Игра случая

      Удар локтем пришелся выше, чем я планировала: боксерская груша отрекошетила от стены, а я рухнула на пол. Невольно губы расплывались в бестолковой улыбке. А ещё меня переполняло счастье и радость, даже несмотря на то, что недавно съеденная привокзальная шаверма периодически просилась наружу, колени трясло, а перед глазами плясали цветные круги. Это то самое чувство эйфории, когда от точного удара кулаком груша отлетает в противоположную сторону и ещё долго не может прийти в состояние равновесия. Или когда ладонь зудит от впившихся в кожу отросших ногтей, а это приносит чувство необыкновенного ликования, теплотой растекающееся где-то в груди. Или когда по вискам — старость, блин, не радость — лупит будто бы миллионом кувалд одновременно.       Перед глазами танцевали ча-ча-ча лиловые фламинго, время от времени содрогаясь под чёткий битбокс головной боли, истребляющей во мне всякое желание продолжать жизненную деятельность. На фоне всего этого вселенского подчёркнуто-ужасного мучения маячил здравый смысл. Именно от нечего делать я и решила попинать грушу. О чём невероятно пожалела и теперь валялась тут не хуже последнего алкоголика, банально не удосужившись вынуть потные ладони из боксерских перчаток. Впрочем, эпизодически я старалась походить на существо разумное. Даже сетовала на судьбу, прибегая к дихотомии на тему войны и мира, чёрного и белого, плохого и хорошего… а это, знаете, просто в угоду дотошного до проблем мирового масштаба философа.       — Тонь, ты там ещё не разлагаешься? — прогундосил над головой раздосадованный отец, походу, не уверенный, вяжу ли лыка я в целом. — Может, скорую?       — Давай сразу санитаров, — зашелся хриплым смехом брат. Спустя несколько секунд копошения Олег захлопнулся от прилетевшего в него батиного тапка. — Чтоб наверняка. Чего ты на меня так смотришь, ну? Я же чтоб перестраховаться!       Я утробно зарычала, что со стороны, наверное, больше походило на предсмертный хрип. Вот очухаюсь, и отправлю его в долгий, увлекательный нокаут на груше вниз по лестничной клетке. И пусть только попробует не спеть «Wrecking Ball».       За сим ужасом прошло не больше пяти минут, может, даже меньше, когда ко мне вернулась возможность внятно преобразовывать мысли в речь. Вздохнув, я схватилась рукой за шведскую стену, ожидая, что в меня вовсю хотят ткнуть палкой, прямо как в пресловутое собачье дерьмо посреди тротуара. Примерно на той же стадии воскрешения я нашла в себе силы отодрать пустившую корни рожу от пола.       — Ну что, помирать ещё не собираешься? — вопросил батя, на что я отрицательно мотнула головой.       — Слышь, Тонь, ты смахиваешь на ту стрёмную бабу из «Звонка», — поддержал буквально расплывавшийся на атомы перед глазами брат. — Самара, вроде.       — Олег, — оповестила на всякий пожарный. — Я на тебя сейчас из желудка смахну.       Родственники, видимо, решили попусту не пренебрегать дельными советами и поэтому деловито смылись, предварительно метнув в мою сторону минералкой. Прямо как к какому-то аномальному зверью, честное слово.       Прежде чем поддаться очередному порыву вызванного хандрой бреда, я-таки откинула от себя мешающие красные перчатки и подтянулась к завешенному серыми шторами — легенда гласит, что изначально они были белыми — окну. Я лениво растаскала массивную многослойную ткань по периметру карниза и уныло уставилась в размытую последствием ливня картину за помутневшим окном. В углу заваленного хламом балкона трепыхался порванный пакет из «Пятёрочки», а с противоположной стороны благополучно доживал свой срок полуразваленный пуфик, насквозь пропитанный водой. Мать, на деле, уже лет шесть бате мозг пилит, мол, застекли балкон, козлина, но батя не чешется. Рано или поздно, думаю, на месте допотопного пуфика окажется поросшая густой щетиной физиономия отца. А вот на тех овощных деревянных лотках хлестала шампанское накануне Нового Года я на пару с Дианой — моим закоренелым дружбаном и столь же закоренелым соседом по совместительству. Не балкон, скажу я вам, а прямо банк из воспоминаний.       