Влюбиться в насильника

У папы сегодня день рождения. Юбилей — сорок пять лет. Вот, в кругу семьи и близких друзей отправляем его на заслуженную пенсию. Тут собрались обычные рядовые молодые ребята, которые у него в учениках, и лейтенанты тоже есть — бывшие ученики. Сам он капитан полиции. С таким папой никакие преступники не страшны, ведь правда? Мама сказала, что селёдка кончилась. И хлеб весь съели. А что мы завтра есть будем? И папа обожает селёдку с водочкой. Придётся сходить за рыбой и хлебом. Мама очень волновалась и не хотела отпускать меня на ночь глядя, — уже двенадцатый час пошёл. «Мало ли, кто там ночью бродит» — говорила она. Но что там идти? Один квартал, и на развороте в углу стоит этот магазинчик круглосуточный. Ничего со мной не случится за полчаса. Мама дала список, который нужно было заодно купить, и деньги. Папе мы ничего не сказали. Он даже не заметит, что меня нет со своими гостями. И вот я уже возвращаюсь домой, купив всё нужное. Конечно, страшно заходить в квартал. Там темно и повсюду по дороге в магазин мерещились какие-то тени и шорохи. Да-да, я всё ещё ребёнок в душе и боюсь привидений и сущностей больше, чем пьяной компании. Я долго, мешкая, по дороге обратно шла по главной освещённой фонарями улице, боясь заходить в квартал, тем самым только увеличивая себе путь. Почему-то мне стало страшно. Дома так уютно, и ты ничего не боишься. А как выходишь на улицу, так коришь себя, какого чёрта тебе захотелось погулять. Я остановилась перед входом в мрачный недружелюбный квартал и набиралась смелости, как ко мне сзади подошёл один парень. Его собачка на поводке так смешно уставилась на меня, как и сам хозяин. И вообще они чем-то были друг на друга похожи. Такие же милые дружелюбные и вопросительные мордашки. — Может, тебя проводить? — добродушно улыбнулся он мне. Увидев, что я немного растерялась, он ещё более засиял и смутился, аж пятнами закраснел. Такой милый парень. — Я тут с собакой гуляю. Ничего не подумай. Вон мой дом, — он указал здание неподалёку, — Сегодня что-то припозднился с прогулкой. Думал уже пора спать, а Карамелька всё лает и лает, гулять просится. Я не маньяк, я просто Даня, — быстро, краснея, затараторил парень, отчего выглядел ещё смешнее, и подал мне руку. Я захихикала и подала руку в ответ. — Лея. Передо мной стоял милый платиновый блондин с очень красивым и невинным личиком, в длинном кремовом пальто и белых брюках. Ему хотелось верить, не раздумывая. Казалось, он и мухи не сможет обидеть. А собачка его тем более. Я не разбираюсь в породах собак, но она была такая миниатюрненькая и лохматая. Хотелось наоборот её защитить от всего света, чем поверить, что она сможет защитить хозяина от кого-то. Она не лаяла на меня, а просто заинтересовано таращилась своими малюсенькими глазками. Я согласилась на то, чтобы он меня проводил. Тем более самой было очень страшно. А с ним намного спокойнее. За разговором и не замечу, как доберусь домой. — У тебя родители с фантазией, — всё также смущенно улыбался Даня. — У меня подругу Весна зовут. Вот у кого родители с фантазией. Мы оба тихонько засмеялись. Он такой милашка, когда смеётся. Если предложит свидание, я с радостью соглашусь. Тем более я давно уже ни с кем не встречалась. Мы со своими разговорами не заметили впереди себя компанию молодых ребят, вероятно, сильно пьяных. Когда они подошли вплотную, я ужаснулась от их количества. Их было восемь-десять, не меньше. Может, они просто пройдут мимо? Чего я сразу панику забила? Фильмов насмотрелась просто. Вот они почти проходят. Даня замолк. Видно было по его выражению лица, что он тоже испугался. — Не хочешь поразвлечься? — сказал кто-то из них еле шевелящимся языком… кажется, мне. Я с ужасом начала бегать глазами по парням, не зная, что делать. Меня охватила такая паника. Я сотню раз пожалела, что пошла за этой чёртовой селёдкой. Сидела бы дома и ни о чём не волновалась. Ведь мы почти дошли до него. Вот он в пятнадцати метрах от меня! Даня, видимо, тоже не на шутку перепугался. Наконец, ничего не ответив этим ребятам, я взяла за руку блондина, и мы быстрыми шагами направились к моему дому. Осталось совсем чуть-чуть, и мы в безопасности. Я попрошу маму, чтобы он переночевал у нас. А то мне страшно за него. — Эй, мы с тобой разговариваем, — недовольно пробубнил уже другой голос. Я не обернулась, а мы с Даней лишь ускорили шаг. Парни что-то там начали обсуждать. Кто-то допивал остатки жидкости в бутылках, кто-то с кем-то спорил. Мне неважно это. Главное дойти до подъезда, и мы в безопасности. Всё будет хорошо. Вдруг послышались шаги. Быстрые шаги. Бутылки падали на землю и разбивались вдребезги. Я вздрогнула и сильнее вцепилась в Даню. Он сделал тоже самое. Парни расхохотались. Двое из них нагнали нас и встали перед нами, не давая пройти. Остальные встали сзади и по бокам, тем самым полностью нас окружив. И в этот момент моё сердце ушло в пятки и дико стучало. Вся жизнь разделилась на до и после. И мы с Даней потерялись где-то между. Их так много. Нам конец. Неужели я никогда не дойду до подъезда? Я больше не увижу мой дом? Маму? Мама! Мамочка! Мама, спаси меня! — Девушка не ответила, значит, она не желает с вами разговаривать. Дайте, пожалуйста, пройти, — голос у Дани дрожал, что выдавало его страх. Я тоже боюсь, Даня. Очень боюсь. Мы всё ещё держались за руки, вцепляясь всё крепче друг в друга, будто держась за спасительную соломинку. Один из парней, стоявших впереди, засмеялся и толкнул блондина, отчего он чуть не упал. Все подхватили и тоже рассмеялись. У них был такой противный смех. Меня сейчас стошнит от их присутствия. Может, когда они трезвые, они нормальные люди, но сейчас эти ублюдки ведут себя как свиньи. Их слишком много. От них несёт перегаром. Они кажутся такими дикими и… способными на все гадкие вещи. Я хочу сбежать отсюда. Неужели я никогда больше не увижу родителей? Папа! Папа, спаси меня! Даню толкали уже со всех сторон, словно перекидывали мячик. Мне невольно пришлось отпустить его ладонь, и нас сразу занесло в противоположные стороны круга. — Не трогайте его! Даня! Пожалуйста, отпустите его! — кричала я не в силах смотреть на это. Он такой милый. Он и мухи не обидит. Мне именно такой типаж парней нравится. Даже если бы он и умел драться, он бы всё равно не справился с таким количеством этих козлов. — Что ты там вякнул? Тебя кто просил лезть? Мы не с тобой разговаривали, маменькин сынок. Его уже не толкали. Его уже начали бить. Кто в живот, кто в нос. У кого куда руки дотягивались, туда и били. Ненавижу этих мразей. Это не люди. Это животные. Твари. Мрази! Я подбежала к Дане, чтобы поднять его с земли. Он стоял на четвереньках, харкая кровью. Они продолжали его бить ногами в живот. Со всех сторон слышался пьяный смех. Собака лаяла, видя, что с хозяином его что-то неладное. Она беспрестанно лаяла. Я кричала изо всех сил. Всё смешалось в один давящий ужасающий гул. — Не трогайте его! Не бейте его! Меня кто-то оттащил от него за талию и крепко держал так. Я сопротивлялась, пыталась вырваться, царапалась, барахталась, как истеричка. Но хватка была крепкая. — Ублюдки! Сволочи! Мрази! — у меня уже была истерика. Его убьют? Меня убьют? Что со мной будет? Что они со мной сделают? И вот мне уже закрыли рот ладонью, и я не могла произнести и слова. Просто мычала что-то нечленораздельное. Дикий страх заставлял меня царапаться, кусаться, вырываться. Я ощущала, что совсем чуть-чуть, и я выберусь из хватки. Я чувствовала в себе необычайную силу. Меня держало уже трое. Даня упал, съёжившись в комочек. Если раньше он стонал от боли и хрипел, то сейчас вовсе не реагировал на пинки. Он умер? Боже, Даня умер? Они его убили? Они его убили! Ублюдки! Гореть вам в Аду! Ненавижу вас! Чтоб вы сдохли! Что же теперь со мной будет? Папа. Папочка, спаси меня. Видя, что Даня не реагирует, парни остановились. Те, что держали меня, вдруг расцепили руки, и я валуном сползла на асфальт. Я больше не сопротивлялась. Просто села на землю коленами и безжизненными глазами уставилась на окровавленное тело блондина. Он не двигался. Мне казалось, что он и не дышал. Всё кремовое пальто было запачкано кровью. Лицо было таким чёрным, что я даже не смогла разглядеть черты лица, которые некоторое время назад мне улыбались… — Давай оттащим её в подъезд. — Ты код-то знаешь, тупица? — Тогда в кусты или давай к кому-нибудь домой её отвезем и там… — Ещё чего! Я не собираюсь ею марать свою хату! Давай от дороги просто оттащим и в тоннель. После бурных споров они поволокли моё обмякшее несопротивляющееся тело куда-то. Их было очень много. Да это сейчас не имеет никакого значения. Даня умер. Меня тоже убьют. Даже если каким-то чудом они оставят меня в живых после того, как поимеют всей толпой, я сама себя убью. Лучше умереть, чем всю жизнь жить с позором. Собака всё лаяла над телом своего хозяина. Эти нелюди о чём-то переговаривались, таща меня на себе. Наконец, они грубо бросили меня на твёрдую поверхность асфальта. Тоннель для прохода людей, вырезанный в доме. Здесь было ещё темнее, чем на открытом небе. Из глаз невольно полились горькие слёзы безысходности. Было до мурашек страшно и до тошноты противно. — Пожалуйста, не надо, — взмолилась я жалобно, всхлипывая. Сколько их было? Их было так много. Я даже не могла разглядеть их лица. Просто чёрная масса нечисти. Демоны. Бесы. Мой рассудок начал покидать меня. Я будто наблюдала за всем происходившим со стороны. Будто это не меня держали за ноги и за руки и заставляли распластаться на холодной земле, а какую-то другую, так похожую на меня девушку. Тело было настолько напряжено, и страх бегал по жилам с нереально бешеным ритмом, что это казалось моим обычным состоянием. — Папа. Папочка, помоги мне, — всхлипывая, произнесла я тихо-тихо, одними губами. — Обычно все маму зовут в такие моменты. А она папу, — усмехнулся кто-то. Я была ударницей. Примерно училась все годы. Уже решила, куда поступлю. У меня оставался последний год в школе. Я хотела стать врачом, хотела спасать людские жизни. А теперь моя жизнь кончена. И никто её не спасёт. Родители будут сильно горевать. Я не смогу смотреть им в глаза, если останусь жива после такого. Пусть всё скорее закончится, и убейте меня. Почему каждое мгновение длится как вечность? Папа сейчас сидит и празднует свою пенсию в кругу семьи и друзей. Мама выносит им из кухни жаркое. Они, наверное, и не заметили, что меня нет. — Папа! Папа! Помоги мне! — закричала я во всё горло, за что мне дали пощёчину и закрыли рот рукой. С меня сняли колготки с трусами, подняли юбку и, кажется, начали расстёгивать куртку. Впереди стоящие начали толкать друг друга. А кто был со стороны начал совать в мои руки что-то липкое и пульсирующее. Я невольно брала, но ничего не делала. Вся жизнь пронеслась перед глазами: как мама заплетала мне косички в детстве, как папа учил меня плавать, как я приносила грамоты с олимпиад, как мы ездили на Байкал всей семьей. Неужели она кончится вот так? Лежа на этом жёстком асфальте? — Тим, ты чего. Я же сказал, что первый буду, — недовольно буркнул кто-то, еле стоя на ногах. Тот, на кого он обращался, сильно толкнул его и он, чуть не упав, отошёл. — Тим, мы же договаривались, — начали возражать остальные. — Если не я первый, то её вообще никто не получит, уяснили, бараны безмозглые? — он, кажется, был пьянее всех здесь. Все расступились и встали с моих ног. Он сел на меня, снимая свой ремень. Так вот кто будет моим первым. Никогда не могла подумать, что это произойдёт так… Так мерзко и отвратительно. Я отвернула голову, тихо всхлипывая. Не хочу это видеть. Хочу, чтобы всё это поскорее закончилось. — Тише-тише, моя хорошая. Я постараюсь быть нежным, — он повернул мою голову обратно, и тут я увидела его светящиеся, как у кошки, янтарные глаза. Я хотела плюнуть ему в лицо, тело не слушалось. Оно онемело и застыло. Я и сама уже не понимала, что происходит. Меня, уже почти оголённую, лапали со всех сторон и совали пальцы в рот. Было уже всё равно. Просто убейте меня. Я смутно почувствовало, как в меня входит что-то сухое, неприятное, — палец. Я даже не пошевелилась. Он входил резко и грубо, не заботясь обо мне, а получая лишь своё извращённое удовольствие. Вот смотрю я на себя со стороны — я такая жалкая. Ах, это же не я. Это просто девушка, похожая на меня. Они попользуются ею и выкинут, как мусор. А я досмотрю и пойду домой. Меня там мама ждёт с селёдкой и хлебом. Что-то я задержалась. Зачем я тут? Мне пора… Тишину и мои тихие всхлипы прервал выстрел. Он оглушил весь квартал. — Ни с места! Полиция! Кто-то бежал к нам… может, от нас… Начался такой переполох. Кто-то резко стащил парня с меня. Послышались ещё выстрелы и крики. Кто-то куда-то бежал. — Говорю же, выхожу курить на балкон, а там собака лает и лает. Потом вижу, что-то лежит рядом с ней, — сказал чей-то голос рядом со мной. — Лея, ты жива? — не слушая первый голос, второй напуганный и обеспокоенный обхватил моё лицо. Это был отец. К кому он обращается? Я вообще-то не там. Я тут. И мне жутко холодно. На улице, наверное, только плюс десять. Я хочу домой! — Это лейтенант Лесков, наряд сюда… Да-да, и скорую. Тут один, — молодой человек жалостливо посмотрел на девушку, безжизненно лежащую на земле, и прибавил, — Нет, два пострадавших. Хочется спать. Вот досмотрю… хотя, тут и смотреть нечего. Отнесу пакет домой и лягу спать. Глаза закрылись сами собой. *** — Где этот Тимур Орлов? Протрезвел? В рассудке, чтобы чувствовать боль, когда я ему морду бить буду?! М? — яростно кричал папа на какого-то мужчину в такой же полицейской форме, как и он. — Животные! Нелюди! Это надо же до такого докатиться, чтобы девушек насиловать! Мою дочь! Ну, я ему сейчас устрою! Из-за бешеного крика отца я и проснулась. Я лежала на кресле в его кабинете, укутанная пледом. Почему-то не дома. Эти двое не обращали на меня никакого внимания. В кабинет завели какого-то парня. Он был в наручниках. Красивый такой. Глаза янтарно-карие, волосы цвета кофе торчали ёжиком, а у самого черты лица такие правильные, будто нарисованные умелым художником. Такой стройный, в меру накаченный и очень красивый. Только вид наглый и злой. Красивый, но злой. Мне не нравится такое сочетание. Не успел парень войти, как папа кулаком ударил его в лицо. Потом ещё раз и ещё. Пока в кабинет не вбежали и не оттащили его от парня. А молодой человек даже не сопротивлялся. Он просто стоял, закрывая глаза, и опускал голову, будто