***
Пятьсот лет… Пятьсот долгих как вечность лет. Первые сто из них были полны разных вещей. Радостей и горестей. Он был и отцом, и братом, и мужем. Любил и ненавидел. Сражался и наслаждался мгновениями покоя. Не обходилось без ссор и драк. Без слез и обидных фраз. Непонимания и ошибочных решений. В перерывах между горем же всегда был безумно счастлив. Но сейчас воспоминания о тех полных счастья днях вызывали лишь новую боль. Звук смеха любимых. Их улыбки. Все сменялось теперь воспоминаниями о криках его половины души когда все, кого они любили, начали по очереди умирать. Это было естественно. Такова жизнь, что в итоге все смертные умирают от старости. Вот только благословение Бога, не давало его брату умереть так же, заставляя смотреть гибель семьи. Младший Асакура не просто страдал. Он агонизировал от каждой новой смерти, издавая не человеческий вой и долгое время ничего не воспринимал вокруг себя. Отказывался от еды и не мог спать от постоянных кошмаров. Медленно и неотвратимо Йо сходил с ума. Король не мог так истязать того, кого любил. Не мог и потому… Отпустил… Разрывая своё сердце на мелкие кусочки, затыкая свой собственный эгоизм и страх, он подарил брату самый ценный подарок — Покой. Долгие годы, Асакура оставался с остатками своей семьи. Любил их, оберегал и заботился. И постепенно все они, так или иначе, покинули его. Так дом на далёком и закрытом необитаемом острове вскоре опустел. Более в его существовании не было нужды, ибо тех, кто мог в нём жить больше не осталось. И Бог был вынужден вернуться. В тюрьму своей Обители, в объятия голодных корней Иггдрасиля. Но даже древу Мира оказалось не под силу вытравить эти воспоминания. И Бог жил в одиночестве, отдавая всего себя миру и молясь, чтобы тот поскорее сожрал его. Сожрал чтобы уставшая душа, наконец, освободилась и отправилась искать брата. Он звал его. Каждый день звал, срывая голос. Позволяя себе слезы и отчаяние в голосе. Но его зов всегда оставался без ответа. Бог не знал, почему и боялся думать об этом. И вот наконец пятьсот лет минуло. Новый Турнир уже подходил к концу, и новый Король проходил свою церемонию вознесения. Чем ближе победитель был к трону, тем быстрее отпускали корни тело своего предыдущего владельца. Бога было не узнать. Он сам словно стал высушенным корнем. Истощенное до ужаса тело, которое умерло бы, если было бы живым. Белые, практически прозрачные, как паутина волосы. Алое кимоно больше не поражало блеском своего шика, сейчас больше проходя на драную и выцветшую половую тряпку. Даже глаза, ранее черные как ограненные ониксы стали белыми как молоко. Призрак. Вот как можно было охарактеризовать внешний вид бывшего божества. Такова была цена за мир и процветание вселенной. За чудеса и гармонию, в которой человечество прожило эти долгие пятьсот лет. Не было войн. Не было бессмысленных смертей. Шестой Король Шаманов обнулял всё горе. Забирал в себя, усеиваясь жуткими ранами, чтобы матери не рыдали о убитых сыновьях, а пережившие насилие дочери не кончали с собой от безумия и горя. Сейчас же Он устало смотрел на нового восходящего победителя и тихо шептал одними губами. — Вот и все, отоуто. Наше время прошло. Теперь мы можем начать все заново. Как и обещали. Ты ведь помнишь тот далекий день? Ты был такой решительный, что мне невольно стало смешно. Отоуто… Я так устал, давай пойдем спать? — но ему никто не отвечал. И Король медленно закрывает глаза, продолжая шептать имя брата и ощущать, как остатки жизни и энергии постепенно покидают его, становясь частью Обители. — Аники… Проснись, Аники. Ещё рано спать. Тем более здесь. У нас же есть