Первый шаг
— Нет! Я сказал ты никуда не поедешь! — стукнул громадным кулаком по столу толстый мужчина, с покрасневшим перекошенным от ярости лицом, и глазами-буравчиками, которые сейчас пылали фанатичной ненавистью. — Но, дя… — Ненормальный! — противно взвизгнула стоящая за плечом у мужчины тощая блондинка. — Ты не будешь таким как твоя мамаша! Ты не станешь таким выродком, как моя сестрица! — лицо женщины было искривлено от брезгливости и ненависти. Она и помыслить не могла, что письмо из проклятой школы всё же придёт. Хотя и подкрадывалась раньше к ней мысль, что это должно случиться, но Петунья быстро отгоняла её. В день, когда мальчишку подкинули им на крыльцо, она чувствовала себя самой счастливой и любимой на всём белом свете. Но появление маленького ребёнка на крыльце никак не вписывалось в их с мужем планы. Они растили своего сына, свою любимую кровинушку. Даддерс же так похож на неё и её мужа! Не то что сынок Лили, походящий на неё разве что глазами. Зеленющими, как дьявольские огни. С того времени прошло почти тринадцать лет, и вот, сейчас мальчишка смотрит на конверт в руках Вернона, содержимое которого успел прочесть, с немой просьбой. С немыслимым желанием! Он хотел чтобы его отправили в эту школу, к этим ненормальным! — Быстро в свою комнату! — проревел Вернон, брызжа слюной. — И чтобы я тебя до самого вечера не видел! — но мальчик, вместо того чтобы быстро убежать к себе в комнату, и не испытывать терпения своих жестоких родственников, остался стоять на месте, свирепым взглядом прожигая лицо своего дяди и тёти. Сейчас он ненавидел их ещё сильнее чем обычно. Гарри давно уже привык к оскорблениям, побоям, и почти нескончаемой голодовке. За каждую провинность его закрывали в комнате, и лишали еды если не до самого вечера, так на целый день, или даже два. Вернон всегда был очень тяжёлым на руку, после каждого его подзатыльника голова ещё долго болела, а на коже оставались ужасные синяки. Пару раз он даже переборщил, из-за чего Гарри приходилось срочно везти в больницу, придумывая на ходу историю о «неудачном падении», или же плохих отношениях с одноклассниками. Да, с одногодками у Гарри всё было плохо, так что родственникам его матери даже не приходилось особо врать. Ведь те, если им получалось его догнать, отдувались на нём по полной программе. Особенно сильно старался Дадли, которого, впрочем, Гарри не переставал называть «Диддиком». Дадли ненавидел это прозвище, но Петунья называла его так всегда в порывах нежности, а Гарри пользовался этим, и перекривлял его. Большего он сделать, увы, не мог. Но сейчас, из-за прилива той самой особой ненависти, которая просыпалась в нём слишком, к большому сожалению мальчика, редко, он мог позволить себе многое. То, что так сильно отрицали его тётка с дядей, приносило им очень много проблем. Потом его конечно опять наказывали, намного сильнее чем обычно, но… По комнате прошла еле ощутимая дрожь, а Гарри, всё также не сдвинувшись с места, наблюдал за лицами родственников, в которых сейчас просыпались проблески еле заметной паники: — Мальчишка! Остановись сейчас же, иначе тебе будет только хуже, — шипел Вернон, но Гарри не останавливался. Где-то там на втором этаже играл в приставку Дадли, даже не замечая того, насколько изменилась ситуация в доме. Неконтролируемая магия сначала взорвала всю посуду, а тогда перешла на стены дома, по которым пошли почти незаметные маленькие трещинки. С потолка посыпалась пыль, и в соседней комнате послышался громкий взрыв. Дом начало трясти как в лихорадке. На втором этаже что-то обвалилось с оглушающим грохотом, а Гарри, резко развернувшись, дал деру из дома, мысленно выпуская всё то что в нём накопилось за это долгое время на свободу.***
Долгожданное письмо, о котором рассказывал мне Хоррест, теперь лежало на подоконнике в моей комнате, давая мне возможность каждый раз подходить к нему и придирчиво его осматривать. Настоящий пергамент я видела впервые, или может быть, я просто сама так думаю, ведь не помню большей части своей жизни, но… Он был чудесен. На ощупь, на запах, и даже на вид. Я любовалась им, изумрудными чернилами, которые украшали его причудливой росписью. В какой-то момент я сама попробовала нарисовать герб Хогвартса, который был изображён на конверте. После пошла очередь копирования причудливого почерка с завитушками… Сегодня с утра к нам домой должен был прийти профессор из Хогвартса, для того чтобы в полной мере ознакомить меня с магическим миром. Первым пунктом явного знакомства был лишь Косой переулок, ведь всё остальное, о чём мне могли бы рассказать, я уже успела узнать от дяди Хорреста. Даже, я бы сказала, знаю я теперь столько, сколько должен знать каждый ребёнок-аристократ магического мира. Хотя, по идее, я и являюсь этой самой аристократкой. Поэтому, как в шутку заметил Хоррест, задирать нос я имею полное право, так как являюсь самым настоящим человеком с «голубой» кровью. Над этим они вместе с моим отцом ржали дольше всего, почему-то им данная фраза казалась особенно забавной и смешной. За этот год мои родители успели найти общий язык с дядей Хоррестом, и теперь мужчина был более чем частым гостем в нашем доме. Даже слишком частым, он, фактически говоря, у нас просто поселился. Отец с мамой, к моему удивлению, были совсем не против этого. Даже в шутку говорили, что друзья наши меньшие хорошо приняли мужчину. Если говорить