говоря своим видом — правильно делают, что бьют; будто ничего другого он и не ждал. Из носа потекла кровь. Отца держали трое, а его посадили на стул. — Протрезвел за ночь? Ей семнадцать только! Всю жизнь ей искалечили, скоты! А вдруг она говорить перестанет? Или заикаться начнёт? Она смотрела на меня, как мёртвая! Не узнавала совсем. Всех вас засажу! Надолго у меня сядете. Ты особенно. Тим… Тимур Орлов… Это ты чуть не стал моим первым? Теперь ясно, почему папа в ярости. Я бы тоже была, наверное. Но сейчас у меня нет сил, чтобы злиться и вообще что-то чувствовать. Что я сейчас чувствую, смотря на тебя? Ничего. Всё, что было, будто сон. Страшный кошмар. Но он уже прошёл. Рядом с папой я ощущаю спокойствие. Что я чувствую в себе? Опустошённость. Мне кажется, вы успели сделать, что хотели. Я смутно помню, что произошло после избиения Дани. Нет, кажется, не успели. Какая разница? Я просто хочу, чтобы вы все сгнили в тюрьме. Тим, не слушая, что кричит ему мой отец, перевёл взгляд на меня. Он, вероятно, думал, что я сплю. Мы встретились глазами. Он так пристально, изучающе смотрел на меня, будто сейчас заклюёт своим ястребиным взглядом. Я вдруг осмелела и тоже не отводила от него глаз. Я неожиданно для себя улыбнулась. Нет, это была не обычная улыбка, а какая-то мерзкая. Мне самой стало противно от такой улыбки. Я будто показала ему всю его сущность в этой улыбке. Он сразу же отвернулся, словно испугавшись своего отражения. Когда папа закончил свои нотации, парня вывели. Отец взглянул на меня. Я сидела, укутавшись в плед и наблюдая за ними. — Отведите её домой. Что вы её мучаете? У неё и так шок, — ласково сказал папа, подсаживаясь ко мне и крепко обнимая. — Она — потерпевшая. Пока не даст показания, мы не можем её отпустить, — сожалеюще проговорил лейтенант, бывший ученик моего отца. Я вопросительно и жалобно посмотрела на папу, затем также на лейтенанта. Помотала головой. Я раскрыла рот, чтобы сказать, что я ничего не знаю. Но промычала что-то нечленораздельное. Говорить было чертовски сложно. — Ты видела их лица? Я помотала головой. — Ты сможешь сейчас рассказать, как и когда это произошло? Я сильнее замотала головой. Сразу вспомнились отрывки из этого ужасного сна. И вопросы лейтенанта заставляли убеждаться, что это был вовсе не сон. Осознавать, что всё было наяву очень страшно. Меня изнасиловали. Как же это? Это так мерзко! Я заплакала. Папа сильнее прижал к себе и начал утешать. — Не видишь, в каком она состоянии? Какие тут показания? Она до сих пор в себя прийти не может. Домой её надо везти. Лейтенант согласился. В таком состоянии, в котором с трудом различала сон и явь, я была бесполезна. Решено было везти меня домой. Только папа не мог. Ему срочно надо было остаться на работе. Даже в свой день рождения. Поручено было отвести меня прапорщику Грачову. Мне сказали ждать его в коридоре. Там опять стоял он. Только уже без наручников. Разговаривал с какой-то девушкой. — Мой папа тебя вытащит. Ты же знаешь, что он министр. Ты не сядешь. Она хлопала глазками с накладными ресницами и порхала около него туда-сюда, что-то ласково бормоча. — Да пошла ты, — отмахнулся он. — Что ты сказал? — вспыхнула она. — Да ты должен быть мне благодарен за то, что я выкупила тебя под залог на время расследования! — Выкупила, — парень усмехнулся. — Ты что, не расслышала? Пошла ты! Я лучше отсижу пять лет строгого режима, чем буду по гроб жизни должен тебе и твоему отцу! — он небрежно оттолкнул её от себя. Блондинка раскрыла рот от изумления. Он смеет ей сопротивляться. Кажется, это стало для неё сюрпризом. — Завтра же ко мне приползёшь, как миленький! Девушка со стуком промчалась мимо меня к двери, перед этим на секунду остановившись возле меня и презрительно хмыкнув. Вслед за ней прошёл и Тим. Когда в долю секунды он был так близко ко мне, я невольно отшатнулась и прижалась к стене, дрожа как кролик. Он это увидел и поспешил скрыться за дверь. В кабинете папы я его не боялась, потому что там был отец и ещё несколько людей. Когда я осталась одна в этом пустом коридоре, я осознала, что боюсь его и всех остальных ещё больше, чем вчера. Какая-то паника охватила меня. Безудержный страх, который заставлявший меня трястись. Тим. Тимур Орлов… Мне не интересны их имена. Для меня они безымянны. Я не стану их очеловечивать. Они не имеют права быть людьми. Для меня они все останутся животными, из-за которых я не стану больше прежней Леей, и жизнь никогда больше не станет прежней. Грачов подошёл минут через пять и сказал, что сейчас оденется, и мы пойдём. Велел ждать его на улице. Я послушалась и вышла на крыльцо. Уже рассветало. Опёршись на забор спиной, там снова стоял он и нервно курил. Я думала, он ушёл вместе с той девушкой. Наверное, мне стоит вернуться обратно и подождать в коридоре. Определённо стоит… Меня трясёт даже при взгляде на него. — Слушай, надо поговорить, — вдруг он бросает сигарету и направляется ко мне. Я, спотыкаясь и мотая головой, бреду обратно в здание задом. Стукаюсь спиной об дверь и останавливаюсь, нащупывая рукой ручку. Наверное, в моих глазах читается дикий страх перед этим человеком, потому что так и есть. Он почти вплотную приближается ко мне и останавливается. — Я почти трезв. Больше тебя и пальцем не трону. Давай просто поговорим, — как можно спокойнее говорит он. Я усиленно мотаю головой, ища ручку. Я не могу находиться рядом с ним. Меня берёт мандраж каждую секунду, что он здесь. Я хочу, чтобы он страдал, как страдала я. — Уйди! Не трогай меня! — закричала я. — Я и не собираюсь, — парень примирительно поднял руки и отошёл. — Не приближайся ко мне. Пожалуйста, не трогай меня, — я его совершенно не слушала. У меня началась истерика. Со стороны я могла выглядеть как сумасшедшая. Эта буря чувств. Я не могла с ней бороться. Меня ужасал этот человек. — Пожалуйста, не надо, — заревела я, сползая по двери вниз. Тут дверь открылась, и меня подхватил за талию Грачов. Он изумлённо смотрел то на меня, то на Тима. Увидев моё состояние, он разозлился. — Ты ей угрожал? Угрожал?! — грозно спросил он у Тима. Парень помотал головой, поражаясь, до чего довели меня он и его друзья. Я действительно была похожа на сумасшедшую. — Он тебе угрожал? — спросил прапорщик теперь у меня. Я отрицательно мотала головой. Грачов, презрительно провожая глазами Тима, посадил меня в полицейскую машину, и мы поехали домой. Тим закурил ещё одну сигарету, провожая меня взглядом. Мне либо показалось, либо он был очень подавленный и сожалеющий. Наверное, показалось. У таких людей нет совести. *** Было темно. В моей комнате было восемь человек. Они окружили меня вокруг кровати, где я лежала, и медленно приближались. — Тим, мы же договаривались, — послышалось у меня за головой. Они всё приближались. Один схватил меня за ноги и притянул через постель к себе. Я начала кричать и барахтаться. — Тим, ты чего? Я же сказал, что первый буду, — послышалось со всех сторон. Они хором начали говорить что-то. И везде только и слышалось «Тим, Тим, Тим». — Не трогай меня! — закричала я, отбиваясь от парня, который волок меня за ноги с кровати. В темноте смогла разглядеть только его светящиеся, как у кошки, янтарные глаза. Я заорала изо всех сил… И с ужасом вскочила на кровати. Было уже светло. Солнце встало уже над моим окном и ярко светило. Ему-то что до моих кошмаров. Я, задыхаясь, нащупала дрожащими руками флакончик с таблетками и быстро взяла в рот сразу две вместо одной. Месяц прошёл, а кошмары всё не проходят. Они все почти одинаковы. Восемь человек окружают, а Тим тащит к себе. Мне приходится пить успокоительные таблетки и наведываться к психотерапевту три раза в неделю. Месяц назад у меня был нервный срыв. Я чуть не стала сумасшедшей. Может быть, у кого-то и сильная психика, и он бы быстро оправился от произошедшего, но не я. У меня оказались слабые нервы, и мне крайне тяжело всё забыть и стать нормальной. Я пугаюсь каждого шороха и треска. По вечерам меня силком из дома не вытащишь. Да и вообще после школы я обычно запираюсь в своей комнате. Тяжело всё забыть, когда тебя постоянно мучают кошмары. Подруги убеждают, что технически меня не насиловали, и мне пора бы уже оправиться. Технически… Они думают, что если меня не успели поиметь, то и ничего как бы не было. Посмотрела бы я на них, если бы с ними случилось нечто такое. Они не видели тот ужас, что видела я. Я, когда глаза закрываю, их лица вижу. Мне всё время кажется, что они за мной следят. Вон стоит тень за углом. Скоро совсем параноиком стану. В школе некоторые смотрят с сожалением, некоторые вообще не смотрят, намеренно избегая взгляда. Мне остался год, и я уйду отсюда. И всё забудется. Всё пройдёт. Их было восемь. Недавно состоялся суд. Шестерых посадили на пять лет за решётку, а двоим дали два года условных. Это были Тим и ещё один. У них был один адвокат, и он доказал, что они оба стояли в стороне и не били Даню. От причастия к изнасилованию их не смогли оправдать, потому что папины гости всё видели. Папа ничего не смог с этим сделать. За Тимура Орлова, кажется, впряглись какие-то силы выше него. Жизнь несправедлива, однако. Но главное, что их всех наказали. На суде я впервые увидела их лица. Я увидела и тотчас отвернулась. Не могла на них смотреть. Они, видимо, тоже. Но Тим смотрел. Он с того момента, как вошёл, не отводил от меня взгляда. Того ястребиного взгляда янтарно-карих глаз. Мне до сих пор не по себе при воспоминании об этом. Я успокоилась, дыхание пришло в норму. Нужно было собираться в школу. От кошмара я вскочила на десять минут раньше будильника. На кухне пахло варениками. Обожаю их. Я знаю, что мама для меня их приготовила. Когда я вышла из комнаты, мама провожала папу на работу. Да, он решил, что ему рано на пенсию, и остался в отделе. — Вареники! — с возгласами я вошла на кухню. Я обняла маму и села за стол, предварительно умывшись. Мама так добро улыбалась мне. — Так давно не видела, чтобы ты улыбалась, — сказала она мне задумчиво. Правда? Я сейчас улыбаюсь? Если честно, я и сама забыла, как улыбаться. По-настоящему улыбаться. Но сейчас я была в какой-то мере счастлива. Счастлива от того, что у меня есть мама, папа, вареники, и всё хорошо. С некоторых времён я начала ценить это спокойствие и домашний уют. Не это ли счастье? Я принялась уплетать завтрак, а потом начала собираться в школу. Всё как обычно. Но сегодня было лучше. Каждый день я чувствую, что мне лучше. — Как самочувствие? Всё хорошо? — поинтересовалась мама, как интересуется каждый день. А с чего бы всё должно быть плохо? Руки, ноги на месте, я жива. Кажется, всё прекрасно. Я кивнула и поцеловала маму в щёку. Я хотела уходить, но тут вдруг что-то упало и разбилось. Я встрепенулась. Мурашки пошли по коже. Сердце бешено колотилось. Мама уронила стакан, случайно задев рукой. Она обеспокоено взглянула на меня, но ничего не сказала. Исключая тот факт, что я боюсь каждого шороха, стараюсь избегать людей, всё замечательно. — Забыла сказать. Родители Данилы позвонили мне вчера вечером и сказали, что тебе можно проведать его. После школы можешь пойти, — послышался мамин голос из кухни, когда я одевалась в прихожей. Наконец-то, мне можно его навестить. Он несколько дней в реанимации пролежал. Но теперь, говорят, что он идёт на поправку. Сегодня сама увижу. Расскажу, как Карамельке у меня живётся. Да, я взяла это милое лохматое чудо себе, пока Даня в больнице. Его родители не могут выгуливать собаку, потому что загружены на работе. Наши семьи сблизились за этот месяц, хотя они должны были бы меня ненавидеть. Ведь это я отчасти виновата, что их сын в больнице с порванным желудком. После школы я прямиком направилась в больницу в приподнятом настроении. Я не знала, о чём говорить с Даней, но мне очень хотелось его увидеть. Перед входом в палату я дала себе слово, что буду улыбаться, как бы не были мне больны воспоминания. Он не должен видеть меня подавленной. Он не должен знать, в каком состоянии я была весь месяц. Я открыла дверь. Он лежал весь перевязанный в бинтах. Такой бедный и беспомощный. Перед глазами сразу всплыли картинки, как он лежал безжизненный, свернувшись в комочек, в своём кремовом пальто. Тогда я думала, что он умер. При этих мыслях я еле сдержала слёзы. Лея, ты обещала себе, что будешь улыбаться! Мне казалось, что он спит, поэтому я на цыпочках прошла к его кровати. Он распахнул свои длинные белые ресницы и долго, недоумевая, смотрел на меня, потом лучезарно улыбнулся. — Ты пришла, — прошептал он. — Я не могла не прийти. Сначала мы сидели и улыбались друг другу, как дурачки, не зная, что сказать. Но потом разговор завязался сам с собой. Мы не говорили о том случае. Говорили о чём угодно только не об этом. Говорили о всяких мелочах. Оказывается, мёртвую муху можно оживить, если положить в сахарную воду. Даня сам пробовал. Надо тоже дома попробовать. — Знаешь, когда выйдешь из больницы, я тебе Карамельку не отдам, — шутливо, улыбаясь, проговорила я, — Я к ней так привязалась. — Значит, нам придётся как-то решать эту проблему, — таким же тоном сказал он, — Одна неделя она у тебя, другая — у меня. Или… жить вместе… Я перестала улыбаться. Это была шутка, или он сейчас серьёзно? — Извини, неудачная шутка, — покраснев, сказал он, увидев моё изменившееся выражение лица. Даня отличный друг. Мы могли бы стать лучшими друзьями. Но я ничего к нему не испытываю, кроме чувства вины. Всепоглощающей, давящей изнутри вины. Месяц назад я бы с радостью пошла с ним на свидание. Я даже ждала этого. Но сейчас всё изменилось. Я изменилась. Я боюсь каких-либо отношений с парнями. Ко всем особям мужского пола испытываю отвращение и страх, кроме Дани. Но, поразмыслив месяц, я поняла, что и он мне не подходит. Поняла, что больше ни с кем не смогу быть вместе. — Знаешь, тот случай изменил во мне кое-что. Раньше я боялась привидений, а теперь боюсь людей. Люди — страшнейшее из зол. Привидение может лишь напугать или убить. А человек может также напугать или убить, но и сделать столько всего мерзкого в промежутке этих понятий. Сделав это, он либо пугает, либо убивает, — проговорила я грустно, не в состоянии смотреть на Даню. Он молчал. Затем его ладонь медленно потянулась к моей и накрыла её. Я немного дёрнулась, но не убрала свою руку. С некоторого времени мне неприятны прикосновения. Но для Дани я выдержу. — Тогда я собирался позвать тебя на свидание, — я повернула свою голову на него и увидела, что он сожалеюще смотрит на