Закрытая книга

      Пустая школа, все уже давно ушли. Вечер, даже скорее ночь. До комендантского часа осталось всего ничего. Скоро надо будет идти на патруль. Вот только, отчего-то не хочется. Словно пропало что-то важное.       Так бывает. Иногда, редко, но всегда не к месту.       Голова запрокинута назад. По холодному лицу текут слезы, они капают на пол, скользят по коже. Пальцы перебирают струны гитары. Голос отстраненно поет тихую песню, а глаза затуманены болью. Вспоминается прошлое. Адмирал, вы разбиты. Как это ни грустно, Отвернулась удача сегодня от вас; В вашем сердце темно и пронзительно-пусто: Все как есть — без обид, без прикрас… Вам бы переиграть — только целься не целься, Не подменишь значков на игральных костях! Пусть вино при свечах романтично донельзя, Вы — в плену, хоть почти что в гостях!

Три года назад.

Стальные глаза смотрели в самую душу. Это было первым, что увидел уже не молодой мужчина. Он сидел связанный в темном помещении и единственным ярким объектом были глаза припорошенные изморосью. Вдруг кто-то резко включил свет. Резко зажмурившись, постепенно расслабляя мышцы, мужчина начал открывать глаза. Кровавые подтеки на лице, что аккуратно стираются белой салфеткой в аристократичных пальцах, это бросается в глаза, за тем абсолютно чистый брючный костюм черного цвета. Короткие волосы цвета вороного крыла уложенные в творческий беспорядок и кремовые руки с аккуратными каплями крови. Словно какой-то художник специально нанес красную жидкость на определенные места. Девушка была похожа на куклу. Пустой взгляд, механические движения и застывшая улыбка на чуть розоватых губах. Грязная салфетка падает на пол. Взгляд, словно привязанный, следит за кусочком ткани в розоватых подтеках. Весь пол залит кровью, её подтеки на стенах, она капает с потолка, стекает по зеркалам и пропитала бархатные шторы. У опавшего ламбрекена лежат три связанных трупа. Хранитель Солнца. Хранитель Дождя. Хранитель Облака. Взгляд мужчины наполняется страхом. Непокорный взгляд скользит дальше по некогда дорогому интерьеру и натыкается на еще три тела. Босс. Хранитель Грозы. Хранитель Урагана. Три сильнейших человека Семьи. К страху присоединяется неверие и растерянность. Голова поднимается, и сумбурный взгляд устремляется к единственной свободной девушке. Она полностью чиста, словно статуэтка, но смотрится во всем этом бедламе крайне органично. Как будто без неё это будет просто комната со странным интерьером. — Кто ты? Хриплый голос вплетается в переплетение звуков не очень хорошо, фальшивая нота в игре умелого оркестра. — Хулуме. А вот её шепот похож на первую скрипку, стальной взгляд прошивает насквозь и на мгновение в нем проскальзывает искра эмоций. Гнев. Ярость. Боль. — Вы тоже будете молчать? Интонации пусты и вопрос похож на констатацию факта, но мужчина качает головой. — Почему? Шепот скользит, словно змея по воде, практически не оставляя следов. — Отпусти Небо. Девушка наклоняет голову, показывая всем телом, что ждет продолжения. А мужчину прорывает. — Он должен жить. Девушка задумчиво поджимает губы и от этого пробирает дрожь. Пустой взгляд внимательно смотрит на мужчину, а потом кивает. — Один раз. Зачем вы пришли в город? — Думали создать базу, очень удобное место, недалеко от столицы, рядом горы и транспортный узел. — Вы одни? — Да, приехали только… Девушка резко мотает головой, прерывая. — Мафия. — Не знаем. Информации о других Семьях у нас нет. А если кто и есть, то из правящей верхушки Альянса Вонголы или аналогичные им. Плавное скользящее движение и веревки опадают. На глаза опускается повязка, а потом темнота.       И зачем она тогда их отпустила? И почему они не вернулись? Почему никто ничего не рассказал? Как так получилось, что она до сих пор жива? Зачем сохранила жизни всем семерым? И почему он просил только о Небе?       