о добрейшей кошечке Венере, которая если кого и поцарапает, то только чужого и с перепугу, то так и есть. Но вот Чарльз воспринял Хорреста не то чтобы в штыки, но очень своеобразно. Умница Чарльз почему-то решил, что совершенно бесшумно подкрадываться к Хорресту, и при этом попробовать отцепить от мужчины добрый кусок мяса совершенно нормально. Сейчас это уже имеет скорее игривый характер, но вот раньше Чарльз был настроен категорически всерьёз. Звонок прозвенел неожиданно, даже не смотря на то что мы все вместе ждали его, играя Монополию вчетвером. К двери пошёл отец, и вскоре привёл за собой низкую пухлощёкую женщину, больше похожую на сказочную фею-толстушку из одного примечательного мультфильма. Она мягко со всеми нами поздоровалась, улыбнулась мне, от чего её лицо просто засветилось озорной тёплой улыбкой. Женщина представилась Помоной Спраут, и после взаимного представления нашей семьи, мы сели за стол с чаем и угощениями, внимательно начав слушать её рассказ. А говорила она сначала о учёбе в Хогвартсе, о том что там такому юному дарованию как я можно узнать, и чем это всё может пригодиться. После этого она перешла на «удобства» школы, в которых мне предстояло жить, в первом и во втором случае женщина распиналась долго и со вкусом. Но ни слова ни о какой прогремевшей войне с чокнутым психом Томом Реддлом, который Волдеморт. Также женщина не обмолвилась даже словом о моём живом брате, по крайней мере, я очень надеялась на то что он жив. Ведь кого-кого, а свою кровь я терять не собиралась. Толи во мне говорил какой-то нечеловеческий инстинкт, толи на самом деле мне хотелось чтобы вокруг меня были по настоящему близкие люди… Ответа на этот вопрос у меня не было, но я чувствовала то что брат для меня очень важен. Ни слова не сказала о моём особом аристократическом происхождении, даже о родителях биологических, и то не сказала. Занятные дела творятся. А ведь по словам Хорреста Поттеры, к которым я отношусь, были не просто богатыми, они были просто баснословно круты в этом плане. И скорее всего меня либо к этим деньгам вообще подпускать не собираются, либо тут есть какая-то другая закавыка. Перед походом в Косой переулок, куда должна была провести меня профессор Спраут, и где я должна была купить всё необходимое себе в Хогвартс, родители спросили, каков курс денег в магическом мире, а также, есть ли возможность эти деньги обменять, если они отличаются от фунтов стерлингов. — Ох, не беспокойтесь, у милой Кибелы в магическом мире были живые родственники, и они оставили ей большое наследство. Деньги она сможет взять в банке Гринготтс, думаю, вам не зачем тратиться, — все свои слова она сопровождала широкой улыбкой, которая теперь на нас так положительно уже не действовала. По идее, она добавила моим родителям только больше вопросов, да и меня озадачила. Ведь у меня, оказывается, есть большое наследство!***
Вокзал Кингс-Кросс встретил меня и родителей громким шумом и гамом множества людей. Прощались мы не слишком долго. Я только обняла родителей на прощание, и поцеловала их в щёки, наградив уверенной улыбкой, которая должна была обязательно дать им понять что всё будет хорошо. На самом деле в душе у меня в этот момент был полный раздрай, я знала, что уеду в Хогвартс ещё пару лет назад, и что это событие будет ознаменовано жизнью вдали от родного дома, в школе-интернате. Я уверяла себя в том что готова к этому, но сейчас, прямо в этот момент, я поняла что моё самовнушение не помогло. На глаза наворачивались слёзы, и в последний раз обернувшись посмотреть на родителей, я встала между платформами «9» и «10», невидимая для глаз обычных людей. И просто протянула руку, пробуя нащупать тот самый «проход». Я чувствовала, как меня окутали неизвестные чары, из-за которых на меня перестали полностью обращать внимание не маги. А после, когда моя рука всё же натолкнулась на свободное пространство, меня по инерции утянуло туда, в пустоту. На несколько секунд меня будто отрезало от мира, все звуки были приглушены, а в следующий миг я оказалась на платформе 9 ¾, где множество детей моего возраста обнимались со своими родителями, а те кто старше увлечённо беседовали со своими одногодками, делясь впечатлениями прошедшего лета. Главное отличие обычной и магической платформы были в транспорте и в людях, а если вернее, то в их одежде. Множество взрослых и подростков были одеты в одежду прошлых веков, а некоторые просто в несовместимую друг с другом по стилю и цвету. Красный паровоз, именуемый Хогвартс-экспрессом меня не удивил, он почти ни чем не отличался от обычного поезда. Таких махин я не один раз видела в фильмах и на рисунках, а пару раз даже в реальности, когда мы с родителями ездили на всякие выставки транспорта. Поэтому дабы не тратить лишнего времени, я пошла к самому последнему его вагону, куда и зашла. Внутри вагон ничем не отличался от того, что я привыкла видеть в обычных поездах, разве что все купе находились по одну сторону, и боковых мест просто не было. Длинный коридор проходящий сквозь весь вагон, был немного шире чем в обычном поезде, и окна больше, с небольшими внутренними подоконниками. Купе я решила выбрать самое последнее, по идее там никого не должно было быть, и если сюда кто-то из народа и доберётся, то прямо перед выездом, когда все загрузятся попрощавшись с родственниками. Только вот выбранное мной купе оказалось занято.