***
Миссис Эверс продолжает пытаться оттереть кровавое пятно на полу Лиз. Это его кровь… Будто большой бордовый бассейн затопил её ковер и превратил из бежевого в почти черный. Лиз неохотно вернулась в комнату от стойки регистрации и обнаружила посреди неё эту призрачную прачку, колдующую над пятном, прикладывая мягкую, пропитанную смесью отбеливателя, губку. — Ах, Боже мой, — огорченно бормочет миссис Эверс. — Вы должны были позвольте мне оттереть всё это безобразие сразу же! — У меня были другие дела, милая, — криво усмехнувшись, отвечает ей Лиз. И тут же убеждает миссис Эверс попробовать потереть наисвежайшие пятна из номера 45. Юные шведы приехали на весенние каникулы и, похоже, вечеринка графини им ещё долго будет вспоминаться. Вечность… Лиз не сознается, что не хочет избавляться от этого пятна. Каждый день, когда она свешивает ноги через край кровати и ставит на ковер, она ощущает разницу ощетинившейся мягкости и нежной жесткости, почти хрустящих волокон. Кровь Тристана приветствует ее каждое утро, когда она встаёт или укладывается в постель. Это единственное, что осталось с ней в память о нём. У Лиз были интрижки и с другими мужчинами. Такими же красивыми, юными мальчиками, которые приходили и уходили, или приходили и умирали в отеле Кортез. Мальчиков, которые никогда не знали Лиз настоящей. Были бизнесмены, которые считали ее чуть больше, чем вечерним развлечением. Ей было со многими из них интересно и даже весело проводить время. Но не так, как с Тристаном. С ним ей не хотелось расставаться. Никогда… Она знала, что он был её заведомой ошибкой. Это буквально было написано у него на лбу. Он был слишком молод, слишком красив, слишком приятен. Но самое странное, что случилось, когда они были вместе — он был ею действительно покорён. Он был нежен и сладок, когда обращался к ней с уважением в голосе и страхом в глазах. Некоторое время Лиз заставляла себя избегать встреч с ним, но долго это выдержать была не в силах. Теперь, сидя в своей комнате в одиночестве, Лиз вспоминала те мгновения, что они провели в постели. Тристан нежился в её объятиях. Она игриво касалась языком, будто сладкой карамельки, его загорелой атласной кожи. Он, расслабленно распластавшись на её ласковых простынях, заложил руки руки за голову и его медальон, будто указывал направление для нежных поцелуев. Он смотрел мягко и застенчиво. — Лиз? — пробормотал он неуверенно, по-мальчишески. — Лиз, тебе нравится?.. Ну, мне было бы интересно… Предложение подобной сексуальной игры заставило её поджать губы в тонком разочаровании. — Я не фетишистка, — сказала она. Лиз всегда такая надменная и гордая. Она знала, кем она была и кем не была, и тем более — чем она не была. — Я знаю, — ответил Тристан с лукавством в глазах. — Но всё же? Неосторожная, гримаса удовольствия распространилась по всей его красивой мордашке. — Женщины же любят подобные безделушки и забавы. Графиня предпочитает ярко-красные тона. Это называется разметка. Лиз прыснула от смеха. Что за абсурдные условия для каждой мелочи у них сегодня? И улыбка Тристана на долю секунды расплылась шире, прежде чем он повернулся настолько же серьезным, насколько был застенчивым. — Это просто… Я хочу знать всё, что тебе нравится. Понимаешь? Лиз дотронулась до его прекрасных губ и лба. Она верила ему в том, что это была не шутка или желание новизны ощущений, что Тристан хочет быть рядом с ней, чтобы хорошо узнать ее. Единственный вопрос, который Тристан задал ей, был о том, как ей больше нравиться, чтобы её называли — Элизабет или просто Лиз? — Лиз всегда и навсегда, как алмаз, — ответила она и он никогда не спрашивал о её прежнем имени. Она повернула его на плоский живот и провела руками по его спине, нежные очертания мышц с контура плеч, плавно переходили к его талии, а затем приподнимались на ягодицах. Тристан повернул голову, прижимаясь щекой к подушке; его рот приоткрыт, щеки покраснели, глаза томно приоткрыты, оттенённые густотой ресниц. Лиз прижалась к нему, ощутив странную прохладу его кожи. Никогда она ещё не чувствовала себя даже на половину такой пылающей. Как ее и Тристан, нежно стенающий, отчаянно нуждающийся в ее тепле. Когда они закончили, он перевернулся и расслабленно откинулся на спину. Растопырив ноги, ошарашенно моргая, удивился: — Ничего себе. Их пальцы сплелись вместе. — На самом деле? — Лиз изучала линии его профиля, со стильно нависшей надо лбом чёлкой мелированной в чёрно-красный оттенок, его алые губы и ошеломленное выражение лица. Так же прекрасно он будет выглядеть в минуты своей смерти, с легким удивлением, выгравированном в его чертах, негой удовлетворения, притупляющим шок.***
