Equium

Ночь никак не желала сдавать свои позиции: ей, казалось, просто нравилось укрывать бархатным одеялом тьмы двух влюблённых, тонущих в сладких объятиях друг друга. Последние тёплые дни. Воздух ещё полон мягкими ароматами утренней свежести, а ветер, пропитанный терпким благоуханием вербены, украшающей чей-то балкон, приносит приятную прохладу, весело играет в волосах, но ничуть не остужает пыла. Первые бледно-розовые проблески упрямо пробивались у горизонта — они тоже хотели подарить этому утру каплю своей красоты, хотели, чтобы их тоже видели, чтобы ими тоже восхищались. Немного эгоистично, однако сегодня Люсьен Касл готов был наслаждаться даже проливным дождем, при условии, что его милая Фрея будет рядом. Он натянул повыше мягкий плед и нежно коснулся губами ее макушки, проследив за мимолётной улыбкой, скользнувшей по губам девушки. Сегодня весь мир словно хотел показать себя с лучшей стороны, чтобы таким и запомниться в умах восторженных наблюдателей. Возможно, краски со временем посереют, аромат цветов сменит выхлопной дым, а ветер похолодеет и будет мстительно бить по лицам, словно раздавая пощёчины, однако в памяти двоих навсегда останутся именно эти тёплые сердцу моменты. — Здесь так красиво. — Фрея потянулась к ладони Люсьена, спеша переплести свои тонкие пальцы с его, сильными и могучими. Странно, как же бывает так, что сначала ненавидишь в человеке буквально все, аж до кончиков его чёрных волос, а потом вдруг испытываешь всепоглощающую любовь и нежность даже к его пальцам? Они лежали в обнимку на одной из многочисленный новоорлеанских крыш. Неподалёку ловила первые солнечные лучи полузабытая бутылка вина, экранами вниз лежали два телефона. Это утро только для них, для Люсьена и Фреи, так они решили, договорившись отложить на потом даже самые срочные дела. — Здесь все твоё, любовь моя. — Люсьен обвёл рукой открывающийся с крыши вид. — Сегодня Новый Орлеан, а завтра и весь мир, поняла? — Он улыбнулся, когда Фрея тихо засмеялась, внимая его словам. — Я подарю тебе все самое лучшее в нем. Люсьен отнюдь не был голословен. За всю свою долгую жизнь он повидал бесчисленное количество красот, алеющих закатов, буйный морей, лугов, усыпанных прекрасными цветами. Целую тысячу лет он скрупулёзно копил в своей памяти самые выдающиеся, самые необыкновенные картины, которые в своё время создала природа в соавторстве с людьми, и теперь больше всего на свете он мечтал разделить каждую крупицу увиденного со своей любимой. То, что считал он когда-то счастьем, оказалось вдруг чем-то совершенно никчемным, ведь Фрея никогда не ощущала того же. С ней к нему словно пришло осознание: чувства и эмоции реальны, только когда ты разделяешь их с кем-то. Только тогда и возможно по-настоящему, во всех красках пережить свои же ощущения. Когда-то давно у него уже было желание поделить своё сердце пополам и самозабвенно отдать одну часть Авроре, другой любви. Однако, эта девушка никогда не желала разделять с ним его мир, и теперь Люсьен был только рад, что может предложить Фрее Майклсон даже больше, чем предполагалось. Столько нерастраченной нежности, так и рвущейся на свободу. Столько горькой любви, которой очень хочется, чтобы ее чувствовали. Теперь он хотел отдать ей все. — Значит, все будет моим? — Шутливо уточнила Фрея. — А если я захочу океан? — За этим тебе обращаться к Тристану Де Мартелю. Они оба рассмеялись, слегка ехидно, но зато очень весело. Фрея мысленно удивлялась, насколько комфортно может быть с человеком, разделяющим не только чувства, но и юмор, каким бы чёрным он ни был. — Серьёзно, Фрея. — Люсьен внезапно отстранился, вынудив девушку поднять голову с его груди и посмотреть ему в искрящиеся новой идеей глаза. — Давай уедем. Когда все это закончится, когда ты вернёшь Давину. Уедем путешествовать. Будем жить в свое удовольствие, будем делать все, что вздумается. Я столько хочу тебе показать. Он с надеждой искал ответа в ее лице, но наткнулся только на робкую улыбку и тщательно