Однако залипать на визуализацию того бородатого мема про рейн и пейн мне относительно быстро надоело. Так что я, слегка пошатываясь, вырулила из своей комнаты прямо в сторону прихожей, там же начав опустошать и без того выпотрошенный запас аптечки. Терзаемая временем коробка для лекарств прилетела в стену сразу же, в связи с отсутствием хотя бы чего-то, походящего на медикаменты. Меня неоднозначно дёрнуло. Ну, конечно, кто как не Олег сожрёт вековой запас лекарств меньше, чем за неделю! Ипохондрик несчастный.       Заслыхав звук возни, среди которого четко различался галдёж телевизора, мне пришлось отложить раздумья, а вместе с ними и лечение себя от всего и сразу до лучших времён. Настал час возмездия.       На кухне вовсю себе придавался ностальгии пускавший сопли пузырями и подхвативший с улицы какую-то заразу брат. Валяется, вон, с неделю, и смотрит Наруто. Либо проедает мне мозг.       Как я уже сказала, аптечка была предусмотрительно оккупирована и опустошена. Если брать во внимание мою озлобленность на всю ситуацию и моё состояние в особенности — а я настаиваю — то последующий диалог был просто неизбежен.       — Гони деньги.       — Какие деньги?       На бледном лице Олега отразился искренний шок.       — Которые ежемесячно на карту приходят, — закатила глаза. — Или думаешь, что болеть что-то может только у тебя?       Я раздраженно передернула плечами, дожидаясь, пока укутанный в плед брат, бухтя под нос, расправиться со своим бумажником. Мне в руки нехотя приземлились пятьсот рублей. Жмотяра.       — Это, извиняюсь, всё, чем вы можете располагать на сегодня, Ваше Троглодитское Величество?       — Не гунди, — отмахнулся Олег, толкая меня пяткой в колено. — Тут момент напряжённый.       Я с сомнением изогнула бровь.       — То есть, ты предлагаешь мне сейчас сесть рядом и расплакаться под грустный опенинг?       — Вали уже в свою аптеку! — брат таки отпихнул меня подальше от экрана старенького LG. — Может, тебя хоть дождём смоет и ты избавишь меня от удовольствия день за днём наблюдать твою побитую тушу.       — В следующий раз я спрячу от тебя даже таблетки от диареи.       — Следующего раза не будет, если тебя таки прижучат на твоих этих… смешанных единоборствах, — брат показательно потянулся на всю софу.       — Что-что? Ну, да, уж извините, что не всем суждено быть юным дарованием и надеждой Третьяковки, художник, блин, на масле.       Игнорируя всякое пыхтение озлобленного родственника, я выкрала у него из рук красное яблоко.       — Вообще-то, мне нужны витамины! — возразил он.       — На одних витаминах бицепсы не вырастут.       — Скажи это снова, когда продуешь в спарринге, сестрёнка.       Двинувшись на выход из комнаты, я делано громко надкусила фрукт. Вот, сволочь, знает же, как на больное надавить! В последнее время с единоборствами вообще застой полнейший — не вяжется что-то ничего. Тренировки скудные; да и иммунная система внаглую дала сбой, в связи с чем я пусть и не официально, но болею неожиданными приступами головной боли, перепадами температуры и тошноты.       На какое-то время замерев возле настенного зеркала в коридоре, я ради приличия пригладила рукава потрепанной временем футболки с Шакирой. В отражении красовалась пересеченная царапиной ровно наполовину лица щека. М-да. Чего уж тут, тренировки с реальными людьми, а не с манекенами, своевременно приносили свои сюрпризы. Без шуток — люди сейчас агрессивные пошли; недавно один аппендикс так вцепился в мою головушку несчастную, что вырвал клок волос! Бешеные. Лысой бы не остаться, с такими плодотворными спаррингами.       