Глубокий вдох. Полная концентрация. На собственном теле, контроль над каждым движением. В висках стучит от волнительного напряжения. Мышцы теплом наливаются и я уже готов. Почти. По виску стекает капелька пота, щекоча кожу и раззадоривая ласкающий утробу экстаз. Ноги устали уже и мелко подрагивают. Но это последний раз. Заключительный. Мой собственный экзамен один на один со своей выдержкой и неустанными тренировками. Сейчас я готов сделать идеальный маневр. Сжимаю челюсти. Вслушиваюсь в громкие звуки бас-гитары, и оглушающая музыка дает старт.
Прыжок. Сальто назад. Воздух будто раскаленный. Ловлю непередаваемый кайф от считанных секунд невесомости. Прижимаю колени к груди, а затем резко отпускаю, приземлившись холодными ступнями на мягкий мат. Еще не конец. Задерживаю дыхание на короткий миг. Беззвучно подпеваю, но судорожные вдохи не ложатся на музыку, и я приступаю к следующему элементу. Мостик и из него стойка на руках. Мышцы горят, снова начинает одолевать страх, что руки подогнутся. Нет. Не сейчас. Развожу ноги в шпагате и медленно, предельно аккуратно убираю одну руку. Трясет. И по телу разливается уже не жар, его охватывает внутренний холодок. Футболка все-таки отлипает от взмокшей спины и падает на лицо, полностью скрывая от моих глаз ту мизерную часть зала, которую я мог разглядеть из своего положения. Снова вверх. Ноги стрелой. Выгибаюсь в пояснице и уже собираюсь закончить трюк парой резких элементов, поставив себе в ментальную зачетку «отлично», как заводящий рок замолкает, оставляя лишь писк в ушах от невероятной громкости.
— Ммм… возбуждающе, — звучит шелестящий голос где-то у меня над головой.
От этого комментария и достаточно своеобразного положения краска лицо заливает, хотя у меня и так все лицо красное от напряжения и стойки вниз головой. Но кому это видно за мятой футболкой? Прохладные пальцы касаются влажного торса и у меня внутри все буквально сжимается. Замечает, как меня дернуло, но не прекращает. Уверен, с привычной гримасой превосходства изучает, продолжая нагло вести ладонью по косым мышцам. А после по спине и почти невесомо гладит подушечками пальцев поясницу.
— Шики, — сдавленно шиплю, чувствуя до отвратительного приятные щекочущие ощущения.
Но нет, он же никого, кроме себя не слышит. Паскуда надменная. Пытаюсь уйти от чужих касаний, прогнувшись сильнее. Ага, черта с два! Будто его волнует, что я могу упасть и сломать себе шею. Не переношу щекотку, начинает дергать так, будто я на последнем издыхании в конвульсиях бьюсь.
— Ты уверен, что профессия каскадера для тебя? Может, лучше…
— Может, лучше ты заткнешься и отойдешь?
Ха-ха-ха, Акира. Какой ты наивный. Давно пора привыкнуть к этим закидонам, которые, однако, часто не дают скучать и оттого мне даже иногда нравятся. В чем я в открытую никогда не признаюсь, конечно. К тому же, это дает мне своеобразное право на поступки довольно эгоистичные. От возможности послать к самому Дьяволу на рога до возможности съехать на другую квартиру, не сообщив адреса. И только для того, чтобы побесить эту суку. По итогу, он все равно меня нашел. Знал, что найдет. Но слишком быстро. Кожей чувствую его желание распотрошить мою тушку к чертям собачьим. Причем не буквально, нет. А самое ненормальное то, что сам этого жду. Поражаюсь.
