Forest

Когда Стайлз просыпается, в комнате все еще царит полумрак. Мысль о том, что он проспал только несколько минут, вспыхивает и тут же гаснет, когда он понимает, что чувствует себя невероятно отдохнувшим. Боже, сложно даже вспомнить, когда он в последний раз так высыпался! Так что, повалявшись еще пару минуток в постели, парень встает. Натянув на себя валяющуюся на полу возле кровати одежду и хорошенько похрустев позвоночником и шеей, он подходит к окну и немного приоткрывает занавеску, тут же щурясь от яркого света. Глаза достаточно быстро адаптируются, позволяя, в изумлении открыв рот, рассмотреть открывшуюся картину. Всего в каких-то метрах, может, ста от дома раскинулся густой зеленый лес. Крепкие корни деревьев уходят глубоко под землю, причудливо переплетаясь и соединяясь, а Стайлз будто бы действительно видит их, светящиеся прожилки леса. Он словно и вправду слышит характерный шум листвы, когда ветер склоняет лениво гнущиеся верхушки туда, куда ему нужно; чувствует терпкий запах древесины, гниющих листьев и влажной свежей травы. Солнце прячется за серыми невраждебными тучами. Мальчишка восторженно выдыхает и часто-часто моргает, силой оттаскивая себя от окна, игнорируя зудящее под кожей желание тот час же выйти на улицу и затеряться среди деревьев. Это странно восхищает - видеть запретный лес изнутри. От него не веет должной опасностью. Парень выходит из комнаты, утопая босыми ногами в ворсистом ковре. В коридоре горит теплый желтоватый свет, может, не согревая, но создавая домашний уют. Стайлз думает, дому оборотней не должен быть свойствен уют. Он пытается вспомнить, где находится ванная, отсчитывая абсолютно одинаковые двери к ней. И, если он не ошибается, это здесь. Подросток неуверенно толкает дверь и, оу, очевидно, он ошибается. На него смотрит пара кофейно-карих глаз, принадлежащих темнокожему накаченному парню, сидящему за письменным столом с раскрытой толстой книгой. Они смотрят друг на друга бесконечное количество секунд, пока Стайлз, наконец, не моргает, открывая рот, прежде чем медленно хрипло сказать: - Я ищу ванную. - Ты чертовски близко, - отвечает парень. - Дверь левее, - и утыкается в книгу, больше не смотря на человека. Стайлз осторожно прикрывает дверь и действительно находит ванную чуть левее. В ней ничего не изменилось с последнего его визита сюда и, найдя на полочках еще несколько свежих комплектов одежды, запакованные зубные щетки и бритвы, нетронутые шампуни и мочалки, подросток окончательно убеждается в своем мнении, что эта ванная для гостей. То есть, его ванная. И он не знает почему, но он застревает на этой мысли, крепко сжимая пальцами только что распакованную щетку и невидяще уставившись в зеркало. Это лишено всякого смысла. *** Спустившись на первый этаж, посвежевший и бодрый, Стайлз первым делом заглядывает в гостиную, не обнаружив там никого и ничего, кроме брошенного открытым выключенного лэптопа, смятого пледа, пустых чашек и крошек на журнальном столике. Он сворачивает на кухню, тут же замирая на пороге, окидывая взглядом стоящую к нему спиной девушку. Она выглядит... Ладно, она выглядит потрясно, несмотря на домашние помятые шорты, которые почти полностью прикрывает серая футболка не по размеру, на нелепые затертые пурпурные тапочки в виде зайцев и на небрежно собранные в пучок блондинистые волосы. Она что-то периодически помешивает то в сковородке, то в небольшой кастрюле на плите и мычит себе под нос приставучую мелодию, лениво притоптывая ногой, от чего носик зайца на ее тапочке смешно шевелится. Весь этот образ, преувеличено домашний и сладкий, невозможно уместить в голове, даже если сильно постараться. Там оборотень - волосатый алчный ублюдок, сиюминутно жаждущий человеческой крови. И никак не милая девушка, пышущая теплом и колдующая над своим блюдом. Мальчишка чувствует себя так, будто его застали как минимум за просмотром порно, когда девушка резко оборачивается и скрещивает руки на груди, произнося: - Ты правда думаешь, что я не слышу, как ты стоишь здесь и дышишь? Стайлз краснеет и хмурится, чувствуя себя не в своей тарелке. Когда он шел сюда, то надеялся встретить Питера или Дерека, с которыми он уже знаком более или менее. Предпочтительно - Питера, а если совсем в идеале - никого, черт возьми. Он кусает губу и тянется потеребить