Я хлопнула входной дверью и, спускаясь со ступенек, умудрялась одной рукой пихать в рот остатки яблока, а второй — кутаться в поношенную оранжевую ветровку.       Усталость, как ни крути, брала верх. Казалось, вся моя деятельность просто взяла и ополчилась против меня. Дополнительные занятия по физике — о которых я не хотела вспоминать просто из принципа и уважения к своему и без того плачевному состоянию — вызывали приступ неконтролируемой тошноты. Ненавижу физику, ненавижу вынуждение и отсутствие возможности выбора. В общем-то, матушка обожала всё из вышеперечисленного; казалось, в её представлении человек может состояться как личность только при условии диплома какого-то там шибко важного университета по специальности, связанной с физикой. Что за тяга к науке через меня и желание отыграться за собственные неудачи никто не информировал. Честно, отсюда вытекал вопрос: откуда к моему отцу у матери взялась любовь, если отец через раз соображает в чём отличие между физикой и химией. Может, нужен был кто-то, кто не составил бы в семье конкуренции её вселенским умам. В общем, посмела я прогулять назначенное на поздний вечер занятие, потратив это время на сон. Разбудили меня, извиняюсь за подробности, чуть ли не с колена, яростно спрашивая, что это я забыла дома. Последний подобного рода разговор закончился плачевно для наших взаимоотношений и для брата в том числе — бедняге прилетело по носу дверью. Не вовремя попал под руку, н-да…       Вообще, я человек спокойный. Каюсь, бывают иногда сбои — переходный возраст, но это так — по мелочи. Да и брат козлина если не последняя, то примерно в тех рядах. Нет бы там поддержать раскисшую сестру, поволноваться её здоровьем… ладно, окей, я просто петушусь, но на Олега надо пообижаться хотя бы из принципов. Жест на жест, как отзывалась мать, наблюдая перепалки своих двух неблагодарных спиногрызов. Как сейчас помню: сижу я, вцепившись зубами в руку слёзно молящего прекратить сие бесчинство брата, который, в общем-то, в долгу тоже не остался, угрожая расправой плюшевой черепахе. Вот она — типичная братско-сестринская идиллия. Я воровала у него акварель, разрисовывая стены, а он грозился задушить ушедшую в спорт меня моим же белым поясом и… агрх! Да почему в итоге всё опять водится к единоборствам, ну? Достало. Может, в бокс податься? Они там так интересненько блок ставят, падают красивенько, нокауты эпичные. Я даже всерьёз призадумалась, мечтательно представляющая себя в амплуа помолодевшей Лейлы Али. Признаю, в фантазиях всё выглядело более, чем офигенно. Хотя, как говорит мой дядя, все эти единоборства — дешёвые понты для школьников, а в экстренной ситуации спасаться будешь только бегством.       Вторичные отступления особой роли не играли; итог один — мне-то от аптеки и до дома как минимум переулка два на своих двоих мотаться. Под дождём. Лестничные пролёты расплывались передо мной по мере передвижения. Будь во мне больше ненависти, чем слепой усталости, давно бы ором разразилась. А что я хотела? Шестнадцатый этаж с отсутствием работающего лифта удовольствие, так-то, никакущее. Столица столицей, но бухие лифтёры — целая традиция.       Ожидаемо, под конец беготни я чуть было не расползлась глазуньей у входа. Вовремя собрав себя по частям и с силой Божьей хлобыстнула ногой по двери, от чего та мимолетно отворилась. Я нашла в себе силы лишь на сконфуженное «упс». У порога завис ошарашенный соседушка. Нет, ну это, я думаю, уже просто тотальный кретинизм.       — Э-у, дядь Гриша, какая встреча…       Мужик приветствия не оценил.       — Погодка замечательная, да?       