Зажгись, вознесись ввысь

Джеймс на мгновение отошёл от двери, несмотря на жуткое нетерпение. Он постарается не думать о том, как скоро она появится в ней… Cложновыполнимое для него задание. Отсчитав в такт секундной стрелки до положенного к их встрече времени, он настежь распахнул дверь и раскинул руки, восторгаясь «приятным сюрпризом»: — Ах, Элизабет! Она смерила его порицающим взглядом. Сколько раз, она просила его не напоминать ей о прошлом имени? Но всё бесполезно. Она всегда будет его Элизабет. — Джеймс, — встретила она его со своей обычной холодной любезностью и едва скрываемой лукавинкой во взгляде. — Я думала мы это обсудили и ты больше не наденешь этот безвкусный джемпер с оленятами. Джеймс усмехнулся и опустил глаза, радуясь, её замечанию.  — Но это в тренде теперь, разве нет? — Довольно, — она схватила его за отворот и оттолкнула, чтобы войти. — Что ты об этом думаешь? — спросил Джеймс, взмахнув рукой над величественной столом, сервированным в романтическом стиле. — Мисс Эверс превзошла себя, как считаешь? — Прекрасно, но я не ем, — напомнила она ему, отодвигая его руку от себя и толкнув в грудь, чтобы освободить пространство. — А обстановка? Скажи мне, разве это не самая грандиозная обстановка, что ты видела? — Меня не заботит твоя мебель, Джимми, — сказала она, приложив палец к его губам и развернула его в сторону кровати. Где, настойчиво надавив на плечи, усадила с краю и нагнулась над ним. — У меня для тебя подарок, — предложил он, но она покачала головой, крепким поцелуем заткнув наконец его рот. — Опомнись же, наконец! — на минуту отстранилась она от его жарких губ и присаживаясь на его колени. — Я дарю тебе одну ночь в год, как жена. Не трать её на пустую болтовню и уловки. Джеймс послушно кивнул, наклонив голову, взглядом моля о продолжении начатого ею поцелуя. Но графиня, улыбнувшись, грубо толкнула мужа спиной на постель и заползла на него сверху. — Не волнуйся, Джимми, дорогой, ты будешь иметь свой поцелуй под омелой. Расстегнув все пуговицы на ширинке его брюк, она обхватила рукой основание его члена. Слегка потянув на себя, деликатно обхватила его губами, в перерывах между глубоким поцелуем, поглаживая головку большим пальцем. — Смотри, ты же это любишь. Джеймс кивнул, напрягаясь, чтобы посмотреть, как она устроилась на коленях с краю кровати, элегантно и непринуждённо оправив своё винтажное платье. Он искренне любил ее в эти моменты, когда она склонив голову, жадно взяла его член на всю длину. Ее язык танцевал под розовым ободком, когда она сосала, своим темпом приближая его к неминуемому оргазму. Она улыбалась, а он понимал, что она делает. Она провоцировала его. У них были определенные правила этой ночи. Они не предусматривали никаких убийств, насилия, крови и даже сквернословия. Не те удовольствия они должны были получать друг от друга этой ночью. В эту ночь она должна была быть человеком и он должен был бы быть столь же близок к этому понятию, насколько возможно в его представлении. Им предстояло заниматься любовью, как если бы это было в первый раз, снова и снова. Он не стал бы рвать на ней красивое платье, и она не ударит его. Они не будут говорить о своих последних завоеваниях и убийствах. Она будет делать вид, что любит его и он будет делать вид, что верит ей. Не будет никакого обмена властью. И в то время, когда он уже начинал входить в роль влюблённого в свою Элизабет, графиня вздумала схитрить, испытывая его единственной слабостью, использовав которую она нарушала правила ночи. — Этого вполне достаточно, дорогая, или празднество будет закончена до того как началось, — сказал он, наконец, когда он смог взять небольшой тайм-аут между её изысканными ласками. — Позор, — сказала Элизабет, встав на колени и потрогав пальцами губы, ее помада на них всё еще лежала совершенным мазком. — Я была довольна собой. Приподнявшись, он предложил ей руку, чтобы помочь подняться с пола, куда она соскользнула. — Хм, я тоже. Но это не совсем наша договоренность. — Тебе уже не нравится минет? — спросила она, подняв бровь. Графиня встала, удерживая его руку на мгновение дольше, чем это требовалось. — Нравится, но не так скоро, — сказал Джеймс увещевая взглядом, выражавшим всё то, что он мог сейчас сказать. — Ты моя жена, в конце концов. — На