***
Кион проснулся от вспышки света, ударившей по векам. Наверное, встало солнце, но львёнок не ощущал себя выспавшимся. Он перевернулся на другой бок и уже было приготовился погрузиться в сон, как вдруг… — Кион! — прорезал разрежённый ночной воздух вопль Пумбы. В следующую секунду Кион услышал грохот, доносившийся их-под земли. — Что… что происходит?! — спросил он, сонно подняв голову. Ответом ему послужила ужасная волна жара, которая изошла прямо из оазиса, подле которого он лежал. Пумба схватил его сзади за повязку, обтягивающую живот, и, пыхтя, оттащил в сторону от внезапно вскипевшего озерца. — Проклятье! — ругнулся он и подался чуть вперёд, чтобы разглядеть сквозь завесу пара, что происходит. Кион с ужасом наблюдал за утихающим бурлением. Солнце ещё не встало – очевидно вспышка света донеслась со дна озерца. — Я не понимаю! — воскликнул он, тем временем, как Пумба вновь чертыхнулся: паровая завеса испарилась, открыв вид на приобрётшую странный цвет озёрную воду. — Гляди, — кивнул он Киону на мутно-желтоватую жидкость, потерявшую всю былую прозрачность. — Эту воду пить нельзя. — Но почему? — поинтересовался Кион. Ему казалось, что цвет мало на что влияет. — Принюхайся, — посоветовал ему Пумба, и львёнок втянул в себя пустынный аромат… к которому примешалась вонь пещер Нандембо. Но откуда здесь появиться этой сети пещер? Ведь они остались далеко позади… странно. — Но что же нам делать? — промяукал Кион, тем временем, как Пумба начал усиленно соображать. Он скривил морду так же сильно, как бегемот, когда ему пощекотали нос, и Кион чуть не хмыкнул. Однако, учитывая напряжённость всей ситуации, он решил промолчать и вновь воззрился на источающую пар водную поверхность. Пумба посмотрел вдаль, насколько ему позволили скрывающие горизонт песчаные стенки впадины, затем на Киона и вновь на воду, которую больше нельзя было пить. — Видимо, придётся идти, — произнёс, наконец, он. — Я понесу тебя, и мы найдём новый оазис. — Думаешь? — с надеждой в голосе спросил Кион. Пумба ответил ему мрачным взглядом, а затем кивнул и неуклюже наклонил голову, приглашая Киона устроиться на клыках. — Да, — пропыхтел он в землю. — И это надо сделать скорее, пока солнце не встало. Кион осторожно попытался подняться, но Пумба, видимо, решил, что львёнку ещё рано вставать: он поддел его клыками и аккуратно приподнял над песком. Кион заворочался, ведь было неудобно висеть на двух жёстких костях, которые, между прочим, были ещё ко всему этому коротки, но вскоре он нашёл для себя удобную позу и замер в ней, а затем расслабился и свесил лапы вниз. Убедившись, что Киону удобно, Пумба слегка встряхнул головой, проверяя, насколько прочно там удерживается львёнок, а затем бросил последний взгляд в сторону оазиса и побрёл прочь. Какое-то время Кион видел лишь небо, но вот, когда Пумба вышел из карьера, он, повернув голову, вновь заметил алое сияние над горизонтом. Потом, однако, он перестал смотреть вперёд и решил, раз уж выпала такая возможность, доспать. — Знаешь, когда-то я так же носил твоего папу, — фыркнул Пумба через некоторое время, изрядно напугав Киона – тот уже задремал к тому времени, наслаждаясь покачиванием в воздухе лап, изредка касающихся песка. Львёнок слегка улыбнулся, затем повернул свисающую голову чуть назад – он посмотрел туда, откуда они с Пумбой шли, и обомлел. Затем он моргнул пару раз и сильно-сильно зажмурился, до разноцветных точек перед глазами, дабы убедиться, что ему не мерещится то, что он увидел. — Пумба? — испуганно прошептал он, и бородавочник сконфуженно хрюкнул. — Тебе неудобно? — переспросил он, но Кион покачал в знак отрицания свисающей головой. — Нет, — прошипел он. — Просто… Пумба понял, что львёнок имеет ввиду, и резко обернулся. Кион свалился с клыков и ойкнул, но гораздо громче был возглас Пумбы, когда он увидел то, что заметил Кион – горизонт сзади словно почернел. Песок покрылся чем-то тёмным… и было очевидно, что это такое. Видимо, не всех отталкивает от себя «то, что сияет». Некоторых оно наоборот манит. И эти некоторые сейчас заполонили