Forest

На лес уже опустились сумерки, а он все еще здесь. Все еще внутри. Деревья впереди и сзади, деревья по бокам и он, может, слегка в панике. Еще в младшей школе учат не ходить в лес. И уж тем более ни под каким предлогом не задерживаться там до темноты. Он задерживается, он совершенно точно задерживается. Что-то дышит ему вслед тяжелым холодным дыханием. Его пальцы дрожат, но ноги несут вперед. Он еще может выжить, он выживет. Становится все темнее с каждой секундой. Сухие листья хрустят под ногами, и этот хруст кажется таким громким. Весь лес слышит этот хруст, Стайлз уверен, все его слышат. Тогда, может, его бы услышали и ночные патрульные, которые обходят самую кромку леса. Самую кромку, но он так далеко от этой кромки, так далеко, как луна от земли. Луна, луна, это все она. Скоро ли полнолуние? Ничего не разглядеть за деревьями, темнота так близко. Как давно он потерял тропу? Кажется, в прошлой жизни. Секунды такие долгие. Ему бы следовало идти быстрее. Ему бы следовало бежать, возможно. Вместо этого Стайлз ступает медленнее всех на свете и бесконечно долго слушает звук, с которым под его ногами ломаются листья. Эти листья, зловещие листья. Ловушка, будто сигнализация. Они здесь для того, чтобы выдать любопытного мальчишку, полезшего не туда. Он поплатится, потому что все в этом мире имеет цену. Стайлз не хочет платить, он хочет быть наглым вором, который увидел ночной лес и ушел живым в свою кровать. Но лес, лес, он словил его. Много ли сейчас времени? Может, сейчас уже полночь, а может, едва за десять часов. Он не знает, но отец... Ох, отец, он волнуется так сильно, он, наверное, не находит себе места. Невозможно, непозволительно оставить его одного. Может, Скотт и его мама поддержали бы одинокого шерифа. Стайлз надеется на это, он надеется, они будут в порядке все вместе. Он также надеется, что он сам будет в порядке. Ох, как он на это надеется! Что-то шевелится слева от него, что-то в темноте двигается. Беззвучно, безмолвно, возможно, это что-то просто не видит подростка. Возможно, оно просто выжидает. В любом случае, Стайлз совершенно точно не собирается умирать прямо сейчас. Стук его сердца слышат в соседнем штате, наверное, а его глаза размером с два блюдца. Но он бежит. Резко срываясь с места, бежит, не видя дороги. Хруст под ногами, зловещий спешный хруст. Будто что-то пытается догнать его, но это всего лишь его же ноги. Это было бы забавно, потому что похоже на компьютерную игру, но это слишком страшно. Адреналин дает силы, но отнимает возможность думать. Он знает, что это произошло бы когда-то, но он не ожидает этого прямо сейчас. Дерево вырастает прямо перед ним и сбивает его с ног своим толстым стволом. Прямо в листья. Водоворот, трясина, зыбучие пески. Нет, листья. Всего лишь листья. Стайлз с трудом садится. Его голова чугунная, в ушах звенит, а перед глазами все плывет. Мутная пелена вместо обычной картины. Мутно, мутно, словно смотреть в воде. И в какой-то неуловимый момент в этом месиве размытых деревьев расплывается жидкий манящий свет. Это бред сотрясенного разума, это бред, бред. Пятно горит и едва заметно двигается то вниз, то вверх. Бред, но повторять это бессмысленно. Свет зовет что-то в нем, какую-то часть внутри него, которой невозможно сопротивляться. Мальчишка поднимается на дрожащие ноги, хватаясь руками за дерево. Голова распадается на части, а он делает шаг навстречу свету. Свет отдаляется ровно на шаг. Он ведет его. Свет ведет его. Стайз теряет ощущение времени и пространства. Это неважно, совершенно неважно, потому что он плывет сквозь темноту на яркий огонек. В голову на секунду приходит сравнение с мотыльком, летящим на огонь, но оно тут же тает. Это не огонь даже. Это просто свет. Словно маяк, путеводитель. А Стайлз просто потерянный корабль, который всегда сможет найти дорогу, если пойдет на свет. Дорогу, дорогу домой. Ему не страшно, ему не любопытно и не холодно даже. Его голова просто огромный пульсирующий комок боли, а перед глазами все плывет, и он хватается за деревья постоянно, так что, да, ему все равно сейчас, на самом деле. Уши будто