Сколько вопросов в темноту, пустоте. Остатки души отчего-то корчатся в агонии, оставшиеся эмоции кричат от невыносимой боли, а слезы не помогают.       Как она стала такой? Улыбнитесь мне вслед ледяными глазами, Утопите печаль в терпком черном вине; Я всегда буду рад снова встретиться с вами, Даже если опять на войне! Не слепите меня блеском северной стали — Знаю, горько глотать поражения яд! Только вы, адмирал, до сих пор не сказали, Отчего так спокоен ваш взгляд? А разгадка проста — ваша совесть чиста, Не запятнана грязью измен! Вас спасет лишь одно — просто пейте вино, И забудьте на время про плен! *       Терпкий чифирь. Безоблачное предрассветное небо, тихое утро. И цветущие сакуры. Лепестки кружат в воздухе. А тело бездумно стирает кровь жертв с верного оружия. Сюрикены не должны ржаветь, это подарок отца.       Когда я стала безумной машиной для убийств? Когда преступила закон Балаура. Я БЫЛА В СВОЕМ ПРАВЕ! Или же нет. А может, когда отказалась бороться? Или когда выполнила первый приказ? Почему я подчиняюсь? Чего я жду?       Больно. Больно остаткам души. А пальцы спокойно начинают новую мелодию. Голос не дрожит и это, наверное, хорошо. Нельзя показывать свои эмоции. Почему нельзя? Уже и не важно. Нас книги обманут, а люди не вспомнят, Последняя битва сорвет голоса. Стараться не стану, ничем не наполнить. Пустая молитва, пустые глаза. А ты уходи, и чем дальше, тем лучше, Нет права тебе оглянуться назад. И ты не следи, как цепляясь за тучи, Дорогой небес поднимается ад.       Словно голову кто-то промыл. Но щиты все на месте, и здоровье тоже на высоте. Вот только холодно. Не стоило играть с подсознанием в ТОМ состоянии. Только испортила всё. Но что мне еще оставалось? Убить пятилетнего ребенка? Нет, на моей памяти есть и более страшные преступления, но там был повод, цель, что оправдала бы средства. Но не тогда. А сейчас я пожинаю плоды. От личности Родери осталась только сухая память да навыки. По сути я, Фуккацуми, абсолютно новая сущность. Протянуты в вечность вечерние тени, Дневная обида предсмертно нежна. Фальшивая ценность пустых откровений Для всех очевидна, и этим смешна. Не видно лица неизбежности жуткой, Где пламя ревет и бессильна вода. Душа в небеса улетает голубкой — Она не умрет, не умрет никогда.*       Хочется верить, что когда-нибудь все вернется в норму. Что смогу также как раньше плясать и смеяться, тряхнуть головой и задорно бросится в гущу боя. Вот только рационализм, проклятый цинизм и расчет. Все так перепуталось. С одной стороны ошметки души и эмоций, что говорят — беги! А с другой расчет: куда, зачем и почему? Здесь ведь не плохо. Есть крыша над головой, есть противники и есть те, за кого отвечаешь. Только на клетку похоже, шепчет душа.       Голос отчего-то дрогнул. А ладно, все равно никто не узнает. Школа пуста, а голос слишком тих.       Достало! Как же все достало! Не хочу! Не хочу больше все контролировать!       Хоть раз в этой жизни. Хоть раз.       И сеть из Пламени Облака сворачивается до одной комнаты. Зайди, кто сейчас в школу и девушка ничего не узнает.       Пальцы сами находят нужный аккорд. И концерт продолжается. Просто нечего нам больше терять, Все нам вспомнится на страшном суде. Эта ночь легла, как тот перевал, За которым исполненье надежд. Просто прожитое прожито зря — не зря, Но не в этом, понимаешь ли, соль. Слышишь — падают дожди октября, Видишь — старый дом стоит средь лесов.*       Девушка резко толкается вперед, и голова покорно свисает на грудь, опираясь лбом на гриф. Вся её поза выражает боль. Опущенные словно под грузом плечи.       Она ведь тоже человек!       Вот только эмоций практически нет. Голый расчет.       И завтра она не будет понимать причин безрассудного концерта. Глупых вопросов, неправильных ответов. Странных криков.       