собой горизонт – необъятная. Неисчислимая. Смертельно опасная армия уничтожающих всё на своём пути термитов. Даже издалека было понятно, кто это. В таком количестве могли собираться только и только термиты. И в таком количестве они были невероятно опасны. Голодные, неумолимо облепляющие от хвоста до головы… а что происходит дальше с теми несчастными, кого они собой покрыли – страшно подумать… омерзительная, чудовищная, кошмарно-болезненная смерть. Пумба разглядывал их, а к Киону в голову закрадывалась одна отчаянная мысль за другой. Новый ход пустыни? Может, стоит подождать, пока они подойдут ближе и сшибить рёвом? Львёнок постарался тихонько порычать, но прокушенное Джанджей горло, похоже, надолго потеряло эту возможность. Наверное, Пумба это тоже понял. Он всё разглядывал несущих смерть существ и размышлял, как же быть. — Я не могу быстрее, — простонал, наконец, измотанный бородавочник. Кион понимал его – он уже и сам хотел пить. Болела голова. В висках начала стучать кровь. Опять она там стучит! Почему её так много?.. а может… — Я, наверное, знаю, что делать… — выпалил, вдруг, он. Его лапки задрожали от мысли, которая сейчас появилась в голове. Она была ужасной! Отчаянной. Но она могла спасти жизнь им обоим. И Кион хотел жить. Путь даже таким болезненным путём. — Может, я… — забормотал он и запнулся от резко подкатившего к горлу кома. Дыхание участилось, и Кион, подождав, пока оно успокоится, выдохнул: — Может, если я сделаю себе ранку, ты утолишь жажду? — Что? — поднял брови Пумба. До него примерно минуту доходил смысл сказанного Кионом, но, когда дошёл, негодованию не было предела. — Твоей кровью? — рявкнул он и укоризненно посмотрел на Киона. — Нет! — Но ведь иначе мы умрём, — возразил львёнок и вгляделся в свою покрытую пятнышками лапку. Сможет ли он поранить её? — Но тебе ведь будет больно! — отрезал Пумба и попытался вновь поддеть львёнка клыками, на что тот отмахнулся. — Зато ты сможешь спасти нас, — заявил Кион, стараясь, чтобы голос не дрожал и звучал уверенно. — Я не хочу умирать, правда! Я попытаюсь вытерпеть. Пумба с болью посмотрел на него, потом на обтёкшую горизонт армию хитиновых пираний, а затем на дым, клубящийся за горизонтом. Наконец, он опустил голову и тяжело выдохнул, стараясь не смотреть Киону в глаза. Спустя минуту, пробормотал, разглядывая копыта: — Думаю, ты прав. Делай ранку, только быстрее. — Сейчас! — воскликнул Кион и со странным энтузиазмом поднёс коготь к лапке. Но внезапно нахлынувший страх заставил его передёрнуться и со вскриком втянуть готовую проткнуть шкурку кость. По телу прокатился холодок, и Кион передёрнулся, понимая: ему не хватит духу сделать это с собой. Он с мольбой посмотрел на прячущего глаза Пумбу. — Я… я… — заикаясь, произнёс он и сбился. А затем набрал в грудь как можно больше воздуха и простонал, пытаясь вложить в свою просьбу весь тот страх и беспомощность, которые сейчас испытывал. — Ты мне поможешь? — спросил он и замер, ожидая ответа. Пумба покачал головой. — Прости, я не смогу причинить тебе боль, — грустно пробормотал он и поскрёб копытцем песок. — Но ведь это спасёт! — воскликнул Кион, но Пумба вновь отрицательно помотал головой. Что делать? Львёнок смотрел на свою лапку, не сводя с неё взгляда. На ней же такие хорошие пятнышки! Неужели её надо резать? Время шло. Начинало светать. Приближающаяся с горизонта смерть приобрела блеск мириадов хитиновых панцирей. Надо решать сейчас! Кион поднёс к лапке коготь, а потом вновь убрал. Вновь поднёс, вновь убрал. Почему это так сложно? Пумба уже не прятал глаза, а следил за его движениями. Он не верит, что Кион это сделает? Ну а сам Кион в себя верит? Кион выдохнул в сторону, сжал зубы и ощутил, как на глаза навернулись слёзы. Это надо сделать… сейчас! Уже в следующую секунду львёнок почувствовал боль в лапке и обмяк. Пумба, по-видимому, не стал терять ни секунды, так как сразу приник к ранке и начал потихоньку тянуть живительную жидкость. Наконец, он, очевидно, решив, что с Киона хватит, кое-как остановил кровь, а затем львёнок почувствовал, что его