***
We can't seem to let go The thread's so thin it just doesn't show anymore It seems like we're playing charades Playing like we're afraid to live.
Кажется, он не может отпустить ту тонкую нить, что связала его и ее под алыми листьями чар-древа; что стала неосязаемым островком, в котором он чувствовал не только власть, но и привязанность, не виданную прежде; ту нить, что он так яро в душе ненавидел. Это чувство, чувство некой привязанности, столь неожиданное для него, которое он испытывает к этой девушке, было сходно с маниакальным, животным чувством и правом обладать, как если бы сильнейший волк в стае захотел, оскалив клыки, показать свое право на лучшую волчицу. Но он не волк. Он - охотник, который ненавидит эту игру. Игру, полную тайн и ненависти, в которую они вместе решили сыграть, словно боясь жить. Жить по-человечески, по своему желанию, а не по писанным законам ледяного Севера, не по гадкому чувству жажды признания и Власти над ледяным троном Винтерфелла, который вскоре будет осыпан белоснежным снегом небытия. Он смотрел на нее долгим, пронизывающим взглядом светло-голубых, почти ледяных, глаз, заставляя тысячи мурашек бежать по хрупким девичьим плечам и спускаться вдоль прямой спины, укутанной в черную ткань платья. Он смотрел на ее тонкие, бледные, слегка подрагивающие, пальцы, что касались алого яблока, столь недоступного и мистического в этих ледяных краях, и серебряного ножа, сверкающего в полумраке комнаты, которую освещал камин. Ее движения были плавными, немного неуклюжими, если смотреть с точки зрения воина-убийцы, коим он - Рамси Болтон - являлся. Это выглядело нелепо, до невозможности нереально: ее рыжие волосы, заплетенные в косу, которые никак не вписывались в мрачные, темные стены, горя золотистым пламенем; ее светлые, небесные глаза, что смотрели на фрукт сквозь вихрь опущенных ресниц. Иногда эти глаза смотрели на него кротким, слегка испуганным взглядом, словно он набросится на нее в любую минуту. Его это забавляло. Временами страх нравился, как и ее бледные руки с изящными пальцами, и ее хрупкая фигура. Воистину принцесса. Испуганная, по-детски милая принцесса. Его принцесса. Принцесса его Севера. - Санса... - голос его хрипл и тих, но вполне различим в тишине, что окружала их двоих. Услышав его, девушка вздрогнула и уронила почти очищенное яблоко. Оно, скатившись с колен девушки, упало на пол и продолжило путь вдоль деревянных, скрипучих полов, пока Болтон не остановил его ногой. Наклонившись и подняв яблоко, мужчина задумчиво взглянул на него: грязный фрукт не был столь привлекателен, как прежде, в бережных руках его супруги. Наверное, так же выглядит она - прежде Старк, ныне - Санса Болтон: не так привлекательно, как до брака с ним, не так прекрасно, как раньше. До того, как принцесса Винтерфелла стала его женой, он слышал много слов о ее красоте, о ней грезил каждый, кто видел хотя бы раз. Каждый дворовый мальчишка. Да, и, если честно признаться самому себе, то сам Рамси желал увидеть ее - ту, о которой пели; ту, о которой пьяные бродяги говорили шепотом, изредка позволяя себе оставлять пошлые, откровенные шутки, за которые Лорд Болтон готов содрать кожу. И увидел. Увидев - возжелал обладать. И, в конце-концов, получил, то, что так яро желал своей жестокой душой, очерненной не одними убийствами. Однако, удовлетворения после того, как она стала принадлежать ему и только ему, он не получил. Ему пели о ее улыбке, что, подобно солнцу, освещала сердца страждущих и веселила тех, кто был в гостях у Старков; ему пели о ее смехе, отдававшемся тысячью колокольчиков и о том, как тяжело было у нее - истинной леди, вызвать смех. Он чувствовал, что привязан к ней. Жестоко привязан, чтобы показать свое превосходство, свое величие, себя, лишенного всего прежде и теперь, заполучившего все, и, в особенности, ее. Наверное, ему и всего-то было необходимо это. Признание, за что ненавидел и презирал всех. Особенно ее. Особенно эту связь. Но и лишить себя этой связи он не мог - не хотел. В ней он видел ту часть себя, что досталась от матери - глупой жены пекаря, наивно полагающей, что лорд Болтон примет ее сына с распростертыми объятиями. Часть своей человечности. Она вызывала во рту приятную горечь, от которой не хотелось отказываться.And this is one sacrifice I don't want to make...
