Там, где нас нет

Клаудия привычным движением садится на широкий подоконник, бросая печальный взгляд в синеющую даль, что постепенно подергивается мерцающей пеленой. Скоро она развернется беспощадным полотном, сотканным из света, заливая сиянием их укромный уголок. Растворяя в бездушном свечении его голубые глаза, всматривающиеся в ее тающий образ до последней секунды. Рассекая их до боли сцепленные пальцы. Ник осторожно приближается, опуская ладонь на ее колено, с молчаливым вопросом в глазах. От ощущения тепла его тела она вздрагивает и накрывает ладонь своей рукою, переплетая их пальцы. До сих пор не привычно видеть его, прикасаться, слышать его голос. Каждый раз так много и так мало! Клаудия слегка качает головой, разгоняя его тревогу, и придвигается ближе, опираясь спиной на грудь Каттера. Однако самой избавиться от тревоги не удается. Как он выдерживает каждый раз? Как возвращается? Почему даже не смотрит на Дженни, которая совсем рядом. Такая живая и настоящая. Почему не сдается? Клаудия крепче сжимает губы, чтобы не озвучить эти пустые вопросы. Жестокие и глупые. Никому не нужные. Потому что они оба знают – по-другому просто невозможно. Закрывая глаза, погружаясь в один и тот же странный сон, Каттер раз за разом будет перемещаться в эту залитую светом комнату, ловя обращенный навстречу встревоженный взгляд глаз цвета темного янтаря. Ночь там и всего несколько жалких минут здесь. Несколько бесценных минут для тех, кто отчаянно жаждет встречи. И она верит его словам - Ник во всем разберется, найдет выход, ведь это же Ник! До встречи с ним Клаудия даже не думала, что можно верить в кого-то столь сильно. Главное - держаться, несмотря на приступы накатывающей пустоты и безысходности, и ждать его прихода. Девушка вдруг хмыкает, и, словно в ответ на какие-то мысли, легкая улыбка скользит по губам. - Что? – профессор вопросительно вскидывает брови, не отрывая потускневшего взгляда от приближающейся волны аномалий. - Просто вдруг подумала. Одно маленькое неловкое движение за миллионы лет до нашего рождения: раздавленная бабочка или сломанная ветка безымянного кустарника, и вот мы здесь, связанные общей тоской. - Клаудия… - Нет, подожди. Только подумай, Ник. До всего этого у нас была лишь пара поцелуев, симпатия, перерастающая во что-то большее, только зарождающиеся отношения. Если бы не эта бабочка мы могли бы расстаться через полгода, или не сойтись вовсе, или… - Или быть долго и счастливо вместе, лет до трехсот, - завершает ее мысль профессор, утыкаясь губами в плечо. – Таким был бы наш выбор. Я знаю. - Возможно, Ник. Вероятнее всего. Улыбка постепенно гаснет и рука Каттера крепче сжимает ее пальцы. Когда Браун оборачивается, отсветы от аномалии уже золотят его светлые волосы. Почему она всегда тревожится? Почему не верит? Как ей вообще хватает сил не сойти с ума, дожидаясь его, даже не зная, удастся ли ему вновь пробиться? Почему не сдается? Ник никогда не осмелится спросить Клаудию об этом. Только не в те краткие минуты, когда ему, наконец, удается сжать ее в своих объятия, вдыхая такой родной аромат. Вбирая в себя ее образ до каждой черточки, до последней искорки в глазах. Пусть там, в другом мире его встретит другая женщина, похожая на нее как две капли воды. Даже теперь совершенно чужая. Не Клаудия Браун. И он улыбается искренне, по-настоящему счастливо лишь тогда, когда попадает сюда. В лимбо, чистилище, клетку-ловушку между аномалиями? Ник пока не знает куда именно, но выяснит. Он обязательно во всем разберется. Световая волна неотвратимо приближается, не запаздывая и не пропадая, не изменяя своих привычек. Поглощая вначале очертания большого витража, перед которым они застывают каждый раз. После медленно накрывает и их самих, пока на доли секунды не остаются существовать лишь сжатые до судорог ладони и плотный сумрак, пронизанный тишиной. При прощании – ни слезинки, ни тщетных просьб, ни разрывающих сердце признаний. Только теплота в глазах, растворяющихся в сияющих ломаных гранях аномалии, только спрятанная за улыбкой боль. Только надежда, что они увидятся вновь.