Одна из немногих

      Что так удивило Рейджи, я искренне не понимала, и в пол-оборота к нему повернулась с огромным желанием узнать причину его беспокойства.       — А что не так-то? — спросила, направив незримый взгляд вверх, к его лицу, ну, или куда-то туда.       Но Рейджи молчал, и я долго ждала хотя бы звука с его стороны, однако его не последовало. Мой организм настойчиво требовал пищи, и я вернулась к своей любимой тарелочке, которая так и манила своим потрясающим запахом.       И я ела, но одна. Стука приборов или хотя бы каких-то посторонних шумов, кроме музыки из наушников Шу, не было.       Не, ну вы все что ли так сильно удивлены? Боже, объяснит мне кто-нибудь причину такого поведения?       — Может, сообщить отцу? — мистер железка подал-таки слегка неуверенный голос. Непривычно таким его слышать.       — Он сказал, что будет ждать её пробуждения. Это только начало. Не стоит его беспокоить, — зевая, произнёс Шу. — Если она не пробудится, то для отца эта девушка окажется лишь очередным мусором.       А вот это обидно было. Разве Рейнхарт так ко мне относится? Разве? Да… Так оно и есть, говоря по-правде. Я — средство достижения его цели, и вся та нежность, мне подаренная, была лишь из-за того, что я ценный материал. Что ж, реалии жестокой жизни, и ничего более. Я была не нужна никому с самого детства, никому, кроме Лолы, но её любви мне было катастрофически мало. Одинока в своей непроглядной тьме, и это не изменится, видимо. Может Шу? Но искренность со стороны парня не стопроцентная, да и отношение его такое особенно аккуратное из-за опять-таки моей ценности. Он явно, я уверена в этом, просто нашёл способ обращения со мной, с помощью которого я прониклась к нему чувствами. Так легче держать меня ближе к себе. А я? А что я?! Я не могу против него пойти, против уловок этих, против симпатии, против своего доверия, что так крепко связало меня с этим вампиром. Я не могу сделать ничего. Мне остаётся только плыть по этому течению, стойко принимая всё, что придумала для меня судьба. Решила ведь уже: моя жалкая жизнь послужит для выполнения высокой цели. Эту высоту я определила сама. Мне просто хочется, чтобы она была действительно стоящей. Ха! Считаю свою жизнь жалкой, а цели, определяющие моё существование, хочу завысить. Какое самолюбие.       Я нервно сглотнула, осознавая, что подобные размышления заставили ресницы на глазах глупо взмокнуть.       Стерев их рукой, осознав, что голод я уже сумела погасить, не желая больше находиться в этой непонятной тишине, я встала.       — Спасибо. Я, пожалуй, пойду.       Не знаю, сколько нового удивления вызвала моя уверенная походка до двери, местоположение которой я прекрасно запомнила. Я вышла из столовой и направилась к своей комнате, ведя рукой по стене и отсчитывая шаги.       Путь оказался не таким уж и длинным. Я зашла в свою комнату, закрыла дверь, и сползла по ней, мягко опускаясь на пол.       Мыслей не было, а если и были, то они слишком быстро крутились в своём бешеном потоке, и я просто-напросто не могла выловить хоть что-то.       Сидеть было хорошо: никакая боль больше не напоминала о себе со стороны спины и других частей тела.       — Обращение началось значит? Жаль, не успел испить твоей крови ещё до этого. Что ж, сейчас она всё равно будет лучше.       Аято. Это был тот самовлюблённый вампир.       Он говорил, стоя передо мной, а я голову держала ровно, не поднимая её вверх. Потом послышался шум — он сделал шаг вперёд, и я поджала под себя ноги, чтобы они не оказались между его. Вампир сделал ещё один шаг и присел.       Хоть и противный, но интересным мне кажется этот Аято.       Он, наверное, меня рассматривал, а я краем уха уловила его дыхание с глубокими вдохами и определила расположение в пространстве его лица. Он вдыхал уж очень глубоко, похоже, наслаждаясь моим запахом.       Мне стало жутко интересно, как этот себялюбивый выглядит, и я резко оторвала ладони от пола и положила их на его щёки так, словно дала ему две слабые пощёчины одновременно. Он прям дышать от неожиданности перестал.       — Ой, прости. Я, это, просто захотела на тебя посмотреть, только как-то грубовато получилось. Разрешишь?       — Ну валяй, — бросил он, и его щёки напряглись из-за ухмылки, причём ухмылки, скошенной на один бок.       Я скользнула пальцами по его носу, по скулам, слегка задела губы, попросила закрыть веки и осмотрела верхнюю часть лица. Он был красивым. Идеальность его лица не уступает ни Шу, ни Рейнхарту, а они были одними из самых красивых людей, которых я встречала. Похоже, все братья не уступали друг другу во внешности.       — Спасибо, — произнесла, но руки не отняла, а переместила их на шею парня. Используя её как опору, я подтянула своё лёгкое тело к нему. Сидела на коленках, левой ключицей упираясь в его губы. Не хотела я тянуть, прекрасно понимая его намерения. Пусть уже возьмёт то, за чем пришёл.       — Ха, ты так жаждешь укуса Великого Меня? — Его язык прошёлся по тёплой коже. — Обычно я сам решаю, куда кусать свою жертву, и этот раз ничем не отличается. Просто твоё желание чудесным образом совпало с моим. — Длинные пальцы коснулись шейных позвонков и мягко спустились ниже по линии позвоночника. Когда они достигли ткани джинс, вампир сильной рукой притянул меня за талию к себе. Холодные губы на секунду оторвались от кожи, и ледяным дыханием врезались в ухо сорвавшиеся с губ слова: — Но это место будет не единственным.       Клыки резко вошли во влажную от вампирской слюны кожу, громкие глотки заполнили собой пространство комнаты.       — Даже лучше, чем я предполагал. Вкусная и такая сладкая!       Моё тело оказалось на скользком шелковом покрывале, что за сегодня уже было изрядно смято.       — Я обожаю видеть страх в глазах жертвы, но с тобой это не прокатит. Да и отец сказал вести себя как можно мягче. Жаль, но с железной девой я тебя познакомить не смогу.       Что ещё за железная дева? Для чего она? Не знаю, но что-то подсказывало мне, что избежание нашего знакомства — это настоящее везение.       Мои запястья нашли друг друга в сильном зажиме ладони вампира. Он протянул меня по покрывалу вверх, и мои пальцы дотронулись изголовья.       — Но немного я всё же могу поиздеваться.       Стук металла — запястья заключены в наручники, которые крепко удерживало резное дерево.       И я бы не застонала так громко, если бы наручники внутри своих колец не имели острейшие лезвия в форме шипов. Они проткнули кожу снизу неглубоко, ведь я сразу же дернула кисти вверх, где такие же шипы с особым энтузиазмом вонзились в мою плоть, безжалостно вспарывая всё на своём пути.       — Для особого удовольствия… — Не понимала о чём он, но вскоре, когда подо мной не оказалось многочисленных подушек и тело оказалось намного ниже в отличие от его исходного положения, до меня дошёл весь смысл этого «удовольствия». Теперь я буквально повисла на своих руках. Он прижал мои бёдра к поверхности, сидя на них. Я не могла пошевелиться, а запястья вкусили всю полноту боли от острых шипов снизу колец. Кровь полосками начала стекать по рукам.       — Не надо. Отпусти! — Больно. Мне больно, и это чувство, как и сама ситуация, навевало неприятные воспоминания.       — Я только начал, Эми, и поверь: это ещё цветочки по сравнению с тем, что испытывали другие невесты. — Вампир поднял мою майку вверх, оголяя живот, и впился в бок.       Чёртов Аято! Больной псих! Садист!       А воспоминания о гостях ведьмы Луэн так и лезли в голову, вызывая ещё большую дрожь в моём теле.       Мучитель оторвался от своего пиршества и решил продолжить его на моих руках. Он слизывал кровь с них, сильнее вдавливая шипы в запястья. Когда дошёл до верха, наполовину погрузил свои клыки внутрь двух рук, крепко сжав их вместе, чтобы они казались одним целым, и медленно начал двигаться вниз.       Я уже кричала, пыталась дрыгать ногами, металась под ним, пыталась вырваться, но всё было тщетно.       — Хватит! Пожалуйста! Хватит!       Слёзы градом сыпались из мёртвых глаз. Собственные всхлипы и крики начали меня душить.       И я уже не понимала толком, что происходит вокруг. А я хоть что-то вообще понимаю в этом мире? Разве жестокость не одна из его составляющих? Разве я не должна уже принимать это как должное?       Он остановился и немного развернулся по направлению к двери.       — Канато, что ты здесь делаешь?       — Хочу крови. Делись, — прозвучал совершенно спокойный голос.       — Давай, я всё равно закончил.       Он даже не вставал. Он просто исчез.       — Говорят, женщины охотнее отдают свою кровь, если подарить им наслаждение, да, Тедди?       С кем он говорит?       — Но боль делает их прекрасней, чем нежность. Страдание делает их красивыми.       Ещё один псих. Они все тут с ума сошли.       Голос звучал до этого далеко, а теперь звук от парня исходил слишком близко.       — Пахнешь сладко, как лучшие пирожные.       Острая боль проткнула ладонь, потом предплечье, плечо. А потом… А потом я не помню, потому что внезапно потеряла всякую связь с реальностью.