Тихий шепот наполняется силой, голос странно звучит, словно кто-то пытается кричать, но не получается, он только сипит. Прочь из моей головы! Наугад в темноту, c середины концерта, Сквозь толпу, сквозь охрану, сквозь двери, сквозь парк, Чтоб чуть-чуть постоять над водой на мосту.       Руки ни на миг не сбиваются с темпа, тело двигается словно само, как будто кто-то ввел программный код, и тело его выполняет.       А голос срывается, пытается закричать, пытается дать понять темноте, что ему плохо, что больно очень. Но пустоте наплевать. Прочь из моей головы! Оборвав провода, спутав карты, фигуры сметая с доски, Разбивая шлагбаумы на полном ходу, Оставляя разрушенными города.       Из глаз капают слезы, зрачки, словно под кайфом, расширяются, чернота практически поглощает всю радужку, а потом вдруг резко сужается, становясь меньше игольного острия.       Грудь ходит ходуном, по вискам стекает пот, волосы прилипли ко лбу и словно сами по себе двигаются на макушке. Из моей головы, где сферой становится плоскость, Где-то горит фейерверк, то тлеет свечка из воска, Где музыка Баха смешалась с полотнами Босха И не дружат между собой полушария мозга.*       По всей комнате носится пламя Облака, оно обволакивает место, оно сужает грани, оно сдвигает прутья клетки, оно раздвигает прутья клетки. Оно разумно.       Оно безумно. Оно ищет свидетелей бури.       А руки вдруг сбиваются с темпа, пусто. ПУСТОТА. Никого. По дороге в закат Есть долина одна, Где убитые спят, И больная луна там танцует смешно Танец, дикий как бред, Тех, кто умер давно, вызывая на свет       И тело сползает на пол, облокачивается на ножки парты, Юбка задирается, демонстрируя кобуры для дамских пистолетов на бедрах. Верх кофты приподнимается, открывая пояс для сюрикенов в чехлах. Рукава строгой белой блузки облепляют тонкие руки, не скрывая закрепленные на предплечье боевые веера. Пиджак небрежно брошен на пол, а из его рукавов торчат тонфа. Туфли сброшены на пол, и видны дротики на лодыжке. И пронзает луну Мертвых рыцарей взгляд; Тихой смерти струну Они слышат — и спят. Ветви мертвые гнутся И стонет вода, Только им не проснуться, Увы, никогда.*       Девушка расслабляется. Её голова перестает анализировать ситуацию, пламя прячется в накопители, а руки спокойно перебирают струны гитары. Словно не они недавно пытались их порвать. И лампа не горит., И врут календари., И если ты давно хотела что-то мне сказать… То говори…       Сердце успокаивается, оно больше не пытается вырваться из тела. Легкие больше не требуют кислорода, им достаточно того что есть. Девушка постепенно приходит в себя. Любой обманчив звук., Страшнее тишина., Когда в самый разгар веселья падает из рук… Бокал вина… И черный кабинет., И ждет в стволе патрон., Так тихо, что я слышу как идет на глубине… Вагон метро…*       Вот руки устало опускаются вдоль тела, глубокий выдох. И на последних секундах вдох, словно утопающий.       — Вдох. Выдох.       Тихий шепот разносится по помещению неожиданно гулко. Зрачки возвращаются в обычное состояние, голос больше не срывается.       — Вдох. Выдох.       И под эту незатейливую фразу девушка легко встает с пола. Она отряхивает свою юбку, поправляет кофту, надевает туфли, накидывает пиджак. Оправляется и, смотря на себя в отражении зеркал, быстро улыбается. Почти как раньше.       Утром она не будет понимать своих мотивов. Своих действий. Они не рациональны, вот только что-то внутри пошатнулось. Наверное, стоит готовиться к бою.       Хибари Кея сидела на крыше своего дома и пила крепкий чифирь. В душе царил привычный холод безэмоциональности, ясный ум спокойно просчитывал ситуации. Вокруг лежали листы из бухгалтерской книги, а безоблачное темно-синее небо, приятно окрашивающееся с наступлением рассвета, гарантировали хороший день. Решив устроить себе сегодня небольшой праздник, девушка ловко спрыгнула с крыши.       