Ловушка
Девчонка дружелюбно мне улыбалась. Как только она вошла, так на её лице сразу же появилась эта яркая улыбка… На её щёках расцветали ямочки, стоило ей только улыбнутся. Её чёрные волосы казались ещё более чёрными чем мои собственные, а кожа — белее чем моя, конечно. Глаза каре-зелёные, они мерцали, и меняли цвет вместе с появившимся солнцем, или тенью, которая накрывала поезд. Вся она была словно хамелеоном, ведь только стоило какому-то незнакомому парнишке нашего возраста войти к нам в купе, как на её лице застыло отстранённое выражение. Какое-то холодное, отчуждённое, совершенно чужое в своём величии. Величии! Как только я увидел её, так сразу же потерял свою голову! Я никогда не видел таких девочек как она. Открытых, дружелюбных ко мне. Мы почти всё время молчали, и я даже не узнал её имени. Прошедшая долгая поездка прошла для меня как в тумане. Я не заметил быстро пролетевшего времени, даже того, как на наш паровоз спустились сначала сумерки, а после уже ночь. Тёмная, с мерцающими звёздами на небосводе, полным месяцем. Я впервые сравнил её с месяцем именно сегодня. Он такой же далёкий как и она, не смотря даже на то, что шли к лодкам мы вместе. Почему-то мне подумалось, что даже зная её имя, и всё о ней, я бы не стал к ней ближе чем к месяцу, который сейчас висел на небе. Он вроде у меня над головой, но я-то знаю, как он на самом деле отдалён от меня. В себя я более или менее пришёл только после того, как оказались в огромной зале с мерцающим потолком-небом. Свечи плавали в воздухе, как бумажные кораблики по воде. Лениво, скосившись на бок, они разгоняли темноту. На стенах были развешаны факелы с ярко горящим красно-белым пламенем. Они освещали древние стены замка, камень, на котором каким-то образом смогли вытесать непонятный узор. Все углы зала находились в уютном полу-мраке, над столами учеников он тоже сгустился, но был очень светлым и тягучим, как налегающий прозрачный туман. Чудесная, абсолютно волшебная атмосфера захватила меня, от чего уже на моих губах появилась неуверенная улыбка. Я редко улыбался, мало что меня радовало… От резкого громкого голоса я вздрогнул, только сейчас заметив, что дети, которые должны были учиться, пошли к ветхой на вид табуретке, и ещё более древней огромной шляпе. Она вся была в заплатках, потёртая, с чёрным теперь уже пропавшим провалом рта. Девочка около меня безмятежно глядела в ночное небо, а я разрывался между желанием лучше осмотреть убранство Большого зала, или же не отводить глаз от неё. Правда, это пустое. Подавив в себе желание посмотреть на неё опять, я начал взглядом блуждать по залу, пока не наткнулся на профессоров, сидящих за длинным столом. Сначала я почему-то на них внимания вообще не обратил, будто бы их и не было вовсе. В самом центре стола сидел высокий и седой старик, с длинной белой бородой, очками-полумесяцами, и задорной почти детской улыбкой. Почти, потому что старец такого почтённого возраста ребёнком по определению быть не может. Это был директор. Кто же ещё будет сидеть в центре стола? На самом деле, из сидящих за столом больше всего внимания привлёк директор, и мужчина сидящий около него по правую сторону. Одет в чёрную одежду, с чёрными волосами, и недовольным взглядом тёмных глаз. Зрение не позволяло мне рассмотреть его получше, но всё его недовольство сейчас определённо было направленно на меня. Отвлёкшись от разглядывания странного, почему-то злого на меня мужчину, я опять на неё посмотрел, и с удивлением понял, что в этот момент она смотрела и на меня. Я не мог понять, о чём она думала, слишком у неё был безмятежный взгляд, и улыбка, лёгкая-лёгкая. Мне не было понятно, чему она улыбается. В какое-то мгновение я чуть было не пропустил того момента, когда её подозвали к