***
Я наивно предполагала, что танцы -это весело и красиво. С красотой я не ошиблась, но вот тело болит адски. Хотя Арианна и сказала, что я весьма гибка, однако я отчетливо видела разницу между нами. Она решила для начала обучить меня основам балета. И, признаться честно, я была заворожена красотой незамысловатых движений, я смогла забыться, я смогла отдаться во власть музыки. На душе стало легче и спокойнее. Похоже, я нашла идеальный способ выплеснуть эмоции, или это он нашёл меня. Хотя совсем уж и неважно. Прохладный душ, новая одежда, и я уже в гостиной, где меня ждал Рейджи. Учёба помогла отвлечься от всего ещё больше. Новые знания, большой объём информации захватывал меня, уносил по течению неприятные мысли. Рейджи украдкой похвалил меня в конце занятия, и повисла тишина, в которой мы неспешно складывали книги. И внезапно до моих ноздрей донёсся запах крови. Крови… Аято. — Рейджи? — Я взглянула на него. Он уже смотрел в сторону, откуда доносился запах. — Аято не угодил отцу. Вполне возможно, что он учит его уму-разуму. — Его губы скривились в ухмылке. — Неужели тебе так льстит то, что кто-то из твоих братьев страдает, а ты остался не у дел? — спросила я с явной раздражённостью в голосе. Порой он был невыносимо противным. — Хм, ты бы лучше подумала, что он страдает из-за тебя, юная леди, — ответил он монотонно и поучающе. — Что ты имеешь в виду? — я задала вопрос, не нарочно делая между словами паузы. Он молчал и улыбался. — Рейджи! — А нечего было скрываться, — хмыкнул он. — Аято уволок тебя в свою комнату и защитился фамильярами от отца. А отец прекрасно знает, что скрыть он хотел не какие-то пошлости в вашем уединении, а явно нечто похожее на заговор. Я застыла, впала в секундное оцепенение и еле шевелящимися губами шепнула: — Нужно остановить его. — Весьма самонадеянно, — ответил Рейджи. Но мне было всё равно. Я уже переместилась. Оказалась в длинном коридоре, вдоль стен которого мерцали зажжённые факелы. Пахло сыростью и плесенью. Меня всю передёрнуло. Будто накалённые щипцы порылись в голове и вытянули болезненные воспоминания о пребывании в подземелье Тсукинами. Чуть правее от меня я чуяла запах свежей крови. Слух царапали приглушённые стоны боли. Господи, и зачем я пришла сюда?! Что мне стоит сделать, что стоит сказать, как прекратить это? Ведь Рейнхарт был абсолютно прав в своём подозрении. Я вычерпнула из недр своей души каплю смелости и сделала пару шагов на ватных ногах. За покрытыми ржавчиной прутьями я увидела Аято. Его руки были связаны, он был потрепанным, в грязной одежде, по подбородку стекала тонкая струйка крови, на лице были синяки. Рейнхарт пытал его, втыкая в тело светящийся иссиня-черным небольшой нож. — Эмили, будь добра, уходи. У меня с сыном мужской разговор, — Рейнхарт замер. Аято кашлянул кровью. Он посмотрел умоляюще. Да, в этих всегда самоуверенных и самодовольных изумрудах читалась самая настоящая мольба. — Разговор, касающийся меня! Отпусти его, Рейнхарт! — выкрикнула я и добавила уже почти шёпотом: — Пожалуйста… — Тогда сама ответь мне, о чём он говорил с тобой, моя милая девочка. — Он обернулся. Светлая рубашка была в каплях крови, глаза сверкали опасностью. Я подошла к открытой двери, взялась рукой за одну ржавую перекладину и шагнула внутрь темницы. — Он признался мне в любви и убеждал стать его, а не Шу, — сказала почти первое, что пришло в голову, но потом осознала, что не такую уж большую тупость сморозила. — И он, видимо, не хотел, чтобы это слышал хоть кто-нибудь. Вот и защитился. Король хмыкнул и подошёл ближе ко мне. Я сильнее прижалась телом к холодному металлу. — Ты говоришь правду? — Я не лгу, — произнесла уверенно. Отцепила непослушные руки от металла и коснулась его плеч, подняла их выше, оплетая сильную шею. Я боялась этого человека, внутри всё дрожало, но я намеревалась сделать кое-что и отступать не собиралась. — Рейнхарт, — придыханием шептала в самые губы с полуприкрытыми веками, — разве в меня так сложно влюбиться? Вампир положил свою руку на мою талию и сильно прижал к своему телу. Его губы соприкоснулись с моими, срывая рваный выдох. — Даже слишком легко, милая. Ты обворожительна. Янтарь его глаз будто плавил во мне что-то, запах опьянял. Моё тело практически обмякло в его руках, хотело подчиниться, хотелось ни о чём не думать, кроме этого смешанного дыхания между нашими губами. Но это не любовь. Это сила, исходящая от него, это власть, это чары хищника, настолько сильные, что могут сломить такого же. — Но знаешь, — собрать решимость, сказать, что намеревалась, — мне не нравится, что ты следишь за мной, — голос становился сильнее с каждым звуком. Я резко взяла его лицо в свои руки и посмотрела в самые глаза. — Отныне Широ будет меня защищать от твоих слежек и даже не пытайся выпытать информацию у тех, с кем я общалась. Я останусь, у тебя будет наследник, я говорила об этом. Так что будь добр, уважь моё личное пространство. В его глазах мелькнул гнев с искрами восхищения. — Ладно, — протянул