В парке было тихо. Несмотря на то, что сегодня воскресное утро, никто не хотел вставать раньше девяти. И потому, сидя на ветке сакуры, девушка наслаждалась тишиной. Спустя какое-то время под дерево сел Тетсуя, тихо кивнув девушке и задумчиво прикусив соломинку.       Нежно-розовые лепестки плавно кружились в воздухе, повсюду был разлит нежный аромат цветущей вишни, а тихое пение птиц помогало войти в медитативное состояние. Прикрыв глаза, Кея задремала, прекрасно зная, что Кусакабе разбудит её в случае внезапной угрозы.       — И кто тут везунчики?       — Мы здесь первые!       — Теперь меня не убьют.       Три одновременных восклицания нарушили тишину. Пропало очарование парка и Кусакабе, вопросительно посмотрев на Кею, аккуратно встал и отряхнулся. Заметившие его ребята притихли и замерли, словно настороженные зверьки. С дерева спрыгнула Хибари, мазнув равнодушным взглядом по троице парней, тихо произнесла:       — Фраза: «мы здесь первые» фактически некорректна. Первыми в этом парке были строители и садовники. Если в этом году.       Потом девушка кивнула Тетсуе и ушла из парка. Кусакабе посмотрел ей вслед, перевел взгляд на небо и заметил.       — Земля еще холодная, рекомендую сидеть на покрывалах.       И спокойно ушел за своей Главой неспешным шагом.       Троица парней лишь спустя две секунды поняла, что здесь было. Растеряно переглянувшись им, отчего-то, стало стыдно. Словно они варвары в первый раз увидевшие красивый парк.       — Ну, зато теперь у нас есть место. — Благодаря привычке видеть во всем хорошее Тсуна до сих пор был добрым малым. Вот и в этот раз он постарался разрядить обстановку.       — Ха, действительно. — Улыбнулся Ямамото и сел на скамейку. — Будем теперь ждать остальных.       — Точно, Десятый!       Парк снова наполнился криками, и, вскоре, происшествие было забыто.       В первый раз она увидела Тсунаеши Саваду в младшей Намимори. Тогда он ничем не выделялся кроме сильного пламени Неба внутри. Быстрый осмотр и проверка биографии выдали крайне занятный результат. Мафия. К этим личностям лучше не лезть, пока они косят под гражданских.       В то время у неё была сотня и одна проблема. Война с якудза, наведение порядка в Младшей и Средней Нимимори, заказы, ей хватило информации, что сейчас он просто травоядное, не несущее прямой угрозы. Позднее Савада не менялся, и Фуккацуми стала решать проблемы по мере их поступления.       Вот и дождалась. Должна подчиняться никчемному травоядному. А с другой стороны, он ведь немного теплый, на птенца похож. Да и его компания похожа на маленьких милых зверят, и пламя признаёт его своим Небом... Вот только в этом мире у Хранителей есть право выбора, и до тех пор пока Савада не докажет, что он достоин, Хулуме не сделает ни одного движения по личной инициативе.       Усмешка скользнула по аккуратным губам, а принятое решение приятно холодило разум. Теперь у неё есть вторая цель, а значит приказы можно и не столь строго выполнять.       — Кея-семпай! — Громкий крик разрезал тишину вечерней улицы.       Спокойно шедшая из магазина с пакетами Хибари оглянулась назад и увидела бегущую к ней Киоко. Она была чисто номинальным членом ДК, потому носить повязку на руке, как и форму, ей было не обязательно, её членство в комитете было просто поводом для защиты.       — Кея-семпай. — Она быстро догнала её и остановилась, уперев руки в колени, тяжело дыша после длительной пробежки, следом за ней бежал Рёхей.       — Экстремально, Ке-чан, включи телефон!       Девушка опустила пакеты и задумчиво нашарила телефон в кармане, взглянув на дисплей и заметив сотню вызовов, она просто хмыкнула.       — На беззвучном стоял. Что-то случилось?       — Нет. То есть да. У тебя платье или костюм для официальных приёмов есть?       — Было вроде. — Вопросительные интонации в голосе не укрылись от Рёхея и Киоко. Парень кивнул девушке, поднял пакеты с земли и побежал в сторону её дома, оставляя их одних. Кея на это лишь выразительно хмыкнула и приподняла бровь, смотря лукавым взглядом на Сасагаву.       — У моей подруги свадьба и ты приглашена. — Вся веселость как-то быстро сменилась на недоумение. Короткий взгляд на Киоко не остался незамеченным. — Её зовут Бьянки, она выходит замуж за Реборна!       — И когда торжество? — Понимая, что Киоко действительно хочет её там увидеть, да и на приемы она давно не выбиралась, решила согласиться Кея. Оставалось только надеяться, что торжество будет на высоте.       — Через четыре часа. Ты придешь?       — Диктуй адрес.       Единственный плюс приёмов организуемых преступными элементами был в том, что никто не обращал внимания на возраст. Может, дело было в малышах-аркобалено, может в вполне распространенной практике воспитания детей с младенчества, но ещё её отец выводил её «в свет» с семи лет. Правила приличия, поведения, этикета, вдалбливались в неё с детства.       Католическая церковь в Намимори была выполнена в готическом стиле. Построенная три десятилетия назад она была еще совсем новой. Процесс принесения клятв был немного непривычен из-за разницы воспитания, но вот кукла вместо жениха. Кея на это лишь хмыкнула и продолжила рассматривать гостей, запоминая их на всякий случай.       Следом церемония перенеслась в банкетный зал.       Одной из причин любви Фуккацуми к официальным мероприятиям было именно это, обоснованная необходимость демонстрировать эмоции и любовь к сбору слухов. Где, как не на приеме можно узнать, кто с кем спит, где купить оружие, кто кого поддерживает, завести парочку знакомств и незаметно подсыпать яду?       Правда сейчас она была не среди знакомых якудз, а рядом с итальянцами. Потому тактика меньше говорить, больше молчать была принята на вооружение. Благодаря знанию итальянского, она уже была осведомлена, что Тсунаеши пятый претендент на пост, трое до него мертвы. А вот первый пропал без вести, успев поднять отряд независимых убийц Варию на восстание. Что существует тотализатор на их посмертный возраст и лишь благодаря Каваллоне им дают дожить до восемнадцати. Что репутация её главы чуть выше плинтуса лишь из-за действий на каком-то курорте. Всё это было очень интересно и информативно.       Её глава как-то подозрительно нервничал, вроде бы без причины, что девушка списала на знаменитую гиперинтуицию, решив держаться поближе к нему и, в случае возникновения необходимости, быстро вывести его из-под удара.       Потому, заметив попытки невесты напоить робота алкоголем, она крайне деликатно положила сложенный веер себе на колени.       Но все обошлось и Хибари позволила себе увлечь Фууту в легкий разговор. Он был интересным собеседником с крайне широким кругозором для своего возраста. Ребенок как раз рассказывал о потрясающей готовке Наны-сан, как их прервали.       — Кея-семпай! Ты все-таки пришла.       — Я ведь согласилась, Киоко. — Легкая улыбка скользнула по приветливому лицу.       — Позволь представить тебе Миуру Хару. Хару-чан, это Хибари Кея.       — Приятно познакомится.       Темно-зеленое платье на тонких бретельках с юбкой до колена и кокетливым бантом на правом боку. Аккуратный еле заметный макияж, короткие волосы, свободно обрамляющие лицо. Туфли на высоком каблуке. Манера поведения и то, как девушка держалась в этом обществе, ясно показывали, что она аристократка, привыкшая к подобным приемам.       