замок на своей толстовке, но натыкается на пустоту. Снова. - Извини, не каждый день встречаю оборотней со сверхчувствительностью, - едко бросает подросток, стушевываясь, когда ловит добродушный взгляд девушки. - Ты скоро привыкнешь, - говорит она, затем оборачиваясь к плите, чтобы перелить что-то из сковородки в чуть булькающую кастрюлю. - Я Эрика, кстати. Привет. Хочешь есть? - Я Стайлз, - Эрика, это имя, та пропавшая девочка с эпилепсией из утренней газеты. Не узнать. - Да, да, я бы не отказался перекусить, если у вас есть что-то вроде- - О, у нас много чего есть! - Эрика перебивает его, рывком открывая холодильник. - Посмотрим... Человеческие пальчики в маринаде, филе из человечины, фаршированная человеческая голова, человеческие эмбрионы в кляре - ешь, сколько влезет! - Ну, не знаю, - мальчишка закатывает глаза, перенимая шутливый тон девушки. - Может, у вас найдется коровье молоко и хлопья не из человечины? Волчица фыркает, достает из холодильника молоко в пачке и, порывшись в настенных полках, хлопья, ставит это на стол и выуживает из ниоткуда тарелку с невероятной, черт возьми, скоростью. - Вот, - улыбается она. - Айзек слопал все шоколадные, так что жуй теперь ванильные и скажешь ему спасибо. - Я люблю ванильные, - Стайлз насыпает хлопья в тарелку, заливает холодным молоком и самодовольно смотрит на девушку. - И ты забыла ложку. - Что такое ложка? - Изображает удивление Эрика, доставая эту самую ложку из кипы других столовых приборов. - Мы все едим исключительно голыми руками. Подросток все еще слегка неуверенно выдавливает из себя смешок, чувствуя, что это не последняя шуточка на тему их различий в видах. Он даже успевает съесть около половины своей порции, а Эрика - доварить что-то по-томатному красное в своей кастрюле, когда к дому подъезжает крупный джип иссиня-черного цвета и из него выходит сначала Питер, а затем и невероятно знакомый Стайлзу... - Доктор Дитон?! *** Подростку хватает терпения дождаться мужчин в доме, не выскакивая на улицу и не мчась им навстречу, но едва они ступают за порог, он налетает на них, едва не выбивая из рук Питера пакет с продуктами. Волк театрально вскидывает брови и проходит дальше на кухню, прося Эрику помочь ему разложить продукты. Стайлз остается на месте, загораживая проход ветеринару, который только что приехал вместе с оборотнем, альфой, в дом этого самого оборотня, который в запретном, черт его дери, лесу. Мальчишка стоит там, открывая и закрывая рот, пытаясь сказать хоть что-то, но все его мысли разбегаются, едва он собирается связать их вместе. Когда Дитону все-таки надоедает наблюдать за мучениями подростка, он безэмоционально произносит: - Здравствуй, Стайлз. И это как пощечина, парень взмахивает руками и с негодованием смотрит на доктора. - Что все это значит?! - Почти кричит он прямо в лицо мужчине, резко складывая руки на груди, чтобы не махать ими. - Осмотр, - говорит Питер. Стайлз отшатывается от неожиданно появившегося оборотня прямо за его спиной. - Я говорил, что пригласил кое-кого. - В осмотре нет необходимости, - отзывается Дитон. - Конечно. Вы ведь и без этого все знаете, не так ли, доктор? - Альфа усмехается, делая ударение на последнем слове. Старшие некоторое время пристально смотрят друг другу в глаза, будто бы и правда что-то видят там, будто общаются телепатически. Они бы, может, стояли там намного больше времени, если бы не возмущенная возня подростка, напоминающего им о своем существовании. Оборотень медленно кивает непонятно чему и жестом показывает им следовать за ним, проходя в гостиную. Стайлз успевает заметить, как он слегка поджимает губы, видя небольшой беспорядок на кофейном столике, прежде чем развалиться в кресле. Дитон усаживается в угол на диване. Мальчишка предпочитает нервно ходить из стороны в сторону, дергая на себе футболку и заставляя мужчин следить за ним взглядом. - Итак, - выпаливает парень, останавливаясь на одном месте и начиная пощипывать себя кончиками пальцев за губу. Ответом ему служит молчание. Доктор бегает взглядом по полу, напряженно о чем-то думая, а Питер расслабленно наблюдает за всем с ленивой усмешкой. Стайлз начинает раздраженно притоптывать ногой, дожидаясь, что кто-то проронит хоть слово. Ему кажется, прошло уже минут десять, пока они находятся здесь, ничего не говоря, а