Гарри Поттер и Великая Богиня

Гарри и Драконы «Змея и дракон, — пишет Хиллман, - не одно и то же. Змея — это часть природы, которая хорошо отражает инстинктивное бытие. Змея подразумевает женское, как в мифологическом, так и в психологическом материалах, но несёт в себе и мужские, определенно сексуальные, и даже фаллические ассоциации. Она может выходить за гендерные границы. Подобно природе, инстинкту, либидо, или же Меркурию алхимии, с которыми она связана, змея является первобытной формой жизни. Змея — это сама первобытность, и потому мы ощущаем её в сексуальности, проецируем её на наших предков, на их призраков (добавим: и на их кости, их черепа, в глазницах которых ползают змеи), воображаем её где-то в земле или под ней, слышим её мудрость и боимся её. Она — сила изначальной религии, даже у Адама была своя змея. Её значение изменяется с каждой сменой кожи. Но дракон не существует в материальном мире. Он — это фантазийный инстинкт, или инстинкт воображения, который герой и побеждает, становясь в результате упертым: он воплощает эго Силы Воли. Если змея является даймоном инстинктивной психики, тогда дракон, который дышит огнём, глаза которого пылают, который обладает властью над водой, который живёт где-то под нашим миром дня, но способен взлететь в небеса, является даймоном нашей фантазийной психики. Маскулинный меч причины в мужских руках воли убивает змея и дракона (инстинкт и воображение) в своей ежедневной битве, повторяя свой базовый миф». Таким образом, первый удар по инстинкту и воображению – по «матери в себе» - Гарри Поттер наносит еще в детстве, определяя свой дальнейший Героический путь. А путь Героя – это не путь Души и не путь Духа – это путь развития Эго. «…Похоже, - продолжает Хиллман, - что с помощью змей (как в случае Геры и младенца Геракла) мать может подтолкнуть Божественного Ребенка к героизму. Она соблазняет его борьбой за освобождение от неё. И если поддаться ей, герой может, подобно Беовульфу, умереть, убивая дракона-змея. В этой смеси из трёх элементов (мужчины, матери, змеи) — змея лишается собственной жизни, мужчина лишается своей змеи, а мать обладает своим героем. Таким образом, мужчина лишается собственной мудрости, хтонических глубин, живого воображения, фаллического сознания (отсекает бессознательное)». Удивительно, как все это оказывается зримым в романах Роулинг. Мать Гарри – Лили Эванс – действительно обладает своим героем, хотя до некоторого момента остается для читателя незримой, рассеянной во всей материи романа, во всей его морали и этике, в социальных программах персонажей (для которых самым важным является поддержка природного цикла «родился – женился – стал родителем – умер». Дети принимают эстафету). То есть основной пафос героев романа - поддержка и защита наличного материнского (материального) порядка вещей. Мы должны поступать правильно. И тогда нам будет, чем гордиться (пестование эго). Все, что приходит в романах Роулинг от Духа – то есть от Отца, прообраза бога, от spirit – опасно, двойственно, подозрительно и снова опасно. Это все магические эксперименты и таланты, все великие тайны, которым можно научить и в которые можно посвятить, многие игры, книги и тексты, одним словом все, что воистину связано не с почвой, а с миром Идей. Столь же опасны и нежелательны новаторства, свежие поветрия, имеющие под собой не практическую, а концептуальную природу. Они к тому же могут быть смешными. Например, общество по освобождению домовых эльфов – прообраз социального творчества, призванный что-то изменить к лучшему. Как мы видим – наступает смех и ухудшение, потому что поддавшиеся новшеству освобожденные домовики либо спиваются от безделья, либо превращаются в безработных кликуш (пламенных агитаторов). Однако, пока мать незрима, читатель, как и Гарри, сосредоточен на Отце. И единственное, что мы можем сказать о нем: он мертв. В мире героя Бог умер. Гарри пытается идеалистически нарисовать его образ, собирает следы его присутствия в мире – спортивные награды, школьные фотографии, теплые или восхищенные отзывы о нем, и наконец его предметы – мантию-невидимку и карту Мародеров, но на самом деле невидимкой является сам отец Гарри – Джеймс. Все, что нам удается найти о нем, крайне скупо, гладко, абстрактно, благопристойно, словно бы поспешно скомпилировано, как любой набор «хороших качеств». Либо – как это и бывает в разговорах о боге – он охарактеризован как высокомерный, самовлюбленный, недальновидный, жестокий (еретическая характеристика врага). И конечно, отрицательные черты, брошенные в раздражении, никак не влияют на отношение Гарри к отцу. Гарри – его внешняя копия (да, снова это: «Ты очень похож на отца, Гарри. Он бы тобой гордился»). Два поколения мужчин в жизни Лили Эванс совершенно идентичны, старого короля сменил молодой. Он тоже будет героем. Хотя Гарри куда больше зависит от матери: у него ЕЕ глаза. Но вернемся к змеям и драконам. Надо сказать, что у самого Гарри Поттера отношение к змеям и драконам не одинаковое. Вероятно, убить свою инстинктивную психику (и фаллическую природу) ему было предписано, однако