Хару заметила её еще в храме. Их ровесница или чуть старше, японка, она легко говорила со всеми этими пугающими европейцами и ничуть не стеснялась взглядов, кидаемых на неё. Девушка всё хотела к ней подойти, но не знала как. На этом празднике она чувствовала себя лишней даже больше чем ребята, если бы не Киоко и обещание данное Бьянки, она бы ушла в самом начале. Сасагава, заметившая изредка бросаемые взгляды на незнакомку около Фууты, сразу посветлела и начала аккуратно двигаться к девушке, ведя Хару за собой.       Хибари Кея, эта девушка была совсем не похожа на ту, что влезала в окно, спокойно щупала и смотрела на труп, водила мотоцикл и была Главой Дисциплинарного Комитета. Она была чуть теплее и то, как смотрел на неё Фуута. В общем, Миура решила с ней подружиться.       — Взаимно!       Вот только продолжить общение им не дали. Жених и невеста вернулись. А потом времени пообщаться у них так и не нашлось, она все время с кем-то общалась, а её взгляды на Тсу-куна немного коробили.       После свадьбы Бьянки они больше не пересекались. А как можно подружится с человеком, которого не знаешь? Вот Хару и решила узнать все у Киоко. Единственной подруге из средней Намимори.       — Киоко-чан, а какая она?       — Кто?       — Хибари Кея.       — Зачем тебе знать это? — Внешне беспечно, но напрягаясь внутренне, спросила Киоко.       — Я хочу с ней подружится.       — Это глупо. — Хмыкнула светловолосая вспоминая собственные попытки, всё, чего она смогла добиться, за недолгие годы их общения это смены статуса с «травоядное обычное» на «травоядное домашнее». Это был спорный успех.       — И всё же. Она ведь наша ровесница и с ней можно обсудить всё то, что происходит! Ты видела, как она держалась среди этих странных людей на торжестве Бьянки. Она единственная к кому мы можем пойти за советом. Бьянки ведь много не рассказывает...       — Логично. — Про себя тихо подумав, что навряд ли она станет им помогать, скорее запрет где-нибудь, а потом пойдет убивать тех, из-за кого у них возникли вопросы. Однако, глядя на Миуру, решила чуть приоткрыть завесу тайны. — Ладно. Её зовут Хибари Кея. Обращаться Хибари-сан, зовет всех вокруг себя, за редким исключением, травоядными. Не любит шум, большие скопления народа, замечательно владеет тонфа и боевыми веерами. Постоянный спарринг-партнер Рёхея и Глава Дисциплинарного Комитета Средней Намимори. — В принципе, эту информацию можно было узнать у любого жителя города.       — Это всё?       — Из достоверно известной информации. — Решив сделать вид будто смысл вопроса был в источнике информации, а затем продолжила. — По слухам она инициатор того что в городе осталось лишь одна банда якудз, самый богатый человек и убийца.       — Я слышала. Спасибо!       — Не за что, только, Хару, не ходи к ней одна. Если хочешь, можем вместе сходить.       — Угу. Тогда созвонимся?       — До вечера!       Киоко Сасагава считала Хибари Кею кем-то вроде своей старшей сестры. Несмотря на небольшую разницу в возрасте у них было абсолютно разное мировоззрение. Глава ДК была ответственной, решительной, смелой, самоотверженной и целеустремленной, в тоже время нельзя не признать, что она была очень замкнутой, холодной и социально неадаптированной. В отчете психолога, который случайно попал на глаза девушке, стоял диагноз: «латентный социопат». Поиск в интернете выдал массу информации, часть из которой была правдивой. И это немного пугало.       Сама же Хибари считала Киоко кем-то вроде жаворонка. В клетке зачахнет, а на природе могут съесть. Потому, её надо защищать, холить и лелеять. Близко не сближалась, но не была против того чтобы девушка звала её по имени.       Но всё равно, Кея была одной из тех кто был готов в любой ситуации придти на помощь, а также одной из тех немногих, кому была готова помочь от чистого сердца сама Киоко.       Хибари была не тем человеком, что покажет собственное бессилие или слабость перед другими. Потому Киоко знала чего ей стоит двигаться, не показывать эмоций, если до этого она всю ночь гоняла нарушителей или с кем-то дралась. И Сасагава очень ценила то, что ей известно об этом.       