только поглядывая друг на друга. Это заставляет нервничать, он явственно чувствует, что сейчас ему должны сказать что-то значащее, что-то такое, что перевернет его жизнь с ног на голову в момент. Он чувствует это на уровне инстинктов. И молчит. Что-то заставляет его молчать, не смотря на то, что ему хочется разразится целой тирадой, закатить монолог, говоря взахлеб и без перерыва с кучей вводных слов и ругательств. И вот, когда Дитон, кажется, наконец, поднимает голову и открывает рот, чтобы начать говорить, Питер опережает его, произнося как-бы невзначай: - Ты ведун. - Чего? - Информация падает мертвой тушей, которую подросток не в силах переварить. Он слышит слово, понимает, но игнорирует его значение. - Ты ведун, - повторяет оборотень, выделяя каждое слово. - Ведун, маг, ведьмак, чародей, друид, как тебе угодно. Дитон с укором смотрит на Питера, будто действительно веря, что это заставит волка почувствовать хоть каплю вины, а затем обращает свое внимание на подростка. Стайлз переводит свой взгляд с оборотня на доктора и обратно, и так несколько раз, пока не останавливается, наконец, на докторе. Его глаза широко распахнуты, а губы то и дело раскрываются, словно вот-вот он что-то скажет, но этого так и не происходит. Он ожидает, быть может, что вот сейчас ветеринар опровергнет бессмысленное и абсолютно безумное утверждение альфы. Вместо этого Дитон делает большую раздражающую паузу, а потом произносит не дрогнувшим голосом: - Я всегда говорил, что ты необычный подросток. - Нет. Нет, вы говорили, что мне еще многому нужно научиться, и заставляли измельчать вонючие корешки да вешать бирки на банки с порошками. А я ведь даже у вас не работаю! Стайлз оборачивается на Питера, думая, может, что он кивнет и скажет, мол, да, Доктор Дитон, так поступать было некорректно. Питер лишь едва заметно пожимает плечами и смотрит из-под полуприкрытых век как-то насмешливо, будто его невероятно забавляет происходящее. - Возможно, ты думаешь, что было бы лучше отвести тебя в сторонку и выложить все сразу еще в первый раз, когда ты заехал за Скоттом? - Ровно продолжает ветеринар. - Да! - может, возглас и получается слишком громким, но парень не особо замечает это. - Или можете начать прямо сейчас, потому что я все еще ничего не понимаю. Дитон и Питер быстро переглядываются и встают со своих мест, словно по команде. - Идем, - коротко бросает оборотень, увлекая всех за собой. Они проходят дом и выходят на задний двор, неспешно перемахивая через парочку ступеней. Стайлз проклинает трижды шикарные ковры, постеленные на всех полах в доме, когда им троим приходится идти босыми ногами сперва по мягкой траве на лужайке, а затем и по колючим веткам, которые попадались под ноги почти на каждом шагу. Хотя, если судить по неприлично спокойным лицам его спутников, им это не досаждает ни капли. Они ныряют в лес, всего несколько минут требуется на то, чтобы деревья окружили их, запутали следы и сбили с дороги. Мальчишка постоянно оглядывается назад, надеясь, что таким образом не потеряется, но они столько раз сворачивали, что невозможно сказать, в какой стороне дом оборотней. Листва, как фоновый шум, без перерыва шелестит над их головами. - Куда мы идем? - Почему-то шепотом спрашивает подросток, тут же зло шипя из-за мелкого камешка, впившегося в ногу. Ответом ему служит безэмоциональное лицо Дитона, который всем своим видом показывает, что не собирается говорить. Стайлз ждет, может, секунд десять или целую минуту, но мужчина все так же шагает, словно робот, глядя только перед собой. Мальчишка надувает губы и одновременно злится на себя за этот детский жест, но не может остановиться, даже когда пытается думать о всех приятных вещах. - Прекрати, - вдруг говорит Питер на грани шепота. - Мы действительно не имеем права сказать тебе, куда идем. А если точнее, куда ты идешь. Такой закон. - Что? - Он шепчет. - Неужели вы свалите, а мне придется снова шататься по лесу в одиночку? - Нет. Мы идем все, но ведешь нас ты. Парень оглядывается вокруг, только сейчас с угрюмым удивлением замечая, что идет на несколько шагов впереди, подгоняемый мужчинами с обоих сторон. Он пытается нахмуриться, снова по-детски надуться, выпятив губу, но это утомляет и мальчишка медленно успокаивается. Он краем глаза невольно замечает, как альфа