меня, — И сейчас намерен. Даже если бы эти мрази успели тебя… — он не мог выговорить это слово. Я тоже не могла его слышать, — Я бы всё равно позвал. И в этот момент меня прорвало. То состояние, которое я скрывала от него, вернулось. Я резко замотала головой и заплакала. Сначала слёзы просто текли, а потом я начала всхлипывать. Снова истерика? Только этого не хватало. — Я так виновата перед тобой! — быстро-быстро заговорила я, всхлипывая. — Так виновата! — Ты ни в чём не виновата, — он ласково сжал мою руку, так добродушно смотря на меня и утешительно улыбаясь. Почему он так добр? Ведь это из-за меня он в больнице. Мне было бы легче, если бы он ненавидел меня. В душе так мерзко. Я зарыдала навзрыд, уже не сдерживая себя. Я долго успокаивалась. Мне было стыдно, что Даня всё же увидел мои слёзы. Я не сдержала обещания, данного самой себе. Он не должен был видеть меня такой. Но, несмотря на это, мы ещё долго разговаривали. Вышла я от него под вечер. Но солнце было высоко. Летом темнеет очень поздно. Я шла, смотря на асфальт. Не хотелось поднимать головы. Наверняка лицо опухло и глаза покраснели. Зачем это кому-то видеть? Просто надо благополучно дойти до дома до того, как стемнеет, и спокойно просижу весь вечер за сериалом. В шагах пяти стоял кто-то. Он не двигался. Пришлось поднять голову, чтобы обойти его. Когда подняла, вскрикнула от ужаса. По телу прошёлся заряд адреналина, и я просто застыла на месте как вкопанная с расширившимися от испуга глазами. Передо мной стоял он. Тот самый человек, который постоянно снится мне в кошмарах. Он, как-то нервно сунув руки в карманы джинсов, смотрел на меня. — Только без истерик. Я просто хотел поинтересоваться, как там этот блондин. Надеюсь, идёт на поправку? Откуда он знает, что Даня здесь? А что я могла ему ответить? Я даже пошевелить губами не могла. Страх к нему будто парализовал меня. Я лишь коротко кивнула и, обойдя его, пошла дальше. Вдруг он схватил меня за запястье, тем самым не давая идти. Я задрожала всем телом и взялась второй рукой поверх его, чтобы вырвать своё запястье. — Отпусти! У меня есть электрошокер, — пропищала я беспомощно. — Поздравляю, — усмехнулся он, всё также держа. — Тебе нельзя приближаться ко мне ближе, чем на сто метров! Хочешь отправиться к своим друзьям? Так, я устрою. Если не отпустишь, скажу, что изнасиловал меня! — откуда только в этот момент у меня взялось столько смелости, сама не понимаю. Я была готова сказать, сделать всё, что угодно, только бы он отпустил. Мне неприятны любые прикосновения. Его особенно. — Тогда действительно придётся тебя изнасиловать, чтоб зря не сидеть, — послышался смешок. И я закричала. После таких слов любая бы закричала. Я начала вырываться с двойной силой. — Тихо, тихо. Я пошутил. Знаю, что неудачно. Только не кричи, — он второй рукой взял за запястье и мою вторую руку. Люди, выходившие из больницы, заинтересованно оборачивались. Зрелище увидели. Помог бы хоть кто-нибудь. — Не прикасайся ко мне! — сказала я уже тише. — Ладно. Только не убегай, — беспокойно смотря на меня, произнёс он. Потом нехотя прибавил, — Пожалуйста. Парень медленно отпустил оба запястья одновременно, внимательно наблюдая за моей реакцией. Наверное, чтобы если встрепенусь и соберусь убежать, снова схватить. Что ему от меня надо? Хорошо, я не убегу, хотя ноги так и хотят рвануть, не оборачиваясь. Что потом? Будто читая мои мысли, он некоторое время стоял и ждал моей реакции. Когда понял, что убегать и кричать я больше не собираюсь, хотя, признаюсь, очень хочется, он вздохнул, словно собираясь с силами всё с таким же беспокойным лицом. Внезапно он упал передо мной на колени и опустил голову. Он сделал это настолько резко, что я отшатнулась. — Я прошу прощения. Не стану оправдывать себя и остальных. Не стану просить прощения за них, потому что они получили по заслугам. Я должен был сидеть там вместе с ними, но этого не произошло. Даже не из-за этого я извиняюсь. Просто понимаю, что я натворил. Совесть грызёт меня изнутри. Мне самому от себя противно. Не прошу за них. Прошу за себя. Прости меня, Лея Берг. Это было так неожиданно. Я не думала, что у таких людей бывают муки совести. Он просит прощения? Кому от этого станет легче? Если я его прощу, мне станет легче? Кошмары исчезнут? Все заулыбаются, птички запоют, и я стану счастливой? Вряд ли. Тим поднял голову, в ожидании, что я что-нибудь скажу. Но я молчала. Он так умоляюще смотрел. Мне было его сейчас даже больше жалко, чем себя. — Я не отстану от тебя, пока не простишь. Буду преследовать везде, — его глаза умоляли сильнее. Не знаю, какое сейчас у меня было выражение, но в душе боролись два противоречивых чувства: всё трепетало, по каждой клеточке прошёлся заряд растерянности и волнения; второе чувство было пустотой. «Мне от его извинений ни жарко, ни холодно» — говорило оно. — Я тебя прощаю, — мрачно сказала я без какой-либо эмоции в голосе и развернулась, чтобы уйти. Я спиной почувствовала, как Тим встал с земли, отряхнулся. Его шаги слышались так близко от меня. Он не собирался отставать. Парень нагнал меня и теперь шагал на одном уровне со мной. — Знаю же, что не простила. Нам нужно поговорить, — как можно нежнее проговорил он. — Не нужно, — коротко и сухо сказала я, не поворачивая головы к нему и ускоряя шаг. — Тебе — нет. Это больше нужно мне. Мне надо объясниться с тобой. Обещаю, после этого разговора ты меня больше не увидишь. Было бы неплохо больше никогда с тобой не пересекаться. Ну, раз ты так говоришь… Интересно, ты умеешь держать слово? Мне до спазмов в желудке неприятно даже на тебя смотреть. Но если я больше никогда не увижу тебя, то можно и потерпеть часок. Мы сидели в кафе недалеко от больницы. Я старалась на него не смотреть, но сама чувствовала на себе его изучающий взгляд. Ему не надоело постоянно пялиться на меня? Было уже не так страшно при нём. Хотелось также сбежать отсюда, но не от страха. Я лишь ощущала к нему отвращение. — Закажешь себе что-нибудь? Я заплачу, — он старался говорить бережно и спокойно. — У меня есть деньги, — лишь холодно ответила я. — Хорошо, — на его лице читалась такая досада. Мне даже смешно стало. Он думал, что вот так просто может купить меня? Или скажет пару ласковых слов, и я всё прощу и забуду? Размечтался. Снова наступила тишина. Тишина между нами. Но вокруг было шумно. Людей вечером в кафе много. Почти все столики были заняты. Все о чём-то увлечённо болтали. А я просто старалась не вспоминать тех страшных моментов, изредка пересекаясь с ним взглядом. — На сколько процентов ты меня боишься? — вдруг не выдержал он. Я подняла на него свои немного удивлённые глаза. Он умеет застать врасплох. Насколько я его боюсь? Я даже сама не могу ответить на этот вопрос. Скорее не боюсь, а испытываю неприязнь, отвращение, смотря на это красивое правильное личико. Да, он красив, но это не имеет для меня никакого значения. Я молчала, не найдясь, что ответить. — Ладно. На сколько процентов я тебе противен? — он сейчас так нервничал. Глаза бегали туда-сюда. Ты действительно не знаешь? А сам как думаешь? Я, если честно, даже не задумывалась, насколько процентов. Просто неприятен и всё. Просто намного больше, чем остальные особи мужского пола. Я снова молчала, исподлобья косясь на него. — У нас такой содержательный разговор! — нервно заключил он. Он лихорадочно отпил из стакана свой сок и достал из кармана пачку сигарет. — Здесь нельзя курить. И вообще, пассивное курение гораздо вреднее, чем прямое. Поэтому в общественных местах нельзя курить, — выдала я неожиданно для себя. Он был удивлён, что я решила заговорить, и засунул пачку обратно. Да я и сама удивлена. — Завтра же бросаю, — проговорил он про себя, но чтобы я слышала. Почему он это сказал? После одного моего замечания он решил бросить курить? Зачем? Ради меня? Мне это не нужно. Он мне не нужен. — Я просто хотел рассказать, — начал он, сконфузившись. Непривычно его видеть таким робким и беспокойным. Он предстал для меня в каком-то новом свете. Но это всё равно ничего не меняет. — Тогда двоих из нас бросили девушки. Один узнал, что ему девушка изменила. Я с Юлей сильно поссорился. Всё, конечно, не в один день произошло. Но всё так навалилось. И мы все вместе решили напиться. Ну, ты понимаешь, мы были озлоблены на весь женский род. Напились, как свиньи, до потери рассудка. Наговорили всяких гадостей про девушек и сильнее натравили самих себя на них. Уже по домам собирались, как вы встретились с этим блондином. Не знаю, какой чёрт нас дёрнул в этот момент, но мы просто захотели отыграться, — он сделал паузу, отвернув голову к окну. Ему было трудно говорить. — Мы были обычными нормальными ребятами, понимаешь? Я тоже была обычной нормальной девушкой, а теперь превратилась в параноика и истеричку. Ты хотел этим рассказом очеловечить вас. Ты сам понимаешь, что вы поступили как скоты. Может, ты утешаешь себя, что вы не успели? Ты не успел? Я лишь попала не в то место, не в то время. Ты это хочешь сказать? Я думала, ты будешь отрицать вину. Ты меня приятно удивил. — Тогда в кабинете капитана Берга я впервые тебя увидел. Ну, в смысле твоё лицо смог разглядеть, наконец. Ты улыбнулась мне тогда. Так мерзко улыбнулась. Так никто никогда не улыбается. Мне эта улыбка в кошмарах снится, — продолжил он. Голос был подавлен. Он чувствует вину? Неужели ему тоже снятся кошмары? Я не хочу его очеловечивать, но мысли сомнения сами собой проскальзывают. Тимур Орлов сможет ли когда-нибудь предстать в моих глазах человеком? Возможно. — Этот блондин твой парень? — внезапно спросил он с долей подозрения. Я всё молчала. В голове столько сомнений. Он этого и добивался, кажется. А теперь про Даню спрашивает. Зачем? Что ему нужно от меня? Прощения он уже вымолил. Что ему ещё надо? Он попытался оправдать их поступок. Я его выслушала. Мне кажется, уже достаточно. — Да скажи уже хоть что-нибудь! Назови меня подонком, мразью. Наори! Только не молчи! — вспыхнул он. Янтарные глаза загорелись… болью. Его крик вырвал меня из моих мыслей. Все удивленно обернулись на нас, отрываясь от столь интересных бесед. Я мрачно подняла на него глаза. Наорать? Зачем? Я не хочу. Не хочу с тобой разговаривать. — Ты был бы моим первым. Ты стал бы тем, кто насильно лишил меня девственности. Да-да, я была девственницей. Почему была? Потому что сейчас себя таковой не чувствую. Именно поэтому ты мне больше всех противен, — наконец-то я это сказала. Всё внутри дрожит. Мурашки по коже. Адреналин достиг такого уровня, что тело просто онемело. Мне кажется, после таких слов он меня убьёт. Но внешне я абсолютно спокойна. Я смотрю ему прямо в глаза, смело и презрительно. Он смотрел на меня. Ему стало ещё больнее. Он просто смотрел и не мог ничего сказать. Думал, я накричу? Зачем? — Прости… И тут я почувствовала контроль над ситуацией. Ему больно, он извиняется. Он ничего мне не сделает, что бы я ни говорила. О, я ликовала. Наконец-то я выговорю ему всё, что накопилось у меня в душе. Я хочу, чтобы ему было больно. Я хочу, чтобы он страдал. Раз он имеет какие-то человеческие чувства, пусть страдает, как страдала и я. — Нет, Данила не мой парень. В тот вечер мы впервые познакомились, и он просто желал проводить меня до дома, за что жестоко поплатился, — грубо перебила я его, вспыхивая всё сильнее, — Знаешь, я сначала думала, что от изнасилования, — неужели я смогла сказать это слово? Что-то сейчас я сильно осмелела. Как бы мне это боком не вышло. Но язык продолжал говорить, — меня спасла счастливая случайность (хотя, спасла ли?). Но потом, анализируя, я поняла, что это ряд случайных совпадений. Повезло, что Даня был с собакой, которая впоследствии своим лаем обратила на себя внимание случайно вышедшего на балкон лейтенанта Лескова. Повезло, что он был достаточно зорок, чтобы увидеть с шестого этажа тело Дани рядом с собакой. Да и вообще повезло, что у папы в этот день был день рождения, и он не захотел праздновать его лишь в кругу семьи. Да я вообще в рубашке родилась, да ведь?! — я укоризненно вся раскрасневшаяся от гнева взглянула на парня, который всё также болезненно на меня смотрел. Зачем я сейчас всё это рассказала? Голова совершенно отключилась. — Что же ты такой грустный? Ты радоваться должен, что эта твоя Юлия поручилась за тебя. Так бы сидел вместе с остальными за решёткой, а не со мной тут! — Я этого не просил. Она без моего согласия всё организовала. После этого мы расстались… — Мне не интересно, понимаешь? Не. Интересно, — я снова перебила его, разгорячённая, и уже не понимала, что говорю. — Скажи, вы бы убили меня, когда закончили? М? Ответь мне! — Я не знаю. Честно не знаю. Мы не думали об этом тогда. Точнее я не думал, — печально произнёс он, уже не в состоянии смотреть на меня. — Я выслушала тебя. Ты выслушал меня. На этом всё. А теперь отвали от меня! — и снова я его перебила. После этого я замолчала. Пыталась глубоко дышать, чтобы успокоиться. Я выговорилась. Неужели я это сделала? Я смогла выговорить ему всё в лицо. Мне даже легче стало. Я взяла стакан с апельсиновым соком, который заказала, и начала жадно пить. — Теперь уже точно не отвалю, — тон был уже не сожалеющий и не виноватый, а уверенный и наглый. Чья-то тёплая шершавая ладонь накрыла мою руку, лежащую на столе. Я не допила, сильно дёрнулась и вскочила со стула, как ошпаренная, пролив на себя остатки сока. Чёрт возьми, это ещё что такое?! Какого чёрта он творит? У меня будто по всему телу разряд пробежался. Мне настолько неприятны прикосновения. Тем более его. Он не смеет меня трогать. Никогда! Я ошарашенно смотрела на него своими округлившимися глазами. О, какой у него взгляд сейчас. Тот же, что и был в первый раз, ястребиный пристальный и затуманенный. Как же я могла так ошибиться, что подумала, что он сожалеет, и я смогу заставить его страдать. Он злой. Красивый, но злой. Мне никогда не нравилось такое сочетание. Я смотрела на него так секунд пять, потом поспешила накинуть на плечо сумку и рвануть отсюда быстрее. Я зашла в туалет при кафе и, бросив сумочку в раковину, принялась оттирать салфетками пролитый на платье и шею сок. Руки дрожали, тело дрожало. Меня буквально лихорадило. Я поняла, что до сих пор боюсь этого ублюдка. Ткань впитала сок. Тут уже ничего не поделаешь. Я бросила это дело, трясущимися руками ища в сумке успокоительные. Мне нужно есть одну в день. Но я уже пила её утром. А к чёрту. С этой трясучкой я сама не справлюсь. Я потрясла флакон, оттуда высыпалось