О лысину соседа разбивался ливень. А я, как удачно, вместилась под навес.       — Батя, кстати, спрашивал, когда вы ему перфоратор вернёте.       Постная рожа мужика не внушала не то что страха, даже смеха.       — Может, ты пропустишь? — соизволил проблеять дядя Гриша, которого за эту речевую особенность в доме прозвали Барашем.       — А, да, точно, — запоздало отодвинулась.       — Спасибо, — всё так же отмороженно прозвучало в ответ.       Таская вслед за собой добротную половину московских луж, мужчина скрылся за дверью. С его несчастного желтого дождевика океанами струился дождь.       — Про перфоратор не забудьте, — прикрикнула вслед соседу и тут же поутихла.       Узрев все масштабы в доску отвратительной погоды, я даже сперва и не въехала, как тут пройти, чтобы не утонуть. Но здравомыслие никогда не было сильной мерой моего характера, поэтому сунувшись под дождину, я тут же предпочла сдохнуть от пробравшего до самого копчика холода и промокшего разом лёгкого капюшона, как и волос.       Москва. Апрель. Отстой.       И вот я брожу по улицам. Морожу свой зад, изредка разлепляя фары в поисках ближайшей аптеки. На деле же надо было хряпнуть батиного первака, может, он реально такой уж чудотворный, от всех болезней и сразу. Только, боюсь, матушка не одобрила — потопила бы как пить дать отца в его же зелье. И меня заодно.       Вообще, я привыкла стоически терпеть любые забастовки против здоровья от моего организма. Ну, поболит и пройдет; всё по стандартной накатанной схеме. Было. Теперь же казалось, что меня того гляди и подорвёт от распирающей голову боли. Я выдохнула сквозь плотно сжатые зубы. Вот был бы у меня какой-нибудь там аспирин…       Хорошо, что я идиот, иначе давно бы с ума сошла от всего происходящего.       Завернув за переулок, я мысленно прикидывала, что лучше купить на оставшиеся деньги. Купить ведро мороженого и сожрать его в одну харю?       К ногам липла мерзкая грязевая жижа, отчего я убито зашипела. У меня — не преуменьшаю — стабильно каждый сезон дождей обувь расклеивается. Не знаю, то ли они на небесах там своих совсем чокнулись, в попытке травануть люд ливнями, то ли китайцы, клепающие мне кроссовки, халтурить начали.       Додумав, что пора поторопиться, чтобы почём зря не торчать на улице, я только так рванула в сторону сужающегося прохода между многоэтажками.       В лицо ударил ледяной ветер, отчего глаза непроизвольно сощурились. Я, толком не успев оказаться на людной улице, сделала неаккуратный шаг вперёд и тут же об этом пожалела. Виски пронзила режущая боль. По ушам в мгновенье врезался шум, стискивающий голову в тиски с обеих сторон. Сперва я пошатнулась, хватаясь за лоб. К глотке подкатил ком тошноты. Сегодня, так понимаю, дню банально было предначертано стать ужасным.       А потом всё произошло слишком быстро: онемевшие подогнувшиеся ноги, чей-то вопль, боль на затылке от соприкосновения с бордюром.       Тело свело от резкого удара, а вокруг единым пятном заплясала картина серых многоэтажек и хмурого дождливого неба. Промелькнувшее словно в замедленной съёмке шокированное лицо незнакомой женщины было последним, что я увидела, прежде чем отчалить в страну лютого коматоза. Застрявший в голове звон мешал распознать хоть слово из того, что так усердно тараторила незнакомка. Судя по притупившимся ощущениям, у меня из носу потекла кровь. И я уже даже не разобрала, то ли я вскрикнула, то ли сразу же сощурилась от нестерпимой боли; по губам и вниз заструилась горячая кровь, а о веки разбивались тяжёлые капли ледяного дождя. Я почувствовала на себе трясущиеся ладони, безуспешно пытающиеся схватить меня за плечи и привести в чувства. Я слышала белый шум, который превращался в писк. Писк в гул. Гул в пустоту. Вокруг будто образовался чёртов вакуум.       Я умираю?