он недовольно, — ты переиграла меня в этот раз. Но, — он прижал губы к моему виску, — не зазнавайся. — И исчез. Это ты первый объявил войну. Я лишь обороняюсь. Я подскочила к Аято и коснулась ладошками его лица. — Эй, ты в порядке? — Теперь отец будет думать, что я влюблённый кретин, — усмехнулся он. Синяки на его лице начали светлеть. — Ну хоть не суицидальный заговорщик, — ответила я с улыбкой и обошла его, чтобы развязать руки. — Прости, Аято, — прошептала я, глядя на исполосованные глубокими порезами плечи и тело. — Просто его ножик занятный. Пырнёт в одно место, а раны везде, — ухмыльнулся он. — Но знаешь, ты пришла вовремя. Я молчала и пыталась развязать крепкий узел. Крови становилось больше, запах её сильнее. Раны не заживали. Аято всё больше облокачивался на меня, не в силах больше сидеть. Он слабел. С вёревкой было покончено, и я обхватила его за плечи, уложив на колени. Такой страшный, жестокий вампир, которого я считала больным психом, мучителем, сейчас был настолько слабым и беспомощным, что даже было его жаль. — Похоже, мы всё-таки сможем поладить, сестрёнка, — прозвучал надо мной голос. Странно, но без привычной тошнотворной сладости.— Спасибо, — Райто присел перед нами и заглянул в мои глаза, — за брата. Он коснулся плеча Аято — и они вдвоём исчезли. А я поднялась и осталась стоять посреди этой пыльной камеры. В душе плескалось целое море эмоций. Я понимала, что помогла, что, вроде, сделала всё правильно, однако одновременно чувствовала, как нить, старая, но прочная нить, связывающая меня с Рейнхартом, трескалась, рвалась стремительно, и от этого боль душила, впившись клещами в шею. Я обхватила себя руками и упала, коленями встретившись с грязным каменным полом. Из горла вырвался истошный, приглушенный крик, а тело сотрясло от нахлынувших рыданий. Я в яростной беспомощности перед реальностью, в бессмысленной злобе била кулаками пол, сдирая кожу. Мне просто необходимо было выплакаться, просто жизненно необходимо. Накопилось. И этот лабиринт подземных коридоров стал невольным зрителем этой истерики.***
Прекратив рыдать, я сидела, прислонившись к сырой стене. Слёзы размазались по лицу, и кожа чесалась от соли. Одежда была грязная. Хех, подкидываю я работенку со стиркой, однако. Стало легче. Действительно легче. Я будто смогла достать тяжёлый камень из души, который так навязчиво тянул на дно. Интересно, надолго ли? Я переместилась в свою комнату. Думала, что смогу сходить в душ, смогу убрать с лица признаки своей истерии, но нет. Шу сидел на кровати и смотрел прямо на меня. Я не знала, что сказать. Я не знала, поэтому глупо отступила назад, упираясь лопатками в дверь. Он оказался рядом как раз в тот момент, когда я, снова охватываемая этой душащей болезненностью, начала сползать по двери вниз. Он удержал, но тоже сел на колени и притянул к себе. — Тише, тише, — мягко шептал он в волосы. — Не плачь, успокойся. И я смогла подавить рвущиеся всхлипы в грудной клетке. Сделала глубокий вдох, запаслась его запахом. От ощущения близости с ним всё тело будто окутывала приятная дымка безопасности. — Эми, ты поступила очень смело, — тихо произнёс он и нежно коснулся своими пальцами моего лица. — А знаешь, — он посмотрел прямо в глаза и убрал белоснежную, нависшую перед глазом прядь за ухо, — у меня есть для тебя подарок. Хотя даже несколько, честно говоря. — Мне ещё никогда не дарили подарки, — прошептала я хриплым тихим голосом, сильнее обнимая его. — Что ж, тогда позволь мне быть первым. — Он слегка улыбнулся и постепенно начал вставать, увлекая меня за собой. Держа за руку, пошёл вперёд, к кровати. А я тихонько шла следом. Мы сели на мягкую поверхность, и он открыл выдвижную полку в прикроватной тумбочке, а там лежали какие-то запечатанные в яркие упаковки коробочки. Он достал первую и протянул мне. — Ты просила об этом. Я удивлённо покрутила коробочку в руках, не припоминая, когда просила о подарке. Тонкая красная ленточка и синяя упаковочная бумага легко поддались. А на самой коробочке был нарисован плоский прибор. Открыла и достала совсем небольшой чёрный прямоугольник. — А это… — Плеер, — ответил он на незаданный до конца вопрос. — Вот наушники, — Шу протянул маленькую коробочку. Я взяла её и слегка растерянно открыла. Теперь-то и припомнила наш разговор в коридоре. — Ну, я загрузил на него свои любимые песни, так что. Я бросилась на него с объятьями. Слегка коснулась холодных губ своими. Ресницы снова взмокли. — В моих планах не было заставлять тебя плакать, — прошептал он на ушко, попутно беря в руки устройство и включая его. Экран загорелся. Шу снял свои наушники, взял мои и подключил их. Один дал мне, а второй присвоил себе. Мы упали с ним на кровать, крепко прижимаясь друг к другу, а из динамиков лилась приятная песня. Исполнитель пел на неизвестном мне языке, однако воображение рисовало самые приятные картины лишь из-за мелодии. Когда-нибудь я, наверное, смогу понять и смысл. Но пока, пока и этого было достаточно.