заложило. Не слышно звуков, не слышно хруста сухих листьев, не слышно ничего вокруг, только его собственное тяжелое и хриплое дыхание, перемешанное со срывающимися стонами. Сколько он уже идет так, пересчитывая руками деревья? Вечность, кажется, или пять минут. Стайлз не знает, но в какой-то момент свет, тот самый свет, пропадает и появляется уже другим. Нет, нет, не так. Тот свет, что вел его, пропадает, и на замену ему расплывается новый, отдающий желтизной. Этот свет теплый и такой огромный, близкий, но слишком далекий. Стайлз шагает к нему, а он не отдаляется, становится ближе, как и положено свету. Сердце подростка замирает на мгновение и начинает биться быстро-быстро, разгоняя застоявшуюся кровь, побуждая скорее переставлять ноги и двигаться вперед. Вперед, а свет все ближе и ближе, и в какой-то момент он становится таким близким и огромным, что Стайлз окунается в него с головой. Свет не теплый, не холодный, просто свет, а перед глазами так мутно, что мальчишка не замечает, откуда приходят чужие руки, ложащиеся на его плечи. Но он чувствует их, они теплые и сухие, и он тянется вперед, нащупывая чужую одежду, цепляясь за нее судорожно, словно за спасательный круг, зарываясь носом в тепло. И плачет, он плачет обжигающими слезами. От радости ли, от облегчения, или жалуясь на то, что пережил этой ночью, он и сам не знает. Просто в какой-то момент он понимает, что плачет, а тело больше не хочет его слушать, но он в безопасности. Он в безопасности, и он отпускает себя, проваливаясь в спасительную темноту, обмякая в чужих руках, не зная, но чувствуя, что о нем позаботятся. *** Сознание возвращается плавно, словно всплывая из-под воды. Стайлз знает, что уже проснулся, но вокруг все так мягко и невероятно тепло, что он не хочет открывать глаза, совсем не хочет. В его голове фоновый шипящий шум, и сквозь толстую плотную пелену окутывающего его тепла к нему доносятся приглушенные голоса. Честно, он бы и дальше лежал, может, даже заснул бы, если бы не услышал эти самые голоса. Слов не разобрать, а любопытство скребется внутри так сильно, что он все-таки открывает глаза, упираясь взглядом в ровный потолок. Темноту комнаты разбавляет идущий с соседней комнаты свет, позволяя разглядеть большое пространство. Стайлз садится на диване, скидывая с себя мягкое и безумно теплое одеяло, с которым часть его совсем не хочет расставаться. Это гостиная, как он понимает. Выпирающий из стены давно потушенный камин зияет черной пастью, заставляя невольно поежится. На нем, словно на полке, стоят какие-то безделушки, а чуть выше висит большая, вытянутая в высоту картина. Подросток прищуривается, всеми силами пытаясь разглядеть рисунок, но видит лишь неясные размытые силуэты. Слишком темно, света из комнаты не хватает. Он смачивает губы. Оттуда снова доносятся голоса, звучащие словно из банки. Стайлз встает, утопая босыми ногами в ворсистом ковре. Его разули, и он осматривает себя, с облегчением понимая, что не переодели. Его не трогали, слава богам. Сердце бьется ровно и энергично, будто он проспал долго-долго и восстановил все свои силы. Стайлз прижимает руку к груди и делает большой глубокий вдох, прежде чем двинуться вперед. С каждым шагом свет становится ярче, позволяя глазам постепенно привыкнуть к нему. Голоса все громче по мере того, как он приближается, будто кто-то неизвестный крутит колесико, прибавляя звук. Но по какой-то совершенно ненормальной причине их все еще не разобрать, только некоторые слова угадываются в тихом размеренном разговоре. Мальчишка идет на звук, замирая в дверном проеме и чувствуя себя так, будто подглядывает за чем-то, что не предназначено ему. Это кухня. Большие плотно зашторенные окна, много пространства и поверхностей для готовки и еще два мужчины, стоящие друг против друга. Они говорят не повышая голоса, но в словах сквозит напряжение и волнение, а Стайлз хмурится от того, что не мог услышать их, находясь в комнате рядом. Его волнует этот факт, но также волнует то, о чем говорят эти двое на кухне. - Позже, дай мне время. Стайлз быстро пробегается взглядом по мужчине, оценивая то, как из