Снежный шторм

Сигитиному телу не привыкать просыпаться в своей постели. Это нормально. Но у меня как-то тоже потихоньку входит в привычку. И это уже скверно. Слава богу, сегодняшнее утро дарит мне новые, неизведанные прежде ощущения. Я не знаю, кто доставил эту бессознательную тушку домой, кто раздевал её и укладывал в кровать. Но зато знаю, кто со стоном извлекал её оттуда. Надо же. До сегодняшнего дня и не представлял, что похмелье может быть настолько… многогранным. Потягивает низ живота, и я смутно догадываюсь, что это может означать, но думать об этом не в силах. Жалкие червяки мыслей ползают по растресканным стенкам черепа, и печально дохнут, не обнаружив для себя никаких источников пищи. Я сижу за кухонным столом, приложив к скуле бутылку с водой из холодильника, чтобы унять ноющую боль. Окно распахнуто настежь, и на дворе уже вовсю хозяйничает жаркий день, но меня потряхивает и знобит. Наконец одна особо настойчивая мысль находит тропку к сознанию. «Надо… — мучительно формулирую я, — …надо послать кого-то за пивом». Отлично. План составлен. Это успех. Я отрываю руки от лица, ставлю бутылку на стол и с тоской смотрю на отражение беловолосой девушки в зеркале. Кого посылать-то? Её, что ли? Стоп, а что это? Нет-нет, на скуле синяк, я в курсе. А вот… вот тут что? Под глазами? Тени какие-то… Херассе! Остатки макияжа? Откуда он взялся? Кто посмел? Склоняю голову набок. И вижу хвост на макушке. Несмотря на утренний коматоз, волосы собраны аккуратно и перетянуты красивой резинкой. Не мой стиль. Совсем. Кажется… кажется, я знаю, кто тут поработал. А где же тогда… Погодь! Погодь. У меня же вчера был важный разговор. Должен же был быть. Он как, состоялся? Или?.. Мозг, еще не готовый к серьёзным нагрузкам, начинает потихоньку плавиться и испаряться через уши. И тут ему на помощь приходит телефонный звонок. Звонок? Откуда у меня взялся телефон? И где надрывается эта чёртова штуковина, в коридоре? И почему… почему такая знакомая мелодия? И тут я начинаю припоминать. * * * * * Пейзаж после битвы привели в порядок очень быстро. Тем более, что работу не осложняли ни реки крови, ни горы черепов. Ни воронья тебе, ни червей — торжество гуманизма! Параллельно занимались нами. Я уже начал привыкать, что если ты не отбросил коньки сразу, то специально обученные люди быстро залатают в тебе дыры и пришьют на место недостающие куски. Опасная привычка для реального мира. Вопрос в том, какой мир считать реальным. Участникам завершившейся баталии возвращали товарный вид сразу несколько человек. В их числе, кстати, была и Бесноватая Рита. Она возилась с изрядно покоцанным Дылдой, а потом еще с белобрысым шустрилой. В мою сторону она, понятно, даже не глядела. Моими ссадинами и синяками занималась полноватая женщина мамского типа. В отличие от Риты, в лучших традициях нетрадиционных целителей оглаживающей воздух вокруг пациента, эта пользовалась банальными пахучими мазями и чем-то типа спортивной заморозки. Но эффект был мгновенный — боль рассеивалась, а пятна кровоподтёков исчезали как заговорённые. Минут десять спустя уже ничто не напоминало о случившемся побоище. Помещение снова превратилось во что-то типа конференц-зала. Стулья встали неровными рядами с проходом посередине, и по нему, кивая в ответ на нестройный хор приветствий, неспешно прошествовал к кафедре великий Протектор Палладиума Гинтаутас Бразаускас, он же Дед Мороз. Он встал за стойку, взял с неё микрофон, с шорохом дунул в него пару раз для проверки. Обвёл лица сидящих в зале перископическим взором и задумчиво качнул головой. Потом решительно положил микрофон, опёрся руками о кафедру и начал гулко, разом перекрыв все шушукания: — Что, понравилось? Я ожидал многоголосого «ДААА!!!», но, похоже, народ в Палладиуме подобрался думающий. «Да», конечно, прозвучало, но в него вплелись нотки осторожного «Угу» и сомневающегося «Ннууу…» Моё категорическое «Хер там» прозвучало с запозданием и одиноко зависло в воздухе. Кто-то из соседей прыснул со смеху. Дед Мороз скосил глаза в сторону, увидел меня и подмигнул. — И мне тоже, — продолжил он, дождавшись, пока вымрет шум, — нет. Зал молчал, переваривая услышанное. За сегодняшний день я уже привык к риторическим ловушкам Бразаускаса и не стал подставляться. Но среди моих соседей, конечно, нашлись чистосердечные люди. — А… — нерешительно начала сидевшая неподалёку от меня тощая девчонка в очках. — Да-да? — подбодрил её Бразаускас. — А… — повторила она, а затем, сглотнув комок в горле, продолжила: — А зачем тогда это всё? — Вот! — подхватил Протектор, назидательно вздымая палец к потолку. — Верный вопрос! Официальный ответ таков: «Чтобы в соревновательной атмосфере бросить вызов своим ограничениям и подтвердить высокие способности». Вы