youth

Больше зимы Юнги любит разве что горячий шоколад и музыку. Любую зимнюю погоду мальчик находит практически оскорбительно прекрасной - почти, насколько это возможно в минусовую погоду, теплые дни, когда негреющее солнце светит, заставляя сильно щуриться; сугробы блестят под его светом, словно на них высыпали горы блесток. Темные дни, когда небо затянуто серыми тяжелыми облаками, а на улицах никого; люди прячутся, ожидая сурового снегопада, а Юнги натягивает зимнюю одежду и бродит по полупустому городу, позволяя холодному ветру щипать его за щеки. Но больше всего мальчик любит, когда непогода наконец полностью вступает в свою силу - дикие завывания порывистого ветра и безумная снежная метель гипнотизируют мальчика, и он не знает, чего ему больше хочется - смеяться или плакать от восторга. Тут Мину все равно, сидит он дома, завернувшись в одеяло, или стоит на улице, окруженный снегом - все это одинаково восхитительно. У него перехватывает дыхание, когда погода полностью теряет контроль, и город оказывается похороненным под толстым слоем кипельно-белого снега, когда метель становится настолько сильной, что не видно ничего, кроме хаотичного движения крошечных снежинок, создающих плотную непроглядную стену. Холод должен пугать - родители не раз предостерегали мальчика во время его порывов выйти на улицу в самый разгар снегопада о том, что люди умирают зимой; они умирают от переохлаждения, болезней, подхваченных на морозе, они умирают, неудачно поскользнувшись на льду. Юнги не слушает - он слышит, но не воспринимает всерьез. Люди умирают постоянно, а погибнуть зимой - нечто прекрасное. По крайней мере так пишет автор книги, которой Мин поделился с Хосоком, и Юнги соглашается. Мороз бережно окутывает безжизненное тело, останавливая разложение настолько, насколько возможно. Он сохраняет красоту человека и попутно добавляет свои «украшения» - синеющие губы, белая кожа и лед в волосах кажется Мину гораздо более привлекательным, чем мгновенное гниение, которое дарит палящее летнее солнце. Зима странно таинственна - она мгновенно заметает следы, оставленные на снегу, а люди ходят по городу, пряча подбородки в шарфы и закрываясь высокими воротниками курток; Юнги старательно вглядывается в чужие лица и старается угадать, о чем думают прохожие, и что они прячут под капюшонами. Летом радуются все - девушки ходят в неприлично коротких юбках, а некоторые парни без стыда стягивают майки. Люди улыбаются и ходят с сердцами на распашку, и это ощущение исходит не только от их открытой одежды - на большинство лето действует как своего рода наркотик; всем кажется, что летом неприлично грустить, поэтому они ходят с огромными улыбками от уха до уха и не смеют перестать смеяться. Зимой смеются разве что маленькие дети, валяющиеся в сугробах - остальные спешат дойти от пункта А до пункта Б и не отморозить пальцы. У всех одинаково нечитаемые выражения лиц, и Юнги нравится угадывать, у кого на самом деле паршивое настроение, а кто просто торопится домой, чтобы отогреться в тепле кого-то любимого. Зима отчетливо ассоциируются у Юнги с его бабушкой. Часто родители отправляли мальчика к ней на зимние каникулы, а когда он еще не ходил в школу, то проводил там все три зимних месяца. Его бабушка, как считает Мин, была удивительно похожа на его маму, разве что волосы пожилой женщины были благородно-седого цвета (как-то Юнги заметил, что она смотрит на них с грустью, и не понял, почему - они, несмотря на её пожилой возраст, оставались густыми, как у молодой девушки, и отливали серебром), а на ухоженных морщинистых кистях выступали вены. Бабушка научила Юнги кататься на коньках и строить настоящих снеговиков, научила Юнги с головой зарываться в холодный снег и не простывать. У них было любимое развлечение - они находили где-нибудь в парке достаточно хорошо замерзшую широкую лужу и длинную палку - Юнги хватался за один конец, а бабушка держала другой и катала мальчика по льду; со стороны это выглядело довольно странно, но служило хорошей альтернативой до того момента, как мальчик смог хорошо стоять на коньках. У женщины в запасе было удивительное