вновь взваливают на клыки. Потом он потерял сознание. Кион не знал, сколько они с Пумбой шли. Он то приходил в себя, то вновь проваливался в обморок на какое-то время, но понятия не имел на какое. — Кион… — вывело его из очередного забытья бормотание. Львёнок несколько минут приходил в себя, а потом, всё-таки, повернул голову, чтобы разглядеть то, то привлекло внимание бородавочника. — Это горы? — спросил он со слабым интересом, заметив впереди посиневшие пики. — Хуже, — покачал головой Пумба, и у львёнка перед глазами всё помутилось. — Это хребет Хифадхиво. — Что же в нём плохого? — простонал Кион, пытаясь вернуть чёткость расплывающимся перед глазами пикам гор. — Нам не перебраться через него, — проронил бородавочник и, наверное, подавив желание посмотреть назад, продолжил плестись дальше. — Нам ещё через горы надо перейти? — слабо пискнул Кион, чувствуя, что парит в воздухе – лапы совершенно отнялись. — Если бы, Кион, — пробормотал Пумба, вселив в сердечко львёнка слабую тревогу. — Если бы только через горы. Дальше Кион ничего не помнил. Наверное, его вырвало на песок, так как раздался плеск. А потом он вновь потерял сознание. На этот раз, окончательно.***
Пустыня осталась далеко позади. Симба, переваливаясь с лапы на лапу, шёл всё дальше и дальше. Как красиво было вокруг! Точно в Землях Прайда. Те же акации, изредка баобабы… особенно в лучах взошедшего солнца всё это приобретало чудесный окрас. Из головы всё не выходили пять чёрных силуэтов, но Симба остановился и силой убрал их обратно – в колышущееся лоно забытья. Там им самое место. Теперь надо всего лишь продолжать идти. Симба недавно плотно подкрепился на плодородных землях и на данный момент был абсолютно доволен. Только голова слегка кружилась от усталости, но главное же – идти. Сын где-то там. Точнее, может прийти куда-то туда. Наверняка он остался позади… — Дальше тебе не стоит идти. Симба вздрогнул и поднял голову. Перед ним стояло шестеро – все до одной, львицы. Здесь есть свой прайд? — Пропустите, — попросил он, молясь про себя, чтобы обошлось без перепалки. — Мне нужно. — Нет, — это произнесла щуплая львица с незатейливым узором на морде, напоминающим месяц, который полукругом обхватывал правый глаз. Она, вроде бы, вела себя неагрессивно, только взгляд её светился чрезмерной усталостью. — Нам очень жаль. Рохо не велел никого пропускать на свои территории. — Мне надо пройти здесь, — как можно мягче проговорил Симба, особо выделив второе слово. — Там мой сын. Позвольте, я поговорю с Рохо. Львицы переглянулись. Симба заметил, что на них практически нет царапин и шрамов. Только у одной бок пересекал ужасный, уродливый белый след чего-то страшного. Да и то не когтей. Очевидно, этот прайд был миролюбивым и его члены не вступали ни в какие потасовки. Хотелось бы на это надеяться, подумал Симба. Тем временем, львица с узором на морде повернулась к нему и качнула головой, призывая сесть. — В таком случае, тебе придётся подождать, — сказала она и добавила, в то время как её попутчица со шрамом оставила группу и помчалась, видимо, в прайд: — Kidogo. — Но… — попытался возразить Симба… — Поверь, это гораздо лучше, чем обходить наши владения, — оборвала его другая, поджарая и палевого цвета. — Они огромны. Простираются на всю территорию Нгоронгоро. Симба вздохнул и опустился на землю, обернув около передних лап хвост. Он посмотрел на горизонт, где вставало солнце, не давая разглядеть дым. Однако полоса между небом и землёй выглядела странно – она, словно бы, впадала в землю, неким полукругом. Будто бы там был край света. — Это Нгоронгоро, — пояснила львица с узором, проследив недоумение на морде Симбы – она, наверное, была самой главной. — Исполинский кратер. Ты сейчас наблюдаешь один лишь его край. Гигантская впадина, населённая всем, кем только можно. Поразительное… Её слова оказались прерваны примчавшейся львицей со шрамом, имени которой Симба пока ещё не знал. — Он злится, — выпалила она, заметив вопросительные взгляды. У Симбы упало сердце. — Ну, — львица с полумесяцем повернулась к нему и печально