каждого его движения и слова сочатся власть и уверенность. - Но почему? С другими ты не мешкал. Этот младше и вспыльчивей, определенно кого-то напоминает, его лицо будто отпечатано в памяти. Стайлз задерживает дыхание. - Ты и сам должен понимать. Чувствуешь же, он не простой. Дай мне время, Дерек. Стайлз механически откладывает в памяти имя, прикрепляя его, словно ярлычок, к младшему. - Какая разница? От Джексона тоже веяло чем-то, но это тебе не мешало. Просто скажи, что не хочешь выпускать его. - Не лезь в это, ладно? Ты поймешь позже, просто... - Мужчина вдруг обрывает фразу, и его взгляд скользит вбок, встречаясь со взглядом подростка, от испуга отшатывающегося назад. - Здравствуй. Стайлз почти прекращает дышать и хватается за свою толстовку, как за якорь. Дерек оборачивается на него и хмурится. Мужчина приветливо улыбается, делая шаг вперед. Это пугает, совсем немного пугает, но Стайлз практически заставляет себя повторять в своей голове, что если его не убили раньше, то и сейчас не убьют. От этого немного легче, но, кажется, он выглядит все таким же испуганным, потому что старший мужчина слегка смеется. - Мы не такие страшные, правда, - говорит он. - Я Питер, а это Дерек. - Питер, Питер, Стайлз повторяет это у себя в голове несколько раз. - Ты слегка потерялся в лесу, не так ли? - Если так можно сказать, - он улыбается почему-то, и обстановка становится еще на йоту легче. - Мне повезло наткнуться на ваш дом. - На этих словах Дерек с Питером как-то странно переглядываются. - Я-я Стайлз. - Стайлз... - Питер будто пробует на вкус его имя, едва не причмокивая губами. Пугающе, пугающе, пугающе. - Что ж, Стайлз, ты, должно быть, голоден. Я разогрею тебе то, что осталось от ужина, а ты пока можешь принять душ, как тебе это? - По-моему, отличная идея, - он осматривает свою одежду, отмечая про себя, что она вся в земле и мазках травы. Питер все еще легко улыбается. - Хорошо. Дерек, покажи нашему гостю ванную. До этого не подающий признаки жизни Дерек кивает и, глазами показав Стайлзу идти за ним, выходит из комнаты. Он, замявшись, следует за мужчиной, напоследок обернувшись на Питера, который все так же смотрит на него с этой маленькой улыбкой. Они поднимаются по широкой деревянной лестнице, устланной мягким ковриком, и Стайлз рад теперь, что его разули. И когда на втором этаже весь коридор так же застилает ворсистый светлый ковер, он рад вдвойне. Они идут по пустому проходу, полному дверей так, будто это чертова маленькая гостиница. По дороге к ванной между ними царит напряженное молчание, и только остановившись у двери Дерек подает голос. - Вот ванная, сменная одежда и полотенца в шкафчике, дальше, думаю, сам разберешься. - И он поворачивается, чтобы уйти, но Стайлз, не успев и обдумать, хватает его за плечо обеими руками. - Что? - Как грубо, - парень хочет ударить себя по губам за это, но он просто убирает руки с чужого плеча под острым взглядом. - Я просто... - Он облизывает пересохшие губы и начинает нервно дергать руками молнию толстовки, когда переходит на шепот. - Дерек, это лес. Этот дом в лесу, а из леса не возвращаются. Никто не вернулся, знаешь. И я-я просто... А я вернусь? Дерек молчит, молчит и хмурится, и это длится вечность, кажется. Сердце Стайлза то замирает, то бьется настолько быстро, насколько это вообще возможно. Дерек говорит будто бы раздраженно, не смотря в его сторону. - Все остаются так или иначе. Лучше спроси у Питера. Он говорит, ты пахнешь не так, как должен. И уходит. Дерек уходит, а Сталз просто стоит там несколько минут, смотря в пустоту и успокаивая дыхание. Все это до чертиков странно. И он не понимает, почему не боится. *** Горячий душ - как раз то, что было нужно тому, кто всю ночь бегал по лесу, так или иначе падая время от времени. Вода расслабила, и из ванной он вышел определенно более свежим, чем был до этого. В его голове все подернуто сладкой дымкой, будто паром от горячей воды, и его это совершенно не волнует. Тело настолько чистое, насколько это вообще возможно, одежда мягкая и приятная на ощупь, и ему кажется, что он дышит каждой клеточкой своего тела. Стайлз