несколько штук. Тут в туалет вошла девушка. Я от волнения и испуга сунула в рот все капсулы, которые были на ладони. Чёрт, что я наделала? Такими темпами рискую в один прекрасный день заснуть и больше не проснуться. Я смотрела в зеркало. Испуганное миловидное личико глядело мне в ответ. Прошло некоторое время, и я успокоилась. Таблетки начали действовать. Понемногу клонило в сон. Сколько я выпила? Мне от этого дурно не станет? Наступала лёгкая эйфория. Тело будто парило в воздухе. Хотелось летать. Чёрт, я домой-то дойду, если так и дальше пойдёт? Тут в уборную зашёл он. Какого чёрта?! Я думала, он ушёл давно. Он должен был уйти. В душе опять проснулся страх. Но он был не велик, так как успокоительные брали своё. Я вылупилась на него через пелену эйфории. Он быстро приближался ко мне. И вот уже я грубо прижата к стене его телом. Всё происходило так резко и быстро, что я ничего не успевала понять. И вот он меня поцеловал. Так страстно, так собственнически, обхватив за талию обеими руками, прижав меня, не давая ни вдохнуть, ни выдохнуть. Я замерла. Мне не было приятно. Мне хотелось его оттолкнуть. Кто угодно, только не он. Он отстранился после того, как я не ответила на его поцелуй. Он так прерывисто дышал мне в ухо. Кажется, от волнения. — Встретились бы мы при других обстоятельствах, сразу бы так сделал, — страстно шепнул он, обжигая меня горячим дыханием. Я смотрела на него снизу вверх. Просто смотрела потуплёнными глазами. Моё лицо не выражало ничего. Моя эйфория приглушала отвращение к этому человеку. Тут из кабинки вышла та девушка. Она изумлённо покосилась на нас. — Это вообще-то женский туалет, — выказала она. — Да неужели? — иронично произнёс Тим. — Вышла отсюда. Не видишь, тут люди разговаривают, — грубо приказал он, не выпуская меня из своих объятий. Девушка фыркнула и хлопнула за собой дверью. Эй, не уходи. Пожалуйста! Разговариваем? Это о чём интересно? А мне кажется, что кто-то тут принуждает меня делать то, что я не хочу. Но мы никак не разговариваем. — Тебе неприятны прикосновения, — я это заметил, — все или только мои? — обратился он ко мне, отпуская мою талию. — Ну, ответь. Я стеклянными глазами таращилась на него. Ох, сколько же я глотнула этих капсул? Зачем так много? Всё плывёт перед глазами. Мне кажется, если я отстранюсь от стены, то не удержу равновесия и упаду. — Если я тебе настолько отвратителен, то толкни хоть что ли меня. Побей, дай пощечину. Всё, что угодно, только дай знать, — взмолился он, беспокойно смотря на меня и метясь по комнате. Я бы рада сейчас дать тебе оплеуху, но рука такая тяжёлая. Кажется, я не смогу её поднять. Глаза начинают мутнеть. Ты разве не видишь моё состояние? Я стояла также, не двинувшись, просто как кукла, которую приставили к стене. — Я знал, что я тоже тебе небезразличен, — вдохновлённо произнёс он. Глаза его засверкали, и он снова прильнул своими губами к моим, собственнически проникая своим шершавым языком мне в рот. Обхватил меня ещё крепче, не намеренный больше отпускать. А что я могла сделать? Тело меня совершенно не слушалось. Даже если бы я хотела ответить на его поцелуй, то не смогла бы. Он оттянул одной рукой лямку платья вниз и начал целовать плечо. Я почувствовала себя такой беспомощной в этот момент. Вот он изнасилует меня в этом гнилом туалете, даже сам этого не зная. По щекам потекли слёзы. — Не трогай меня. Пожалуйста, не прикасайся ко мне, — пищала я, всхлипывая. Он приостановился и посмотрел на меня. — Эй, ты чего, — ласково произнёс он, недоумевая моему поведению, — Я не сделаю тебе больно. Я просто хочу показать тебе, что прикосновения бывают приятными, что от них можно получить удовольствие. Что не нужно их бояться. Я продолжала всхлипывать, а слёзы всё текли. Я лишусь девственности в туалете с человеком, с которым я меньше всех хотела бы её лишиться? Какая ирония. Тим уже не обращал внимания на мои тихие всхлипы и продолжал целовать мне шею, оттягивая лямку всё ниже и ниже. Затем его рука подняла подол платья и начала стягивать трусики. Моя рука вдруг задвигалась и схватилась за его. — Не надо, прошу, — тихо взмолилась я. Он второй рукой припечатал мою эту руку к стене над головой. Первой оттянул трусы, и они упали вниз к ступням. Мои мольбы были резко заткнуты властным поцелуем. Что-то горячее и сухое проскользнуло между бёдер внутрь к самому укромному местечку. Я дёрнулась и что-то промычала, когда это что-то проникло внутрь. Это был его палец. Он медленно двигался во мне туда и обратно. Сначала было дико неприятно, но потом внизу живота образовался тугой узел. Никогда такого не испытывала. Тим по-прежнему меня целовал, не давая ничего сказать. Я потихоньку начала отвечать на поцелуй. Мне больше ничего не оставалось. Вдруг Тим прервался от поцелуя и, взяв моё обмякшее непослушное тело в руки, посадил его на стыке двух раковин. От ощущения на себе воздействия жёсткой холодной поверхности пошли мурашки по коже. Платье было опять бесстыдно задёрнуто, а ноги раздвинуты. — Ты такая беззащитная сейчас. Хочется обнять тебя и закрыть в своих объятиях от всего мира, — он так нежно говорил, с сочувствием смотря на моё заплаканное лицо. Почему он так нежен и ласков со мной? Нет, он всё равно подонок. Тим опустился на колени передо мной и прильнул губами туда. Я снова вздрогнула и нервно вдохнула. Он начал, посасывать кожу губами, языком водить там, держась за мои бёдра и всё дальше их отодвигая друг от друга. Боже, что он творит? Мои всхлипы постепенно сменились томными вдохами. По телу шли мурашки. Низ живота будто онемел. Тугой узел становился всё сильнее, и я уже, обеими руками вцепившись в волосы парня, начала невольно двигаться навстречу. Хотелось так делать, будто это прирожденный инстинкт. Из горла вырвался непрошеный стон, и я, закусив губу, прикрыла рот одной рукой. Было стыдно, что я издаю такие неприличные звуки. Тело начало содрогаться в конвульсиях. Кажется, кто-то открывал дверь и быстро захлопывал, но мне было всё равно. Весь мир для меня сосредоточился на этом мгновении. Я откинула голову назад и оперлась на зеркало в нетерпении. Хотелось, чтобы Тим двигался быстрее. Хотелось разрядки. И вот она настала. Я издала последний громкий стон, не сдержавшись, и всем телом откинулась на зеркало. Это, кажется, называется оргазмом. Он так опустошителен. Ты взрываешься, а затем следует пустота. Такая сладостная пустота. Я, не подавая признаков жизни, стеклянными глазами уставилась в потолок. Не заметила, как Тим встал с колен и потянулся ко мне, чтобы поцеловать. Я увернула голову от его губ. — Уйди, — произнесла я, потупивши взгляд в потолок. Не хотелось ничего чувствовать. Да я и не чувствовала ничего. Пустота. Ни отвращения, ни наслаждения. Ничего. — Уйди, — повторила я громче и настойчивее. Парень решительно не понимал моего поведения. Он то взволнованно глядел на меня, то метался по комнате, то взгляд его становился таким ненавидящим. Он ничего не понимал. Вот он, последний раз виновато взглянув на меня, собирался уходить. Я сползла с раковин и еле встала на ватных ногах. Не глядя на парня, я всё ещё дрожащими руками схватила флакон с таблетками, стоявший на краю раковины. Хотела высыпать на ладонь одну, а высыпалась опять целая куча. Я в беспамятстве взяла их всех в рот. Просто хотела окончательно успокоиться. Уйти от этого кошмара. Флакон упал, и капсулы с шумом высыпались в раковину. Что-то мне совсем плохо. В глазах темнеет. Я и не заметила, что Тим наблюдал за всем этим. Он с ужасом подбежал ко мне и обхватил моё лицо. — Что это за таблетки? — беспокойно спросил он. Я не ответила. Парень заставил открыть рот и нагнул к раковине. — Выплюнь! Быстро! Я тебе сказал, выплюнь! — он уже кричал. Я послушалась и выплюнула всё, что было во рту. — Умереть захотела?! Сколько ты их выпила до этого? Как же я сразу не догадался! — он схватился за голову. Ой, мне что-то совсем нехорошо. Глаза закрываются. Так спать охота… Тим подхватил моё падающее тело. — Сейчас скорую вызову. Ты только держись. Не смей засыпать! Я закрыла глаза, уже не слыша, что он говорит. Очень спать хочется. Сил нет… *** Я неделю пролежала в больнице. Передозировка. Не сказать, что меня еле вытащили, и я была на грани между жизнью и смертью. Но домой бы тогда я точно не дошла. После того, как я пришла в себя, и весь яд вышел, родители забрали меня домой. Я не хотела долечиваться, потому что чувствовала себя хорошо. Теперь все плюс к изнасилованной считают меня ещё и суидцидником. Даже родители не верят в то, что я хотела успокоиться, а не покончить жизнь самоубийством после недоизнасилования. Никто не знает, что это Тим вызвал скорую, и что вообще он был со мной в тот день. Мне было стыдно рассказывать то, что там произошло. Чёрт, чувствую себя уже второй раз изнасилованной. Хотя, не отрицаю, что мне было хорошо в тот момент. Но как вспомню всё это, Тим становится мне ещё противнее. Говорят, что ко мне в больницу приходил какой-то парень и спрашивал, как моё самочувствие, но заходить не решался. Ну и правильно. Я больше не хочу его видеть. Я бы рассказала, что в тот день видела его родителям, но тогда его точно посадят. Я бы хотела, чтобы его посадили, но что-то сдерживает меня рассказывать. Я решила для себя, что если он больше не побеспокоит меня, то я постараюсь забыть этот кошмарный случай. Конечно, не смогу, но попытаюсь. Вчера только вернулась из больницы домой. Сегодня целый день смотрела сериал и вела себя как можно непринуждённее, не обращая внимания на обеспокоенные взгляды родителей. Вдруг зазвонил телефон. Какой-то незнакомый номер. Я с опаской приняла вызов. — Алло, кто это? — Поднимись на крышу, — послышался хриплый голос через шум. Тим. Это точно был он. Откуда он знает мой номер и дом? В базе полиции нельзя сообщать любые данные о потерпевшем никому, тем более преступнику. — Не поднимусь. Я сейчас полицию вызову, — твёрдо сказала я. — Если не поднимешься, то твоя полиция найдёт уже не меня, а мой труп, — парень, кажется, сильно нервничал. Я молчала, слушая его прерывистое дыхание. Я не знала, что делать. Ни мамы, ни папы дома нет. Но они с минуты на минуту придут с работы. — Пожалуйста, — послышался умоляющий голос. Я бросила трубку. Что мне делать?! Что ему надо от меня?! Почему он не может просто оставить меня в покое? Почему преследует меня? Я была готова заплакать от досады. Я взяла электрошокер и всё же решила подняться на крышу. Но только ради того, чтобы ударить его или столкнуть с этой чёртовой крыши. Было шесть вечера, а солнце палило не хуже полудня. Только сильный северный ветер не давал умереть от перегрева. На крыше девятиэтажки он особенно чувствовался. Я вышла в одной домашней футболке и лосинах и ощущала себя некомфортно. Он стоял на краю здания прямо на бордюре, держа телефон в руке. Завидев меня, парень снова смотрел на меня своими виноватыми сожалеющими глазами.  — Только скажи, зачем ты выпила эти чёртовы таблетки? — Чтобы успокоиться, — пискнула я, не решаясь подойти к нему ближе, чем на шесть метров. — Успокоиться? В гробу успокоиться? — вспыхнул он, слезая с бордюра и стремительно идя ко мне. — И ты туда же. Думай, что хочешь. Я не собираюсь перед тобой оправдываться. Перед кем угодно, только не перед тобой, — сказала я, пятясь от него назад. — Ты эгоистка! — что, простите? — Думаешь только о себе. Посмотрите, как мне плохо. Я жертва. Давайте я пострадаю и пожалуюсь, попытаюсь наглотаться таблеток перед своим насильником, чтобы показать, насколько он мне отвратителен, — значит, вот как я выгляжу со стороны? Отчасти соглашусь. — Но мне тоже плохо, Лея! Представляешь, да? Почти каждую ночь меня мучают кошмары. Я спать нормально не могу, — думаю, почему так произошло, а не иначе. Как только впервые тебя увидел в кабинете капитана, такую заплаканную и беззащитную, я себя возненавидел. Эта мерзкая улыбка появляется передо мной, как только глаза закрываю! Как только взгляну на тебя, вина поедает изнутри. Мне самому успокоительные нужны, понимаешь? — он стоял совсем рядом и нервно кричал на меня. Сейчас он выглядел большим психом, чем я. Я просто хлопала глазами, выслушивая его речь, и меня начинали мучать сомнения. Он жалеет. Он метается из стороны в сторону, не находя себе места. Ему тоже снятся кошмары. Боже, я запуталась! — И что, мне тебя пожалеть теперь? — холодно сказала я, не показывая своей внутренней расшатанности и растерянности. — Нет. Да, прости, поддался эмоциям. Нахлынуло. Ты не обязана ничего делать, — он снова заметался, примирительно размахивая руками и успокаиваясь, возвращаясь в то же подавленно-сожалеющее состояние. — Успокойся, ты даже не насиловал меня, фактически. Ни первый раз, ни второй. Я всё ещё девственница, — пытаясь успокоить его, но всё также холодно проговорила я. Он был дико неспокоен. Мне кажется, что ему сейчас было хуже, чем мне. На секунду мне стало его жаль. Я хотела сделать как лучше, но ему стало ещё больнее. Кажется, он и забыл про второй раз. Парень издал такой взревевший звук, взявшись за голову. — Скажи, что мне сделать, чтобы ты перестала меня ненавидеть и простила? Всё, что пожелаешь, — взмолился он. — Просто отстань от меня. — Хочешь, извинюсь перед твоими родителями? Хочешь, снова на колени встану? Хочешь, сяду в тюрьму? Или ногу прострелю? Или спрыгну сейчас? — продолжил он лихорадочно, совершенно не слушая меня. — Просто оставь меня в покое! — прокричала я, не сдержавшись, и развернулась, чтобы уйти. — Хорошо, — смирено послышалось в ответ. Слышались медленно отдаляющиеся шаги. Я не оборачивалась. Тут с треском упало что-то. Мне всё же пришлось обернуться. Он бросил телефон на твёрдую кирпичную поверхность и пятился спиной назад к бордюру. Лицо его было таким потерянным и обречённым. Он почти дошёл. — Ты не спрыгнешь, — недоверчиво произнесла я. — Спрыгну. Мне терять нечего, — мрачно ответил он. Как это нечего? У тебя вся жизнь впереди! Ты молодой красивый наглый парень. Наверняка учишься где-нибудь на кого-то. Найдёшь себе богатую девушку как Юлия, и будете вы счастливы. Зачем из-за моего презрения устраивать драму? Я тебе никто. Такого, как ты, не должно интересовать моё мнение и состояние. Да, мне больно, мне плохо, но я никогда не буду показывать этого. Умру, но буду переживать молча. Тим всё пятился назад, не оборачиваясь. Вот он ступнёй стукнулся об ступеньку (перил не было) и, чуть не потеряв равновесие, понял, что на месте. Он осторожно вступил сначала одной ногой