кровать, — сначала ему кажется, что родной голос лишь мерещится. Очередная иллюзия, созданная осколками его сердца, чтобы восполнить разлившуюся внутри пустоту. Последнюю сотню лет эти иллюзии и вовсе не исчезали, постепенно сводя своего создателя с ума. Но этот голос не просто не исчезал. Становился лишь громче, настойчивей. Приобретал все новые ноты. А вскоре на худом плече оказывается на удивление твердая и теплая рука. — Давай же, Аники. Я знаю, что ты слышишь меня. Все кончилось. Я действительно пришел к тебе. Правда пришлось для этого пересечь все варианта Рая в Обители, потому и так долго. Прости меня, только не смей сейчас исчезать! — сильная тряска чуть не сломала Богу шею и заставила звучно клацнуть зубами, но, главное, всё-таки поднять тяжёлые от усталости веки. Подслеповатые глаза видели перед собой такое знакомое и родное лицо. Полное беспокойства и безграничного сожаления. Даже запах окутывал его тот же самый… Апельсины и мята из-за чая, который младший Асакура так часто пил чтобы успокоиться. Ни одна иллюзия уставшего сознания не была настолько реальной и потому изорванные трещинами шелушащиеся губы Короля сами собой растягиваются в улыбке. Вся боль и холод одиноких пятисот лет постепенно смывалась и стиралась из памяти безграничным счастьем и радостью встречи. — Ты нашел дорогу… — хрипло шепчет, протягивая иссохшую руку, перетянутую узлами и переплетениями расширенных из-за корней вен и капилляров, — Вечно ты медлишь, глупый отоуто. — На себя бы посмотрел! Сложно было пойти навстречу, дурак Аники?! — возмущается в ответ его отражение, кусая свои губы и не сдерживая проступившие из глаз слёзы. — Я шёл… — голос Короля слаб. Каждое слово даётся ему с трудом, но он больше не позволяет себе уснуть. Сжимает руку брата, словно она могла вернуть ему всю ту жизнь, что он отдал Вселенной. Его слова удивляют Йо, заставляют замолчать и начать слушать, во время этого растирая ледяные руки и аккуратно вытаскивая из родного тела оставшиеся корни. — Я искал тебя. Обошел всю Обитель… Снова спустился в Ад… — на слове «Ад» младший Асакура вздрагивает и бледнеет, ведь прекрасно знает что даже несмотря на божественность Хао нельзя туда приходить. Ибо демоны всегда ждут, чтобы откусить кусок от так полюбившейся им души. Всегда ждали. И всегда получали свою долю. — Тебе нельзя было… — горько произносит Асакура, наконец, закончив свою работу и подняв брата с холодного камня трона на руки. — Тебя надо унести отсюда. Нельзя чтобы тебя увидели таким… — Я встретил там Дайтаро… Он теперь Король Ада, представляешь? Наш маленький шебутной Дайтаро — меж тем продолжал Бог, бессильно вися в руках брата. Лишь продолжая цепляться за него одной рукой. Тонкая кожа не выдерживала такой нагрузки и лопалась по всему телу, вновь окрашивая выцветшее кимоно в алый. Йо смотрел на все это с болью и отчаянием и даже упоминание их сына, названного в честь старого друга брата, не помогало успокоится. — Но сколько бы я не искал… Не смог тебя найти. Нашел всех. Даже твою маму. Но не тебя… — закончил меж тем свой рассказ Хао и устало закрыл глаза, чтобы перевести дыхание. Мерное покачивание на теплых руках брата убаюкивало, но Король не позволял себе уснуть. Потому что знал. Уснув, уже не проснется никогда. Нужно потерпеть. Еще немного. — Куда мы идём? — Ты забыл, Аники? Когда-то мы обещали друг другу, что как только срок твоего правления закончится, мы переродимся и начнём все заново. Он помнил. Конечно же помнил об этом обещании. Все эти одинокие пятьсот лет. Но брата не было рядом. Король не мог его найти, словно кто-то умышленно отводил его взгляд. И в итоге