спускается вниз с безмятежной улыбкой, розовый от горячей воды и еще не остывший. Никакого волнения, никакого страха, только желание забраться в постель и спать, спать непозволительно много часов. И есть. Ох, больше сна он хочет только еды. В нос ударяет запах мяса, и желудок сводит. Последние ступеньки Стайлз бодро перепрыгивает и, поспешно сглотнув слюну, неуверенно заходит на кухню. Питер здесь, стоит к нему спиной, делая себе кофе в большой кружке глубокого синего цвета. Будто почувствовав его присутствие, мужчина оборачивается, и на его лице снова появляется та самая легкая улыбка, которую парень видел раньше. - Ты долго. Идем. И, не дожидаясь какой-либо ответной реакции, он идет в другую комнату, ожидая, видимо, что Стайлз пойдет за ним. И мальчишка идет, оказываясь в просторной столовой с поистине огромным и, кажется, дубовым столом. И либо в этом доме живет больше двух людей, либо они откровенные позеры. Стайлз думает, что оба варианта. - О, эм, - он неуверенно подает голос, который звучит неожиданно громко для окружающей тишины. - Я-я просто... Сколько людей здесь живет? - Не считая меня и Дерека... - Питер аккуратно ставит кружку на стол и садится на самый краешек стула. - Шестеро. - Мм, Джексон? - Стайлз тоже неуверенно садится за стол и привычно тянется рукой к собачке на толстовке, чувствуя себя некомфортно, когда понимает, что ее нет. - Да, Джексон. Еще Айзек, Кора, Малия, Эрика и Бойд. - И они... - Он, возможно, делает слишком большую паузу перед тем, как медленно закончить. - Они все твои дети? Подросток только немного дергается, когда Питер вдруг смеется и качает головой. Его глаза прищурены из-за широкой улыбки, которую он прячет за кружкой кофе, а Стайлз немного тормозит на этом моменте, оставляя губы приоткрытыми. - Ешь, - коротко бросает мужчина, а в его снисходительном тоне все еще чувствуется нотка веселья. Парень неловко утыкается в тарелку, стоящую перед ним все это время, и начинает наконец-то есть свою курицу с запеченными овощами. Питер рядом пьет кофе, и в окружающей их тишине Стайлз может слышать каждый чужой глоток, наблюдая, как мерно двигается кадык. Это напрягает немного, но достаточно, чтобы с каждой новой минутой молчания желание сбежать крепло. Сбежать, сбежать, Дерек сказал спросить у Питера о том, когда ему можно будет уйти, а сейчас, кажется, как раз подходящее время. - П-питер? - Стайлз нарушает тишину, а его голос звучит немного странно, может, из-за не до конца прожеванной еды. - Когда... То есть... Смогу ли я пойти домой? Питер делает глоток целую бесконечность, будто бы дразня натянутые, как струны, нервы человека. - Мы еще не знаем, Стайлз, - мальчишка вздрагивает от того, как звучит его имя из этих уст. - Я пригласил кое-кого к нам, чтобы он осмотрел тебя. Тогда все и станет ясно. - Что? В каком смысле осмотреть меня? - Он часто-часто моргает. - Я чем-то болен или типа того? И вообще, как это связано с тем, могу я уйти или нет? Питер усмехается, откидываясь на спинку стула и скрещивая руки на груди. Приглушенный свет оставляет на его лице глубокие тени, будто темные провалы, делая его, может, немного более устрашающим, чем есть на самом деле. - Что ты знаешь об этом лесе, Стайлз? Он старается игнорировать это пробирающее до дрожи "Стайлз", звучащее так, будто в его голову хотят пролезть через уши, вместо этого пытаясь сосредоточиться на вопросе. Он хмурится. Это так просто, что начинают закрадываться сомнения в правильности информации. Как если бы кто-то попросил рассказать всем известную историю, воспроизводимую день за днем. - Не так много, на самом деле, но кое-что нам рассказывали в школе, а кое-что есть в интернете. То есть... - Он прочищает горло. - Так, это владения оборотней, насколько я знаю. Волки не любят делить территорию, поэтому, видимо, убивают каждого, кто решится войти. Может, даже съедают. Живьем. Однако, если их не трогать, все тихо и спокойно. На сайте говорят, это потому, что оборотни боятся охотников, но я думаю, чушь. Между ними наверняка есть какое-то соглашение. Вот. Это конец. Все это время Питер неотрывно наблюдает за