покачала головой, — тогда уж прости. Симба с мольбой посмотрел на неё, в то время как та, что со шрамом, отдышавшись, выпалила: — Нет, Мунду. Он злится, что мы тянем время. Говорит, сразу надо было его привести. — Kuonewa? — протянула Мунду и вновь посмотрела на Симбу, только на этот раз – одобряюще. — Ну, что же. Тебе повезло. Иди за нами, только смотри – без глупостей! Симба охотно кивнул и поплёлся за мгновенно тронувшейся с места группой. Он с интересом прислушивался к болтовне львиц, из которой он понял, что врагов у них почти нету. Прайд благополучно проживает неподалёку от кратера Нгоронгоро, в который они спускаются разве что на охоту. Однако льва поразило обильное употребление каких-то иноземных слов во вроде бы обычной речи. — Зачем вы используете чужой язык в разговоре? — поинтересовался он, на что Мунду ответила: — Старая добрая привычка. От местных некоторые словечки переняли. — Ага, — весело добавила палевая. — А первым делом ругательства! — Научите? — поднял брови Симба. — Ругаться? — фыркнула та, что со шрамом. — Велика наука. Среди львиц послышались смешки, и Симба осторожно улыбнулся, чувствуя, что здесь его точно не ждёт неприятных сюрпризов. — Давно живёте тут? — спросил он. — Мы или наш прайд? — уточнила палевая. — Прайд, разумеется, — поправился лев и оценивающе оглядел группу. — Вы-то коренные, я гляжу. — Верно, — Мунду доброжелательно улыбнулась. — А прайд тут испокон веков проживает. — Да ну? — удивился Симба. Это было большой редкостью – когда прайд настолько вживался в свою местность, что удерживался на ней несколькими десятками поколений больше века. Прайд Симбы был таким… был. — Да, веками, — подтвердила та, что со шрамом. — Мне так говорили, по крайней мере. Мы со своими не спорим и тебе не советуем. У нас тут не все такие… как бы это выразиться… kirafiki, как мы. — Правда? — Абсолютно. Мы, можно сказать, одни такие. И нас за это ненавидят. Хотя… малыши дадут нам сто очков вперёд по жизнерадостности. Тукуфу и Нгома – их, в отличие от нас, все обожают. При этих словах львицы заулыбались, и Симба тоже не смог удержаться, услышав о львятах: его морда просияла. — Малыши? — обрадованно переспросил он. — Ах, как же хороши они, когда ещё малыши. — А потом превращаются во львов и начинают рычать, — хмыкнула палевая, с задором поглядев на Симбу. — Тут уж не за что любить, верно? Разве что… — тут она понизила голос и со смехом прошептала: — за uwezo wa hoja na kurudi. Группа вновь прорезалась хихиканьем. — Проехали! — поморщилась Мунду. — Кстати, а зовут-то тебя как? — Меня – Симбой, — пробасил лев и осёкся, заметив, как изменилось выражение морд львиц при этих словах. Они быстро переглянулись, и Симба не преминул подметить это. Чего это они так вздёрнулись, услышав его имя? — Это вам о чём-то говорит? — с тревогой вопросил он, и Мунду воззрилась на него, слегка покачав головой. — Только о том, — сказала она с волнением в голосе, — что кое-кому из нашего прайда это точно о чём-нибудь скажет. — Киньоте? — спросила львица со шрамом и опасливо покосилась на Симбу, словно лев походил на призрак. — Да, ей, — кивнула Мунду и умолкла, глядя себе под лапы. Симбу пробрала тревога, и он, смочив пересохшее горло, поинтересовался, понизив голос: — Кто такая Киньота? И почему моё имя должно быть ей знакомо? — Это маловероятно конечно, но… — Мунду расценивающе посмотрела на Симбу, словно бы прикидывая, стоит ли его пугать, а потом заговорила: — Киньота, как и ты, правда, чуть младше. Она оттуда же – из-за пустыни. Ещё львёнком пришла. Я не знаю, как она умудрилась, но что-то дало ей силы. Мы её приютили. Она нам почти ничего не рассказывала, разве что ночью звала кого-то по имени. — Много кого звала, — подхватила палевая. — Был ещё некий Симба. Она часто повторяла это имя во снах. — Вы думаете… я могу её знать? — недоумённо переводя взгляд с одной львицы на другую, выдохнул Симба. — Никакой Киньоты я, если честно, не помню. — Так или иначе, мы пришли, — заявила та, что со шрамом, и Симба отвернулся ото львиц, чтобы узреть место, в которое его