постепенно переставал верить в то, что оно сбудется. Приготовился умереть! Йо казалось, прочитал всё у брата на лице и, закусив губу, спрятал глаза за длинными волосами. И, видя этот жест, Королю хотелось закричать от стыда и самостоятельно разорвать зубами воспаленную вену на запястье. Он не должен был терять веры! Должен был ждать брата до конца несмотря ни на что. Ему же так привычно ждать… Привычно… А привычно, ли на самом деле? Он всю жизнь ждал чего-то. Век за веком, и последующие года, когда уже жил с братом. Сначала ждал шанса победить, потом шанса быть любимым и наконец, шанса сделать счастливым того, кого он любил. И счастье приходило, конечно, но всегда в итоге неминуемо утекало из пальцев, сменяясь горем, отчаянием и страхом. Виновен ли он в том, что устал от такой карусели? Король считал, что виновен. Он всегда судил себя без жалости. Не искал себе оправданий. И поэтому всегда и оказывался в Аду. Потому что внутреннее «Я» никогда не позволяло избежать наказания за грех. Даже если тот был совершен во благо или просто не имел другой перспективы. Грех есть грех. Это аксиома. И неверие было одним из них. Точнее неверие брату — тому, кто единственный был достоин веры. Хотелось попросить у брата прощения, но это было бы бесполезно и нелепо. От одного «прости» обида никуда не денется, как и факт того что уже произошло. — Аники, тебе не нужно извиняться, — произносит младший Асакура, вновь умудрившись прочитать бога. Перестаёт прятать своё лицо и мягко улыбается. Он рад уже тому, что близнец его дождался. Что не забыл ни его, ни их обещание. Да, от утраты веры было больно, но Йо отталкивал от себя эту обиду. Потому что когда пытался поставить себя на место близнеца, приходил в ужас. Он понимал, что не смог бы пробыть Королём и сотни лет. Слишком трудно и больно. Почти как добровольно сесть на электрический стул, замыкая собой электрическую сеть снабжающую энергией город. Постоянно испытывать агонию мира как свою собственную и отрывать куски себя, чтобы творить чудеса. Он бы не смог делать это как брат. По чуть-чуть, контролируя каждое мгновение. Тратил бы всё большими порциями, чтобы не страдать так долго, и в итоге от него ничего бы не осталось. Йо не был слабым. Ему пришлось и вырасти рано, и взрастить в себе силу равную брату, чтобы поддерживать его. Но быстрый рост не означает надежность. Наспех возведенный дом рухнет от первого же землетрясения. Йо был сильным, но не постоянно. Его дом то и дело рушился, и его приходилось вновь и вновь возводить заново, по кирпичику. Но возможно в этом и была главная сила. Он мог восстановиться. Придти в себя из руин своего сердца. А что же Хао? Король всегда был как скала. Медленно вырастая из недр земли, он приобретал свою силу и надёжность. Выдерживал все землетрясения, что подкидывала судьба. По крайней мере, так казалось с виду. Даже скала может рухнуть. И в отличие от здания, ей уже не восстановиться. Время медленно сточит его. Ветра, те же самые землетрясения, дожди и корни деревьев. Будут снимать слой за слоем. Обращать камень в прах. Пока скала не обратится одиноким камнем, который тоже вскоре истлеет. Так кто же тогда сильнее? В бурю устоит только самое гибкое дерево… Вот и старший Асакура не устоял. Высох не только снаружи, но и внутри. Потому и утратил веру. Но у него есть брат. Который не даст ему истлеть. И Хао читает это в глазах брата. В его тёплой улыбке и сильных руках, сильнее прижавших к горячему телу. Пока он жив, ничего не кончено. Ещё можно побороться… — Где ты спрятал наш «Черный выход»? — очередной вопрос вырывает старшего Асакуру из раздумий. Несколько