на бордюр, потом другой, легонько шатаясь, затем закрыл глаза и раскинул руки. Я наблюдала за всем этим с нарастающим напряжением. Заряд проходился из конечностей по всему телу, будто это не он там стоит, а я. Когда он медленно подвинул ступню к краю, почти свесив её вниз, и, не удержав равновесия, расшатался как маятник, меня охватила паника. Сердце ушло в пятки. Меня лихорадочно заколотило. — Стой! — вскрикнула я. Тим спрыгнул на жёсткую поверхность крыши и упал на колени. Он был так испуган. Мы оба часто и прерывисто дышали. Мне кажется, в этот момент мы чувствовали одно и то же. Я не выдержала и заревела, стоя на месте как вкопанная и роняя из руки электрошокер. Он чуть не умер из-за меня. Зачем? Почему он это делает? Что ему от меня нужно?! Слёзы водопадом лились из моих глаз. Тим подбежал ко мне и попытался обнять, но я оттолкнула его и била по рукам. Ему пришлось отойти на шаг. — Почему ты не можешь оставить меня в покое?! Что тебе надо от меня?! — истерически прокричала я сквозь слёзы. — Я сам бы рад, да не могу. Хоть убей, но не могу я оставить тебя в покое, — ласково произнёс он, приводя дыхание в норму. Я продолжала реветь. В одной футболке становилось холодно. Холодно, зябко и так жалко. Жалко нас обоих. Два идиота стояли на крыше, переживая общее горе. Я не знала, что делать дальше. Как жить дальше? Он от меня не отвяжется. Он даже умереть готов, чтобы я его простила. Мой мир перевернулся. Он теперь не просто насильник в моих глазах. Он теперь человек, переживающий, убивающийся. Да, мне до сих пор неприятны его прикосновения, но я его больше не боюсь. — Три свидания. Три свидания, и ты сама будешь решать, как поступить дальше со мной. Ни к чему не обязывающих три свидания. Я не буду к тебе прикасаться. Если хочешь, мы даже разговаривать не будем. После них, если скажешь, я навсегда оставлю тебя в покое. Я обещаю. Я недоумевающе смотрела на его светлые милые янтарно-карие глаза. Они были взволнованны, но излучали надежду. А я была в ступоре. *** Понятия не имею, почему я согласилась. Просто хотела понять для себя что-то. Понять сама не знаю что. Понять его. Мы условились встречаться каждую субботу днём. Он никогда не позволял себе задерживать меня допоздна. А я в свою очередь говорила родителям, что гуляю с подругами. Они даже ничего не заподозрили. Первое свидание оказалось для меня неожиданностью. Тим устроил пикник в парке. Он накрыл полянку на травке прямо под открытым небом. Мимо проходили люди и оглядывались на нас. Не знаю, можно ли было вообще здесь устраивать пикник. — Не смотри на меня, — смущённо произнесла я, заметив на себе его долгий пристальный всё тот же изучающий взгляд. — Почему? Мы условились только в том, что я не буду к тебе прикасаться. А про то, чтобы не смотреть, не было, — невозмутимо сказал он, улыбаясь. — Не смотри, а то ячмень вылезет, — также смущённо пробубнила я. — Пусть вылезет, а я всё равно смотреть буду, — игриво проговорил он, ещё шире улыбаясь. — Ну и дурак, — я упала на лопатки и посмотрела в небо. Тогда он ещё рассказал смешную историю, как они с другом один раз не смогли попасть в кино. Я тогда впервые смешливо улыбнулась при нём. Он впервые увидел мою улыбку. Я видела, как он был счастлив после этого и сильнее распалился передо мной. Наверное, чтобы ещё раз её увидеть. Если первое свидание прошло как нельзя лучше, потому что мы тогда были оба в хорошем настроении, то второе с самого начала пошло не так. Мы были в парке аттракционов. Мы прокатились на американских горках, — всё было хорошо. Мы побывали почти на всех аттракционах. Я была не такой весёлой, как в первый раз. Тим крутился около меня, пытаясь поднять мне настроение. И в один момент выхватил мою сумочку и побежал. — Догони и возьми, — крикнул он весело. — Ты с ума сошёл? — я была немного в шоке, но решила сыграть в его игру и погналась за ним. Остановившись на месте, Тим вытянул руку с сумкой вверх, что мне пришлось прыгать, чтобы её достать. Конечно он был выше меня, как и все парни, поэтому мне приходилось скакать, как кенгуру, на месте в надежде выхватить сумку. Он лишь смеялся. Я остановилась и обиженно насупилась. И в этот момент он быстро поцеловал меня в щёчку, за что получил сильную ненавистную оплеуху. На этом веселье закончилось. Это произошло у меня как-то на автомате. Я хотела извиниться, ведь его прикосновения были уже не столь неприятны, но потом передумала. Я запретила к себе прикасаться. Он об этом забыл. Он, было уж, подумал, что у нас обычные свидания, но это было далеко не так. Мы не показывали друг другу, но мы помнили всё. Всё плохое. Как только мы закрывали глаза, всплывали эти ужасные мерзкие картинки прошлого. Это были не свидания — это были испытания. Тим пытался показать, что он человек, а я присматривалась, действительно ли это так. Вот что на самом деле это было. Тим несколько секунд презрительно смотрел на меня, прожигая адским пламенем, но потом насилу снова улыбнулся и повёл себя так, будто ничего не было. После этого настроение его пошатнулось и упало, хоть мне он этого и не показывал. Парень нагрубил продавцу за то, что тот ослышался и дал не то. — Тимур, он тебе ничего не сделал. Прекрати, — тогда я впервые назвала его по имени, пытаясь успокоить. Я знала, что Тим такой. С окружающими в большинстве случаев он обращался нагло и грубо. Но передо мной он всегда представал таким подавленным и сожалеющим обо всем, что сделал. Смотря на Тима, мне было жаль и его, и себя. Я совершенно запуталась в нём, не понимая, где он был настоящим. Третье свидание было самым чудесным. Не знаю, откуда он достал деньги на столь дорогое удовольствие, но мы катались на воздушном шаре. С высоты здания казались такими крошечными. Ощущение, будто ты паришь над землёй, словно свободная птица, незабываемо. Внутри я визжала от счастья, но снаружи просто сияюще улыбалась. — Ты очень красивая, когда улыбаешься, — произнёс он тогда, не отрывая от меня взгляда. Я лишь, улыбаясь ещё сильнее, смущённо отвернулась и смотрела вниз на свой маленький с высоты птичьего полёта город. Это были самые потрясающие полчаса в моей жизни. Не смотря на то, что на этот раз Тим устроил свидание не днём, а вечером из-за того, что в ту субботу ему пришлось незапланированно выйти на работу, мы ещё посидели в кафе, делясь впечатлениями от полёта. Я не скрывала своего восторга, чем только тешила его самолюбие. Когда мы вышли из кафе, было уже темно. Тим хотел вызвать такси, но оказалось, что у него не хватало денег, потому что всё, что было, он потратил на это свидание. Я тоже не взяла денег, понадеясь, что таких непредвиденных ситуаций не возникнет. Ему пришлось провожать меня до дома. Он был только рад. А мне ничего не оставалось, кроме как согласиться. Тим по дороге, накинув на меня свой пиджак, спрашивал, понравилось ли мне наше последнее свидание. Я отвечала с долей смущения, что оно было замечательным. Тогда он долго смотрел на меня и не решался что-то спросить. И, наконец, решился. Он попросил у меня разрешения поцеловать себя в щёку, — я так поняла на прощание. Я разрешила, страшась реакции собственного тела. Но почему-то теперь его прикосновение не вызвало во мне никакого отвращения. Мне было даже приятно. Тим ещё долго глядел на меня с намерением поцеловать в губы, но мой жёсткий предупреждающий взгляд не позволил этого сделать. Дальше мы шли молча. На улице горели фонари, но было так пустынно. За всё время пути нам навстречу прошли лишь человека два-три. Мне было страшно. Я боялась темноты с тех самых пор и никогда не выходила поздно вечером, когда звали подруги. Вдруг из квартала вылезли несколько парней, громко разговаривая и смеясь, и направлялись нам навстречу. Когда они были совсем близко, меня охватила сильнейшая паника. Неужели всё снова повторится? В этот раз меня уже не спасёт счастливая случайность. Я от страха вцепилась в руку Тима, вонзая ногти в кожу, от чего он болезненно сморщился. — Они идут прямо на нас, — прошептала я ему. — Конечно они идут прямо на нас. Куда им ещё идти? Больше дороги нет, — недоумённо ответил он. — Видишь, как они смотрят на нас? Тимур, я снова не дойду домой, — чуть не взревела я, оттягивая его руку вниз. Ноги подкашивались. — Это просто парни, которые решили погулять в выходной. Лея, успокойся, — его смешила моя паника. И Тим был прав. Парни просто прошли мимо, удивлённо глядя на меня, дрожащую от ужаса. Я облегченно вздохнула, и силы покинули меня. Я чуть не упала в обморок от сильного испуга. Тим подхватил меня за талию. — Ты чего? Эй, не смей терять сознание. Так сильно перепугалась? — обеспокоенно произнёс он, стараясь удержать меня на ногах. — Не трогай меня, — лепетала я, пытаясь отстранить его от себя. Но когда Тим отпускал меня, я не могла удержать равновесие и снова падала на его руки. Голова кружилась. После тщетных попыток нормально стоять я сдалась, и парень, подхватив меня под колени, понёс на руках. — До твоего дома слишком далеко. Я не донесу. Мой дом в следующем квартале, — спокойно осведомил меня он. — Пусти меня. Поставь обратно! Я не пойду к тебе, — испуганно кричала я. — Поставь на землю. Я позвоню папе, и он приедет и меня заберёт. Тим ехидно улыбнулся и ничего не ответил. Затем снял сумку с моего плеча и повесил на своё. Я поняла, что он задумал. Отличный предлог, чтобы затащить меня к себе домой. Тем более по условию это было наше последнее свидание. Он не хотел со мной прощаться, тогда как я больше не собиралась с ним видеться. И надо же было мне так перепугаться! — Какая же ты сволочь! Если со мной что-то случится, то папа на тебе живого места не оставит, — грозила я. — Не собираюсь я с тобой ничего делать. Только если сама не попросишь, — лукаво на меня посмотрев, усмехнулся парень. Что значит, если сама не попрошу? Отвращения к нему нет, но всё же я его сейчас боюсь. Мы никогда не оставались один на один, не считая крыши. Но тогда он был сильно подавлен и не мог причинить вреда. Через некоторое время я сдалась и перестала сопротивляться, ёрзать и испуганно кричать. Когда Тим открывал дверь своей квартиры, я уже твёрдо стояла на ногах, и голова была в норме. Но парень отказывался меня отпускать, что очень напрягало. — Ты живёшь один? — спросила я, стоя в прихожей и оглядывая помещение. — Да, — коротко послышалось мне в ответ из кухни. Если честно, я думала, мне некуда сильнее бояться. Но после этого ответа я поняла, что предел ещё не исчерпан. Квартира была маленькая, однокомнатная, на вид старая: со стен слазали клочками обои, пол был весь исцарапан, и на нём было видно несколько слоёв краски. Я прошла вслед за Тимом в кухню. Он, безмятежно, по-хозяйски орудуя, ставил чайник на плиту. — Будешь чай? — спросил он, мило улыбаясь. Я помотала головой и села за стол напротив него. — Скажи свой адрес. Я позвоню папе, и он меня заберёт. — Зачем тревожить отца на ночь глядя? Оставайся тут. Я тебя и пальцем не трону, — парень замахал руками. — Я не останусь тут. Родители будут волноваться. Мне всё равно придётся им позвонить. Они, наверное, там с ума сходят, — занервничала я. — Позвони и скажи, что осталась у подруги ночевать. Я тебя всё равно не отпущу. Не пугайся, — сказал он, заметив, что я дрожу как кролик, — Просто считай, что свидание ещё не окончено. Завтра утром я сам тебя до дома провожу. — Почему ты не хочешь отпустить меня домой? — я уже вся тряслась от страха. — Просто хочу побыть с тобой подольше, — сказал он ласково, — Не бойся. Я обещаю, что не трону тебя, пока сама не пожелаешь. Чайник вскипел, и Тим всё же протянул мне чашку с чаем, хоть я и отказалась. Я с опаской посмотрела на чашку, но увидев, что парень пьёт, тоже отпила глоток. — Где твои родители? — спросила я, осматривая эти облезлые стены. Квартира выглядела одинокой и пустой. На кухне кроме чайника и пары тарелок ничего не было. — Дома, — усмехнулся он. Но, увидев, что я не оценила шутку, продолжил, — Я уже месяц снимаю эту квартиру. С того случая родители выгнали меня из дома без копейки в кармане. Ты бы знала моего отца… Твой и то добрее, хоть и капитан полиции. И из института меня исключили по этой же причине. По условиям условного срока я отрабатываю на исправительных работах целый день. Иногда приходится работать по выходным. Этим и зарабатываю на жизнь. Каждый день приходится ходить в участок. Иногда вижу твоего отца, но стараюсь не попадаться ему на глаза. Часто без предупреждения заглядывает инспекция. Так и живу… — Я не знала… — неужели он говорит правду? Боже, как же так? Его жизнь испорчена. Я даже подозревать не могла, что всё так! — Ещё бы ты знала, — грустно усмехнулся он. — Я не жалуюсь. Нет. Не надо меня жалеть. Я сам виноват. Просто рассказал, как есть. Неожиданно для себя я почувствовала вину. Конечно, я тут не при чём. Но я ничего не могу поделать с этим резким уколом, будто я всему виной. Я решила сменить тему. Тем более этот вопрос меня волновал достаточно давно. — Откуда ты знаешь мой номер телефона и адрес? Тим сконфузился и растерялся. Он не ожидал такого вопроса. Глядя на меня показательно невозмутимо, он допил чай и пошёл мыть чашку. Заметя, что я всё ещё испытывающе смотрю на него, он не выдержал. — Я взломал базу данных полиции. Я знаю всю информацию, которая была написана там про тебя и этого блондина Данилу. У меня всё же незаконченное высшее образование программиста. Я целый месяц следил за тобой, чтобы застать тебя далеко от дома и в более тихом месте, чтобы поговорить. Просто поговорить и извиниться. Но ты почти не выходила из дома: школа, психотерапевт, дом. Удобный случай вышел, только когда ты пошла навестить Данилу. Я решил воспользоваться. Он следил за мной всё это время? О боже! Мне бы сейчас не помешали успокоительные. Точнее они мне сейчас необходимы. Но врач заменил их уколами после случая в туалете. — Я знаю, что ты сейчас думаешь. Только не паникуй. Я лишь хотел попросить прощения, — взволнованно успокаивал меня Тим. Я сорвалась с места и пошла в залу, которая была и по совместительству и спальней. — Я позвоню маме, — сказала я перед этим. Я позвонила, успокоила их. Сказала, что не вернусь сегодня ночевать, что подруга после прогулки устроила пижамную вечеринку. Я была уверена, что родители не станут проверять, потому что они доверяли мне. Мне показалось по голосу, что мама была даже рада, что я, наконец, прихожу в себя и вхожу в привычное русло. Даже не знаю, почему не попросила папу приехать за мной. Мне не хотелось