привели. Это была небольшая лощина, отличавшаяся от других только огроменной лужей посредине, что подпитывалась тоненьким ручейком, а также кривым баобабом, который настолько обгорел, что даже со стороны было видно: он полый внутри. Очевидно, заменял прайду пещеру. Несколько львиц лежали на полянке, ожидая, когда солнце взойдёт и согреет их шкурки своими лучами. Все остальные, очевидно, находились в баобабе, но вскоре вокруг прибывшего Симбы образовалось небольшое столпотворение. — Где Рохо? — спросила Мунду у одной из соплеменниц, на что та, нахмурившись, прошипела: — Не дождался вас и уснул. — Mnafiki! — Мунду стукнула по земле лапой и бросила полный неприязни взгляд в сторону баобаба. Симба заметил это, а потому спросил: — Рохо тебе не нравится? — Да кому бы он хоть когда-нибудь нравился… — покачала головой стоявшая рядом палевая. Тем временем та, что со шрамом, уже обежала весь прайд с новостью о прибывшем Симбе, и теперь вновь вернулась к группе. — Симба! — позвала она, загадочно улыбаясь. — Тут кое-кто хочет с тобой поздороваться. — Наверное, я его знаю? — усмехнулся лев и последовал за ней, а сам старался скрыть недоумение, которое так и рвалось наружу. — Не его, а её. Помнишь львицу по имени Киньота? — Ну? — Ладно, не хочу тебе портить сюрприз! Идём. Симба с сопроводительницей подходили всё ближе к исполинскому баобабу, и вскоре льва накрыла тусклая тьма полого внутри, обгоревшего дерева. Его стены терялись вверху во тьме и были угольно-чёрного цвета, а изредка пробивающиеся через некоторые отверстия лучи прорезали пыль и упирались в пол, словно колонны, поддерживающие дышащий тишиной и спокойствием собор. Каждый вдох отражался от стен баобаба, и Симба с трепетом понял, что может разобрать шёпот даже тех львиц, которые сидят у противоположного конца древесного храма. Место, где нету тайн. В это мгновение Симбе в лапу врезался пушистый комок шерсти. С тихим возгласом он отлетел назад и распластался на земле. Это был львёнок – гораздо младше Киона, даже на плечиках у него виднелись детские пятнышки. Он потёр макушку, вскочил на лапки и мяукнул: — Простите! — а потом поднял на Симбу огромные голубые глазёнки и раскрыл от удивления рот. — Ой… тётя Саути, а это кто? — Это Симба, Нгома, — произнесла львица со шрамом и, задумавшись, добавила: — Дядя Симба. Нгома, почти неразличимый на фоне серой земли, так как сам был светло-пепельного цвета, всё ещё разглядывал льва, возвышавшегося над ним, с изумлением и, казалось бы, трепетом. Наверное, представлял себя таким же большим. — Kukimbia, — сказала, наконец, Саути, — давай. Львёнок обошёл Симбу, не сводя с него взгляда больших голубых глаз, а потом помчался в другой конец баобабовой пещеры – там Симба заметил едва различимую фигурку ещё одного львёнка, который выглядел постарше. Тем временем, как он подметил, Саути вела его к небольшой группе львиц, состоявшей из четырёх особей. Симба с интересом вгляделся в них, стараясь заранее угадать, кто именно эта таинственная Киньота. Но до львиц ещё было какое-то время, и Симба спросил у Саути: — Но… неужели я её узнаю? — Ты её не знаешь, Симба, — покачала та головой. — А вот она о тебе о-го-го сколько интересного слышала от мамы. — Она знакома с мамой? — поднял брови Симба и сейчас же смутился. Разумеется, речь шла не о Сараби, а о маме Киньоты. — С мамой? Она, как бы, её дочь, — хмыкнула Саути, и Симба пустил лёгкий смешок, ещё раз пожурив себя за непонятливость. — Идём, Симба, — Саути ускорила шаг, а затем, словно не удержавшись, выпалила: — Не представляю себе, что ты сейчас почувствуешь! Наверное, забавно узнать столько лет спустя, что у тебя есть сестра? Потом она смутилась, поняв, что проговорилась, но вновь поманила Симбу за собой, так как он остановился и ошарашенно посмотрел на неё. Потом вновь на львиц, которые болтали неподалёку. Одна из них вытянула голову, словно ждала кого-то. Симба немедленно узнал эти глаза. Папины. Они остановились на нём, и лев почувствовал, как подкашиваются лапы. — Очень… — выдохнул он, глядя на родную сестру. — Очень забавно.