мальчишкой. За постоянным облизыванием и так влажных губ, за непрекращающимися движениями тонких пальцев, будь то нервное оттягивание края футболки или постукивание краем ногтя по столу, за подвижными искрящимися глазами. Его забавляет то, как биение сердца человека всегда учащается, когда он открывает рот, как он совершает всю ту массу ненужных движений и как свято верит в то, что говорит. Неправильно, что детей до сих пор учат до смерти бояться оборотней и стоять в кружке из рябинового пепла, будто они в семнадцатом веке. Но с другой стороны, скажи подросткам, что не стоит дрожать при одном только упоминании о лесе, и они попрут сюда толпами. - Интересно, - Питер пробегается пальцами по столу, будто отбивая какой-то ритм. - Как тогда живем здесь мы? - Ну, я думаю, - Стайлз напрягается и начинает мелко покусывать свою нижнюю губу. - Я думаю, вы и есть те самые охотники. Как бы поддерживаете некий баланс, живя рядом и удерживая в лесу то, что должно там оставаться. Питер думает, что Стайлз смышленый мальчик, который просто начал развивать не то предположение. И ему нравится то, с какой наивностью подросток верит в человека, в этом есть что-то от эпохи Возрождения или Америки пятидесятых годов. - Это умно, признаюсь, - усмешка Питера становится чуть шире, а Стайлз определенно точно не должен чувствовать тихую гордость от этих слов. - Но если мы охотники, почему же не спасли ни одного заплутавшего в лесу? Стайлз напрягается, хмурясь от этого вопроса, наверняка пытаясь найти в своей голове какое-нибудь хорошенькое объяснение этому. Что-нибудь, что могло бы оправдать безразличие охотников к тому, что пропала дюжина людей. - Возможно, - он громко сглатывает. Ему тяжело выговаривать слова. - Возможно, соглашение охотников с оборотнями говорит что-то вроде того, что вошедший в лес автоматически лишается защиты со стороны этих самых охотников. То есть, пока ты в городе, тебя и пальцем, эм, когтем не тронут оборотни, а даже если и попытаются, на твою защиту поднимут всех. Но только ступишь на территорию волков - никто тебе уже не поможет. В комнате повисает тишина. Сердце Стайлза бьется сильнее, чем обычно, а в воздухе легко можно уловить запах зарождающегося страха вперемешку с неуверенной надеждой. Питеру кажется невероятно смешным то, как парень только что напугал сам себя. - Забавно, как ты легко себя похоронил, - мужчина насмешливо щурится. - Но тебе невероятно везет - мы не собираемся никому отдавать тебя на съедение. Питер медленно встает из-за стола, собираясь, видимо, уйти, но Стайлз нелепо взмахивает руками, следом рывком поднимаясь со своего места, привлекая к себе внимание. Когда Питер останавливается, скрещивая руки на груди, он несколько секунд просто неподвижно стоит, не произнося ни слова, мучительно пытаясь вспомнить, что хотел. Наконец-то, потоптавшись на месте, спрашивает почти возмущенно: - Получается, я ни в чем не был прав? Питер снисходительно улыбается, неспешно обходя стол и поверхностно пробегаясь одними только кончиками пальцев по спинкам стульев. Он останавливается на расстоянии чуть меньше вытянутой руки напротив мальчишки, чье дыхание сразу же сбивается, а сердце снова срывается на скорый ритм. Незаметно ведет носом, со скрытым удовольствием втягивая запахи, окутывающие человека: будто въевшийся в кожу - молока, отвлекающий -геля для душа, смесь из несовместимых эмоций, ужина и таблеток. Он говорит тихо и вкрадчиво, чуть понижая голос: - Ты был прав почти во всем, Стайлз. И насчет договора тоже. - Если это так, - подросток говорит почти шепотом, будто уже зная ответ, но все еще сопротивляясь ему. - То вы не имеете права держать меня под своей защитой. - Но мы не охотники, - Питер делает шаг вперед, наклоняясь ближе, его радужка на мгновение становится красной, и почти сразу возвращается бледно-голубой цвет его глаз. - Мы оборотни. Всего каких-то двух секунд хватает на то, чтобы Стайлза обволок инстинктивный, животный ужас, отметающий все остальное. Он не осмысливает поступившую информацию, она просто висит у него перед глазами резким уродливым пятном, и с этим ничего нельзя