оставаться с Тимом наедине. Но с другой стороны мне хотелось узнать его лучше. С каждым разом он рос в моих глазах. Несмотря на безумный страх перед ним, меня тянуло к нему. Я поняла, что если бы он сейчас не притащил меня к себе домой, то мы бы больше не увиделись. Я бы жалела. Я вдруг поняла, что мне тяжело с ним расстаться. Я давила это чувство в себе изо всех сил, но не могла бороться с ним. В спальне не было почти ничего. Лишь кровать и маленькая тумбочка с разваливающимся шкафом. Кровать была единственной хорошей вещью в этой квартире — деревянная большая в хорошем состоянии. Наверное, это его кровать, которую он принёс из дома. Тим тихонько зашёл сюда, прервав мои мысли. — Во сколько приедет, чтобы забрать? — поинтересовался он небрежно, делая равнодушный вид. — Ни во сколько, — буркнула я. — Я сказала, что остаюсь у подруги ночевать. — С чего вдруг? — он делал вид, что ему всё равно, но еле сдерживал радостную улыбку. Я не ответила и потупила глаза на стену, усевшись у края кровати. — Капитанская дочка, — задумчиво проговорил он, плюхаясь на кровать рядом со мной. Я повернула голову на него. Он смотрел на меня, не отрывая взгляда какими-то одновременно изучающими и хищными глазами. Мне стало не по себе. Я понимала, что всю ночь буду тут и никуда не смогу уйти, и что руки у него теперь развязаны. — Не смотри на меня, — приказным тоном сказала я. — Мой дом — я могу делать тут всё, что захочу. И смотреть я на тебя буду столько, сколько захочу, — этот тон… его-то я и боялась всё время. Я досадно отвернулась от него, отодвигаясь к самому подножию и опёршись локтями на железные перила кровати. Что мне теперь делать? Бежать некуда. Если Тим начнёт приставать, то я бессильна. А по его глазам точно было видно, что он будет приставать. — Я так хочу быть обычной парой. Просто ты и просто я. Чтобы мы просто ходили на свидания, просто разговаривали ни о чём. Я хочу прикасаться к тебе, целовать тебя… Я постоянно хочу тебя касаться, — прошептал он мне в ухо, от чего пошли мурашки по коже. Сладостно заныло внизу живота. С первого взгляда я обратила на него внимание. Но тогда я просто подумала, что он красивый и всё. На крыше, когда он чуть ли не плакал от угрызений совести, я поняла, что Тим человек и тоже переживает. На третьем свидании я поняла, что он мне нравится. Как парень нравится. Но я боялась себе в этом признаться. И до сих пор боюсь. Я робею перед этим человеком, но он мне нравится. Я понимаю, что меня тянет к нему, и он мне больше не отвратителен. И от этого становится дико страшно. Был бы Тим обычным парнем, я бы уже давно с ним встречалась. Но сейчас, при таких обстоятельствах, я просто боюсь своих чувств к нему. Я почувствовала, что парень поцеловал мою лопатку, и встрепенулась. Я хотела вскочить с места, но он обнял меня за талию и начал оставлять дорожку поцелуев на моём плече. Я не выдержала и повернулась к нему, прерывисто дыша. — Если тебе неприятно, то так и скажи. Я сразу же прекращу и уйду, — нежно сказал он, пристально всматриваясь в мои испуганные глаза. — Мне приятно. Очень приятно, — быстро проговорила я, дико волнуясь и нервничая. В этот же момент Тим поцеловал меня и, захватив в свои объятия, уложил на кровать, нависая сверху. Он нежно целовал мои шею и плечи, спускаясь всё ниже и стягивая лямки платья. Я томно дышала, обвив его шею, и охотно отвечала на его поцелуи. Узел внизу живота стягивался всё туже, и возбуждение растекалось по всему телу. — Я не готова, — хрипло прошептала я, понимая, что ещё не готова к близости с Тимом. — Я знаю. Я и не собирался, — страстно прошептал он, прерывисто дыша, как и я. Он тоже возбудился. — Мы займёмся этим, только когда ты сама этого захочешь. Парень сполз вниз и опустился на пол на колени. Я поняла, что он собирался делать. Он собирался доставить удовольствие только мне. Тогда Тимур начал нравиться мне ещё больше. Тим задёрнул подол платья вверх и ловким движением снял трусы и, притянув к краю кровати, раздвинул мои ноги. От этих манипуляций возбуждение только нарастало. Когда вошёл своим языком прямо в лоно, я издала слабый стон и сразу же прикрыла рот рукой. Парень это заметил. — Не сдерживайся. Это естественные звуки. Не стоит стыдиться, когда тебе хорошо, — спокойно объяснил он. Кажется, он был мастером в этом деле. Пока Тим вырисовывал своим языком различные узоры в моей киске, я громко стонала, мяла простынь пальцами, вцепившись в них и не зная, куда деть руки. Через некоторое время в мою разгорячённую возбуждённую вагину проник его холодный палец и начал медленно двигаться, создавая немыслимый контраст и доставляя ещё большее удовольствие этим. Язык не переставал лизать внешнюю сторону киски. Ком нарастал. Так хотелось, чтобы Тим двигался глубже сильнее и быстрее. Так хотелось раздвинуть ноги ещё шире и двинуться его языку и уже двум пальцам навстречу. Весь мир сосредоточился только на этом. Тело изнывало, требовало разрядки. И парень вскоре её мне дал, не став долго мучать и доведя до оргазма быстрыми и мощными толчками. Тело обмякло, и я просто лежала, смотря в потолок невидящим взглядом, и ничего больше не хотелось чувствовать. Тим поднялся и снова навис надо мной, страстно целуя. Я снова обхватила его шею и уже сама тянулась к нему навстречу. Хотелось целовать и целовать его до потери пульса. В этом мы с ним были солидарны. Лямку парень стягивал всё ниже, уже добравшись до лифчика и припустив её вниз. Тогда он сдёрнул лямку платья и лифчика и стянул полностью через мою руку, что после этого они безвольно повисли в воздухе. Платье и лифчик уже болтались на моём животе, а перед взором Тима предстали мои, не до конца сформировавшиеся средних размеров округлые груди. Он мял один сосок рукой, а на другой налёг сам, посасывая и покусывая, что вырывало очередные пошлые стоны из моих уст. Я старалась не смотреть на то, что он делает, закрыв глаза и сосредоточившись на ощущениях, руками беспомощно рыская по его спине и волосам. Я услышала, как он стягивает ремень с джинсов, и была готова. Я была готова потерять девственность сейчас, уже настолько возбуждённая, что не могла нормально соображать. Вдруг Тим остановился и вскочил на пол. Он растерянными глазами посмотрел на меня и начал поспешно застёгивать ремень обратно. Он собирался уйти. — Не уходи, — взмолилась я. — Если я сейчас не уйду, завтра мы оба будем жалеть об этом, — произнёс он досадно. — Я буду спать на кухне. Надень что-нибудь из моих вещей на ночь, чтобы не помять платье, — рассеянно сказал он и скрылся за дверью. Тим оставил меня тут одну, распалённую, почти голую и дико жаждущую продолжения. В этот момент я ненавидела его. Но через некоторое время, остывши и придя в себя, я благодарила его. Он поступил как джентльмен. Я была не готова. Если бы он, поддавшись возбуждению, сделал бы это, я бы на утро его возненавидела. Порывшись в шкафу, нашла пару рубашек и, выбрав из них голубенькую, надела на себя. Она мешком висела на мне и скрывала все прелести моего тела, поэтому в ней можно было смело, не стесняясь, ходить по квартире. Но пора было уже спать. Я не стала дразнить Тима, расхаживая перед ним в таком виде. Нам сейчас обоим это было совершенно ни к чему. Я вышла в прихожую и по дороге к туалету мельком бросила взгляд на кухню. Парень снова пил чай. Даже не пил, а просто задумчиво смотрел в чашку, медленно помешивая сахар. Он, заметив мой взгляд, поднял глаза на меня. Я поспешила скрыться за дверью туалета. Утром поговорим и обсудим, что будем делать с нашими отношениями. А сейчас пора спать. И где Тим собирается спать на этой кухне? На этом старом, чудом ещё не развалившимся кресле? Само по себе кресло неудобное место для сна. А на этой развалине вообще вряд ли уснёшь. Зачем он так мучает себя? Неужели боится напугать своим присутствием? Чушь. Теперь я его совершенно не боюсь. Я вдруг осознала, что хочу ходить в этой рубашке по утрам, видеть, как Тим заваривает чай, разговаривать с ним о всякой чепухе… просыпаться и засыпать с ним… Кажется, я влюбилась. Улыбаясь своим неожиданным мыслям, я заснула. Я стояла на полу, положив одно колено на кровать, в красном длинном платье с открытыми плечами. Кто-то, подойдя ко мне сзади и обхватив за талию, начал целовать моё плечо. — Я не хочу этого, — спокойно сказала я, пытаясь убрать его руки. — Много ли чего ты не хочешь, — послышался знакомый мне голос сзади, настойчивее обнимая. — Раньше ты слушал меня. Я могла управлять тобой. Мне нравилось смотреть, как ты страдаешь, — произнесла я досадно, но в то же время блаженно вспоминая прежние времена. — Неужели ты поверила в это? — он грубо повернул меня к себе лицом и бросил на кровать. — Ты лишь очередная жертва, которую я, воспользовавшись, выброшу как мусор, — презренно проговорил он, возвысившись надо мной. Передо мной стоял Тим, сверкая своими янтарными звериными глазами и нагло и пренебрежительно смотря на меня. Меня охватила паника. Неужели он лгал всё это время? Неужели я действительно в итоге оказалось беспомощной жертвой в руках этого умелого лицемера? — Ты никто! — прокричал он, бросая свой ремень на пол и расстёгивая ширинку. Вдруг я обнаружила, что в комнате мы не одни. Со всех сторон шептали чёрные силуэты, приближаясь всё ближе: «Тим, Тим, Тим… сделай это!». Тогда стало так больно и страшно. Эти два чувства смешались воедино и заставили страдать. Страдать так, как я хотела бы, чтобы страдал Тимур. Я закричала. И вскочила на постели. Это был всего лишь сон. Очередной кошмар. Давно мне уже не снились кошмары. Этот был самым страшным. Раньше мне снилось, что Тим просто тянет к себе. А сейчас… сон был очень необычным. Он разговаривал со мной, он высказал свою позицию. Он был твёрд в своём намерении меня… Какой странный сон. Будто и не сон вовсе. Будто всё было наяву. Бывает же такое… И тут меня начали мучить сомнения. Настоящий ли Тимур со мной? С кем он лицемерен: со мной или с другими? Действительно ли он хочет отношений со мной? Мысли, которые раньше никогда не посещали меня, лихорадочно полились в мою голову. Но главный вопрос мучил меня сильнее всех остальных: хочу ли я отношений со своим насильником? Я встала и вяло вошла в кухню в одной рубашке. Тим готовил завтрак. То есть просто нарезал хлеб и следил за чайником. Больше из еды у него в квартире ничего не оказалось. Он улыбнулся мне своей нежной улыбкой. — Опять кошмары? И что я делал с тобой на этот раз? — лукаво спросил он. Я, не отвечая, прошла мимо к раковине и, открыв, начала жадно пить ледяную воду прямо из крана. — Мне перестали сниться кошмары после нашего первого свидания, — безмятежно произнёс он, делая вид, что не обращает внимания на моё поведение. Когда я вдоволь напилась, устремила свой испытывающий недоверчивый взгляд на него. — Сколько у тебя было девушек? — спросила я неожиданно для себя и него. — А у тебя парней? — также улыбчиво он отклонился от ответа. — Три несерьёзных школьных увлечения. Но отношениями их трудно назвать, — честно выдала я, надеясь, что он раскроется в ответ. — Понятненько, — сказал он, не уделяя моим словам никакого внимания и копошась около плиты. — Ладно, сколько времени длились твои самые долгие отношения? — не отставала я. Тим, наконец, отвлёкся от своих мнимых дел и взглянул на меня своими растерянными глазами. — Три месяца. Может, чуть больше, — вздохнув, неохотно проговорил он. Три месяца? Даже мои «несерьёзные школьные увлечения» длились дольше! Ну конечно! Как я могла подумать, что такой красивый, обаятельный нахальный парень может быть верен лишь одной девушке долгое время?! Да он же бабник! Сон помог мне это понять. Сон помог открыть его истинную сущность. Я, наверное, стала его достижением. Конечно, затащить в постель девушку, которая его поначалу ненавидела и презирала, — это ведь такая гордость. Моему гневу не было предела. — А со мной сколько времени планировал провести? Как только бы я тебе отдалась — ищи-свищи… — Да ты мне вчера и отдалась. А если бы я действительно хотел сбежать, то вчера воспользовался бы тобой. Или даже в туалете ещё трахнул бы… — вспыхнул он. — Заткнись! — перебила я его, перекрикивая. — Что тебе надо от меня? Хочешь похвастаться своим друзьям, что смог обуздать дикарку, которая боится прикосновений и которую ты чуть не изнасиловал?! Или с помощью меня избавиться от срока? Или просто развлечься, затащив меня в постель? Наверное, я ломалась дольше всех, да? Не так ли? М? Весело было? — я буквально орала на него в приступе ярости. Со мной такое впервые, если честно. — А в твою дурью пустую черепушку не приходила такая мысль, что я просто в тебя влюбился?! — Тим в гневе бросил чашку на пол, что она разбилась вдребезги. Потом полетела хлебница. Стул со всего размаха был пнут и лежал в горизонтальном положении. Псих. — По уши влюбился, понимаешь? Как только увидел тебя впервые, уже не смог забыть. Я стояла в оцепенении. Влюбился? Тоже влюбился? На минуту захотелось сиять от счастья. Мы оба чувствуем одно и то же? Мы видим кошмары, мы переживаем, мы чувствуем одинаково. Неужели? Но вскоре я пришла в себя. Его любовь недолговечна. Может быть она и продлится дольше остальных, но больше года она не выдержит. Он бабник. Чем недосягаемее цель, тем сильнее желание. Возможно Тим и хороший. Добрый для меня. Но долго ли это продлится? Я дам ему последний шанс. Последний вопрос, который решит всё. — Если бы вы тогда все ввосьмером всё же изнасиловали меня, то ты бы влюбился? Ответь честно, тебе не было бы противно рядом со мной? Смог бы ты ко мне подойти после такого? Только честно, — грустно спросила я, понимая, что это конец. Тим успокоился, тяжело дыша. У него был такой же подавленный и растерянный взгляд, как и на крыше тогда. Он чуть не взвыл от моего вопроса. Парень тоже понял, что это конец. Конец всем нашим надеждам. — Нет, я бы не смог, — честно ответил он, как я и просила, и опустил глаза вниз. Я поспешно прошла в спальню, переоделась и снова вернулась в кухню. — Нам не стоит больше видеться. Тебе запрещено ко мне приближаться. Я ничего не расскажу родителям. Никому. Если желаешь, поговорю с папой, чтобы тебе уменьшили срок или облегчили исправительные работы. Я постараюсь сделать всё, что в моих силах. Но больше не следи за мной и не подходи. Прощай, Тимур, — нервно, чуть не плача, проговорила я и поспешила уйти, чтобы не показывать ему своих слёз. — Ну и катись к чёртовой матери! Ничего мне от тебя не надо! — послышалось мне в след, и