количество историй - с ней Мину не нужны были книжки, потому что она знала больше, чем записано в самых больших библиотеках мира. Она часами рассказывала мальчику про свою юность и про юность её родителей; частенько она пробалтывалась о секретах мамы Юнги и, заговорщически улыбаясь, советовала использовать эти знания против женщины в те моменты, когда она решит особенно сильно отчитать Юнги за какую-нибудь нелепую оплошность. Мин любил женщину, потому что она, в отличие от любого другого человека, которого он знал, уважала его - уважала тот факт, что и с ребенком часто можно говорить так, как нужно говорить со взрослым. Когда бабушка умирает, родители не говорят Юнги. Тогда ему десять, и для него идет самый обычный год - времена года сменяют друг друга неумолимо долго, и мальчик считает дни до того момента, когда его посадят на поезд и наконец отправят к бабушке. Но когда приходит пора ехать, и Мин уже примеряет, какие вещи возьмет с собой, мама заходит к нему в комнату и говорит, что в этом году навестить бабушку не получится - она бормочет какую-то нелепую отговорку, и Юнги покупается на нее, проглатывая её вместе с горькой смесью обиды и разочарования. Когда приходит весна, Мин начинает догадываться, что что-то произошло - бабушка не звонит всю зиму; не передает сообщений и не выходит на связь. Мальчик припирает родителей к стенке и слышит, как отец бормочет, что надеялся, что Мин просто забудет; мальчика тошнит от негодования и он не понимает, как родителям пришла в голову мысль о том, что он может забыть о ком-то так удушающе любимом. Мама Юнги слабым голосом говорит, что бабушка умерла еще летом - она не вдается в подробности о причине, а просто поясняет, что годы взяли свое. Юнги злится; он чувствует себя обманутым и оскорбленным - его посчитали недостойным знать о чем-то настолько важном, его посчитали недостаточно взрослым, чтобы объяснить все, как есть. Он не смог попасть на похороны единственного во всем мире человека, который считал, что Мин достаточно сильный для этого. Бабушка умирает летом, на долгое время лишая Юнги зимы. Мин по-прежнему считает зиму своим любимым временем года, и не может сдержать восторга, когда видит падающий снег - мальчик, как не старается, не может избавиться от этих чувств. Но он ощущает вину каждый раз, когда радуется погоде; ему кажется, что он не имеет права на радость, если рядом нет бабушки, с которой он может её разделить, и никогда вслух не говорит, что любит эту пору. Юнги стыдно за свои поверхностные эмоции - он старается не фокусироваться на том согревающем счастье, которое приходит вместе с зимой, а вместо этого раз за разом прокручивает в голове слова родителей об опасности и хитрости этого времени года. ~ - И куда это ты собрался? - спрашивает отец Юнги, не выходя из гостиной. Мин в коридоре воровато застывает с ботинком в руках. - Гулять, - неуверенно отвечает мальчик, по-прежнему не шевелясь. - А ты разрешения спросил? - Да, - врет Юнги. - Вчера у тебя и спрашивал. - Этот фокус может пройти с твоей матерью, но не со мной. Я же прекрасно помню, что мы об этом не говорили. Юнги слышит, как отец встает с дивана и тяжело вздыхает. Когда мужчина оказывается напротив Мина, мальчик окончательно выпускает ботинок из рук и старается не поднимать взгляд. - Я не хотел обманывать. Подумал, наверное, что спросил. - Мин, - вымученно, но громко говорит мужчина. - Почему ты так себя ведешь, а? Юнги сжимает кулаки и с вызовом смотрит отцу в глаза. - Как? - Вот так, - тише отвечает отец, пугаясь чистой детской злобы. - Сегодня должна быть метель. Останься лучше дома. Мальчик громко фыркает и решительно натягивает обувь, игнорируя пристальный взгляд отца. Когда Мин тянется к дверной ручке, мужчина быстро кладет свою руку мальчику на плечо и слабо его сжимает. - У меня нет никакого желания тебя выпускать. Юнги резко вырывается, зная, что отец не посмеет приложить больше силы, чем сейчас и, распахивая дверь, выпаливает: - У меня нет никакого желания тут оставаться. ~ Мин находит Хосока одиноко играющим в снежки - мальчик голыми руками скатывает ровные кружочки из снега и кидается