ведь помните, по итогам боя некоторые из вас лишатся почётного звания стажёра… — Он прервался. По залу пронёсся встревоженный шепоток. Дед Мороз эффектно вышел из паузы: — Чтобы стать действительным членом Палладиума! — А неофициально? — прозвучал чей-то скептический голос с галёрки. — Неофициально? Вы не поверите. Неофициально это тоже так. — Так в чём подвох? — А нет никакого подвоха. Так всё и есть. Проверка умений. В боевой обстановке. Правила требуют от вас показать себя в критической ситуации. — Ну и… а что тогда не так? — А то, — Бразаускас подался вперёд и прибавил громкости: — Что никакие правила не требуют от вас смешивать друг друга с говном. — А я давно говорил, что эту архаичную традицию пора отменить, — прозвучавший за спиной голос был знакомым. Я повернулся. Смотри-ка, Петровс. Откуда он взялся? Не знаю, работал ли мой старый знакомый подсадным или так удачно сложилось, но Бразаускас довольно ухмыльнулся: — Ага! То-то я вспоминаю тебя на твоём собственном Бою претендентов. Это было… поучительное зрелище. Петровс смешался. А Протектор снова обратился ко всему залу: — В самом начале моей работы на этом, хм… посту я действительно подумывал о том, чтобы отменить бои для стажёров. Но потом я понял, что от них есть большой положительный эффект. — И какой же? — я всё-таки не удержался и тоже сыграл в спектакле Бразаускаса. — Педагогический. Только что вы имели волшебную возможность наблюдать, что способны сделать друг с другом образованные интеллигентные люди, которые в обычной жизни вежливы и доброжелательны. Причём вас даже не пришлось ставить в смертельные условия или помещать в непривычную среду. В мгновение ока вы стали друг для друга пауками в банке. А теперь, — он поднял вверх указательный палец и снова обвёл зал внимательным взглядом, — теперь подумайте, на что готовы наши гости из параллельных планов и запретных миров, ведь их втащили во враждебную реальность и бросили за гранью выживания. Далеко не всегда они приходят сюда по собственной воле. А те, что по собственной — опасны особо. Он сделал паузу, которую никто не осмелился прервать. А затем продолжил, чеканя слова: — Я хочу, чтобы вы ясно понимали: увлекательная игра, в которую вы вступили, став членами Палладиума, даёт фантастические возможности. Но плата за участие может оказаться кровавой. Подумайте об этом и решите, стоит ли продолжать. На сей раз тишина была особой. Вязкой, плотной, каучуковой. Дед Мороз сам разорвал её, продолжив речь совсем другим, легкомысленным тоном: — Ладно. Это будет задание на дом. А теперь пора объявить итоги и назвать имена стажёров, по результатам боя ставших полноправными паладинами со всеми вытекающими правами и обязанностями! И он начал называть сложные прибалтийские имена и фамилии, а их обладатели вставали со своих мест в зале, чтобы выслушать вердикт. Первым мрачно поднялся парень из нашей команды, который так и не успел продемонстрировать свои таланты. Бразаускас развёл руками: — Так бывает. И хорошо, что это произошло здесь. В реальности враг не предупреждает, когда начнёт. Поэтому поздравляю тебя с отличным уроком. Это поможет в другой раз. Потом был черёд Дылды. Его Дед Мороз предсказуемо отчитал за то, что плохо пользуется отменными физическими данными и благословил наведаться на курсы самообороны. Затем подняли разом Козлобородого, Каменного и шустрика Белобрысого: — Отличная командная работа, ребята, без шуток. Молодцы! Но видите, как случается. В нашем деле обстоятельства могут резко поменяться в любой момент. И к этому вы оказались не готовы. Так что с продвижением по волшебной лестнице подождём до общего экзамена. Покивав головами, парни уже начали садиться, но Протектор добавил, придавив взглядом Белобрысого: — И вот еще что, Тотвилас. Я бы на твоём месте подумал над разницей между словами «жёсткость» и «жестокость». Белобрысый явно почувствовал себя не в своей тарелке. Вот и хорошо. Заметив, что он скосил глаза в мою сторону, я воспользовался этим и показал ему двойной фак. Он молча проглотил. — Арвидас Чеснаускис! Мой самоотверженный напарничек поднялся с блуждающей улыбкой на лице. — Мда, молодой человек… Я вижу, твоя основная тактика в том, чтобы запугать противника количеством ударов, которые ты способен перенести? Что ж, если какая-то из миссий потребует участия камикадзе, будем знать, к кому обратиться. Но, честно говоря, героическая гибель — это не наш метод. Поэтому у тебя будет ещё много времени, чтобы разработать новую тактику. Но! Энергетический потенциал впечатляет. Очень хорошей прогресс, молодец. Вихрастый, поклонившись, сел. Настал черёд Радуги. Сразу стало понятно, кто тут любимчик публики. Если до этого героев приветствовали одобрительными возгласами, то на сей раз