бесить. А сейчас так хорошо. Я иду уже по улице полчаса, и мне ещё ни разу не пришлось вытащить наушник из уха, расписаться кому-то на клочке бумаги, сфотографироваться и тупо простоять минут двадцать, чтобы ответить хотя бы на часть их многочисленных вопросов. В какой-то момент меня даже начали посещать мысли: «А может всё так и оставить? Жить себе спокойно, ходить на работу, и чтобы тебя никто не знал и не трогал?..»       Я не знаю, куда шёл. Просто шёл себе по знакомым местам и всё. Шёл, думая о своём, и дошёл незаметно до Жениного института. Не помню, хотел ли я придти туда намерено или это вышло всё случайно, но то, что я пришёл туда не зря – это факт неоспоримый. Рядом с институтом был стенд с афишей, на которой рекламировался какой-то спектакль. Я чуть задержал на ней взгляд, проходя мимо, но увидев знакомую фамилию внизу этого плаката, резко остановился. Там говорилось:       «КНУТКиТ представляет спектакль «Синяя борода» студентов VI курса. 10 июня, 19:00, Учебный театр КНУТКиТ. Режиссёры спектакля: Абросенко Виталий, Шумко Екатерина и Мильковский Евгений».       «И МИЛЬКОВСКИЙ ЕВГЕНИЙ».       МИЛЬКОВСКИЙ.       РЕЖИССЕР.       Господи, спасибо тебе огромное за то, что подкидываешь мне такие охренительные варианты знакомства и сближения с парнями.       Я быстренько изучил афишу ещё раз и в самом низу нашёл строчку: «Заказать билеты можно по номеру…» и два номера, один из которых я тут же вбил в телефон. Нажав на зеленую кнопку вызова, я поднёс телефон к уху и, сдерживая дурацкую улыбку счастья, начал смотреть по сторонам. В ухо долбили эти бесячие гудки, из института выходили студенты, а мои глаза резко остановились на одном из них. Там. Был. Мильковский. Я начал пялиться на него так откровенно, что уже и забыл о поднесённом к уху телефоне. И меня начинала уже бесить эта моя дебильная реакция, но если Рома и Влад отреагировали на это с улыбкой, то Женя, тоже увидев меня, посмотрел на меня так же резко и удивлённо.       Я тут же отвернулся и сглотнул. В ушах уже я слышал не гудки, а стук долбящегося сердца.       Сглотнув, я осторожно обернулся посмотреть, не обернулся ли он… и СУКА ОН ТОЖЕ ОБЕРНУЛСЯ.       И он смотрел на меня так, словно пытался одновременно понять, откуда меня знает, кто я такой и что я здесь делаю.       И я тебе отвечаю: он меня не забыл. Он всё ещё помнит, что я – тот сумасшедший парень, который три недели назад ворвался в его квартиру и говорил о какой-то несуществующей группе.       И мы так и смотрели недоумевающе друг на друга, пока Женя не скрылся в толпе людей. — Сука… – лишь выдохнул я, отвернувшись.