скрываемую тень сомнения, упрямо засевшую в ее глазах. Фрея то ли не верила ему, то ли не верила в него, что, впрочем, не имело значения, ведь любое недоверие с ее стороны теперь пробуждало в нем обиду и даже злость. Мягкую, ненавязчивую, но все же злость. — Что? Что такое? — Он выглядел совершенно беспомощным. — Ты не хочешь со мной сбежать? Фрея тяжело вздохнула. Не могла же она признаться, что совсем не думала об их будущем? Она, вообще-то, о будущем боялась думать — это казалось ей плохим знаком. Если думать, то не сбудется, то непременно сорвётся. Такая уж насмешка судьбы. — Я хочу, правда, хочу. Но это, — она отвела взгляд, пытаясь подобрать нужные слова, — это кажется таким невозможным. — Очень даже возможно, любовь моя. Ты возьмёшь у своей семейки отпуск, на месяц или пару месяцев. А лучше на год. Или навсегда. Мы уедем и будем счастливы. Фрея не могла не любоваться его лицом, уверенным, но таким нежным. Люсьен и правда хотел сбежать с ней на край света, подальше от проблем, подальше от суеты и опасности. Подальше от ее семьи. — Раз уж зашёл разговор, — она пристыженно поджимала губы, наблюдая за тем, как ее возлюбленный начинал настороженно хмуриться, — я хотела обсудить ещё кое-что. Фрея недоговорила — назойливо зазвенел специально отложенный подальше телефон. Несколько секунд не слишком упорного сопротивления соблазну, и девушка все же потянулась к заветной трубке, виновато взглянула на экран, и, стараясь не смотреть на то, как Люсьен обиженно закатил глаза, ответила на вызов.

***

Такие красивые руки. Фрее хотелось увязнуть в его объятиях. Повиснуть на его сильной шее, зацеловать эти милые ямочки на щеках. Хотелось танцевать с ним зажигательные пьяные танцы и одновременно лениво валяться на берегу моря, посыпая горячим песком его не менее горячее тело. Хотелось сидеть с ним на лавочке в ближайшем парке, наблюдая за оживленным потоком веселых людей, и вместе с тем застрять в каком-нибудь лифте, чтобы ближе и чтобы только вдвоём. Слишком много желаний. Любые, даже самые отдаленные мысли все равно возвращались лишь к его персоне. Фрея наконец передала Хоуп Клаусу, растерянно прокивав всем его вопросам. Ей было стыдно смотреть в глаза брату, думая при этом об его злейшем враге, который в ее воображении уже снимал футболку и протягивал ей ладонь, зазывая в волшебное измерение любви и счастья. Люсьен определённо был прав: сбежать из Нового Орлеана — единственная их возможность быть по-настоящему вместе, не страшась внезапного разоблачения. Не оглядываться за спину, не всматриваться с подозрением в лица прохожих, ожидая увидеть в них знакомые черты. Стать независимыми от внешних обстоятельств, взять над ними контроль. А если понадобится ее помощь, то она обязательно вернётся к семье, стоит им только позвать, не так ли? — Зачем ты пошла? Ты же могла не идти. Это же было наше утро. — Люсьен не кричал и даже не возмущался. В голосе его читалось лишь разочарование, и Фрее отчего-то было вдвойне больнее слышать это от него. — Она же моя племянница. — Фрея виновато пожала плечами. Раньше она даже не задумывалась о том, что может и отказать в работе безвременной нянькой, тем более если у неё есть и свои дела. — А я твой мужчина. — Люсьен ткнул пальцем в стол, словно пытаясь таким образом отметить наконец свой статус в голове любимой. Мужчина был обижен и немного надувал губы, так смешно и мило. Фрея хотела улыбнуться и шутливо потрепать его волосы, однако ситуация явно к этому не располагала. Второй день вместе и уже ссора? И кто же теперь виноват? Фрея вдруг почувствовала острую необходимость что-то предпринять, в конце концов, она ведь женщина, а значит должна быть чуть хитрее. Так говорила Ребекка, и теперь Фрея начинала постепенно понимать значение этих слов. Возможно она и была женщиной, однако быть любящей девушкой ей ещё только предстояло научиться. — Прости. — Она решила, что лучшая хитрость — это банальная правда. — Я не привыкла, что кто-то может быть также