не следовало убивать воображение (хотя, надо сказать, он продолжает все семикнижие испытывать с ним проблемы). А именно воображению в битве с василиском был нанесен удар. Поэтому тема получает продолжение на Турнире Трех Волшебников. Мы знаем, что первым же испытанием для участников явилась Победа над Драконом. Как справедливо замечено в постоянно цитируемой статье, дракон связан с Луной и в свою очередь является одним из образов Великой Матери – ее чудовищным, агрессивным и хаотическим ликом – с которым герою необходимо сражаться в своих попытках освобождения. Интересно, кстати, что один из «сыновей» (в противоположность «герою») самой чадолюбивой и многодетной семьи в романе Роулинг – Чарли Уизли – драконолог. Он работает с драконами, и велик соблазн сказать, что таким образом он почитает собственную Мать. Знаменитая фраза Толкиена в «Эссе о волшебных сказках» гласит: «Драконов нужно убивать только потому, что они драконы». В этой парадигме убийства чудовища зло (чудовище) изымается из нашей психики и помещается в некое постороннее объективное поле. Там ему должен быть нанесен удар или урон во имя торжества разума и порядка. «Разделяющий меч Логоса в руках героического эго выполняет свою задачу - очищает материнский тёмный мир. Быть сознательным как означало, так и означает лишь одно — убивать». Все драконы, явленные на Турнире – самки. Это очень важное замечание, так как обычно пол дракона не имеет никакого значения. Но каково же турнирное задание?.. Драконицу не нужно убивать (предполагается, что школьник сделать это не сумеет) – ее нужно… обворовать. Прошу прощения за ассоциации – из материнского дракона надо извлечь яйцо, символ плодородия и репродуктивных возможностей. Очевидно, все понимают, чье оно на самом деле. Итак – Гарри Поттер справляется с заданием, хотя из-за проблем с воображением он долгое время не может выработать хоть какой-то план или тактику, предпочитая хоронить себя, ни о чем таком не думать и надеяться на фантазию друзей. Что не мешает ему заявлять: «проще убить дракона, чем пригласить девушку на бал». Это верное и уместное замечание, так как оба явления по сути говорят об одном: о роли Женственности в психике героя. Возможно, было бы верным и противоположное замечание: проще убить девушку, чем пригласить дракона на танец. Однако Гарри справляется с помощью метлы (спортивный навык в помощь), изымает золотое яйцо, и дальше снова наступает идейный паралич. Очевидно, что в яйце скрыт клад, важная информация или намек на следующий квест. Но Гарри не может его вскрыть. И да! – ему помогает старший товарищ. Снова прошу прощения, хотя нет ничего крамольного в том, что именно юноша постарше сообщает Гарри, как это все работает. Яйцо вскрывается под водой – в женской стихии. Эпизод с ванной старост и голым героем в ней нужно просто пропустить. Важная информация получена: в следующем туре турнирные волшебники должны будут спасти или достать нечто Очень Ценное для них из воды. Женская стихия содержит в себе фрагмент самоидентификации, который следует высвободить оттуда. Как мы знаем, под водой оказываются дорогие люди – друзья, родственники или предметы увлечения. Наверно, можно было в случае Гарри скрыть под воду любую из девушек: Джинни или Гермиону. Спасителю, по-хорошему, все равно, поскольку главное освободить живую душу. Но нет: герой уже нанес и продолжает наносить по своей фаллической природе удары, он не идет алхмическим путем самоидентификации через Аниму или сенекса (мудреца) – он идет Героическим путем, и ему не хватает маскулинности. Того самого «животного магнетизма», о котором и идет речь перед рождественским балом – потому что под водой оказывается Рон. Более примитивный, судьбой не отмеченный и роком не избранный друг, который к тому же не является Героем. Рон – типичный Сын. Разумеется, с точки зрения фабулы подросткового романа Друг – это очень ценно, к тому же это и благородно, и… безопасно. Друг точно не подумает херни. Друг подыграет. Но с точки зрения мифа Рон – тот самый базовый природный инстинкт, которого Гарри мифологически лишился. Рон – дополнение Гарри до состояния целостности. И поэтому не удивительно, что последняя встреча с Драконом – в банке Гринготтс, седьмой том – оказалась совершенно иной. Это воистину дракон свободной фантазии и творческого воображения, которого герои освобождают от цепей и на котором покидают банковские казематы. И хотя этот дракон слеп, сама мысль об этом фантастически хороша. У гоблинов нет фантазии, да – у них есть математика. Однако тема Убийства Змеи, начавшая с химерического василиска и реабилитировавшая природу фантазии в Драконе, никуда не делась. Дракон улетел на волю, а Змея вышла на финишную прямую. «Ограниченный солярный герой живет ради цивилизации, которой правит мать или же сенекс, змеи которого уползли в канализацию. Лишаясь хтонического «змеиного» сознания, герой лишается и своей связи со смертью, становясь действительной жертвой “Борьбы за Освобождение”. Из-за того, что героический путь к духу пролегает через борьбу со змеей, он оказывается тайным самоуничтожением».