ими в рядом стоящее дерево. Юнги чувствует себя странно из-за того, что это делает, но стоит на месте и наблюдает за Чоном. Тот кажется удивительно увлеченным своим занятием, смеясь и бормоча что-то себе под нос. Мин неодобрительно хмурится, когда замечает, что на Хосоке нет шапки, и мысленно хлопает себя по голове за предусмотрительность. Мальчик выуживает из кармана своей куртки неаккуратно сложенную шапку и как можно тише направляется в сторону Чона. Юнги везет - Хосок слишком занят, чтобы заметить его, и у мальчика получается подкрасться к другу со спины и неожиданно натянуть ему на голову темно-синюю шапку. Хосок мгновенно оборачивается и, не успев понять, кто к нему подошел, рефлекторно впечатывает горсть снега Мину в лицо. - Доброе утро, - спокойно говорит Юнги, выплевывая снег. - А-а-а! - кричит Хосок. Он старается сделать как лучше; остервенело отряхивает лицо Юнги от снега, но делает этим только больнее, пальцами пару раз ткнув мальчика в глаз. - Я тебя даже не узнал! Извини! - Перестань причитать, - бросает Мин. - Я в порядке. - Кто так подкрадывается! - Хосок кладет руку себе на голову и поднимает взгляд наверх, будто это поможет ему получше разглядеть головной убор. - И это еще что такое? - А ты как думаешь? Шапка, Хосок. Их носят на голове, когда холодно, чтобы не заболеть. - Мама всегда говорит, - деловито произносит Чон, снимая шапку. - Что голову нужно держать в холоде, а ноги в тепле. Тогда не простынешь. Мин выхватывает шапку и снова насильно надевает ее на Хосока. - Осенью тебе этот совет не помог. - Да почему ты такой зануда! - кричит Чон. Мальчик молниеносно сгребает толстый слой снега, делает из него неаккуратный снежок и на этот раз целенаправленно кидается им Юнги точно в лоб. - У меня просто мозги есть, в отличие от тебя! - кричит в ответ Юнги, уворачиваясь от следующего снежка. Мальчик быстро скатывает несколько снежных снарядов, но когда поднимается с земли, то видит лишь сверкающие пятки убегающего Хосока. Чон продолжает что-то орать, пытаясь, наверное, неловко парировать, но он уже слишком далеко, чтобы Мин мог расслышать что-то кроме обрывков его сумбурной болтовни. Юнги хватает пару снежков и бежит за Хосоком; краем глаза он видит людей, которые следят за ним - кто-то тепло улыбается, кто-то просто уступает дорогу, а кто-то бубнит что-то недовольное. Ответом на любую реакцию в этот момент у Мина служит гордость - ему нравится знать, что люди, идущие мимо, слышат, видят и замечают его и Хосока. Мин удивляется своей скорости - вскоре он начинает догонять немного запыхавшегося Чона и, когда оказывается достаточно близко, напрыгивает ему на спину, размазывая сильно уменьшившиеся в размере снежки по чужому лицу. Хосок пытается вырваться, но Юнги крепко держит его за плечи и чувствует, как спина Чона слабо трясется от смеха. Мин безжалостно топит Хосока в сугробе - снег забивается под рукава и штанины, падает обоим мальчикам за воротники курток и лезет в уши, которые больше не спасают шапки. Ледяной воздух огнем обжигает горящие легкие, и довольно скоро мальчики заканчивают бороться - они лежат, широко расположившись на чистом снегу, и иногда лениво кидаются им друг в друга, не делая усилий даже для того, чтобы сесть. Юнги медленно поворачивает голову в сторону и изучающе смотрит на Хосока. Его шапка сильно сползла набок, голые пальцы алеют из-за частых соприкосновений со снегом, а глаза блестят; на секунду Юнги кажется, что это слезы, но мальчик тут же понимает, что это не так - просто выражение глаз у Хосока кристально чистое, как свежий лед на нетронутом людьми озере. Сейчас Чон не улыбается, и видеть это очень непривычно, и если бы Юнги не знал мальчика лучше, то точно заподозрил бы, что что-то не так, но сейчас, вместо того, чтобы беспокоиться, Мин обращает внимание на то, как искренне смеются чужие глаза. Через десять минут Хосок нарушает тишину прозаичным замечанием, которое заставляет Юнги коротко фыркнуть. - Мне что-то холодно стало. - Удивительно, - усмехаясь, говорит Мин, и неуклюже поднимается на ноги. Дав себе пару секунд на то, чтобы успокоить слабо кружащуюся