Пожалуй, больше чем ей и брату, Кея доверяла только Тетсуе. И предавать её доверие девушке совсем не хотелось, из-за этого вопроса о том рассказывать ли об интересе Миуры даже не стояло. Сразу после разговора Киоко набрала номер Хибари Кеи.       В процессе разговора выяснилось, что она сейчас дома и девушка может спокойно зайти. Что она и сделала.       — Чаю? — Впустив гостью в дом, спросила Хибари.       — Давай. Спасибо, что впустила.       — Пустяки, что-то случилось?       — Эм, тобой заинтересовалась Миура Хару.       — То есть? — Доставая сервиз на две персоны из небольшого шкафчика, поинтересовалась девушка.       — Её поразило то, как спокойно ты держалась на свадьбе.       — Понятно. И зачем я ей?       — Она считает, что ты единственная к кому можно подойти с некоторыми вопросами.       — Ты тоже так считаешь?       — Братик тоже связался с Тсу-куном, да и мне он симпатичен. — Девушка замялась, и это не укрылось от взора Кеи.       — Рассказывай.       — Только не убивай Тсунаеши Саваду, ладно? — Кея лишь приподняла бровь в ответ на эту просьбу сказанную детским тоном. — В общем, ты наверняка всё знаешь, он мне немного нравится, но мне теперь страшно ходить в зоопарк. Всё время вздрагиваю, когда вижу животных, даже по телевизору. — Девушка все больше напрягалась, чувствовалось, что она долго держала это в себе и сейчас она просто расплачется. Что и произошло. — Эти львы, — всхлип, — они ведь прямо на нас бежали, — всхлип, — а братец, — всхлип, — он же между нами встал. — И слезы полились ручьем. Притянув к себе не сопротивляющуюся девушку и тихо сжав её в объятиях, Хибари аккуратно раскачивалась.       — Всё хорошо, Киоко, всё хорошо. — Проникновенный теплый шепот и мягкое сияние глаз, ради таких моментов Киоко была готова лично врезать каждому, кто скажет, что Хибари — ледяная королева Намимори.       — Угу. Тсу-кун ведь якудза, да?       — Не совсем, но близко.       — И братец вместе с ним, и ты, да?       — Я в этом с рождения, не беспокойся.       — Не буду, но ты нам поможешь.       — И как же?       — Расскажи правила поведения. Мне и Хару, она тоже влипла.       — Хорошо, но не сейчас.       — А когда?       — Когда выбора не будет. Приходи ко мне тогда, когда Савада расскажет, чем он занимается. Это же скажи Миуре. Не стоит вам в это лезть, девочки.       — Как скажешь, но что делать?       — Странный вопрос, но я поняла тебя. Хорошо, основные, самые базовые навыки я вам привью. Приходите в понедельник, часов в семь, тут буду либо я, либо Тетсуя.       — Спасибо!       — Экстремально, Кея-чан, ты была такая красивая на свадьбе! — Именно такой фразой встретил её в воротах Рёхей на следующий день. Стоящие рядом ребята удивленно посмотрели на Хибари. Ни Тсунаеши, ни Ямамото, ни Гокудера её не видели.       — Спасибо. — Легкая улыбка, что скользнула по губам Кеи, всеми была принята за мираж.       — Сегодня будет экстремальный спарринг!       — Первая математика Рёхей. Не опаздывай.       — ЭКСТРИМ!       Зайдя на перемене в боксерский клуб ребята твердо решили узнать, с чего Рёхей взял будто ГДК была на том мероприятии. И как они её не заметили?       — Эй, газон-трава, а она разве была там?       — Как ты меня назвал?       — Не ссорьтесь ребята, Рёхей, это правда?       — Конечно! Она была такая красивая, экстремально первый раз видел её в платье! Да и ты, Такеши-кун, экстремально не сводил с неё глаз.       — Что? Это была она?! Та девушка в темно-зеленом платье?!       — Да. — Заметив непонимающие взгляды ребят, Ямамото пояснил. — Она сидела рядом с Фуутой на банкете. — Глаза Хаято и Савады стали идеально круглой формы. Про эту девушку им рассказывал сам ребенок, вот только никто не мог представить, что та незнакомка и их Хибари Кея, один человек.