Forest

- Эй, прекрати! Нет, правда, нас позвали еще пять минут назад. Питер! Пит-тер… Сегодня ужин готовит Джексон. Редкое удовольствие, на самом деле. Настоящий праздник. К превеликому удивлению, Уиттмор отчего-то умел потрясающе готовить. Этот космический сноб и брюзга, самовлюбленный павлин, полный придурок и эгоист превращался в лапочку за считанные минуты пребывания у плиты. У него был даже не какой-то там простой фартучек - настоящий белоснежный китель шеф-повара, как у Гордона Рамзи, или что-то вроде того. И вся стая знала: если Джексон надел этот свой китель - жди шедевра. Стайлзу еще не представлялась возможность пробовать что-то, что приготовил сам Джексон Уиттмор, поэтому он правда, действительно очень хотел успеть к ужину. Питер его желаний не разделял. - Питер, уже и правда пора идти, - Стайлз слабо дергается в нечеловечески сильных руках и беспомощно кусает губы. - Питер, серьезно. Питер же, чертов подлец, только сильнее сжимает руки на тонкой талии и жарко выдыхает прямо в шею, посылая рой мелких мурашек вниз по спине и рукам. Его язык, по-волчьи горячий, неестественно жгучий, появляется то тут, то там, обжигая мокрыми поцелуями шею, словно неугомонное пламя. В комнате душно. И не совсем темно. Стайлз смущенно ерзает на коленях Питера - как ребенок, ей-богу! - и делает не то чтобы очень усердные попытки встать. Его футболка определенно вся измялась и задралась от настойчивых ласк и он отстраненно представляет, как стая будет фыркать и отворачиваться на ужине. Они ведь наверняка все слышат. Каждый полувздох-полувсхлип, каждый шепот, каждый скрип половиц под огромной дубовой кроватью. И еще запах. Стайлзу порой кажется, что даже он, не то что оборотни с их сверхъестественным нюхом, чует этот густой запах возбуждения, вспыхивающего в нем к месту и не к месту. Питер порой вот так зарывается носом в щекотное местечко пониже челюсти и начинает дышать. Стайлз тогда дергается, несет всякую чушь, краснеет, запинается и с каждым отрывистым вдохом возбуждается все сильнее. Что, естественно, совсем не способствует прекращению всего этого действа. - Ужин, - вдруг говорит Питер, и Стайлз, уже было смирившийся со своей участью, тут же замирает. - Пора на ужин. Половицы под кроватью скрипят. Питер опрокидывает Стайлза на простыни четким и выверенным движением, темной фигурой нависая сверху. Наклоняется, ведет носом по алеющей мальчишеской щеке, втягивая терпко-сладкий запах, а затем целует. Непозволительно глубоко и несправедливо искусно, растягивая на целую вечность, сминая мягкое податливое тело под ним. Стайлз невероятно отзывчив. Может, даже несдержан. Цепкие паучьи пальчики забираются под футболку, пересчитывая позвонки, цепляют шлевки на джинсах, оглаживают осторожно лицо. Он дышит прерывисто, всхлипывает от ласк, тихонько постанывает и ерзает, ерзает, ерзает, сбивая простыни. И постоянно что-то говорит, будь то едва слышные возгласы - Боже мой! - или неразборчивое бормотание. Питер еще раз сжимает руку на мягком боку - наверняка останется синяк - и отстраняется, влажно причмокнув губами. Он довольно оглядывает растрепанного, раскрасневшегося Стайлза, неприлично взъерошенного и трепетно-нежного. И улыбается. Нехорошо так, подленько. Резво слезает с кровати, откашливается, поправляется, причесывает волосы пятерней и приглаживает одежду. В общем, придает себе человеческий вид, чтобы, так сказать, можно было выйти в люди. - Ты же так хотел на ужин, - говорит. - Поторопись, не то всю стряпню Джексона съедят. И уходит. Конечно же, он уходит, оставляя Стайлза всего такого возбужденного и разнеженного в одиночестве. Не впервой, да, так что, кажется, пора бы уже привыкнуть к таким вот выкрутасам Питера. Стайлз закрывает лицо ладонями и, пытаясь успокоить бешено бьющееся сердце, начинает дышать на счет. Здорово помогает, на самом деле. Жаль только, что времени не очень-то и много, поэтому уже через минуту-две приходится встать с кровати и попытаться привести себя в порядок, прежде чем показаться стае. Он честно делает все, что может. Как умеет, приглаживает непослушные волосы, вспоминая прекрасную стрижку своих шестнадцати, поправляет измятую