голову, мальчик протягивает Хосоку руку. - Пойдем. Я знаю, где тут можно чай купить. Хосок, с помощью Мина, подтягивается и принимается отряхивать одежду от снега. Когда он заканчивает, то неловко опирается Юнги на плечо и бормочет: - Ага. Да. Только я ничего горячего пить не буду. - Это еще почему? - Для слабаков. - Придурок, - пораженно шепчет Юнги, беря Хосока за руку и ведя его в сторону кафе. ~ Внутри, с учетом того, что это дешевое парковое заведение, в котором не подают блюд сложнее, чем полуфабрикаты, которые можно разогреть в микроволновке, достаточно уютно. Юнги в нос ударяют спокойные запахи тепла и пряного глинтвейна; мальчик стягивает с себя мокрые шарф с шапкой и расстегивает куртку. К взаимному облегчению мальчиков людей внутри практически нет - в углу зала сидит пара молодых людей, еще несколько столиков заняты семьями; в целом зал полупустой и Мин, усадив Хосока за небольшой круглый стол у окна, подходит к стойке с кассой. За ней работает мило улыбающаяся молодая девушка - она коротко машет Юнги рукой и спрашивает: - Что тебе? - Горячий шоколад и черный чай, пожалуйста. - Сейчас. Через пару минут перед Юнги стоят два небольших бумажных стаканчика с дымящимися напитками. - Сахар вон там, - говорит девушка, кивая в сторону небольшой тумбочки, приставленной к концу продолговатой барной стойки. - Спасибо, - коротко отвечает Юнги, начиная смущаться и краснеть из-за чужой улыбки. Мин осторожно ставит стаканы на стол и кидает четыре пакетика с сахаром перед Хосоком. Мальчик, забывая свои слова о том, что не возьмет в рот ни капли горячего, с энтузиазмом высыпает все пакеты в стакан и отхлебывает чай. - Иногда мне кажется, что ты ешь слишком много сахара, - замечает Юнги, вешает тяжелую куртку на спинку стула и садится на свое место. - Ты как мама, - поморщившись, отвечает Хосок. - Или как Сокджин, что еще хуже. - Кто? - непонимающе спрашивает Мин. - Мой одноклассник, Ким Сокджин. Я его боюсь. - Боишься? - с усмешкой говорит Юнги. - Боюсь, - подтверждает Чон. - Хён старше всех в классе, и иногда это ударяет ему в голову. Только он не выпендривается, а ведет себя, как старушка какая-то. Вам познакомиться надо. - Это еще зачем? - Ну как. Он бабушка, ты ведешь себя, как дедушка. Подружитесь. - Отстань, - смеясь, отвечает Мин, швырнув в Хосока пустой пакетик из-под сахара. - Я не веду себя, как старик. - Ну-ну. Куда ты дальше хочешь пойти, когда одежда высохнет, м? - Да я думал тут до вечера просидеть, - тихо начинает Юнги, понимая, что это только подкрепляет слова Хосока. - Тут тепло, и... - Я не веду себя, как старик, - передразнивает Хосок, делает еще один глоток чая и тут же вскрикивает от боли. - Я язык обжог. - Поделом, - довольно говорит Мин, складывая руки на груди. - И ладно. Не хочешь тут сидеть - пошли на каток. В этом году его прямо здесь открыли. - Каток? - Ага. Ты против? - Я... я кататься не умею. - Это несложно, - отмахивается Юнги. Замечая чужое смущение, он добавляет: - Правда несложно. И там бортики, можешь на них опираться. Или на меня. - Тебе точно будет интересно кататься с кем-то, кто ни разу на льду не стоял? Юнги хочется сказать, что с Хосоком ему будет интересно делать даже самые скучные вещи, но вместо этого мальчик просто утвердительно кивает, и Чон расплывается в довольной улыбке. ~ Каток забит до отказа, и это заставляет Хосока нервничать еще сильнее. Юнги не обращает внимания ни на то, как друг пытается храбриться, ни на его причитания о том, что он может упасть и кто-нибудь отрежет ему пальцы коньком; Мин даже не удивляется, когда понимает, что Хосока заботит даже не столько сохранность его собственных рук, сколько то, что кто-то может чувствовать себя виноватым, если он вдруг пострадает. Мин старается успокоить друга так, как умеет - периодически дает ему подзатыльники и просит перестать нервничать. Мин берет на прокат две пары коньков, показывает Хосоку, как правильно их надевать, и ведет его на лед. Юнги вспоминает свое знакомство с Чоном и радуется, что сейчас они меняются местами - теперь Чон внимательно слушает его указания и с завидным успехом следует им. Юнги знает, что Хосок