секунд ему понадобилось, чтобы понять, о чём спрашивает близнец, а потом он с явным трудом поднимает свободную руку и указывает сухим пальцем на возвышавшийся неподалеку обелиск, к которому братья как раз и направлялись. Йо на это улыбнулся ещё шире и ускорил шаг, — Я так и думал. Специально сделал так, чтобы мне было заметно, — Король на это молчаливо кивает, пытается потом что-то сказать, но брат останавливает. — Не трать силы, Аники. Они сейчас ценнее золота. Скажешь мне все потом, хорошо? — и вновь приходится кивать. И ждать когда цель, наконец, будет достигнута. Впрочем, ждать долго не приходится. Со скоростью и широкими шагами Йо близнецы уже спустя десять минут стояли возле небольшого исписанного непонятными символами обелиска. Но там они оказались не одни. Их встречали. С непередаваемым удивлением и восхищением Йо смотрел как с невидимого пола, у подножия обелиска поднимается высокая фигура мужчины один в один похожего на Асаху — первую реинкарнацию Короля. Те же длинные черные волосы, пронзительные, немного насмешливые черные глаза и высокие скулы. Вот только одежда, бывшая на этом двойнике разительно отличалась от той что по идее должна была быть. Никаких каригину и узорчатых кимоно под ним. Обычные потертые на коленях джинсы, берцы, мешковатая рубашка и шарф. Словно этот мужчина скопировал самого Йо. Смерив братьев внимательным взглядом ониксовых глаз, он знакомым жестом скрестил на груди руки и усмехнулся, привалившись спиной к обелиску. — А вы долго. Я уже устал резаться в карты с Дайтаро. Этот прохвост вечно выигрывает. — Мата… Ничего себе ты вымахал, — удивлённо выдохнул Йо, осматривая старшего сына от макушки до пят, — Внушаешь трепет прямо как наш старший папочка… А где тогда Мунэ? Почему ты тут один? — Вообще-то я охраняю ваш выход, — вскинул бровь первенец божественных близнецов. Рожденный наперекор всем правилам природы и морали. Как в древних легендах о богах-близнецах, которые из ничего и любви друг к другу умудрялись создавать не только пантеоны, но и миры, — А Мунэ и девочки ждут вас внизу. Проводят к дому и помогут поднять отца на ноги. В таком состоянии ему рискованно перерождаться без подстраховки с обеих сторон. Кстати, а кто выиграл то на турнире? Мы тут просто с Юки поспорили… — Нашёл с кем спорить, — рассмеялся Йо, впрочем, смеялся не только он. Король тоже хрипло закашлял, улыбаясь. Эта улыбка и доказывала, что кашель на самом деле был смехом. Мата на это нахмурился и стыдливо покраснел, раздраженно фыркая как большой кот. — Спорить с сильнейшим Оракулом на будущее? Да ты недальновиден, сынок, — выдавил, наконец, старший Асакура, прикрыв ладонью рот, чтобы родные не увидели кровь проступившую у него на губах от недавнего приступа смеха, — А победил потомок Ханны. — Тц, ему просто повезло, — снова фыркнул Мата и отошёл чуть в сторону, касаясь ладонью исписанного письменами камня, — Мои были сильнее. Ну ладно. И из его потомков будет толк. А вы не медлите. Пора уже вам пожить в своё удовольствие, — после этих слов старший сын, легко толкнул обелиск ладонью, заставляя тот со скрежетом сдвинуться. Под камнем скрывалось отверстие в полу, из которого тут же хлынул переливавшийся всеми цветами радуги свет. Свет этот создавал своего рода тоннель, уходящий далеко вниз. Далеко настолько, что конца его совершенно не было видно. «Лишь тот переродится, кто не побоится прыгнуть в бездну» — вот что на самом деле было выгравировано на обелиске. И Йо это знал, поэтому без страха шагнул в этот светящийся провал, успев улыбнуться на прощание сыну. Они ещё встретятся. И не раз.*************************