распределяющей шляпе. Её зовут Кибела, и что самое странное, она моя однофамилица. Я ведь тоже Поттер. Второй же странностью было то что при звучании нашей фамилии все в зале резко замолчали. Тишина сгустилась почти кисельная, хоть бери ложку, и ешь. Шляпа на её голове пробыла намного дольше, чем над другими учениками. Но спустя почти пять минут она произнесла свой вердикт, по-другому это вообще не выглядело: — СЛИЗЕРИН! — голос у шляпы на этот раз не был похож на её обычное громкое поскрипывание. В нём сейчас смешался громкий мужской бас, шипящий шёпот, а также два приятных женских голоса: один из них был холодным, как ледяная вода, а второй прозвучал нараспев. Только вот ещё одна странность, кроме меня этого видимо больше никто не услышал. Все сейчас зачарованно смотрели в спину девочки, во всё такой же оглушающей тишине. Впрочем, очень быстро эта тишина прошла. В зале прошли множество шёпотков, и уже тогда от того стола, к которому шла Кибела, послышались сначала редкие, но уже после очень бурные хлопки. Не знаю, показалось ли мне, но сидящие за тем столом подростки выглядели очень довольно. После Кибелы позвали меня, и на зал опять опустилась тишина, разбавляемая множеством шепотков. В отличие от меня, во время распределения Кибелы все только смотрели, но говорить начали уже после того как её отправили к теперь её дому. Я чувствовал себя неуверенно под множеством глаз. Мне показалось, что в мою сторону тыкали пальцами, а шёпот был больше похож на ядовитое змеиное шипение. Меня презирали. Я чувствовал это, не знал как, но чувствовал. Что-то внутри меня заставило выровнять спину, и обвести всех уверенным взглядом. Я знаю, куда я пойду, думаю, к моему мнению шляпа прислушается. Ближе всего мне будет Кибела. Глуповатый Хагрид всё же слишком прост… Его воодушевлённые речи не смогли произвести на меня должного впечатления. Спасибо моей тётке с её муженьком и поганым сыночком, они научили меня не доверять никому кроме себя. Когда шляпа опустилась мне на голову, то сразу же все звуки от меня будто отрезало. Я оказался в кромешной темноте не один, а вместе со странным голосом. Голосами. Они все смеялись, что-то тихо мне шептали, пока среди них не стало наиболее чётко слышно только один голос: тот самый шипящий, но при этом совсем не злой. В нём была нотка насмешливости, а также чуткого достоинства. Почему-то мне сразу же захотелось с ним сравнить и саму Кибелу. У неё было что-то похожее, что-то, что объединяло её с этим голосом. Раньше я не замечал за собой такой поэтичности, хотя слух у меня конечно в разы лучше чем моё зрение. Без очков мой мир становиться размытым, и я не вижу дальше протянутой руки. Чтобы читать без них, мне нужно ставить книгу впритык к своему лицу, а также чтобы в помещении было хорошее освещение. Мне приходиться всё время ходить в своих очках. — «Я могу отправить тебя куда угодно, только попроси меня… — голос на мгновение оборвался. — Но я знаю путь, который проведёт для тебя наиболее удобную дорогу. Соглашайся…» —он умолк окончательно, а я увидел у себя перед глазами тяжёлые, развевающиеся на ветру зелёные знамена, и понял, что мне нужно именно туда. Да и Кибела была уже там, что мне ещё терять? Голоса шляпы я не услышал, но я знал, куда мне нужно было идти. Кибела подвинулась, и я сел около неё, чувствуя неуверенность, которую мне сейчас было очень тяжело скрыть. Я искал в её взгляде насмешку, но нашёл там только веселье. — Называй меня Бель, и хватит уже меня так внимательно разглядывать, — она наклонилась ко мне, и, подмигнув, насмешливо сказала. — Я стесняюсь, — я явственно почувствовал как у меня запылало всё лицо, даже уши, и те наверное покраснели. Руки было потянулись к ним, но я остановился, услышал от Кибелы ещё один