далеко не неуклюжий, но до этого момента даже не подозревал, что стоять на коньках будет настолько уверенно практически сразу. Нет, Чону все равно приходится хвататься за ограждение, и он продолжает через раз подскальзываться, а единственное, что удерживает его от падений - Юнги, держащий его за руку, но получается у него все равно гораздо лучше, чем у самого Мина, когда тот впервые встает на коньки. Через несколько минут от нервозности Хосока не остается и малейшего следа - он начинает забывать об осторожности, и Юнги приходится крепче сжимать его ладонь. - Ты не хочешь покататься один? - спрашивает Хосок, заглядывая Юнги в глаза. - А ты не обидишься? - Только если ты не долго. Мин просит Чона ни за что не отпускать бортик, благодарно улыбается и, отталкиваясь правой ногой, едет в центр катка. Все, что слышит мальчик - тихий скрип лезвия конька, прорезающего тонкие неглубокие нити на льду, а музыка и чужие голоса теряются где-то на полпути, так и не достигая ушей Мина. Юнги терпеть не может ролики, но любит коньки, хотя они, по сути, одно и тоже. Но в коньках есть что-то гораздо более мелодичное; плавные движения и искрящаяся ледяная стружка, появляющаяся при резком торможении. Катание на коньках всегда прочищает мальчику голову также хорошо, как и музыка - мысли из головы выдувает свистящий в ушах ветер, и Юнги про себя обругивает толпу, из-за которой никак не получается закрыть глаза. Из размышлений мальчика выдергивает знакомый короткий крик, раздающийся с противоположного конца катка. Мин чувствует нарастающую панику, когда видит формирующуюся толпу вокруг того места, где он оставил Хосока и, с раздражением растолкав глазеющих людей, он быстро подъезжает к Чону. Тому помогает встать на ноги женщина, уже заботливо приложившая к лицу мальчика бумажную салфетку - люди продолжают галдеть, но Юнги их не слушает; его взгляд прикован к Хосоку, который держит пропитанную кровью бумажку на уровне губ. К своему облегчению, Юнги не замечает слез или расстройства в глазах Хосока - тот сбивчиво благодарит женщину и, мгновенно оперевшись на подъехавшего Мина, пальцем указывает на бортик, предлагая подъехать туда. Люди, убедившись, что ничего больше не должно произойти и что их помощь не нужна, медленно рассасываются; Хосок стоит, опираясь спиной на высокое ограждение, а Юнги нетерпеливо смотрит другу в глаза. Вскоре Хосок отнимает салфетку от рта и довольно показывает его Юнги. У мальчика рассечена верхняя губа - недостаточно сильно, чтобы кровотечение продолжалось, не останавливаясь, но достаточно, чтобы выглядеть неприятно и болезненно. - Стой здесь, - коротко говорит Юнги. - И ради всего святого, не двигайся. Мальчик быстро сходит с катка, берет щедрую горсть снега и возвращается к Хосоку. Не обращая внимания на протесты, Мин слегка растапливает снег в ладонях и начинает вытирать им присохшую кровь; пара капель каким-то образом оказалась у Чона на лбу и щеках, но вся она в основном была вокруг его рта, небольшими комочками сформировавшись в уголках губ. Остаток снега Юнги заставляет взять в рот, подержать немного, и выплюнуть за бортик - на все возражения он отвечает, что вскоре Хосоку надоест чувствовать вкус крови у себя во рту. Когда Мин убеждается, что все в порядке, и порез действительно выглядит не очень страшно, он спрашивает: - Как? - Упал. Причем я держался, как ты и просил. Просто я решил встать на одну ногу, но не удержался. Увидев, что Хосок собирается продемонстрировать, как именно он рухнул, Юнги немедленно машет руками и заставляет его замереть. - Сильно болит? Хочешь домой пойти? - Нет конечно! - с энтузиазмом отвечает Хосок. - Нет. Покажи мне как надо, чтобы я больше не падал. И несильно болит, не переживай. Наоборот здорово же - первый раз покатался, первый раз разбил лицо. Юнги закатывает глаза, делает глубокий вдох и начинает свои объяснения с самого начала. ~ Когда они наконец выбиваются из сил, то начинает темнеть - в парке горит вечерняя иллюминация, а посетители медленно расходятся по домам. Обычно Юнги нравятся такие зимние вечера, но сейчас Мин чувствует, что что-то не так - свет фонарей