сегодня, — согласилась она, когда стоя перед ним, расстегивала своё платье и сбросила его к своим ногам, не оставив ничего под ним, кроме обнажённого тела. Зрелище вызвавшее в нём стон наслаждения. — На сегодня, — повторил он, протягивая к ней руки и поглаживая ее атласную кожу, вспомнив, как жена прячет её, опасаясь солнечного света. Взяв его за руку, она положила ее на грудь, сжимая его руку своей. — Знаешь, я не стеклянная. — Интересно, — сказал он с усмешкой, выскользнув своей рукой из-под её кисти и обхватив крепкими пальцами шею жены. В тот же момент, припав к её приоткрытому рту своими настойчивыми губами, сохраняя нежность и светлую романтичность момента сближения. Надлежащий, старомодный поцелуй, которым одарил он её соблазняя. И который заставил её ответить ему — «да». — Я разделась, — напомнила ему Элизабет, когда они оторвались друг от друга и она едва смогла упереться ладошкой в его грудь. — А ты? — Вздор, — пробормотал он себе под нос, но сделал, как она просила, стянув пуловер через голову. Его мятая рубашка, к счастью, не была той же, в которой она его хоронила. Когда свитер упал на пол, она склонила голову в знак благодарности и присела на краю кровати. Расставив колени и касаясь голой кожей ткани его брюк, вытянула из них складки его рубашки. Его шея была оголена, шрам на горле прикрывался только воротничком, сбившемся набок после того, как он снял свитер. Она невинно поправила воротник и поцеловал кожу под ним. — Ты что-то хочешь мне сказать? — Я боюсь, что я не могу тебе ничего сказать. Это сверхъестественная одержимость… Лучше не говорить о ней в присутствии дамы, — сказал Джеймс пытаясь найти слова, чтобы выразить своё чувство к ней. — Если я увижу здесь даму, я дам тебе знать, — возразила Элизабет, наклонив голову и едва не обжигая его своим дыханием, пока он молчал. — Уверен, мне бы понравился прекрасный беспорядок, в который ты смогла бы меня ввергнуть, — признался Джеймс, разрумянившись на глазах. — О, думаю, когда я закончу с тобой, беспорядок никого уже не станет волновать, — заверила его Элизабет, наблюдая за тем, как он поглаживает её бёдра перед тем, как она их резко сдвинула и глубоко его поцеловала. — Чрезвычайно интересно, — сказал Джеймс, припав к ее губам и откидываясь на кровать, потянув ее вниз за собой. Целуя ее с нарастающим нетерпением, пока она, наконец, не сползла вниз и снова погладила по его члену, на этот раз, чтобы направить его внутрь себя. Элизабет застонала, когда опустилась на его член, руками упираясь в его грудь и одаривая его тем же взглядом победительницы. Тем самым взглядом, который говорит ему, что она обводит его вокруг своего мизинца. Ну, что-то, определённо, она смогла обвести вокруг себя, но не его самого. Двигаясь медленно, нежась в дразнящих прикосновениях, каждый раз сжимая в себе его член, двигая бёдрами в такт его желаниям, как можно дольше, но все еще удерживая его в опасной близости от оргазма, она делала все возможное, чтобы заставить его замолчать еще на один год. Он постанывал тихо и легко. Он знал, что она делала это только потому, что любила иметь его обожание; преклонение перед ней остальные пятьдесят одну неделю года. Он не возражал, на самом деле это не долго, учитывая его положение вечного заложника Отеля Кортез. Стоило того, чтобы увидеть ее, такой, как сейчас. Голова откинута назад, когда она, наконец-то, достаточно возбуждена, получая удовольствие от своего тела. Он был только рад позволить ей насладиться, чем-то, что совершенно отличается от её обычных, внебрачных отношений. Она удивила его, когда взяла его за руку и положил ее себе на влагалище, давая ему разрешение касаться себя во время их совершенного оргазма. Не теряя ни секунды, он погладил по ее клитору, синхронно с покачиванием ее бедер, быстрее и сильнее, пока он не увидел её искажённое страстью наслаждения лицо в ореоле белокурых локонов. Она поощрительно поглаживала его приподнятый подбородок, а он утопал поцелуями в её шее до полного изнеможения. Этот дивный момент блаженства стоил векового заточения в Кортезе. Он знал, что с рождественским утром она исчезнет, вернётся в мир живых к своим избранникам. Но в течение этих нескольких сладких мгновений, когда она рухнула в его объятия, он мог снова быть с ней счастлив. Вновь.