Демоны большого города

Джесси дико любил разрабатывать планы. Это была одна из тех немногих вещей, что приносили ему удовольствие и успокаивали: он с упоением чертил схемы, писал списки, подчеркивал слабые места. Поэтому как только в его жизнь, будто смерч, ворвался Прэнсис Кэссиди, он открыл старый потрепанный еженедельник и принялся думать. Первая попытка с треском провалилась: отказаться от общения с Кэссиди было оптимальным вариантом, но нужно было трезво оценивать свои возможности. Ноги сами несли в бар, рот сам растягивался в улыбке и ничего сделать он не мог — и это не проделки мелких демонов, сам Люцифер решил искусить его. А Джесси так слаб… Лист был жестоко скомкан и отправлен в урну. Лишь когда в бачке оказалось еще около десяти сожмаканных бумажек, на некоторых из которых были совсем уж неподобающие вещи, Джесси с гордостью глядел на блокнот перед собой. План номер тринадцать (просто совпадение) был до безумия прост и не мог привести его в Геенну огненную: они с Кэссиди будут просто дружить, а Джесси в меру своих возможностей попытается вернуть заблудшего Божьего сына на путь истинный. Понимая, что Кэсс не потерпит прямого вмешательства в свою жизнь, Кастер сделал пометку красным маркером: «Первое время не вмешиваться. Наблюдать». И едва ли не впервые в жизни Джесси все шло по плану. Загвоздка в том, что план ему совсем не нравился и он, скрестив за спиной пальцы, надеялся, что хоть что-нибудь пойдет не так. Они с Кэссом почти каждый вечер вместе ужинали, потом Кэссиди шел на работу, порой Джесси составлял ему компанию. В выходные Кэсс заглядывал к нему домой и занимал единственный стул на кухне, громко рассказывая о том, что произошло за те дни, пока они не виделись. Они до нелепости легко сдружились — и Джесси не мог придумать себе муки хуже. В шкафчике Джесси валялись таблетки Кэсси, которые он постоянно забывал, на билке дивана висели его футболки, записки на холодильнике пестрили чужим почерком. Кэссиди называл его «лучшим бро» и курил траву у него на балконе, а Кастер молился, чтобы Господь избавил его от страданий, послав ему преждевременный инфаркт или опухоль в мозг. Кэссиди говорил: «Так прекрасно ощущать, что собеседник не хочет от тебя секса», а Джесси весь сжимался и выдавливал слабую улыбку. Но порой вся эта херня с дружбой давала трещину: Кастер бросал на губы мужчины долгие взгляды, порой забывал, о чем говорил, а, опомнившись, начинал нести всякую чушь — и от этого дрожь от щиколоток поднималась вверх к бедрам, заставляя кожу покрываться мурашками. Джесси закусывал изнутри щеку, чтобы не выть от обиды. Он понимал, что даже дружба с Кэссиди — огромный риск, что все это — верная лестница в ад. Понимал — и больше всего в мире хотел скатиться вниз, прямо в горячие объятия Дьявола. Дьявол очень вкусно пах и хрипло смеялся. Когда желание становилось невыносимым, Джесси просто мечтал, что Кэссиди вдруг захочется его поцеловать, так, буквально на пару секунд, тогда, может, там, наверху, и не успеют этого заметить. А если и заметят — то что ему, несчастному Джесси Кастеру, было делать? Не отталкивать же ближнего, ну в самом деле! Но он понимает, что Кэссиди полезет первым к кому угодно, кроме него: потому что он, блядь, священник, и не выползает из-под Божьего надзора. Где-то спустя месяц Джесси почти убедил себя, что обуздал свои желания. Наивный малый. Одним прохладным вечером они возвращались ночью из нового бара: Джесси впервые за несколько лет выбрался так далеко. Кэссиди надеялся поймать какой-то призрачный автобус, идущий к нему домой. Джесс сомневался в его существовании, но Кэсс утверждает, что не раз уезжал на нем в такое время, и Кастер вызвался пройтись с ним до ближайшего круглосуточного магазина купить сигарет. На самом деле он боялся, что Кэссиди