одежду и даже пару раз брызгает на себя водой из пульверизатора, покоящегося на подоконнике рядом с цветами. Больше ничего сделать нельзя было и Стайлз, наконец, пошлепал на ужин. Оставалось только надеяться, что стая в кои-то веки обойдется без смешков и “понимающих” взглядов. Вообще-то, в своей, так сказать, беде Стайлз был внезапно не один. После того как он хорошенько отоспался и чуть отъелся, обнаружилось, что - какая радость! - Дерек и Айзек наконец-то вместе. Конечно же, никто не подошел и не сказал об этом, мол, так и так, все разрешилось, любовь-морковь теперь, так что радуйся, ты же так волновался за эти отношения. Нет. Естественно, Стайлз узнал новость сам. Причем, совершенно случайно: услышал грохот в одной из комнат, когда шел к себе, громко поинтересовался, все ли в порядке и, когда не дождался ответа, не на шутку запаниковал. Толкнул дверь, ожидая, что она будет закрыта и придется бежать звать на помощь. Но нет. Кто вообще не запирает дверь, когда занимается подобным? Айзек отчаянно краснел, - ну как, скорее шел розоватыми пятнами - заикался, пытаясь что-то сказать, и слабо отпихивал Дерека, который увлеченно вылизывал его шею, наплевав на то, что в комнате есть посторонний. Неудобно вышло, ага. Сперва Стайлз удивился. Потом - не поверил. Он все еще помнил ту историю с псевдопроклятьем, согласно которому на возлюбленного Дерека обрушиваются все беды мира, и все еще не забыл свои сомнения на этот счет. Отловить младшего Хейла, без свидетелей зажать в угол и важно допросить было нелегко. Действительно нелегко. Но все равно сложнее оказалось вытаскивать из него информацию. Он то злился, порываясь уйти, то просто молчал, казалось, игнорируя все старания Стайлза добиться от него ответов. И только потом, может, просто устав стоять посреди пыльного чердака, а может, надышавшись каких-то трав из тех, что висели там на каждом шагу, Дерек объяснил. Долго хмурился, правда, ломался, многого не говорил, но все же мысль стала понятна и проста. Настолько проста, что вот из-за этой-то простоты Стайлз и напридумывал себе всякого. Айзеку исполнилось восемнадцать вот буквально на днях. Глуповато, правда? И чертовски старомодно. Растление малолетних и всякая подобная чушь. Принципы милого Дерека не позволяли ему трогать малыша Лейхи, пока тот достаточно не подрастет. Но и проклятье тоже было. В смысле, оно не действовало, но та безумная действительно его придумала, и младшенький Хейл действительно долгое время верил ему. Ну, а потом решил использовать его, чтобы Айзек не злился за несовершеннолетнего и не пробовал соблазнять. От греха подальше, как говорится. Конечно же, после долгожданного восемнадцатилетия Дерек, глубоко каясь, честно обо всем рассказал. И теперь… Ну, все вроде бы в порядке. Стайлз выслушивал этот бред, хватаясь за голову и искренне офигевая. Главное, конечно, что эти двое счастливы, но еще следовало расспросить обо всем Айзека. За этим дело не стало. Айзек счастливо лыбился и болтал ногами в воздухе, словно ребенок. Он смущенно накручивал кудряшку на палец, мечтательно закатывал глаза и совершенно не злился за обман. Разве что только шутливо пожурил эдакого плохого и слишком правильного большого волка. Он определенно был на седьмом небе и, конечно, это не могло не радовать. Стайлз вспоминает болезненного, зашуганного подростка с синеющим ушибом на щеке и вздрагивает. Улыбается, взъерошивает кудрявые волосы, любуется на ответную сияющую улыбку и протягивает ему горшок с цветами. Мол, с прошедшим, друг. - Смотри, - говорит. - Это герань - символ счастья и уюта. Ну, и просто красивый цветок, конечно. Только в спальне не ставь, хорошо? От нее голова болит. Стайлз усмехается, вспоминая это. И тут же нахмуривается. У него кожа все еще зудит от поцелуев Питера, а на шее под челюстью наверняка скоро проявится синяк. И пусть он и привел себя кое-как в порядок, но волосы все еще торчком, краска с лица не сошла, а футболка все такая же мятая, как и была. И в таком виде ему нужно явиться! Едва он входит в гостиную, все дружно фыркают и закатывают глаза. Ожидаемо, что сказать. Стайлз видит, как Джексон поджимает губы, сдерживая едкий комментарий, и