Если цена ледяного трона - это ее холод и скрипучий стон их нити, что нужно порвать, то он не готов за это платить. Это единственное, чем он не желает жертвовать. - Да, милорд? - Ее голос так же тих, но в то же время звенит стальной решимостью, чем вызывает на его лице улыбку. Она невесомо сжимает нож в правой руке и ради большей решимости, касается левой ладонью лезвия ножа. Она так храбра, эта волчица. Даже находясь в логове охотника, что способен выпотрошить ее тело, она рычит. Рычит гордо, как если бы вся ее стая была рядом, как если бы, все Старки были здесь. Он задумчиво склоняет голову на бок и проходит к ней медленным, уверенным шагом, заставляя вжаться в стул: так незаметно для нее, старающуюся выглядеть храбрее, и столь ожидаемо для него - так и должно быть. Темноволосый охотник слегка склоняется над волчицей и невесомо касается ее огненных прядей, чувствуя, как яркие блики пламени отражаются легким сиянием под тихий хруст поленьев. Он переводит медленный взгляд от волос ее к лицу и убеждается в том, что, пожалуй, помимо признания и страха, он бы пожелал, чтобы ему завидовали, как раньше делал он - бастард. Завидовали не только титулу, сердцу Винтерфелла, но и тому, что одна из прекраснейших дев Вестероса принадлежит ему. Одна из ярчайших звезд, которые зажигают Старые и Новые Боги раз в сотню лет. К слову, он в них не верил, но это ведь прекрасно звучало бы в одной из баллад, посвященных ему, не так ли? Так и пели бы: "Прекрасное солнце средь Льдин Винтерфелла, Так ярко в объятиях супруга горела, Что мир Вестероса стал зависти полон. О Вас мы грезим, прекрасная леди Болтон!" Своей мысли, что появилась так внезапно, Рамси усмехнулся, от чего девушка сжала нож в правой ладони и, вздрогнув, оцарапала тыльную сторону левой. Лорд Винтерфелла опустил взгляд на нож, который Санса сжала сильнее и выставила перед собой, едва касаясь его кожаного жилета. И это так волнительно: она пытается показать ему, что может постоять за себя, что способна вонзить нож в тело своими дрожащими руками. И это его не злит. Это его лишь забавит, вызвав в его голове вполне неожиданное решение: он, не обращая никакого внимания на нож, плавно сгибается в сторону стола и ловким движением руки берет кувшин с вином. Пару мгновений, показавшиеся Сансе вечностью, и алая жидкость с тихим плеском разливается в серебряный бокал. - Выпей. - Требовательно произносит брюнет, протягивая серебряный бокал девушке, которая, не отрывая взгляда, смотрела ему в грудь - туда, где пару секунд назад нож касался своими острыми пальцами. Рамси видел, как в глазах ее разливается тьма от того чувства, что она потеряла свой, возможно, единственный шанс избавиться от своего мучителя. Бывший Сноу прекрасно понимал ее, и от этого на его губах играет коварная улыбка: он покажет ей сегодня нечто, совершенно не виданное ею ранее, а после этого вновь продолжит то, чем все это время занимался - измываться и тихо ненавидеть за то, что взглядом своим эта девушка заставляет чувствовать себя ничтожеством. Так будет продолжаться бесконечно, пока ему не надоест. Бесшумно сглотнув, рыжеволосая принцесса мягко касается исцарапанной ладонью бокала и сжимает его, едва на ее хрупкую ладонь ложится грубая ладонь охотника. - Глупая девчонка... - с иронией в голосе шепчет Болтон и сжимает ее тонкие пальцы на бокале, второй ладонью ловко выхватив из ее руки нож. Голубые глаза Сансы расширились от ужаса, когда теплое от ее прикосновения лезвие исчезло из ее ладони. Выхода нет. Они снова вернутся к началу, к тому началу, что происходит ночью и стоит перед ее глазами днем. Обладатель ледяных, обжигающих глаз мягко проводит пальцами по запястью ладони, что касается бокала, и, перехватив его, позволяет тонким пальцам девушки отольнуть от серебра. Едва дрожащие пальцы Сансы оказываются в его ладони, как лорд Болтон с усмешкой произносит: - Смотри, какая ты неумеха. Поранилась. - Бывшая Старк жмурит глаза от отвращения, когда брюнет склонятся и касается губами тыльной стороны ее ладони, прикрыв свои глаза. Холодные пальцы под горячими губами, медленно теплеют, вызывая кривоватую улыбку на лице убийцы.If there's no end There can be no beginning, there can be no beginning If there's no end It feels like forsaking the dawn, we awaken and still we don't see I am still secretly grateful you're living this moment with me.