смешок. Когда распределение прошло полностью, то к нам подсели ещё двое наших однокурсников, после чего началось поздравление нас с поступлением. Директор расточал радостные улыбки, а мужчина в чёрном одаривал меня и Бель попеременно тяжёлыми взглядами. Женщина, профессор МакГонагалл, села около директора по левую сторону от него. Именно она вызывала нас к распределяющей шляпе. После речи директора, которую я благополучно прослушал, на столе появилась еда. Когда я наелся, то почувствовал себя так, будто бы сейчас лопну. Но Кибела, к моему удивлению, продолжала есть. Аппетит у неё оказался воистину мужским. Да и она почему-то выбирала самые обычные блюда, хотя на столе наблюдалась пища не из привычных кухонь Британии. Сначала она наложила себе мяса, после поела картофели с салатами, попробовала запечённую рыбу, и на этом не остановилась. На сладкое она налегла ещё больше, чем на сытное. Тут Бель наверное уже попробовала всё, к чему могла дотянуться. Единственное, чего она не оценила, был тыквенный сок. Скривленное лицо Кибелы в тот момент нужно было видеть.***
Сейчас вокруг меня мельтешили феромоны любви, спокойствия и ласки. Меня это жутко выводило из себя. За сегодняшний день я много чего увидела, поняла, и постаралась принять. В ближайшие пару лет я даже дёрнуться толком не смогу, только мелко пакостить тем, кто меня жесть как сейчас раздражает. Для начала, я теперь знаю кто замешан в убийстве наших с братом родителей. И это, какая жалость, сам Дамблдор! Как же мне трудно было в тот момент сдержаться, и не сделать чего-то для меня фатального. Сила силой, но я ещё мелковата. В своих непрекращающихся кошмарах я всё время вижу это бородатое нечто, что сейчас очень радостно улыбается. Паскуде старой хорошо живётся… но ничего, через несколько лет я, думаю, вполне смогу стереть с его рожи довольное выражение. И тогда уже смеяться буду я, вместе со своим братом. Сейчас мы с ним сидели в гостиной нашего факультета, успев разложить свои вещи, и даже привести себя в порядок. Сон к нам обоим не шёл, что не удивительно, из-за нашего знакомства мы слишком возбуждены, и заснуть просто не в состоянии. Интересно конечно, понимает ли Гарри, кто я ему, или же нет? Догадывается? По его лицу этого сказать было нельзя. Он сейчас задумчиво смотрел на огонь, уйдя в свои мысли с головой. Мне оставалось только гадать, о чём он сейчас думает. Поэтому, тоже уставившись на бушующее в камине пламя, я мысленно опять скривилась. Единственным плюсом приезда в Хогвартс было моё знакомство с братом, ну и также то, что я знаю виновника смерти настоящей сестры Гарри, и его родителей. Но это можно было отнести и в разряд минусов. Очень нехорошо то что этот старый козёл оказался таким гадом. Сначала, узнав о Дамблдоре от дяди Хорреста, я надеялась что с ним всё не настолько плохо, как тот описал его. Но теперь я понимаю что всё намного хуже, чем думал Хоррест: — «Дамблдор себе на уме, и ты должна это знать, Бель, — Хоррест серьёзно смотрел мне в глаза. — Он заядлый интриган, и если ты примешь его помощь хоть один раз, то попадёшь в сети его махинаций надолго. От них тебе избавиться будет очень тяжело, но ещё тяжелее не утонуть в них. Запомни, Бель, если он увидит в тебе что-то для себя полезное, то лучше всего будет собирать вещи, и ехать из Хогвартса в другую страну». Если смотреть с этой стороны, то мне нужно было хватать брата за шиворот, и тащить его из Британии уже сейчас. В эту же минуту. Ибо для меня резко стало понятно, что для его махинаций мы не просто полезны, мы в них главные пешки. И это ещё при том что по идее я не должна была выжить. Как же мне не нравится этот запах пережаренного! Особенно то, что сейчас укатить мы не сможем. Мне нужно завоевать доверие брата, обязательно.