мысленно благодарит его за это. На стол уже накрыто. Пусть после той битвы прошло уже целых пять дней, но за это время все как раз успели достаточно восстановиться, и по такому случаю было решено устроить праздничный ужин. С самого утра Малия с Эрикой устроили шумиху, решая, чем украсить дом и какие блюда должен приготовить шеф-повар. С чердака притащили коробки с праздничными украшениями, раздвинули диваны и кресла, стол перенесли в гостиную и зажгли камин. Так что теперь повсюду висели омела и остролист, гирлянды и китайские фонарики, бумажные ангелочки и пластмассовые крашеные яйца. Полностью безвкусно и аляписто, но отчего-то мило и уютно. Все-таки сразу появлялось ощущение праздника. И Джексон испек большой шоколадный торт. Получается весело и приятно. Даже и не скажешь, что они отмечают победу в битве. Ну, не победу даже. Больше просто удачу выжить. Стайлз думает о том, как раньше, когда-то давным-давно, в королевствах устраивали пиры по окончанию войн: лились рекой напитки, люди краснели от солода и веселья, танцевали на столах, сбивая ботинки, и венчались то тут, то там. Стайлз думает, а затем смотрит на стаю: Бойд наминает огромный кусок торта, Джексон смеется, собирая морщинки вокруг глаз; все веселятся. Наверное, это не слишком отличается. У них не было какого-нибудь масштабного сражения, но они так же, как и старые короли, могли потерять свою землю. *** Ну, им вообще-то здорово повезло. Питер так говорит. Все говорят. Когда Стайлза похитили, это стало огромной неожиданностью, полной бессмыслицей и… Подарком. Внезапно, да, если так вообще можно сказать. Зачем Девкалиону было похищать хиленького начинающего друида перед самой схваткой, было непонятно. Запугать противника, напасть, предложить выкуп? Чушь да и только. Тем более, кто станет идти на такой огромный риск, когда мальчишка совсем зеленый и находится полностью под защитой могучего древа? Срубленного, к тому же. То есть, неизвестно, все еще разумны или уже нет действия Неметона. Риск. Не оправданный риск для такой бессмыслицы. Стайлз - щит в этой битве. Мол, мал ведь еще совсем, неумеха полный, что ему делать в бою? Хорошо, что друид: смерть от чьей-то руки ему не грозит. Так что, чтобы не мешался, а как-то помог все же, было решено выпустить его щитом. Чтоб бросался под зубы-когти вампиров, и чтоб те, не смея тронуть дитя Неметона, сбивались, тем самым предоставляя возможность себя убить. Чем же не работенка? Ну, по крайней мере, такова была официальная версия. Простенькая такая, банальная. Для всех непосвященных. На самом же деле, Питер говорил, все сложнее. Мол, Стайлз не только на то годен, чтоб валиться под ноги каждому вампиру, пользуясь своей неприкосновенностью. Говорил, существует большой ритуал, позволяющий почерпнуть силы - ох, увольте! - у самого Неметона. Будто бы не отдавать, вот как раньше, а самому взять. Ну, хоть чуточку. Тут, конечно, тоже были свои проблемы. Питер, правда, тогда шептал прямо в ухо, щекотал горячо-горячо и, быть честным, Стайлз не совсем запомнил, но… Было там что-то про нижний мир, мол, дерево-то срубили, так что чистых небесных сил здесь уже не добудешь. Только, мол, все, нижний мир, темный дар и такая же темная сила. Вот такой вот был план: одолжить энергии у Неметона и одолеть всех врагов с помощью этого козыря. Секретное оружие. Совсем как в комиксах, точно-точно. Так что, Дитон оказался тем еще подлецом. То есть, вот, знали про этот суперский план только он, да и, собственно, Питер. Даже сам Стайлз пока еще не знал о своей роли, как случилась такая беда. Естественно, некому ведь еще было рассказать что-то Девкалиону, чтобы он решился на такой бесшабашный шаг, как кража молодого и, считай, что единственного здесь друида. Благо, - ну, для Девкалиона - что Неметон все-таки оказался порченый: спасал только из лап верной смерти. После похищения с Дитоном так и не удалось связаться. В общем, нужно было срочно что-то думать. Питер говорил, - смеялся тихонько в шею - что даже Джексон рвался его, Стайлза, спасать. Они, в общем-то, и попробовали парочку раз. Безрезультатно, конечно, но все же. Может, и вышло бы что, приложи они больше