Однажды Лиз сказала ему: — Кто-нибудь когда-нибудь говорил тебе, что ты похож на Руди Валентино? Она раскрыла журнал с изображением звёзд чёрно-белого кино начала прошлого века. Она наслаждалась за столом его обществом и попыталась отвлечь, когда Тристан сидел с ней рядом и явно скучал. — Нет, — сказал он. — Кто он, дизайнер? Лиз чуть не рассмеялась, качая головой. — Ох уж эти мне, молодые люди! Нет прошлого у самих и не интересует история собственная история. Тристан хмуро взглянул на неё через плечо с выражением, которое должно было выражать глубокое оскорбление. — Валентино, определенно, дизайнер. — Прочь, с глаз моих, — нетерпеливо воскликнула Лиз, прогоняя его. Но, конечно, она не имела этого в виду, и, конечно, Тристан знал, что она не хотела этого. Так что, вместо того, чтобы следовать её указаниям, он вытащил старинный журнал из ее рук. — Я выгляжу более горячим, чем этот чувак, — сказал он, прежде чем просто подбросить журнал в воздух, позволяя тонким страницам рассыпаться по полу. Он обернул шарф Лиз вокруг своей руки, чтобы подтянуть ее к себе. — Признай это. — Я не признаю ничего, — Лиз сказала только, потому что знала, что это вызовет у Тристана усмешку. И он просто поцелует ее, прямо там, в холле, не заботясь о том, что их могут заметить. — Он, вероятно, близок к моему возрасту. Тристан закатил глаза и большим пальцем прикрыл ей рот. — Эй, — сказал он вдруг, ухмыляясь. — Кто-нибудь когда-нибудь говорил тебе, что ты похожа на Элизабет Тейлор?***
Лиз ощущает его в своей памяти впервые после того, как Ирис отняла пистолет из ее руки, когда её всё ещё трясло от горя и адреналина. Каждый момент их свиданий внезапно стал драгоценностью, потому что Лиз знала их так мало и теперь их не не будет совсем, прежде чем она уйдёт, уйдёт навсегда. Женщина улыбается своему отражению в зеркале при мысли об их скорой встрече, затем тянется к баночке с кремом. Когда она слышит его голос, ее сердце останавливается. — Лиз? Эй, Лиз? Лиз осматривается вокруг и вот он: ее Тристан, прекрасный и юный. Она не могла бы даже объяснить ощущение, возникшее в ней. Счастье и восторг, а, затем, молнией врывается рана на его шее, лишая способности воспринимать происходящее. Шок ей позволяет только хватать воздух ртом и смиренно наблюдать, как хлещет кровь из его горла — из ее души. Грубое, страшное удушье ввергает её в столь желанную агонию. Но и это проходит, как и всё остальное: её мальчик, кровь — все. Она называет его имя. Она падает на колени рядом с пятном, что осталось в память о нём, но это по-прежнему все, что у неё есть. Он не приходит. Лиз одна. — Это всё проделки Ирис, — говорит Лиз. Она сидит перед зеркалом, пытаясь подводкой провести изящную линию под глазом. Это второе её рождение, но даже теперь она не изменяет себе. Лиз изучает своё отражение. Нависшие веки, лысая голова, морщины: с каких это пор она чувствует себя некрасивой? Она всегда ощущала своё великолепие. — Это все, что мы хотим, не так ли? Немного внимания. Вот почему Ирис и я должны держаться вместе. Если никто не будет смотреть на нас, мы должны смотреть на друг друга, — осмотревшись вокруг в своей пустой комнате, она с сожалением добавляет. — Не так ли, дорогая? Ей вспомнились их споры о прочитанном. Тристан был так поражён всеми этими напечатанными страницами о чужих жизнях, даже когда ему приходилось просить объяснять смысл их содержания. — Я читала Хайсмит, — Лиз убирала белье, тщательно складывая его для миссис Эверс. — Патриция Хайсмит «Талантливый мистер Рипли»… Я бы обсудила эту книгу с тобой. Цена на соль. Знаешь, это заставляет меня думать о тебе. Есть девушка, которая стоит за стойкой все день, эффектное существо, она ждёт тебя. Лиз сжимает в руках шёлковый платок, бархатную тунику и тонкие чулки. Сжимает и отбрасывает, глотая слёзы, это нормально в её состоянии. Иногда бывает так невыносимо. Лиз тяжело вздыхает. — Ты был здесь раньше. Я не знаю, почему ты не можешь быть здесь и сейчас. Я провожу половину моих дней с призраками, и среди них нет того, кого я так хочу. — она требует. — Где ты, Тристан? Ответа нет. Ночью она слышит шепот. Он мягким дуновением скользит по коже Лиз, пока она спит. Он заставляет её проснуться, как от поцелуя. « Ты меня любишь?» Чудесный шёпот. « Я думаю, что я люблю тебя.» Лиз подскакивает в постели, включая ночной светильник. Никого нет. Должно быть, ей всё это снилось. Но когда ее дыхание наконец-то успокоилось и она почувствовала себя достаточно безопасно, чтобы выключить свет, она кладет голову на подушку и слышит его снова, и это не сон. — Ты любишь меня? Лиз зажмурила глаза, сжав побелевшими пальцами простынь у себя на груди. Линия ресниц мокрая от сдерживаемых слез. — Да, — отвечает она. Женщина не говорила ему об этом раньше, никогда. И она до сих пор жалеет об этом. Она сожалеет о том, что столько времени было потеряно впустую. — Да, я люблю тебя. Я люблю тебя. Лиз чувствует лёгкое прохладное прикосновение к ее щеке, а затем мягкий, но четкий отпечаток губ. — Наконец-то, — говорит Тристан. — Я услышал это от тебя.