важен, как и семья. — Фрея недолго помолчала, в надежде на ответную реакцию, однако Люсьен молчал тоже, и, казалось, ждал чего-то ещё. — Я не умею быть девушкой, вот и все. Мне придётся учиться этому. Я хочу научиться. — Добавила она. Едва сердитое лицо Люсьена мгновенно озарилось добротой и нежностью, которую он больше не мог скрывать даже за маской обиды. Фрее казалось, что до последних дней она никогда и не видела у него таких чистых эмоций, и даже не знала, что он вообще был на них способен. Люсьен подошёл ближе и заключил ее в своих руках. Оказалось, в этом мире было что-то получше крепкого алкоголя, получше всего, что она вообще когда-либо принимала, ведь эффект был намного сильнее и ярче. Тонуть в глазах, тонуть в объятиях — банальные и до дыр исписанные слова приобретали все больше смысла. Фрея заново понимала все прочитанные ею книги, в которых влюблённые так стремились прикоснуться друг к другу. Так вот оно что! Впервые за долгое время Фрея Майклсон наконец ощущала себя абсолютно защищённой. Люсьен мягко отстранился и потянулся к ее губам, и, быстро получив желанный ответ, принялся исследовать горячими ладонями ее спину. Так внезапно от низа живота и прямо к сердцу пробежала упрямая волна нетерпения. Хотелось всего и сразу. Фрея попятилась назад, и Люсьен покорно усадил ее на стол. Заключённый теперь в кольце ее ног, он точно не смог бы никуда сбежать, да и вряд ли захотел бы. Дрожащие пальцы сами заскользили ему под рубашку, шея сама подставлялась под горячие поцелуи. А он вот не слишком спешил: казалось, пытался растянуть удовольствие, маленькими, но жадными глотками пил страстную нежность ее столь давно желанных губ, зарывался лицом в ее пшеничные волосы, так неожиданно приятно пахнущие кокосом. Нет, он слишком, слишком долго жаждал законно касаться ее тела, чтобы теперь так просто разделаться с этой возможностью. Нетерпение не подгоняло, но раззадоривало — ее нервы были натянуты похлеще любого каната, и до чего же весело было притворяться, что он вот-вот готов был его разрубить. Люсьен несколько раз отстранялся, чтобы оглядеть ее снова, ещё раз, а за ним и ещё один. Не верилось. Ее глаза, прекрасные, голубые, наконец-то светились счастьем, и, похоже, всё-таки любовью, а не прожигающей насквозь ненавистью. Он помнил тот взгляд, помнил слишком хорошо, чтобы внезапно забыть. С улыбкой и лёгким привкусом стыда всплывало в памяти то, как он, завидев оттенок равнодушия в ее лице спешил срочно сменить его на гнев, злобу, печаль — что угодно, лишь бы не безразличие. Это у него всегда получалось. Теперь же ненависть так неожиданно сменилась любовью, и Люсьен сам не до конца верил в то, что это происходило на самом деле. — Фрея. — Он не так часто звал ее по имени. Девушка отвлеклась от пуговиц на его рубашке и посмотрела прямо ему в глаза, томно, но настороженно, словно ожидая подвоха. — Я люблю тебя. Фрея наконец выдохнула: — Я тебя тоже. Люблю. Люсьен снова было потянулся к ее губам, когда по комнате гулким эхом прошёлся звук нежданных аплодисментов. — Очень жаль, что помешал. — Кол, из ниоткуда возникший в дверях, положил руку на сердце и состроил печальное лицо. — Придётся вам теперь любить друг друга в другой раз. Кол был на грани: уже завтра ожидалось полнолуние. Уже завтра и его любовь наконец получит шанс на жизнь, в связи с этим он даже решил не слишком мешать старшей сестре строить отношения с этим предателем. Она, казалось, была наконец счастлива, а за Люсьеном Кол и так продолжал усиленно присматривать. В конце концов, когда-то и Давина дала ему, изгою семьи Майклсонов шанс начать новую жизнь. В конце концов, вся его семейка и правда простила Марселя, а ведь лично ему, Колу, Люсьен всегда импонировал больше. Сказывалось, видимо, удивительно схожее мировоззрение. — Завтра надо поднажать, и только потом расслабляться. — Заявил Кол, отвечая на возмущённые взгляды. — Мне нужно, чтобы вы оба, — он сделал паузу, особенно выделив последнее слово, — оба были готовы.