83 года спустя. Заповедный Лес Духов где-то в сердце Сибири. Спрятанный в лесных зарослях домик хранил тишину. Тихо шелестели пышные кроны деревьев, нежно поглаживая листьями покатую крышу и покрытые резьбой деревянные стены. Чирикали многочисленные птицы, свившие себе гнезда на этой же крыше. И словно в тон с ними, поскрипывала старые качели подвешенная на крытой веранде. На ней дремали двое стариков, устало прислонившись, друг к другу и прижимаясь висками. На коленях одного покоилась толстая тетрадь в кожаном переплете, чья лента-перевязь извивалась на ветру, дразня лежащего в ногах стариков полосатого кота. Цветное перо, повисшее меж пальцев старика, говорило о том, что совсем недавно он был занят письмом. Об этом говорила и смазанная черта на колыхающейся бумаге. Протягиваясь от недописанного слова, она неловко перечеркивала уже написанное и завершалась небольшой кляксой чернил на изношенной штанине. «Мы были безумно счастливы, наконец, оказаться здесь. Только, вдвоём. Вдалеке от боли и страха. Знать, что нам не нужно больше сражаться и что мы, наконец, проживем свои жизни как положено людям. И умрём как люди. Вместе. В один день и секунду, как в любимых отоуто сказках. Почему же я не мог найти его тогда? Я долго думал над этим, пока, наконец, не понял. Я сам запретил себе. Помня его боль. То как он метался в безумном бреду и рвал ногтями мне руки, когда очередные наши дети умирали от старости. Я понял, что не хочу больше заставлять его страдать. Пусть он будет счастлив в Раю с теми, кого потерял. Навеки. Пусть не найдёт, ведь тогда ему придется выполнять наше обещание и оставить их. Быть со мной, но без них. Я боялся, что ему снова будет больно. Глупая и безумная была мысль. Бессознательная. Но от этого не менее сильная. И поэтому мы и ходили с Йо по кругу, не видя и не зная, что достаточно лишь протянуть руку. Я снова оказался виновен. Но был прощен. Сколько же в тебе милосердия, брат мой? Нет. Любимый. Мы столько пережили. Я почти сошёл с ума, пока ждал тебя в Обители, одновременно не давая тебе дойти. Но ты нашёл путь. И мы здесь. Вдвоём. Постепенно завершаем нашу историю. Здесь изложена она вся. Воссозданная из наших общих воспоминаний и моих видений о других мирах. Других нас. Эта история стара как мир, но безумно до…» Где-то пронзительно закричала сорока, заставляя абсолютно идентичных стариков вздрогнуть и, сонно моргая, открыть глаза. Тетрадь соскользнула с колен и с глухим стуком упала прямо перед мордой испугавшего кота. Тот отскочил в сторону, выгибая спину и обиженно мявкнув, заставляя братьев обратить внимание уже на него. — Прости, Матамунэ, испугался? Совсем неловким стал, — виновато улыбнулся старик с пером, подзывая кота и погладив его узловатыми покрытыми пигментными пятнами пальцами. Только после этого тетрадь была поднята с дощатого пола и перевязана лентой. Брат смотрел на своего старшего близнеца с все той же теплой улыбкой. Даже старость не смогла забрать этого у бывшего великого шамана Йо Асакуры. Даже его глаза остались такими же живыми, несмотря на то, что поблекли цветом от возраста. И этими глазами он наблюдал за постаревшим старшим братом. Могучим Хао Асакурой, когда-то получившим корону вселенной, а сейчас кряхтя встающего с диванчика, поддерживая ноющую спину ладонью. Несколько минут бывшему величайшему понадобилось, чтобы заставить свое задеревеневшее тело разогнуться. Каждое его движение сопровождалось хрустом суставов и тихими, но почему-то забавными ругательствами. Йо всегда поражался тому насколько его брату идёт старость. Как она сделала из него доброго волшебника из сказок, и всегда забывал