Старк, бывшая Старк, бывшая Ланнистер и нынче - Болтон старалась изо всех, имеющихся у нее сил, терпеть. Терпеть эту очередную, нежную, на ее удивление, пытку, которая грозилась с каждой секундой стать чем-то кошмарным. Она старалась, зажмурив глаза, представить, что на месте губ - нож или плеть. Впрочем, само холодное орудие, по желанию Рамси, коснулось ее тела, разорвав то платье, с орнаментом волка, что она сшила пару дней назад. Треснув и захрипев под лезвием ножа, ткань разорвалась, позволив Болтону, что навис над ней, лицезреть избитое им не единожды, но все так же прекрасное тело. Ледяные глаза бастарда с некими, неизвестными Сансе искрами смотрели на нее. - Сегодня будет новая пытка. - Голос убийцы дрожит от волнения и триумфа, от которого из губ Сансы вырывается тихий полу-всхлип, полу-стон.We can see where it leads It's like you can't, can't kill the monster that feeds on you No matter what you do it seems to get you every time.
Он, нависнув над девушкой и вдыхая пряный запах яблок, что исходил из солнечных волос ее, никак не может понять к чему это приведет. До какого момента он будет лгать себе, будет лгать всем, кто рядом с ним? Рожденный от Смерти, познавший жестокость, и сам ставший ею, он не мог понять одного: Почему ему так внезапно и непривычно захотелось что-то изменить? Ведь эту чернь не содрать с плоти его, не повредив при этом органы или того, кто рядом. Он будто одет в смолу, окутан в ней, по самые кончики его волос цвета вороного крыла. Он не в силах, просто не в состоянии убить монстра, что пожирает его изнутри. Особенно после слов проклятого Русе Болтона об его матери, изнасилованной им, под деревом, на котором висел еще не остывший труп его отца. И знал ли об этом, известный своей справедливостью, Эддард Старк? Знал ли какие бесчинства учиняют его лорды? Какие гнусности, какие омерзительные поступки те вытворяют? Знал ли он? И если знал, то почему ни одного из них не коснулась валирийская сталь его меча? А если - нет, то какое он имел право называть себя Хранителем Севера? Рамси не раз задавался этими вопросами, украдкой, будучи Сноу, глядя на профиль бывшего Хранителя. И ненавидел. Всех - Русе Болтона, по ошибке ставшим его отцом; беспомощную мать, что твердила ему о правах на фамилию Болтон; Старков за их слепоту и молчание. Всех. Сжимая одной ладонью тонкие запястья рыжевласой дочери бывшего Хранителя Севера и прижимая ее второй ладонью к себе, он злится на самого себя: ведь, чтобы он не делал, он не может убежать от самого себя, от того, в кого превратился. Тот Рамси, от которого он бежит и который догоняет его каждую ночь, не знает пощады. Он не внемлет мольбам, молитвенному шепоту и просьбам. Он просто яро, зло берет свое, скаля свои острые, нечеловеческие зубы. Он точит свои острые когти об плоть этой девушки и после - когда ни чем ей уже не помочь и когда она сама отдает свое лицо Богу Ненависти, оборачивается к нему - Рамси, чтобы очистить свои когти от крови своих жертв. Однако, почему-то сегодня Лорд Болтон, прикрыв глаза, подставляет свою спину этому зверю, взяв в охапку хрупкое тело Леди Болтон. Та, пытаясь вырваться, не понимает: почему не закончить все разом? Но у него самого, у Рамси, сегодня другие планы, другое мнение, другое желание. Он желает хотя бы в-первые в жизни быть собой. Не тем, кого из него слепили, а тем, которого он в глубине души лелеял сам. And that's a predicament if I know anything... Касаясь ласково губами измученного тела девушки, Болтон понимал, что если он позволит себе увидеть того, кого в душе лелеял, ему будет нелегко. Это будет намного труднее - и он это понимает, когда, сняв с плеч принцессы Севера разорванную ткань, несильно скользнул зубами вдоль хрупкого, бледного плеча, на котором темнел синяк. Это будет намного тяжелее - твердят ему руки, которыми старался овладеть тот монстр, что сидел в нем, которые впивались в мягкую кожу бедер - требовательно и с силой, заставляя девушку всхлипывать и молить: "Не надо..." "Надо, Санса, надо." - мысленно отвечает он ей, и старается сдержать самого себя от очередного приступа, желания навредить, забрать свое.If there's no end There can be no beginning, there can be no beginning If there's no end It feels like forsaking the dawn, we awaken and still we don't see I'm still secretly grateful you're living this moment with me Secretly grateful you're sharing this moment with me.