зал, напротив, единодушно затаил дыхание, ожидая вердикта. — Да уж… — Бразаускас тоже оценил тишину. — Это только мне кажется, что приз зрительских симпатий был выдан ещё до боя? Если так, то в тех же педагогических целях стоит оставить нашу красавицу на второй год. Гнездо радостно загудело. После таких предисловий обычно следует «однако…» — Однако, — старый шоумен не обманул ожиданий, — и в самом деле трудно признать твои действия удачными. Начало отличное, да. Но тебя подвела излишняя самоуверенность. Наказание было болезненным, не так ли? Радуга кивнула и, поморщившись, непроизвольно потянулась пальцами к виску. Каланча вскочил извиниться, но она усадила его обратно отмашкой руки: «Уймись». — И потом, — продолжал Дед Мороз, — если уж ты видишь себя в будущем лидером группы, никогда нельзя выключаться из процесса. А ты явно потерялась, когда парни увлеклись силовыми методами. И проворонила недобитого противника. «И слава богу», — подумалось мне. — Результат налицо, — подытожил протектор. — Победа не за вами. Так что… — Под разочарованный выдох многих голосов он театрально развёл руками. И тут же подхватил: — Но ты продемонстрировала одно редчайшее качество. Обычно это приходит только с возрастом. Умение трезво оценить свои силы и признать поражение. Шум усилился. Бразаускас с улыбкой покивал головой и завершил речь: — Поэтому, пользуясь тем, что у меня связи в верхах, я, пожалуй, протолкну этого претендента в действительные члены Палладиума! Судьи не возражают? Судьи не возражали. Радуга потонула в овациях и объятиях. Когда триумфальные фанфары отзвучали, Дед Мороз снова взял слово: — Да или нет? — спросил он, пристально глядя мне в глаза. Отовсюду зазвучало громкоголосое «да», но я-то понимал, что спрашивает он совсем о другом. Как наяву, передо мной снова встала снежная бездна. Где-то внутри открылась маленькая форточка, из которой хлынул леденящий ветер. Что, вот так, прямо сейчас, при всех? Но я же ещё не решил… Но тут я вспомнил, с каким шоуменом имею дело, и открыл рот для уничижительной реплики, которая наверняка бы выставила меня идиотом. Но Бразаускас спас меня. — Иногда, — сказал он с неожиданно мягкой интонацией, — тебе кажется, что ты совершенно не на своём месте. Что все так и норовят тебя использовать. Обмануть, повесить на тебя свои проблемы. Кинуть в пекло. Или затолкать в ледяной ад. Да, всякое бывает… — Он поскрёб в бороде. Потом продолжил: — А ты не хочешь. А ты никого об этом не просил, вообще даже наоборот. Но вот раз — и ты стоишь на этом самом чужом месте, в первом ряду, а впереди опасность, а позади непонятно кто и вообще неясно, ради чего сражаться. Это же не твоё дело, не твоя война. Ты здесь случайно! Сами пусть разбираются, гады. Но… штука в том, что ты всегда на своём месте. Во вселенной полно случайностей, и все они неспроста. Ты — лишь пылинка, обрывок солнечного луча, статистическая погрешность. Что от тебя зависит, казалось бы? А вот нет. — Блин, о чём он вообще? — зашептались где-то за спиной. — Я о том, — сказал Бразаускас, — что когда ты в абсолютно непонятной ситуации и неясно, как и зачем быть — действуй. Действуй в полную силу. Как будто всё зависит только от тебя. Ты можешь ошибиться. Ты можешь проиграть. Ты можешь всё испортить и всех подвести. Но с точки зрения мира ты всегда делаешь то, что должно. Поэтому просто делай что-нибудь. Главное — не болтайся на месте, как говно в проруби. Так, кажется, говорят в России? Я растерялся. Чего он хочет? К чему ведёт? А что мне делать? Опять истерить? А меж тем старый демагог вышел на финишную прямую: — Сегодня все мы видели прекрасное подтверждение того, что победа зависит не от размера собаки в драке, а от размера драки в собаке. И, конечно, победитель этой замечательной грызни заслуживает всяческих похвал. Дальше... ну а что дальше? Было много шума и похлопываний по плечам и другим частям тела от людей, которых я даже не знаю, как зовут. Много алкоголя, похвал и непривычного внимания со стороны девушек и, весьма некстати, парней. Я откровенно растерялся от нежданной славы, и не знаю, что делал бы, если бы гвалт полупьяных паладинов не перекрыли резкие гитарные риффы. Все обернулись. В суете поздравлений какой-то хайрастый тип незамеченным прокрался на сцену возле дымового экрана и жёстко овладел там электрогитарой. Другой незнакомый парень впрягся в потёртую басуху, а следом уже подтянулся мой боевой оппонент Каменный. Он сдёрнул покрывало с неизвестного объекта в глубине — оказалось, что это ударная установка. Каменный взгромоздился за стул и к перебранке гитар добавился хлёсткий ритм. А последней на сцену вспорхнула Радуга. И, конечно же, сорвала весь банк. Оваций, прогремевших в небольшом, в общем, зале, хватило бы на стадион.