тот факт, что выглядит точно так же. Ведь они близнецы. Сегодня был особенный день. Они оба знали это. Чувствовали и обменивались понимающими, но абсолютно бесстрашными взглядами. Крепко держали друг друга за сухие ладони, помогая передвигаться по дому. Вместе готовили еду и накрывали на стол. Правда, почему-то не на двоих. На стол легло ещё пять тарелок и чашек, ещё пять столовых приборов. И еды соответственно тоже готовилось больше. Конечно же, старикам было тяжело. То и дело клинило спины. Из дрожащих пальцев выпадали ножи и ложки, а тела наполнялись свинцовой усталостью. Но ничто из этого не было в силах испортить их настроение. Улыбаясь и хрипло посмеиваясь над неуклюжестью, друг друга они вновь и вновь старались, отвлекались на призрачные шары огня, называя их по имени и журя за то, что те мешают им работать, играя прямо под ногами. Они жили. Каждый миг, каждый вдох. Жили, так как никто до них не жил. Любя каждую морщинку и пятнышко на коже друг друга, и не стесняясь обмениваться короткими поцелуями в сухие потрескавшиеся губы. Йо конечно привычно краснел от этого, вспоминая, насколько он стар, но улыбка и смех брата всегда успокаивали, как произошло и сейчас. И пусть этот смех не звучало больше так же музыкально и мырлыкающе как в молодости, но по прежнему не смотря на хрипоту, отражал искры души, что горела в этом старом теле ярче любого пламени. Братья уже как раз заканчивали, когда в их дверь постучали. Спрашивается, кто мог оказаться в этой скрытой ото всех лесной глуши? Но близнецы были рады его услышать и как могли быстро пошли открывать. На пороге оказались те самые пятеро, ради которых и был накрыт стол. Три девушки, двое мужчин. В одном из них легко было узнать Мату. Полубоги не стареют. И неизвестно когда именно этот процесс замрёт. Первенец замер на сорока двух годах, его близняшка Мунэ — на тридцати пяти. Близнецы Хина и Хиьё — на двадцати девяти и наконец, самый младший, смотрящий на мир белыми как молоко полностью слепыми глазами, Юки — на двадцати. Но младшему и не нужны были глаза, чтобы видеть. Ведь он был Оракулом. Тем, кто зрит прошлое, будущее и настоящее. Ему достаточно одного прикосновения чтобы узнать всё о человеке. А если сосредоточиться, то сможет смело назвать дату гибели галактики. Но не всё из этого он, конечно же озвучит. Потому что людям не всё дозволено знать. Пятеро полубогов улыбнулись увидев родителей, обняли их по очереди подарили поцелуи в немного впалые покрытые морщинами щёки. Задержка произошла лишь с Юки. Взяв обоих родителей за руки, он безмолвно стоял, смотря им в лицо слепыми глазами. Смотрел так, словно пронзал их насквозь. И говорил. Безмолвно, самой сутью своей души. Он спрашивал, а они отвечали. Молчаливыми кивками и поворотами головы. Остальные смотрели на это с тревожным ожиданием. Они знали, о чем ведётся этот разговор и когда старики медленно кивнули, прикрыв глаза, сами опустили взгляды. Но эта меланхолия не продлилась долго. Ни один из родителей не собирался позволять детям грустить. Сгладив все шуткой, над которой действительно посмеялись все, они потянули детей в дом, где устроили веселый пир. Полный шуток и смеха. Они даже играли вместе, словно вдруг вернулись в прошлое и были молоды. Говорили и о Дайтаро. Он был шестым бессмертным в семье, но в отличие от других братьев и сестёр не мог приходить в этот мир слишком часто. Слишком силен и слишком разрушителен для живого оказался, когда вошёл в полную силу. Но даже он смог поговорить с родителями и сказать им что любит, используя в качестве посредника Юки, который существовал во всех измерениях сразу. Услышать