глубоким медленным вдохом через нос принюхивается к воздуху и инстинктивно повторяет это, стараясь уловить как можно больше окружающих запахов. Это въедающийся аромат сосны и тонкий - клена, это приглушенный запах грибов, гнили и душных испарений, это кора деревьев, это сырая земля и едва ощущаемые лесные цветы. Стайлз легко возвращается в то странное завораживающее состояние, которое застало его у окна, когда он только проснулся. Лес одурманивает. Заставляет думать обо всем сразу и в то же время совершенно ни о чем; мысли, словно огоньки, ежесекундно загораются и тут же гаснут в голове подростка. Сложно точно сказать, в какой именно момент деревья перед мальчишкой расступаются, выводя его на широкую поляну, центром которой служит невероятно большое срубленное дерево. Назвать пнем эту величественную махину язык не поворачивается. Кончики пальцев внезапно закололо от напряжения, как если бы воздух был наэлектризован, словно во время грозы. Земля под ногами зловеще теплая, пульсирующая неестественной незнакомой жизнью необъятного манящего существа, которое дышит вместе со всем лесом. Вдох - и все звуки на мгновенье стихают, все замирает, прислушивается, даже необузданный ветер прекращает трепать верхушки деревьев. Выдох - и все вокруг в миг оживает, с новой силой принимаясь за свои жизненно важные дела, наполненные с головой живящей энергией старого древа. - Неметон, - говорит Питер, а голос его такой низкий и тихий, что кажется, будто он вот-вот сорвется на гулкий хрип. - Священное для всех сверхъестественных существ древо. Ветви его служат для связи с миром богов, а корни - с преисподней, по легендам. Маяк, а также центр силы для таких, как Дитон и ты. - Что? - он все еще шепчет. - Неметон, но его... Он же срублен. Теперь путь в рай для нас заказан? - Прикоснись к нему, - вдруг твердо говорит Дитон, стоящий чуть поодаль. Всего на секунду взглянувшему на него подростку кажется, что его зрачок полностью поглотил радужку, сделав глаза черными, как смоль. - Что? - спрашивает парень уже второй раз за минуту. - Прикоснись. Не медли, он ждет. - Что? - снова. - Я не понимаю, кто ждет, что здесь проис- - Неметон, Стайлз, - вдруг рявкает на него оборотень. - Просто дотронься до дерева, ничего сложного. Стайлз громко сглатывает, по инерции делая шаг вперед, оборачиваясь на не шелохнувшихся мужчин. Он опускает взгляд вниз. Их ноги обвиты, словно оковами, гибкими корнями, обернувшимися вокруг лодыжек. Он делает еще шаг, отворачиваясь, больше не оглядываясь, захваченный деревом в центре поляны. С каждым следующим дюймом, по мере того, как он приближается, земля становится все теплее, а шепот, путающийся в шелесте листьев, отчетливей. Скоро подросток может четко слышать каждый звук, каждое шипящее слово неизвестного ему языка, доносящееся словно ото всюду, словно внутри его головы, заполняющее все свободное пространство. Ему кажется, что дыхания не хватает, как если бы воздух куда-то делся, он совершает невероятные усилия каждый раз, когда делает глубокий вдох через рот. Его рука сама нетерпеливо и в то же время как-то медленно тянется к неровному срезу дерева, пальцы мелко дрожат то ли от напряжения, то ли от волнения, но, на самом деле, Стайлз не чувствует ничего. А потом он заторможенно ощущает рукой шершавую поверхность и все пропадает. Воздух исчезает, шепот, достигнув предела, замолкает, утащив за собой и остальные звуки, цвета теряются, уступая место черноте и даже ощущение сухой теплой древесины под его рукой уходит. Мальчишка находится в этом вакууме, может, несколько секунд, а может, несколько часов, но затем все заканчивается. Он внезапно видит тысячи чужих образов, мелькающих перед ним яркими всполохами всех мыслимых цветов с невообразимой скоростью. Он вдруг слышит миллионы чужих мыслей, проносящихся мимо большим сбитым в кучу роем, отделанных мудростью и незнанием, горечью и похотью, оставляющих едва уловимое эхо в его голове. Он чувствует. Чувствует ужасающую, отравляющую боль, ослепительную радость, подрагивающее облегчение и предсмертный страх. В него вторгается чужая всепоглощающая нежность, парализующее бессилие, нервный комок ожидания и вязкий плотный покой, сковывающий движения. Он находится на пике всего существования, не существуя нигде и никогда, а затем быстро нарастающая