усилий, но времени до битвы оставалось мало, а у них пропала главная сила. Тут помогли - кто бы мог подумать! - охотники. Да и они сами такого не ожидали. Крис малость поскрипел зубами на недоверие со стороны волков, но поднял все свои связи и отыскал решение буквально за пару дней. Помощь пришла, откуда не ждали. Кейт Арджент, та самая сука Кейт, связалась с ними. Как она узнала о проблеме - сущая загадка. Позвонила, щебетала лукаво, мол, знаю я, что за дело, могу помочь, не абы как, вообще-то, поверь. Мол, у нас-то, в Европе, давненько уже не глушь, дело-то на слуху таки-то не первый год. Власть вампиров - сама верхушка! - как-то вдруг объявила в розыск вот такого вот, кто будто бы собирает самый молодняк, неокрепших новообращенных. Новость разошлась от Рима по всему континенту. Оказалось, творить подобное - тяжкий грех. Преступление то еще в мире вампиров. Вот так и сложилось. Кейт говорит, она там не последняя птица и будто бы может помочь. Сообщить все главам, объяснить, растолочь да послать милейших высочеств вот прямо к ним, в Бейкон Хиллс. На подмогу. Ну, вроде того. И, конечно, не за просто так. Взамен Крис должен ей артефакт их семьи, небольшой, так сказать, сущая безделушка. Кейт же в трубке хрипит, кашляет взахлеб, надрывно и болезненно, отговариваясь трущобной пылью. Так что, Питер сказал, может, ей не везет: будто бы там, в трущобах, гадалок полно, всякий сброд, нищенки из великих семей, что готовы продать свой безумный темный дар за сущие копейки. Так что, он говорит, что она легко могла подхватить какую-то заразу - проклятие, что с ее-то нравом не новость. В общем, все улеглось. В смысле, они хотя бы знали, что в этот раз удача на их стороне. Задача была лишь в том, чтобы тянуть время с наименьшим уроном. И, ну, они постарались. Правда. Раны, полученные в бою, затягиваются за какую-то пару дней, не больше. Почти все, то есть. Кора, она… Пострадала особенно сильно. Не смертельно, конечно, но только благодаря волчьей крови: позвоночник пополам, в осколки. Дерек говорит, травма обещает излечиться через месяц, не меньше. Кора смеется и разъезжает по дому на старом, чуть затертом кресле Питера, отдавливая всем ноги. Людям же, конечно, не так везет. Из отряда, что вышел с Арджентом, в бою погиб один. Молодой совсем, говорят, открыл горло случайно, а там - р-р-раз! - и все: глотка в клочья, да кровь ручьем. Хоронили недавно, тихо. Стая не приходила. Ну, а закончилась битва совсем уж молча. Тишь и гладь: ни единого вскрика, ни словечка, ни движения. В стае рассказывали все, как один, о том, что пришли шесть Великих в кроваво-красных одеждах и с огнем на руках, том, как их древняя сила просто между делом гнула волков к земле, и о том, как горели вампиры. Не взаправду, конечно, но магическим странным огнем. Говорили, загорелись все, словно соломенные куклы в дегте. Погорели-погорели, а потом все в мгновенье пропали. Вот совсем. Кроме Великих, конечно. Они же подняли онемевшего Девкалиона с колен и, даже не взглянув на охотников и волков, снова пошли в лес, пламенея одеждами и неуловимо исчезая. Что сказать, Кейт свое слово сдержала. Не обманула, так что, быть может, и сама спаслась. Стайлз на это надеется, в любом случае. Наверное. Так что, забывая прошедшие волнения и тревоги, праздник получается хорошим. Все по-своему веселятся и для каждого есть что-то свое. В доме жарко, - а как же, камин посреди лета! - но никто не сбегает на улицу, и они решают просто открыть нараспашку окна. Пахнет лесом и ночью, шоколадом и дорогим вином, кто-то танцует, кто-то подпевает песням, которые ставит Эрика, кто-то что-то болтает, надоедливо и непрерывно. Питер пьет, - медленно цедит пижонскую кислятину из бокала - улыбается спокойно, довольный, как сытый кот, и то и дело целует Стайлза. Стайлз краснеет в свою очередь, забывается, отвечает и тут же злится, кремово-сладкий от торта. Питеру на мгновенье чудится, будто бы всего этого нет. Он думает: “Что, если бы… А ведь если тогда… А не будь в тот момент...”, и голова его кружится. Он тогда утыкается носом Стайлзу в щекотное местечко пониже челюсти - молочно-белое, цветочно-розовое - и начинает дышать. На счет.