***

Фрея переоделась в платье, простое и чёрное, но оттого не менее изящное. Люсьену нравилось, когда она носила юбки и оголяла колени, а ей очень хотелось хоть немного его порадовать, раз уж все ее мысли все равно должны были быть направлены на воскрешение Давины. Люсьену важно, чтобы о нем помнили, и Фрея, в который раз проверяя наличие всех ритуальных принадлежностей, вдруг решила доказать, а точнее показать ему, что о нем она никогда и не забывала. Надо было немного освежиться: голова словно совсем отвыкла от трезвых мыслей и идей, которые только и склонялись к рукам-губам-глазам Люсьена. Список можно было продолжать до бесконечности. На балконе прохладно, уже совсем не так, как утром. Фрея старалась как можно чётче прокрутить в памяти заклинание, но совершенно случайно переключилась на воспоминание об этом самом утре, о том, что она хотела сказать и что волновало ее даже больше, чем предстоящее воскрешение юной ведьмы и восторженные планы Люсьена о побеге из страны. — Замёрзла, любовь моя? — Лёгок на помине. Как Фрея хотела не расставаться с ним ни на минуту, так и сильно было ее желание остаться одной и хорошенько подумать над происходящим. Она приняла на свои плечи тепло его ладоней и ласково улыбнулась на комплимент о красиво сидящем платье. Сердце подтаяло, но не настолько, чтобы забыть о своём вопросе. — Ты так хочешь уехать отсюда, — Люсьен не задумываясь кивнул ей в ответ, — это ведь не потому, что ты до сих пор ненавидишь все мою семью? На балконе повисла тишина. Где-то внизу шумели запоздалые машины, холодный ветер вызывал на коже неровные ряды мелких мурашек. Люсьен не то устало, не то раздраженно потёр переносицу, собираясь с мыслями. — Что ты хочешь услышать, Фрея? Что я внезапно полюбил их всех? — Он быстро сменил свою милость на приглушённый, но слишком явный гнев. — Твоя семья принесла мне столько боли, как прикажешь забыть это все? Век страданий в сознании Ника и ещё девять впридачу. Ты знаешь, как плохо было? Ты знаешь, что Ник не единожды вырвал мне сердце, и последний раз, к слову, был самый приятный?! — Люсьен ненадолго замолк, ожидая реакции своей возлюбленной, однако она смотрелась растерянно и очень сильно хмурилась, явно не желая высказывать своё мнение. — Думаешь, когда-нибудь мы сядем всем вместе за стол и будем обсуждать вчерашние новости? Нет, дорогая, этому не бывать. Фрея шумно сглотнула. В груди словно застрял комок, говорить было больно. К горлу наплывами подкатывала ярость вперемешку со слезами: жаль было Люсьена, пережившего настоящий ад. Жаль было и свою семью, которая, породив этот самый ад, сполна в нем искупалась. Жаль было и себя, потому что этот поток слов, едва не переходящий в крик, казался настоящим плевком в душу. — Выходит, я не могу тебе доверять, так? — Ее голос дрожал, хотя она изо всех сил старалась его контролировать. — Выходит, ты в любой момент ополчишься против моей семьи? Теперь настала очередь Люсьена всячески давить в себе порывы нескончаемой злости. Он старался дышать медленно и глубоко, но от этого, казалось, лишь приходил в ещё большую ярость. Да как же с ней жить?! Даже минута наедине не обошлась без обвинений и паранойи. — Черт побери! — Он звучно ударил ладонью по перилам. — Фрея, ты же два часа назад мне в любви признавалась. Что с тобой опять стало? Девушка плотно сжала губы, и, рассерженно промямлив что-то напоследок, решительно двинулась к выходу.