сделать. Без движения, замедлив дыхание настолько, насколько это вообще возможно. Всепоглощающий ужас. Эти эмоции... Первобытные, живущие глубоко внутри каждого, спящие, но готовые в любую минуту прорваться наружу. Такой страх пахнет у всех одинаково, потому что в минуты, когда он овладевает человеком, ничего другого не остается. Кристально чистый запах. Питер хорошо это знает, он помнит этот дух. Он незаметно даже для самого себя наслаждается ароматом, а волк внутри него скребет лапами землю в хищном азарте, дурея от запаха такой близкой жертвы, от клокочущего молодого сердца совсем рядом. Зверь не понимает, почему ему нельзя разорвать зубами тонкую нежную шею сводящего его с ума человека и, глухо рыча, налакаться теплой живой крови. Дрожь от сдерживаемой трансформации проходится по всему телу, оседая где-то между лопаток. Питер честно обещает себе загнать оленя на этой неделе. Вместе со стаей, конечно. - Твое мнение насчет оборотней весьма предвзято, - говорит он. - Встретил лишь двух на своем веку, и никто никого не разрывал на части и даже не съедал живьем. Более того, ты пробыл в доме, кишащем волками, несколько часов и все еще жив-невредим. Так что успокойся, - он усмехается. - Олененок. Стайлз разом тяжело выдыхает. Он все еще не двигается, его глаза широко распахнуты, а пульс зашкаливает, но Питер точно может сказать, что тот первобытный страх ушел. Тонкие освежающие запахи адреналина и убывающего испуга разливаются в воздухе, не так сильно дразня внутреннего волка, пошедшего на компромисс с оленем. Он уже давненько не охотился, и перспектива наконец-то размять лапы его радует. Настолько, что можно и не рваться грызть глотку мальчишке. - Итак, - оборотень плавно делает несколько шагов назад, взглядом говоря Стайлзу, чьи ноги будто приросли к земле, сдвинуться с места. - Да будет тебе известно, без надобности мы не убиваем людей. - И-и когда же наступает эта надобность? - Голос мальчишки хриплый и шершавый, шаги слегка неустойчивые. - Опасность. Мы охотимся на тех, кто охотится на нас. Слоган Арджентов. По крайней мере, некоторых из них точно. - Ардженты? - Стайлз непонимающе хмурится. - Типа какой-то клан оборотней? - О, упаси Бог! - Питер фыркает и кладет руку пониже лопаток мальчишки, тут же шарахающегося в сторону. - Успокойся, - он закатывает глаза, кивая на лестницу. - Подумал, ты не хочешь разбить себе нос, пока будем подниматься. Стайлз хмуро позволяет поддерживать его, когда едва не падает лицом вперед, запнувшись волочащимися ногами о ступеньку. Что-то внутри него, вдалбливаемое в голову годами, сопротивляется тому, что его окружают оборотни, вопит и дергается, уверенное, что вот-вот проявится ужасная звериная сущность. Другая же его часть (полностью сломанная и больная, как он считает) находит какое-то ленивое умиротворение в сложившейся ситуации. - Твоя комната, - говорит Питер. Стайлз вздрагивает, обнаруживая себя возле закрытой двери в коридоре на втором этаже. Рука Питера все еще покоится на его спине. Он находит это и пугающим, и успокаивающим одновременно. - Скоро утро, - говорит он невпопад. - Ну, до рассвета около получаса. Тебе в любом случае нужно поспать. Просто закрой занавески поплотней - они не пропустят свет. - Не думаю, что усну. - Поверь, - ленивый смешок вырывается из губ оборотня. - Отключишься, как только голова коснется подушки. - Подсыпал мне снотворное в еду? - Стайлз неуверенно открывает дверь в спальню. - За кого ты меня принимаешь? - Питер легко подталкивает мальчишку в комнату. - Просто спи. - Ладно, - голос в конце срывается на шепот, и он осторожно прикрывает дверь, прислушиваясь к отдаляющимся шагам. Стайлз тяжело выдыхает и массирует виски, даже не пытаясь сопротивляться подступающему сну. Он плотнее закрывает окно тяжелыми темными занавесками и, даже не включив свет, на автомате скидывает с себя одежду и валится в нащупанную в темноте кровать. В мышцах ощущается тянущая тяжесть, усталость разбредается по организму, закрывая веки и расслабляя. Сон забирает его так быстро, что он даже не успевает запомнить этот момент. Ему снится блаженная чернота.