попросту не дойдет до остановки живым, но благоразумно об этом умолчал. Когда они подошли к захудалому ночному супермаркету, ночь пронзил припев Paranoid в исполнении Black Sabbath, и Кэссиди жестом велел заходить в магазин без него — ему нужно было решить парочку вопросов с Джо. Джесси помялся, но кивнул, и скрылся за дверью, звякнув напоследок музыкой ветра. Уже забирая у явно заебавшегося кассира сдачу, он услышал, что на улице говорят на повышенных тонах, и с плохим предчувствием толкнул дверь. Кэссиди, хмурясь и перекрестив на груди руки, смотрел на типа, поигрывающего бабочкой. — Давай по-хорошему, чувак, — загоготал тот, приближаясь на шаг, — а то я у тебя не только телефон могу отобрать, если понимаешь о чем я, гы-гы-гы. Джесси помнил только, как глаза застелила пелена, а руки сами собой сжались в кулаки. Он вдруг понял, что ненавидит этого урода, его родителей, родителей его родителей и даже неродившихся отпрысков. Отморозок повернулся на звук открывшейся двери и поржал над чем-то вроде: «Ха, святой отец, пришел прочесть молитву?», а после полетел на землю от удачного удара ботинком по коленям. Бабочка отлетела куда-то в сторону, а каждый хрип от попадания по ребрам определенно делал существование Джесси чуточку ярче. Мужик на земле просит, умоляет, он уже ревет, как пятилетняя девочка, а Джесси все мало и мало, следующая секунда — и он с силой наступает бандиту на пальцы, наслаждаясь вырвавшимся протяжным воем. — Джесси, хватит! Он слышит голос будто через подушку, поэтому игнорирует, он продолжает вырываться даже тогда, когда Кэссиди хватает его за руки. Он не может, не хочет остановиться: он желает добить этого грязного выблядка, посмевшего угрожать Кэссиди; он должен показать, что будет с теми, кто кинет хотя бы один косой взгляд в его сторону. Кэссиди обхватывает его лицо ладонями и прижимается губами к его рту в последней попытке остановить. Джесси замирает. Бушующая в нем ярость испаряется также молниеносно, как и появилась, и он будто просыпается: резко включаются все звуки ночи, хрипы избитого им мужчины и, главное, сухие губы Кэссиди на его губах. Будто почувствовав, что Джесси уже никого убивать не намерен, Кэссиди резко отстраняется и делает шаг назад. — Прости, — испуганно замотал он головой, — умоляю, прости: я не знал, как тебя остановить! Это первое, что пришло мне в голову, мне так жаль… Джесси прерывает этот монолог, хватая Кэсса за запястье и целуя его: он жаждет получить настоящий поцелуй, жаркий, глубокий, наполненный тихими вздохами и стонами. Кэссиди дергается, будто боится, что Джесси его ударит, но как только осознает происходящее, отвечает с непозволительным рвением. Они целуются, сталкиваются зубами, Кэсс что-то шепчет с дичайшим акцентом и все это настолько же дико, насколько правильно. Кастер вдруг припоминает, что он до сих пор в колоратке, и чувствует вину. С трудом он отстраняется от Кэссиди и тут же встречается с ним взглядом. — Ты точно священник? — хрипло уточняет Кэсс. — Точно, — невесело усмехается Джесси и отходит, чтобы осмотреть избитого. — Хорошо ты его отделал. — Хочешь, вызовем ему скорую? — виновато пробормотал Джесси, держа руки в карманах. — Нет, — скривился Кэссиди, с неприязнью осматривая валяющегося в крови хулигана, — я не настолько добрый малый. Дальше они брели темными улицами молча, не глядя друг на друга: Кастеру было стыдно за свою вспышку, Кэссиди же казался озабоченным, почти встревоженным — наверное, он его все-таки боялся. Следующим утром Кастер боится набрать знакомый номер и услышать, что абонент недоступен. Но Кэсс приветлив как всегда, они встречаются ближе к вечеру и идут ужинать в «У Грилло». Кэсс просто делает вид, что ничего не произошло, и Кастер не понимает своего желания повеситься прямо напротив алтаря.