его голос было радостно. Как и то, что с ним все хорошо, и он со всем справляется. Детям было тоже радостно. Смотреть на счастливых, наконец родителей. На их улыбки, смех и блеск в глазах. Подхваченные атмосферой энтузиазма они бросились помогать по дому. Мата полез чинить крышу, девушки красить стены и помогать Юки почистить книги в небольшой библиотеке. Старики могли только беспомощно хлопать глазами, когда вокруг них забурлила работа. Пытались помочь, но их быстро отправили отдыхать обратно на диванчик на крыльце. Вновь раскачиваясь и вслушиваясь в скрип старых канатов и ритмичный стук молотка с крыши, Хао продолжил писать в своей тетради. Йо сидел рядом, устроив голову у брата на плече и наблюдал как тонкие подрагивающие пальцы выводят все новые и новые иероглифы, описывающие их жизнь. Не только здесь, но и во многих других мирах. Какие-то истории были нелепы до абсурда, а от каких-то на глазах проступали слёзы. Но все они были ценны, и Йо внимательно вчитывался в каждую строчку, иногда поправляя брата в некоторых местах. Сжимая его руку или касаясь губами худого плеча с выпирающими сквозь кожу костями. Это была его идея. Начать всё записывать. Чтобы после них осталось ещё что-то. И может когда-нибудь кто-то найдёт это место. Найдёт эту тетрадь и узнает о том, что они были на этой земле. Любили и ненавидели. Боялись и боролись со своими страхами. — Не уходи смиренно в сумрак вечной тьмы… — тихо произнес старший Асакура, дописывая последние строчки полностью исписанной тетради. Вложил в неё своё перо и плотно перевязал лентой, укладывая на своих коленях. — Цитата из того фильма про космос? — улыбнулся Йо, накрыв ладонь брата своей и отдуваясь от длинных спутанных прядей своих седых волос и замечая как брат кивнул, — Закончил наши мемуары? — Да, отоуто, — вновь кивает Хао, сжимая ладонь брата своей и погладив пальцами корешок тетради. — Наша история, наконец завершена, — они говорили тихо. Усталость, слабая утром, сейчас переполняла их тела. Делала каждую клеточку в сотню раз тяжелее. Сон постепенно овладевал ими. Они знали, что это значит. Время приближалось к своей конечной точке. Силы постепенно покидали старые тела. Но они не боялись. Крепко держа друг друга за руку, прижимаясь так тесно как только могли, они пытались сохранить остатки тепла чтобы дослушать как Мата заканчивает починку и спустившись что-то обсуждает с Юки. Как в библиотеке смеются на чем-то их девочки. Они впитывали в себя остатки этой реальности, чтобы унести с собой в вечный сон и покой. Они были счастливы. Даже сейчас. Уходя из этой жизни. Когда дети выйдут на крыльцо проведать родителей, решат в начале что те просто спят. Обнявшись и прижимаясь висками, друг к другу они умиротворённо улыбались, раскачиваясь в плетеном диване. Но позже стало понятно. Близнецы Асакура, прошедшие столь многое, наконец, обрели покой. Ушли без страха и боли. В один миг, как обещали друг другу. И лишь тетрадь, покоящаяся на коленях старшего из них хранила в себе отпечаток всех тех трудностей, что они минули ради этого мига. Тетрадь с выдавленным вручную на коже названием «Истории двух половинок». «Мы близнецы Асакура. Возможно, никто никогда не узнает о нас. Не вспомнит о том, что мы были или решит что мы лишь чья-то фантазия. Возможно, кто-то даже снимет о нас фильм или напишет мангу. Но мы были и есть до сих пор. В наших детях, что бродят до сих пор по свету как части природы. Как магма в недрах Земли, как Северные и Южные ветра и глубочайшие и загадочные океаны. Мы есть в этой тетради, где навеки записаны наши жизни. Мы есть, и мы обрели своё счастье. Мы обрели Покой»