что-то грохнуло. Кажется, он опрокинул стол и упал сам. Как только я вышла за дверь, уже не сдерживала ком в горле и заревела. Я хотела быть с ним. Я уже надеялась, что могу быть счастливой. Надеялась, что имею право на счастье… Почему всё произошло именно так? Ну, за что?! Боже, за что?! *** Танцы — хорошая вещь. Никогда раньше не танцевала вальс. Хотя, это даже не похоже было на вальс. Просто мерное скольжение по полу вместе со своим партнёром. Ни Даня, ни я не умели танцевать. Он лишь для интереса пригласил меня, когда все люди, вдоволь напившись и наевшись, решили потанцевать. Это было так романтично. И как раз я надела длинное красное платье, которое идеально подходило под бальные танцы. Даня был в белом костюме. Мы мерно кружили по паркету, сливаясь с другими в одну единую массу. С этим парнем мне было хорошо, уютно, спокойно. Я не ощущала себя с ним свободно, но зато чувствовала безопасность и надежность. Даня хороший. Даже, наверное, лучший парень, которого мне приходилось встречать в своей жизни. Но я его не люблю. Как бы я не пыталась за эти три недели, что мы встречаемся, убедить себя, что это лучший вариант, о котором мечтают все девочки, я не могу его полюбить. Но это никак не помешает нашим отношениям. Его любви хватит на двоих. И вообще теперь мне чуждо это чувство, что меланхоличные девочки называют любовью. Даня замечательный. Из-за меня он остался инвалидом, — у него проблемы с желудком, — но не возненавидел меня, а как только вышел из больницы, сразу же позвал на свидание. Я буду с ним, пока он сам меня не оттолкнёт. Если когда-нибудь Даня сделает мне предложение, то я, не раздумывая, соглашусь. Родителям он понравился. Но папа неодобрительно проговорил, что парень трусоват и слишком смазлив. Но он сказал, что ничего не имеет против, если я сама люблю Даню. Я ответила, что люблю. Папа, кажется, заметил, что я солгала, нахмурился, но ничего не сказал. Дане стало плохо, живот заболел, и нам пришлось закруглиться и попрощаться. У него часто бывают такие приступы. Мне больно на это смотреть, понимая, что это целиком и полностью моя вина. Я больше никогда его не оставлю. Даня нежно поцеловал меня и, убедившись, что я позвонила папе, и он меня заберёт, уехал. Было где-то около десяти вечера. Я стояла на крыльце летнего ресторана под открытым небом, в котором мы с Даней только что танцевали, совершенно одна. В этом открытом лёгком платье было жутко холодно. А мне ещё стоять тут минут пятнадцать и ждать папу. Я всё ещё боялась ходить ночью, поэтому и шагу не решалась вступить за крыльцо и топталась на месте, пританцовывая от холода. Неподалёку от ресторана был бар. Оттуда постоянно кто-то выходил или людей выводила охрана и кидала на землю. Я с подозрением оглядывалась поначалу, но потом привыкла и, убедившись, что мне ничего не грозит, что они не обращают на меня никакого внимания, успокоилась. — Да утихомирься уже. Ты такой буян, когда выпьешь. Хватит пить. Выходи из запоя уже. Она не достойна твоих мучений, — послышался обеспокоенный мужской голос. Но таких голосов было много из этого бара, поэтому я не обратила внимания. — Отвали! Что тебе надо? Хочу — пью, хочу — вешаюсь. Тебе-то какое дело? — огрызнулся ему в ответ знакомый, но пьяный голос. — Вешаться ещё не хватало. Пошли домой, пока ещё на ногах стоишь и ещё что-то соображаешь. — Я трезв! Отвали, сказал же! Я повернула голову туда, любопытствуя, чей это может быть такой знакомый голос, и ужаснулась. Какой-то парень, закинув руку Тима, тащил его к машине. Впрочем, этот парень был мне тоже знаком. Они оба были осуждены условным сроком. Я сжалась от страха, только бы они меня не заметили. Тима я не видела с той ссоры и не хотела видеть. Я начала новую жизнь, и для него там не было места. Его друг каким-то проклятым чудом почему-то поднял на меня голову и узнал меня. Он так долго остановил на мне взгляд и замялся. Я взмолилась, чтобы он ничего не сказал Тиму. Парень слишком долго смотрел на меня, и, наверное, думал говорить или нет. Потом отвернулся. Он ничего не стал говорить. Но Тим, кажется, был не настолько пьян, чтобы не заметить его взгляда. Он сначала вопросительно поглядел на друга, потом обернулся на меня. Моё сердце готово было выпрыгнуть. Боже, хоть бы он был сильно пьян и близорук! Тим вгляделся, и его лицо изменилось. Он остановился. — Тим, прошу пошли. Тебе нельзя к ней, — умолял парень. — Ты видел её и мне ничего не сказал? Да пошел ты! — вспыхнул он и, оттолкнув друга, стремительно направился ко мне. К сожалению, на ногах он держался прекрасно. — Тим, если сделаешь ей что-нибудь, у нас будут проблемы, — взволнованно предупредил парень и не стал останавливать. Тимур отмахнулся и вплотную подошёл ко мне. Я хотела вбежать обратно в ресторан, но надеялась на скорый приезд папы и решила потерпеть присутствие этого парня. — Что ты делаешь тут такая красивая? — спросил он, трепетно смотря на меня. Я ничего не ответила, проигнорировав и отвернув голову. Я отошла в другую сторону крыльца, давая понять, что не желаю с ним разговаривать. — На свидании была, да? С кем? С этим трусливым блондином, который даже за себя постоять не может? — его тон изменился и сделался грубым и презренным. — Его Данила зовут вообще-то! И он не трус! Когда на тебя нападают восемь здоровых скотин, естественно, что ты не сможешь ничего сделать! — не выдержала я. — Значит, всё-таки с ним. Ну и как, переспала уже с ним? А? А передо мной недотрогой притворялась, — Тим тоже вспылил. — Я не обязана перед тобой оправдываться. Думай, что хочешь, — пренебрежительно ответила я, уже не на шутку зажёгшись и уже без страха смотря ему в глаза. — Шлюха, — процедил он сквозь зубы. Что? Что ты сказал, ублюдок? Да как ты смеешь? Я со всего размаху влепила ему пощечину. Он схватился за щёку, прожигая меня адским взглядом. — Не смей меня так называть, — оскорблённо произнесла, стиснув зубы. — А как мне тебя ещё называть, шлюха? — нарочно, усмехаясь, проговорил он. Я, чуть не плача, решила закончить разговор и зайти обратно в ресторан. Папа должен скоро приехать. Просто нужно дождаться и не отвечать на провокации пьяного человека. И, к моему сожалению, он ещё не успел напиться так, чтобы валиться с ног, и соображал достаточно хорошо. Друг его вытащил совершенно не вовремя. Я отвернулась, чтобы уйти, но тут Тим резко взял меня за руку и притянул к себе. Не успела я опомниться, как он сзади схватил меня за талию и, приподняв над землёй, потащил куда-то. Я начала кричать, царапаться, вырываться. Вдруг пришло то же чувство, когда меня также держали, когда били Даню. Наступила полная паника. Тим открыл дверцу автомобиля и бросил мою тушу на задние сидения. Сел следом. — Ты с ума сошёл?! — друг был в смятении. — Быстро выпусти её! Это же похищение. Нас посадят, идиот! — кричал он с водительского кресла. — Езжай! — приказал Тим. — Нет! Если её папаша узнает, то мы сядем далеко и надолго. А перед этим он с нас шкуры спустит, — испугался парень. — Её папаша знает, — мрачно вымолвил Тимур, — Езжай ко мне домой. Друг досадно вздохнул и завёл машину. Я испуганно слушала их, но когда Тим потянулся закрывать с моей стороны окно, я начала истерически кричать, уже потеряв контроль над собой. Не помню, сколько я так кричала и лихорадочно била парня кулаками, но всем уже было надоело это слушать. Они ехали молча. Я ничего не понимала. В каком смысле мой папа знает? Было так страшно. Дрожь пробрала всё тело. Я чувствовала ту же панику, что и тогда. Их двое — я одна. Что они со мной сделают? Изнасилуют? Убьют? Боже, так я не была напугана, кажется, даже тогда. — Там впереди ДПС. Заткни её, а то заметут. А я пока в тюрьму не собираюсь из-за твоих пьяных выходок, — спокойно сказал друг, не оборачиваясь. Тим не слушал, провалившись в свои мысли. — Заткни её, пока я сам это не сделал! — вспыхнул парень, уже прямо повернув голову к Тимуру. — Я тебя потом заткну… навсегда, — огрызнулся парень в ответ. До этого он слабо отвечал на мои брыкания и царапанья, а теперь с лёгкостью заломил мои руки за спину и грубо поцеловал, вероятно, лишь для того, чтобы я замолчала. Он нарочно кусал мои губы, от чего я лишь болезненно мычала. Медленно Тим нависал надо мной, надавливая на меня своим весом и заставляя сползти вниз на сидения. Я уже лежала под ним и беззвучно плакала от беспомощности с заломанными руками. Он, держа мои руки уже только одной рукой, полез второй под платье, всё также страстно и грубо целуя. — Эй, только не в моей тачке. Я в этом не участвую. Сам разбирайся со своими девушками. Вечно из-за пьяного тебя влипаю в неприятности. Больше из бара и обезьянника вытаскивать не буду, — причитал друг, смотря в зеркало. Тим встал с меня и обратно сел на сидения. Я больше не кричала, а плакала, громко всхлипывая. И всю дорогу было так. Я обреченно глядела в окно, понимая, что мне конец. Тим сейчас слишком зол и пьян. Он меня не отпустит. А друг его ему охотно помогает. Кажется, Тима он боится больше, чем сесть за решётку. Или боится за дружбу с этим подонком? Мы приехали. Друг остановился. Тим не спешил выходить. Между нами витало напряжение. — Есть сигарета? — нервно спросил Тимур у друга. — Ты же бросил, — удивлённо обернулся на него парень. — Дай сигарету, мать твою, — сквозь зубы процедил он. Друг дал, и Тим вышел из машины, захлопнув за собой дверь. Брюнет (друг) обернулся ко мне. Я тихо плакала от беспомощности. — Ты ведь помнишь меня? — я испуганно, как загнанный в угол охотниками зверёк, подняла глаза и кивнула. — Меня можешь не прощать за тот случай. Никого из нас можешь не прощать, а Тима прости. Он хороший парень. Лучше всех нас. Я всё знаю, что между вами было. Он из-за тебя в запой ушёл. Две недели держался, а после случая… А сам расскажет. Когда протрезвеет, сам всё расскажет. Ты пока в туалете где-нибудь спрячься до утра. А то пьяный он буян. Не спорю, может натворить дел. Просто перетерпи и прости его. Он тебя любит очень. Никогда не видел, чтоб он так убивался из-за девушки. Не бойся его. Он тебе ничего такого не сделает. Ему самому больно потом будет, — успокаивая, проговорил он. — Не говори, что я в этом участвовал, хорошо? — он с надеждой взглянул на меня. Я ничего не говорила, молча потупившись в одну точку. Я так устала плакать и сопротивляться. И чувство обречённости совсем отняло у меня все силы. Брюнет ясно дал понять, что Тим собирается меня изнасиловать. Когда пьяный, он и вправду животное. А друг ему помогает. Тимур открыл дверь и, грубо вытянув меня за запястье из автомобиля, перекинул через плечо и зашёл в подъезд. Я безжизненно повисла на нём, всхлипывая. Пока он открывал замок своей двери, поставил меня на пол. Я этим воспользовалась и рванула вниз по лестнице. У меня появился шанс убежать. Вдруг из сумки зазвонил телефон. Я остановилась у двери подъезда и взяла трубку. Это был отец. — Папа, папочка, — начала судорожно я, — Тимур меня похитил. Тимур Орлов… — Тимур? Ладно. Скажи ему, чтоб через час домой привёз. А то шкуру с него спущу. Адрес я его знаю, — послышался недовольный пренебрежительный голос папы. — Папа! — испуганно закричала я на него, но он уже повесил трубку. Ладно? Что это значит? Расти панике уже было некуда. Папа просто так оставит меня с насильником на час? С чего бы это? Я выбежала из подъезда и оглянулась вокруг. На лавочке сидела компания парней с бутылками пива. Боже, за что?! Снова? Снова всё повторяется? Где я так согрешила, боженька?! Я собиралась бежать, не останавливаясь, пока один из них не окликнул меня. — Эй, девушка, что с тобой? — спросил он, заметив на себе мой перепуганный взгляд. Я опять заплакала и попятилась назад к подъезду, пока не стукнулась об стену. — Не надо. Не подходи, — шептала я сквозь слёзы и истерику. Я мало что соображала в этот момент. А парни были немного удивлены моим странным поведением. Тут из подъезда выбежал Тим и, схватив меня за руку, снова поволок обратно. Ему было наплевать на моё состояние. Ему было наплевать на недовольные выкрики парней. Они, кажется, хотели заступиться за меня. Нет, наверное, мне послышалось. Уже галлюцинации. Тим, открыв дверь, бросил меня в квартиру. Я попятилась к туалету изо всех сил. Он перекрыл мне путь и загнал в спальню. Свет в квартире был выключен, и я почти не видела его лица. В темноте сверкали лишь глаза. Зверски сверкали. Я бы не хотела увидеть его лица сейчас. — Раздевайся. Посмотрим, чему тебя этот блондин успел научить, — презренно произнёс он, разуваясь и заходя в залу. — Тимур, давай поговорим. Посидим и поговорим, — дрожащим голосом пролепетала я, перескакивая через кровать к углу. — О чём мне с тобой говорить, шлюха? Ты предназначена только для одного. Все вы одинаковые. Только притворяетесь недотрогами! — он снял ремень и кинул на пол. — Ты будешь жалеть завтра. Я же знаю, что будешь, — я искала ниточки, за которые можно ухватиться, пятясь к углу и сама загоняя себя в ловушку. Тим, ничего не ответив, зашторил окна, и наступила кромешная тьма. Я ничего не видела, потому что глаза ещё не адаптировались, и мне стало дико страшно. Я прижалась к стене, со страхом ожидая действий парня. Он не заставил себя долго ждать. Подойдя, быстрым движением завел мои руки над головой и прижал всем телом к стене. От него противно несло алкоголем. Ненавижу этот запах. Перед глазами всплывают картины прошлого, когда также подавили мои сопротивления, и Тим уже имел меня пальцами. Сейчас, держа одной рукой мои запястья, он полез тоже под платье, поглаживая бёдра. Я смогла вырвать одну руку и ударила ею по его ладони. Он сразу дал мне пощёчины и впился страстным поцелуем. Из глаз брызнули горькие слёзы отчаяния. Было так унизительно. Я даже сделать ничего не могла. — Нравится, сука? Сразу надо было тебя трахнуть, а не церемониться, — прервался он от поцелуя и прошептал мне на ухо. Я, хныкая, оттолкнула его и хотела побежать через кровать, но он снова прижал к стене, больно заломав руки. Я издала болезненный крик. — Почему ты встречаешься с ним? Почему?! Я же всё для тебя делал. Ты его любишь? — пытал он, больно кусая мои губы. — Мне больно. Отпусти. Я закричу! — всхлипывая, взмолилась я, изнывая от боли. — Кричи. Я тебе потом рот заткну и, привязав к кровати, буду всю ночь насиловать до потери сознания. Ну, давай, — лихорадочно говорил он, уподобляясь сумасшедшему. Я истерически заревела. Я не хотела, чтобы он меня вот так насиловал. Я уже готова была по своему согласию потерять девственность. Но