Девушка из Берлина: Жена Штандартенфюрера

Не буду лгать, идея сбежать через черный ход с другой стороны театра и поймать такси до дома не раз промелькнула у меня в голове, пока я переодевалась в свою повседневную одежду в гримерке. Только вот все неприятности, в которые я наверняка попаду у фрау Марты, перевешивали один ужин, который мне придётся отсидеть и никогда больше о нём не вспоминать. К тому же, это был всего лишь ужин, да и девушки, которые должны были ко мне присоединиться, похоже были очень даже рады подобному приглашению. Когда я выходила из театра, я сразу же заметила черный мерседес и Штурмбаннфюрера Райнхарта, курившего рядом. Но, едва я сделала первый шаг вниз по ступеням, знакомый голос окликнул меня сзади: - Аннализа! - Адам? - Я поверить не могла, что он ждал меня на том же месте, где и всегда, хоть я и предупредила его раньше, что меня заберёт мой отец. - Что ты тут делаешь? - Хотел убедиться, что ты не разминулась с отцом. Столько людей сегодня вокруг. Глядя в его большие глаза, я не знала, как мне сказать ему, что я собиралась в ресторан с офицером СС. - Адам, я не еду домой. Меня позвали на ужин, и я не могла отказаться. - На какой ужин? - Нахмурился он. Я почувствовала себя ещё более виноватой, но теперь к чувству вины примешалось нехорошее ощущение, что Райнхарт заметил меня и пристально теперь нас обоих разглядывал. Я на всякий случай ему помахала. - Вон с тем господином. Один из его друзей получил повышение и... В общем, они хотят, чтобы я с ними отпраздновала. Адам теперь смотрел на меня не только с озабоченностью, но и с недоверием. Наконец, он тихо проговорил: - Но он же нацист, Аннализа. Эсесовец. - Знаю, Адам, трудно было не заметить его форму. Прости, мне правда пора бежать. Завтра увидимся, ладно? Адам только медленно кивнул и решил не обнимать меня на прощание, как он всегда это делал, как будто опасаясь, что я попаду в неприятности из-за него. - Будь осторожна, прошу тебя. - Конечно. Я сбежала вниз по лестнице и села в черный мерседес, дверь которого для меня придержал водитель Райнхарта. Сам Штурмбаннфюрер занял заднее сидение рядом со мной. - Этот юноша ваш партнёр? - Да. И ещё он наш сосед. - Талантливый молодой человек. Как его имя? - Адам. Адам Крамер. - Еврей? Я взглянула на него впервые с тех пор, как мы сели в машину. На сей раз он не улыбался. - А что? - Просто любопытно. Он ждал вас снаружи. - Он всегда меня провожает после репетиций. - Вы же с ним не встречаетесь? - Нет, мы просто друзья. - Хорошо. Смотреть противно, как хорошенькие арийки сходятся с евреями. Но вскоре это изменится. Сердце моё колотилось так громко, что я боялась, как бы Штурмбаннфюрер Райнхарт его не услышал. Я уже почему-то испытывала почти что физический страх перед этим человеком, но тем не менее я всё же попыталась отвлечь его от допроса, что он мне устроил. - Скажите, герр Райнхарт, а вы часто ходите на балет? Так приятно знать, что наши бравые офицеры думают не только о войне, но и об искусстве. Он молча смотрел на меня какое-то время, а затем наконец ответил: - Мы ещё пока ни с кем не воюем, моя дорогая. И прошу вас, называйте меня Ульрих. Никогда я ещё не видела столько военных в одном зале. Они были повсюду: оживлённо беседовали за столами, танцевали с их дамами, курили у бара, и все их чёрные формы делали праздник больше похожим на похороны. Кроме нескольких моих подруг из труппы, которые, как казалось, чувствовали себя как рыбы в воде, я совершенно никого там не знала. Еда была превосходной, но я слишком нервничала и была слишком уставшей, чтобы в полной мере ей насладиться. Офицер Райнхарт переходил от одной группе людей к другой и не особо беспокоил меня тем вечером, за что я миллион раз вознесла молитву богу. Он, правда, возвращался ко мне время от времени, но только чтобы вновь наполнить шампанским мой бокал. Пару часов спустя, когда все уже были заметно пьяны, и я заметила пару моих подруг, сидящих на коленях у офицеров и что-то весело чирикающим им на ухо, я решила, что пора было идти домой. Когда я наконец нашла моего 'кавалера' и спросила, где здесь можно было поймать такси, я с удивлением заметила, что он, в отличие от остальных, был совершенно трезв. Я поймала себя на мысли, а видела ли я вообще чтобы он пил этой ночью. - Не говорите глупостей, моя дорогая. Я бы никогда не позволил девушке самой добираться до дома. Я вас отвезу. Он быстро взял пальто из рук гардеробщика на выходе из ресторана, и мы вышли на улицу, ни с кем даже не попрощавшись. - Разве ваши друзья не рассердятся, что вы их вот так бросили? - Мои друзья завтра ничего ровным счётом не вспомнят. Он помог мне сесть в машину и спросил мой адрес. Ещё одна причина, по которой я хотела взять такси: меньше всего мне хотелось, чтобы он знал, где я жила. И снова бесцеремонный эсесовец не оставил мне никакого выбора. Он вёл себя на удивление учтиво на протяжении поездки, спрашивая меня о балете, семье и друзьях. Когда мы остановились у моего дома, он проводил меня до двери и сказал: - Я прошу прощения, что не мог уделить вам должного внимания сегодня вечером, Аннализа. Позвольте мне загладить свою вину и пригласить вас на ужин, только мы двое на этот раз, никаких назойливых друзей, я обещаю. Вы же свободны в понедельник? - Да... - Прекрасно. Я заберу вас в шесть. Он салютовал мне и уехал, ни разу не оглянувшись, оставив меня стоять у двери в новом шоке от его очередного 'приказа.' Неудивительно, что Ульрих Райнхарт был так молод и уже Штурмбаннфюрер. Чего чего, а командовать он умел. Как я впоследствии узнала во время нашего второго 'свидания,' Райнхарт свой командный тон использовал со всеми, и со мной в том числе. Похоже было, что власть, которую он получил благодаря его рангу и позиции в таком молодом возрасте, явно ударили ему в голову, потому что с ним совершенно невозможно было разговаривать. - Свиные рёбрышки здесь просто отменные, лучшие во всём Берлине, вы должны их попробовать. - С этими словами он велел официанту принести две порции, не утрудившись спросить, чего я хотела. Я хотела было сказать, что не ем свинину, но быстро сообразила, что с ним это явно поднимет кучу ненужных вопросов, и промолчала. Пока Райнхарт говорил, а говорил он много и не давая мне вставить ни слова, постоянно возвращаясь к своей любимой теме - депортации евреев, чьим руководством ему недавно проучили заняться, я умудрилась проглотить кусок свинины, изо всех сил борясь с отвращением. Но когда он, с завидным спокойствием начал вести сам с собой дискуссию на тему преимуществ одного вида казни над другой и приводить примеры из истории, я отодвинула тарелку и поняла, что аппетит ко мне вряд ли вернётся. Каждая минута в его обществе тянулась как час, и мне всё труднее было побороть в себе нарастающее к нему отвращение, особенно после того, как он притянул меня слишком близко во время танца и начал говорить мне что-то про мои 'сладкие губки' и спрашивать, а у всех ли балерин были такие же красивые ножки. Я резко его остановила, сообщив, что я такого рода разговоры не нахожу приличными, на что он только рассмеялся и сказал, что не боялся трудностей, чего бы это не значило.