режущая боль будит его, заставляя отшатнуться от дерева, прижимая все еще испытующую следы боли руку к груди. Стайлз жадно глотает воздух большими порциями, пятясь все дальше и дальше от срубленного дерева, пытаясь сбросить с себя остатки липкого видения. Он врезается в кого-то и его сразу крепко хватают за плечи, разворачивая к себе, пока он все еще непрестанно смотрит на Неметон, до сих пор находясь во владении мелькающих образов, мыслей и чувств. Словно сон. Его глаза смотрят в неизвестное. Сон странный и пугающий, но выхода не видно. А потом он чувствует сильную обжигающую пощечину, отбрасывающую его на землю, и просыпается. Мальчишка медленно садится на траве, недоуменно держась за горящую щеку. Дитон присаживается над ним и, поднеся свой палец перед его глазами, велит следить за его движениями. Это слишком обычно сейчас, слишком странно в этой ситуации, будто он неожиданно попадает на прием к невозмутимому врачу. Взгляд вбок, в другой, вверх и вниз, в углы, словно у врача, у врача, ветеринара. Дитон ветеринар. Мужчина хлопает его по коленке, возвращая уплывающее внимание в реальный мир. - Стайлз, - обращается к нему доктор. - Что ты видел? Что ты видел там, Стайлз? Что показал тебе Неметон? Он ведь показал? - Я... Д-да, то есть... Не совсем. Ничего определенного, я, - подросток тяжело сглатывает, чувствуя сухость во рту. - Просто лица и голоса, тысячи лиц, еще больше мыслей, еще больше чувств. Только это, мешанина, больше ничего, там- - А это что? - Дитон с интересом тянется к его руке, которую парень все еще прижимает к груди. Стайлз с трудом заставляет себя разжать кулак, пальцы непослушные и неуклюжие, будто окоченевшие. Но едва он делает это, глазам открывается яркий, точно только что выжженный раскаленной печатью узор. Нет, не узор, символ, пропорциональный, идеально сложенный. Подростку кажется, что он видел его уже сотни раз, что еще до его рождения знак появился на его ладони. Дитон выдыхает и улыбается. - Все хорошо, - говорит он, поднимаясь. - Я беспокоился, но все хорошо. Это Агисхьяльм или, как его еще называют, Шлем Ужаса. Его использовали воины, рисовав на своем оружии и теле, надеясь таким образом защитить себя и увеличить силу. Агисхьяльм... Значит, это действительно не везение. Мальчишка растерянно хлопает ресницами, задумчиво обводя символ на своей руке. Он собирается с силами, делая попытку встать, но тут же, охнув, возвращается на землю. Все, что отвечало за то, чтобы поддерживать его тело и заставлять его двигаться, будто бы пропало. Внезапное нелепое желание свернуться клубочком и уснуть прямо здесь незаметно просачивается в его голову. Он беспомощно смотрит на Дитона, но тот что-то увлеченно набирает в из ниоткуда появившемся телефоне. Питер, точно делая одолжение, вмешивается во все это безумие. - Итак, - громко говорит он, подходя к безвольной тушке Стайлза и присаживаясь над ним. - Ты обезвожен, - он просовывает одну руку слабо сопротивляющемуся подростку под колени, а другую кладет на талию, следом поднимая парня так, будто он ничего не весит. - Истощен, обессилен и, как говорит мне мое обоняние, не спал дня три. Забавно. Дитон прячет телефон в карман брюк, выглядя неприлично довольным. - Первая встреча с Неметоном никогда не проходит даром. Сегодня он был довольно нежным. Я в свое время отключился сразу после видения и пролежал без сознания восемь дней. - Обнадеживающе, - саркастично вставляет парень. Его язык заплетается. - Мне кажется, я просплю даже больше. Это последнее, что он говорит, прежде чем прикрывает глаза и немного ерзает, пытаясь устроиться хоть на йоту удобнее. Мужчины начинают идти и Стайлза раскачивает в крепких руках оборотня, словно в колыбели. Он вдруг чувствует себя снова маленьким мальчиком, вспоминая, как отец переносил его из родительской спальни в его собственную комнату, пока он притворялся спящим. В его голове проскакивает сотня таких их вечеров, сотня однотипных, но от этого не менее теплых воспоминаний, помещающих его всего будто бы в кокон из нежности. Легкие раскачивания, согревающее тело рядом и воспоминания убаюкивают его быстрее, чем это сделала бы лучшая колыбельная в мире. Кажется, ему еще что-то говорят, но в следующую секунду мальчишка проваливается в сладкий вынужденный сон. Глубокое чувство дежа-вю не покидает его.