слишком мягкий, воздух слишком спокойный. Тягучее ощущение затишья перед бурей окутывает мальчика, и он старается не вспоминать слова отца о том, что сегодня должна быть метель. - Я дойду до туалета, - говорит Хосок, снимая коньки. - Подождешь меня тут? - Ага. Чон переобувается в свои ботинки и уходит. Мин мысленно прикидывает, что туда и обратно идти минут десять, так что садится на лавочку и принимается дожидаться Хосока. Начинает идти снег - деликатный и нежный, словно кто-то заботливо сыпет его щепотки прямо с облаков. Юнги забывает о волнении и смотрит на то, как красиво снег кружится в свете фонарей; мальчик запрокидывает голову и пытается поймать снежинки ртом. Постепенно все начинает стихать - музыка выключается, и Мин остается наедине с безветренной погодой и тихим снегопадом. Вдруг, в одну секунду, все меняется - мальчику в грудь ударяет резкий, ревущий подобно рыку дикого зверя, порыв ветра, а медленный танец снежинок превращается в хаотичную пляску, и у Юнги начинает рябить в глазах. В панике Мин вскакивает со своего места и всматривается в ту сторону, куда ушел Хосок - метель, даже если она только началась, мгновенно дезориентирует, а парк, в котором они находятся, огромный. Юнги спорит сам с собой; он не знает, что лучше сделать - не двигаться с места или пойти на встречу Хосоку. Пару секунд потоптавшись на снегу, он все же двигается вперед - даже несмотря на то, что разум подсказывает остаться сидеть на лавочке, он не может бездействовать. Мин попадал в метель не раз и не два, и имеет представление о том, как себя вести, но этого нельзя сказать о Чоне. Страх за Хосока быстро перечеркивает все, что Юнги знает о том, что нужно делать во время снежной бури, и он просто идет вслепую, истошно выкрикивая чужое имя. Снег больно бьет по лицу, и Юнги не может нормально открыть глаза из-за порывистого ветра; горло начинает болеть уже через пару минут, а руки судорожно трясутся. Юнги не замечает, что через десять минут поисков начинает истерично плакать - слезы, застывая на щеках, мгновенно превращаются в маленькие ледяные кристаллики, а собственные всхлипы и рыдания остаются незамеченными. - Хосок, ты где?! Хосок! - кричит Юнги, и его крики уносит зимняя стужа. Через полчаса поисков обессиленный мальчик падает на колени - погода, не проявляя к нему никакой жалости, продолжает хлестать его по открытым участкам кожи своим ледяным кнутом. У Мина нет сил пошевелиться - он сиплым голосом шепчет чужое имя и сдается. Хосок находит Мина меньше, чем через пять минут - Юнги не видит чужого лица, но все равно точно знает, что это Хосок. Чон молча поднимает Мина с земли, и мальчики, плотно прижавшись друг к другу, плетутся вперед, не разбирая дороги. Им везет - они натыкаются на какое-то небольшое здание. Оно закрыто, но у него достаточно глубоко посаженное крыльцо и длинный козырек, так что Хосок затаскивает Мина в укрытие и прислоняется затылком к двери. Спустя пару минут молчания Юнги начинает приходить в себя - он поднимается на ноги, смахивает с лица заледеневшие слезы и смотрит на Хосока. Тот неотрывно глядит перед собой - наступил самый пик бури, и впереди не видно ничего, кроме снежной стены. Чон не отрывает от нее зачарованного взгляда, и Юнги следует его примеру. - Белый - мой любимый цвет, - хрипло говорит Мин. - Поэтому ты бледный такой, наверное, - чуть погодя, отвечает Хосок. - Как сахар. Sugar. - Что?
 - Sugar - сахар по-английски. Шуга, - тянет Чон. - Тебе подходит. Мальчик осторожно зачерпывает небольшую горсть снега и подносит её к бледной щеке Юнги. Чужая холодная ладонь обжигает кожу, но Мин не смеет отпрянуть. - Глупо как-то звучит. - А мне нравится, - Чон отряхивает руки и снова переводит взгляд на бушующую метель. - J-Hope. Хоби, - произносит Юнги, дергая Хосока за рукав. - Тебе подходит. Мальчики, устав стоять, садятся на холодные ступени. Хосок кладет голову Юнги на плечо, и сейчас единственное, что согревает мальчика - чужое горячее дыхание. Метель вдруг становится знакомо прекрасной, и Мин говорит: - Хоби? - Чего? - отвечает он, улыбаясь из-за нового прозвища. - Зима - мое любимое время года.