Касаясь губами ключиц, он понимал, что если он не поставит всему конец, то не увидит того начала, что так втайне ждал. Если не будет конца всему этому, то рассвет для него никогда не наступит, и он будет слепо скитаться во тьме. Он будет чувствовать, что пришел новый день, что он проснулся, но видеть больше он не сможет никогда. Поэтому он так ласков, когда снимает остатки ткани и, взяв на руки, окаменевшую от страха в его руках девушку, мягко кладет на кровать, вслушиваясь в всхлипы и мольбу прекратить. Он втайне благодарен ей за ее мужественное терпение. Он втайне благодарен ей за то, что она так храбра. Храбрее его. Благодарен, что именно в этот момент, когда он решает для себя - кем быть - она рядом с ним. И его не злят эти всхлипы, эти просьбы, смиренное молчание во время его поцелуев и ласк. Нет, не злят. Он благодарен за то, что слышит ее. Он благодарен, в тайне. Поэтому он открыто улыбается, глядя на то, как стыдливо краснеют щеки принцессы Севера, зажмурившей свои небесные глаза, когда он целует ее грудь, лаская бледно-розовые ореолы языком. Когда руки его невесомо и в то же время требовательно касаются ее тела, лаская каждый изгиб, очерчивая контуры прекрасного тела. Он рад, что она не видит, но догадывается, что она чувствует, как изгибаются его губы, дарящие поцелуи, в мимолетной улыбке...If it's just one life we're given, one time you're living...
Он живет один раз. Это он - Рамси Болтон - понял еще тогда, когда в детстве на него напала собака и дочь собаковода отогнала эту тварь от него, валяющейся неподалеку, палкой. Она отогнала одну тварь, но заместо нее она стала той тварью, к которой он привык, которая, словно воск, приклеилась к нему, и отодрать ее ему было с каждым годом тяжелее. Он ни капельки не пожалел бы, если бы собаки, внезапно или случайно, разгрызли бы ей горло. "Живем один раз!" - не раз восклицала восковая тварь, целуя его в губы на радость внутреннему монстру. И он, действительно, понимает, что живет один раз, когда, слышит уже не всхлип, а стон из губ своей супруги, когда та непроизвольно касается его плеч и он яро, с нетерпением снимает с себя кожаный жилет, рубаху, чтобы почувствовать прикосновение не призрачно, а осязаемо, чтобы прочувствовать тот самый момент жизни, когда-то упущенный им.I feel your touch light up a wild desire Borne on my ache to take us ever higher In our love we are birds of prey Every cry serves to lead astray...
Он чувствует прикосновение ее слегка холодных ладоней на своем разгоряченном теле и слышит тихое, хриплое дыхание, чувствуя, как супруга борется сама с собой, борется с тем чувством стыда, которое вызывают его прикосновения. Прикосновения убийцы. Он чувствует прикосновения, пробуждающие в нем безумное желание, рожденное из его собственной боли, полной пустоты и энергии того монстра, что сейчас скулил в потемках души. Ему казалось, что сейчас они похожи больше всего не на охотника и волчицу, а на хищных птиц, каждый крик которого сбивает другого с пути. Его - с пути гнева и жестокости, ее - с пути жажды мщения и злости. Всего на короткий миг, чтобы вновь их вернуть на былую тропу...So carry my ache and you will know the feeling Inside I am weak but for this love I'm bearing So breathe your life in my shades of grey Or kill the lights and we'll fade away...
Сливаясь с ней и сжимая ее тонкие пальцы своими - в замок, он желает лишь одного - чтобы она приняла его бремя всего на пару секунд, пару коротких мгновений, чтобы она прочувствовала то, что чувствовал он все это время. Впиваясь жадным поцелуем в ее губы, он словно просит, жаждет вдохнуть ее краски в свою темную и серую жизнь. Но... чувствуя ее противостояние и холод; видя, как она отворачивается от него, дрожа от неприязни, он немо просит сейчас уничтожить тот свет, что так недолго горел в нем. Чтобы она погасила его. Погасила сейчас, чтобы они вместе бесследно исчезли до того, как его внутренний монстр найдет их...