только не так. — Я же тебя люблю. Не хочу тебя никому отдавать. Ты моя, слышишь? Хоть всю жизнь привязанной к кровати пролежишь, но никому не отдам, поняла? — взвыл Тим, бросая меня на кровать и нависая сверху. Я смирилась. Ревела, но не сопротивлялась. Всё же потерять девственность лучше с любимым человеком, чем с группой пьяных ребят. Он не сделает мне сильно больно. Надеюсь, не сделает. Я лежала как кукла, смотря стеклянными глазами на Тима, и обречённо прошептала ему последнюю фразу: — Я девственница. Ко мне кроме тебя никто не прикасался и никогда не прикоснётся. Завтра, когда ты выбросишь меня как мусор после сделанного, я приду домой и перережу себе вены. Я люблю тебя, Тимур, но второй раз такой кошмар не вынесу. Тим остановился и отпрянул. Он вскочил на пол и громко и болезненно взревел, как раненный зверь. Я лежала всё также неподвижно, ожидая своей участи. Но парень не собирался ничего делать. Он пошёл к окнам и снова раскрыл шторы. Он метался по комнате, тяжело дыша. — Что же я делаю? Лея, беги! — наконец, заговорил он подавлено. — От меня надо бежать! Что же я делаю с тобой? Я же люблю тебя! Лея, беги и больше не возвращайся. Бойся меня. С Даней тебе будет лучше. Я села на кровать. Частично виднелись очертания лица Тима на лунный свет. Он страдал. Кажется, трезвел. Я была рада этому. Если он теперь в здравом уме, то можно и продолжить. Я не собиралась уходить. Уже поздно. В этот самый момент я осознала: я люблю его. С тем Тимуром, которого я знаю, я готова лишиться девственности. Он именно тот, с кем бы я это хотела сделать. Я встала с кровати и, сняв платье, бросила его на пол, снова села на край кровати. — Что ты делаешь? Лея, беги! Ты что, совсем дура? Не понимаешь, какой я плохой человек? — изумлению Тима не было предела. — Ты неудачник, — уже второй раз не можешь меня изнасиловать, — мрачно усмехнулась я, — Но никак не плохой человек. Я хочу с тобой провести эту ночь. Парень подошёл ко мне, и я, притянув его за рубашку, начала расстёгивать на нём пуговицы. Мы быстро расправились с рубашкой, и он снова навис надо мной. — Люблю смотреть, как ты страдаешь, — с блаженством произнесла я, пока он целовал мои ключицы. — Чертовка, — улыбнулся он, и глаза его хищно засверкали. — Моя чертовка. Никому не отдам, слышишь? Я сладко промычала в ответ. Он был теперь так нежен. Не кусал, а лишь легко проходился поцелуями, не забывая и о губах. Я притягивала его к себе, не в состоянии насытиться поцелуями. Он вновь спускался вниз, попутно избавляя меня от белья. Щекотал языком пупок, пока мял мои набухшие возбуждённые соски. Такие манипуляции он проводил долго, лишь прикосновениями заставляя стонать и извиваться в нетерпении. Я была уже возбуждена до предела и умоляла приступать к делу. Он всё медлил. Но всё же встал. Достал из тумбочки что-то шуршащее. — Ты готовился? — спросила я не своим охрипшим голосом. — Конечно, — произнёс он вполне спокойно. Жалко я не видела его лица. Мне хотелось видеть его всего. Тим снял брюки вместе с трусами и, надев резинку, пришёл ко мне. Он ласково спросил готова ли я и, после того как я кивнула, медленно вошёл. Я охотно приняла его, но было больно. Я вскрикнула. Тим больше не решился. Я попросила продолжить, потому что хотела довести всё до конца. Пусть он тоже получит удовольствие. Он успокаивал меня так ласково, так нежно, целуя в губы. — Такая маленькая, такая беззащитная. Моя любимая, — шептал он, от чего становилось тепло и хорошо на душе. Я млела и распалялась только сильнее. Я долго не стонала, лишь подаваясь ему навстречу и обвив шею, томно вдыхала и мурлыкала. Он двигался медленно, будто боясь меня порвать или разбить. Вдруг он встал с меня и, присев на колени, потянул, взяв под коленки, мой таз вверх. Я не рассчитывала в первый свой раз менять позы. Но он знал, что делал. Я начала тихонько стонать, чувствуя нарастающий узел. Потом, двигаясь быстрыми резкими толчками, Тим хотел поставить меня на четвереньки, говоря, что так я получу удовольствие, но я отказалась. Я не хотела дикого секса, где я получу бурный оргазм, но потом мне будет стыдно. Я хотела лишь отдаться Тимуру и заниматься любовью. Я желала смотреть ему в глаза и притянула обратно к себе. Мы целовались долго. До самого конца. Я просто растворилась во всем этом и была на седьмом небе от счастья. Оргазма я так и не достигла. Наверное, потому что не выполняла команды Тимура. Он знал, как и что надо делать, но я не послушалась. Но для меня это было совершенно не важно. Я была абсолютно счастлива. Я уснула, греясь в его объятиях, и это было самое прекрасное чувство в моей жизни! Проснулась я с блаженной улыбкой на лице. Я не могла не улыбаться. Сегодня, наверное, было самое лучшее утро. Я думала, что взорвусь от переполняющего меня счастья! Но Тима рядом не оказалось. Я была одна в постели, но слышала мерный грохот на кухне. Я быстро надела на себя первую попавшуюся футболку Тимура из шкафа и побежала на кухню. Хотелось его увидеть. Я стояла у дверей с улыбкой до ушей и смотрела, как мой любимый копошится на кухне. — Во сколько ты встал? — довольно промуркала я. — Я и не ложился. Не мог уснуть, — сказал он спокойно, не отвлекаясь от своих дел. Впервые я увидела, чтобы на кухне у него было так много продуктов. На столе стояли сладости и печенье. А сам он что-то резал и бросал в кастрюлю. — Ты ненавидишь меня, да? — спросил он виновато, всё так же не поворачиваясь ко мне лицом. Я подбежала к нему на носочках и обняла сзади всё с той же дебильно-счастливой улыбкой. — Как же я могу ненавидеть тебя, если очень, очень сильно люблю? — игриво произнесла я. О, как же я была счастлива! Тим повернулся ко мне и грустно улыбнулся. Он всё ещё страдает? Из-за чего? О боже, какой у него синяк на весь глаз! И когда он только умудрился? Впрочем, вчера я не видела его лица, поэтому не могу утверждать, что его не было. — Ой, без меня уже подраться успел! Больше не пей, хорошо? Ты становишься неуправляемым, и мне страшно тогда, — пролепетала я, словно маленький ребёнок. — Я вообще больше ни капли в рот. Да я и раньше не пил так много. Просто сейчас были причины… — парень замялся и нежно поцеловал меня. Я, радостно улыбаясь, потянула его в спальню. Есть не хотелось, хотелось продолжения ночи. Но Тим не шёл. Я насупилась и села за стол, недовольно кушая печеньку за печенькой. — Сколько у тебя было девушек? — я решила подействовать ему на нервы. Я вела себя как капризный ребёнок. — Не порть такое прекрасное утро, — послышалось спокойно мне в ответ. — А ты с ними всякими извращениями занимался? — я входила во вкус. Интересно, как он поведёт себя? — Лея, заткнись, пожалуйста, — в его голосе я услышала нотку нервозности. Мне теперь даже нравится его манера общения. Со мной раньше он так не разговаривал. Но мне нравится. Мне нравится в нём абсолютно всё. Я уже возбуждалась от его тона. — Как скоро ты меня бросишь? Интересно, мы побьём твой рекорд по долговечности? — это уже не было издёвкой. Меня действительно волновал этот вопрос, учитывая, что раньше он не был способен на долгие отношения. — Не еби мне мозги с утра пораньше! Я с похмелья ещё злее, чем пьяный, — вдруг вспыхнул Тимур, стремительно подойдя ко мне и сажая моё послушное тело на стол около тарелки с печеньями. — Сама напросилась. Я успела лишь охнуть прежде, чем парень расстегнул ширинку джинсов и, подняв мою футболку и раздвинув ноги, резко вошёл. Он сделал это, чтобы я замолчала, и ему это удалось. Я больше не могла сказать ни слова. Я вцепилась ногтями в спину Тима и сразу застонала, раскрыв рот от удивления. Он двигался грубо и быстро, не жалея меня, — и это было восхитительно. — Уже мокрая. Когда успела? — цинично произнёс он. Ему не нужен был ответ. Его просто радовал этот факт. Я громко стонала, не помня себя от удовольствия. К своему изумлению я поняла, что мне нравится такое обращение. Я была готова кончить даже только от его голоса. Ему самому нравилось. Он издавал горловой рык, тоже теряясь в ощущениях. Стол шатался, и вся посуда трещала. Тим оттянул мою голову за волосы и властно смотрел мне в глаза, довольный, насаживая меня на себя ещё сильнее и грубее. Мы кончили вместе. Громко кончили. Тим излился на пол, и я была благодарна ему за это. — Теперь ты так будешь затыкать меня, если что-то не понравится? — спросила я, прерывисто дыша, истекая соком и сползая со стола. — По настроению. Иногда можем и поругаться, если сильно будешь действовать на нервы, — всё также цинично говорил он, застёгивая ширинку. — Прямо как настоящая пара? — мои вопросы со стороны казались глупыми. Но я была так счастлива, что действительно вела себя как дура.  — Нет, блин, игрушечная, — весело усмехнулся Тим, недоумевая моим нелепым вопросам, — Садись чай пить, чудо в моей футболке. Весь завтрак мы лыбились от счастья. Нас так тянуло друг к другу, словно магниты. Мы смотрели друг на друга и, игриво улыбаясь, молчали. Не хотелось ничего говорить. Хотелось смотреть, прикасаться, и чтобы эти мгновения длились вечно. Я впервые любила так сильно. Мне нравилось в нём абсолютно всё. Мне хотелось кричать от счастья! У Тима взгляд тоже изменился. Раньше он всегда смотрел на меня изучающе пристально, будто пытаясь что-то найти во мне. Теперь же он кричал: «Ты моя, Лея. Только моя». Я готова была утонуть в этом взгляде. Я больше не просила, чтобы он не смотрел. Если бы Тим когда-нибудь увёл этот взгляд, я бы теперь наоборот просила снова его вернуть на себя. Завтрак закончился. Я решила помыть посуду, мечтая о том, чем мы будем заниматься весь предстоящий день. Надо только родителям позвонить, чтобы не волновались, а то я вчера, наверное, их перепугала. Хотя… папа вёл себя очень странно. Почему он ничуточки не удивился, что меня похитил Тимур? Он знал всё? Мои мысли прервали шаги Тима, приближающиеся из спальни. — Ты думаешь, что я непостоянен. Боишься, что наши отношения не продлятся долго? — спросил он как-то грустно. Я прервалась от мытья посуды и уставилась на него. Он как-то странно смотрел на меня, пряча одну руку за спину. — Просто знаешь, мои родители прожили восемнадцать лет вместе. Это мой стандарт. Это заложено в моём ДНК. Мне нужны долгие и прочные отношения. Если я тебе надоем или ты найдёшь другую и уйдёшь, я буду держаться за тебя до последнего, понимаешь? Поэтому я тогда ушла, — начала я оправдывать свой прошлый поступок. — Я хочу с тобой именно таких отношений. Ты именно та девушка, с которой я могу их построить, — проговорил он грустно, не улыбаясь. Что-то меня насторожило в его выражении лица. Он боролся с собой. Но почему? Тим подошёл ко мне и неожиданно встал передо мной на одно колено. Вытащил ту руку из-за спины и раскрыл ладонь. Там была красная упаковочка. Он медленно раскрыл её. О боже, там было кольцо! Я выронила тарелку, которую мыла, из рук, и она с треском упала в раковину. О боже! Тимур! Я закрыла рот руками и ошарашенно смотрела то на кольцо, то на Тима. — Желаете ли Вы, Лея Берг, выйти за меня замуж и взять мою фамилию? — с улыбкой, но всё так же грустно проговорил он. Я не могла выговорить ни слова. Он всё подготовил. Он готовился. Он был готов к нашей встрече. — Я должен был сделать это ещё неделю назад… — он ожидающе смотрел на меня. — Но…, но мне… мне ещё только семнадцать! — лепетала я, не веря своим глазам. — Тебе через месяц уже исполнится восемнадцать, — он всё также стоял на одном колене. — Мой папа не разрешит. Даже если я соглашусь, он не разрешит, — лихорадочно пробормотала я, чуть не падая в обморок. Тим опустил глаза. — Я сначала попросил у него твоей руки. Неделю назад. Это был рисковый шаг, но я сделал это. Я рассказал ему всё, что было между нами… и получил вот это, — он указал синяк под глазом. — Но под водочку всё пошло. Мы поговорили. Он согласился. Только с некоторыми условиями, — Тим замялся и замолчал. — С какими условиями? Почему ты сразу тогда не пришёл ко мне? Тимур! — я была так взвинчена услышанным. Что-то тревожило меня в его поведении. Что там произошло, чёрт возьми?!  — Это не важно. Просто скажи, да или нет? Остальное не важно, — он нервничал, но пытался успокоить меня. Я опустилась к нему на колени, что теперь мы были на одном уровне. — Какое условие? Мне нужно знать, Тимур! Парень закрыл коробочку и, опустив руки, нервно вдыхал воздух. Он был очень неспокоен. От этого я начинала трястись от беспокойства. — Если ты согласишься, я сяду, Лея. На шесть лет за твоё изнасилование, — неохотно произнёс он, не смотря на меня. — Нет! — вскрикнула я. — Нет! Ты ведь не насиловал. Никогда не насиловал… — сбивчиво лепетала я, не веря своим ушам. — А если не согласишься, то мы больше никогда не встретимся. Твой папа уже нашёл тебе институт. Ты ведь на врача хотела пойти, да? Как только тебе исполнится восемнадцать, ты уедешь в другой город. Он тебе и работу в военной части подыскал. Лишь бы мы больше никогда не увиделись. И меня он вышлет отсюда. Если согласишься, то вольна будешь выбирать себе институт сама. — Нет, нет, нет. Не может быть, — молвила я истерически. Отец не может так поступить со мной. Он никогда не противоречил моему счастью. Даже выбор с Даней одобрил. Он не может так жестоко поступить со мной. Нет, я не верю! — Поэтому вчера я хотел оттолкнуть тебя от себя. Чтобы мы больше никогда не увиделись, и чтобы тебе не пришлось делать выбор. Сначала была дикая ревность. Потом я понял, что должен делать. Я хотел изнасиловать тебя и потом сесть в тюрьму, чтобы ты запомнила меня как насильника. Но когда услышал, что ты потом собираешься покончить с собой, то не смог. — Мы же можем отложить свадьбу. Может, на два года. Может, на три. Пока папа не остынет и не примет всё… И мне рано ещё замуж… — я лихорадочно искала выход, не слушая его. — Ответ нужен завтра, — потерянно произнёс Тим. — Я готов сесть, Лея! Я всё перетерплю. Но без тебя я умру. Я не смогу без тебя. Я заревела горькими слезами отчаяния. Не может всё так выйти. Это несправедливо! — Лея, не плачь. Мне больно смотреть на то, что ты плачешь, — у Тима самого лились слёзы. Ему было не легче сейчас. Я заревела ещё сильнее. — Ты не насиловал. Ты никогда меня не насиловал! — я упала ему на плечо, заливаясь солёными слезами. Может убежать вместе? Но я не могу пойти против отца. Мне рано замуж. Я не хочу замуж. Я не хочу, чтобы Тимур сел в тюрьму ни за что! Я его люблю! Но потерять его я тоже не могу. Папа, почему ты так жесток? Что мне делать? Боже, что мне делать?!