И теперь этот ублюдок встал специально передо мной, заключив между своим телом и боксерской грушей. Собираюсь уйти вбок, но меня останавливает одна гаденькая мыслишка. Вымученно улыбаюсь и одним быстрым движением обхватываю ногами Шики за талию. Обнимаю, сжимая крепче бедра, чтобы ненароком не свалиться с этого, казалось бы, худощавого урода. На деле, просто жилистый. И до отвратительного сильный. Какое-то время меня это даже по самооценке било, когда он только появился в «клубе». Теперь я там уже год с лишним не появляюсь. Да и не факт, что Рин его не закрыл. Плевать. Сейчас это маловажно. Сейчас меня больше интересуют длинные тонкие пальцы, мертвой хваткой вцепившиеся в мою задницу. Поднимаю корпус, стараясь игнорировать тянущее неприятное ощущение в спине, чтобы одарить красноглазую мразь арктически холодным взглядом. Ухмыляется. Его только забавляет то, как я пытаюсь отстоять собственную гордость.
— Что же тебя так обидело на этот раз? — чуть приподнимает темные брови и стремительно развернувшись, прикладывает меня спиной об угол стены.
Аж искры из глаз посыпались. Между лопаток невыносимо больно. Так больно, что забываю о своих вечных попытках сдерживать голос. Молчать, как бы хреново ни было. Шики никогда не кричит. Будь то боль, ярость или даже наслаждение. Бесит. Бесит то, что мне хочется быть не хуже. Не хочу быть слабее.
— Ничего, — зло шиплю, стискивая в своих дрожащих от недавнего напряжения руках чужие плечи. — Разве что факт твоего существования. Непередаваемо раздражает. Лучше б ты сдох.
Оу, последнее вырывается на эмоциях. И я вовсе не желаю ему смерти, но этого тоже, пожалуй, ему знать не следует. Блеск в карминовых глазах неожиданно гаснет. Неужто задело? Однако губы расплываются в недоброй и даже мерзкой улыбочке.
— А меня вот до глубины души оскорбила порнушка на твоем ноутбуке, — притворно обиженные интонации даже скрыть не пытается. Играет. — Или она осталась с тех времен, когда ты с Рином…
Затыкается тут же. Как только мой кулак впечатывается в острую правую скулу. Это уже ни в какие ворота не лезет. Сжимаю бедра еще сильнее, надеясь ему ребра сломать ко всем чертям, но замираю. Резко наваливается страх. Я ведь сейчас дал ему повод отметелить меня так, что я тут же в зале ночевать останусь, булькая своей же кровищей в носоглотке.
— Отпусти, — да этот угол мне сейчас хребет раскрошит!
— Ты сам на меня забрался, — от приглушенных смешков по рукам мурашки пробегают.
Сильные пальцы стискивают мышцы шеи до острой боли и судорог. Спихивает меня с себя так легко, что я даже поначалу не осознаю, что пролетел около метра, исцарапав свою несчастную спину. Подрываюсь. Ловит мой взгляд исподлобья и медленно шагает ко мне. Усталость, как еще один результат тренировки, действует на реакцию. И потому я едва-едва успеваю уйти от атаки ногой. Подошел ближе, чем нужно. Вот и получай за свою ошибку по голени. Хоть дрожь и не прекращается, но удар все равно выходит стоящим. Понимаю это по глухому рычанию и стиснутым зубам. Первая «маленькая победа» за мной, а значит, можно действовать непрерывным наступлением. Рывок, и я начинаю ненавидеть себя за самонадеянность. Останавливает хук, вцепившись в мое предплечье. На вдохе получаю по солнечному сплетению, и у меня едва глаза из орбит не вылезают. Кажется, проблююсь сейчас.
Проводит по волосам почти ласково, пока я надеюсь разглядеть из-за мелькающих цветных пятен хоть что-то. Нарвался. Сам. Но бешенство клокочет в крови, что напрочь затуманивает разум.
— Ненавижу тебя, сука, — насыщенно, ярко, с самой искренней и горячей яростью.
Вцепляется в загривок так, что скальп не сдирает только чудом.
— Трясешься, как ничтожество, но не перестаешь брыкаться? А если так? — смачная оплеуха, которая выводит меня из состояния смирившейся скотины. — Не будешь плакать, как тогда, сенсей?
Ну. Все. Добесил, падла. Отталкиваю и плечом врезаю по грудине. Нехрен было расслабляться, урод. Блок рукой едва ли защищает. Бросаюсь как в омут с головой, принимая и посылая новые атаки. Кровь. Тяжелое дыхание. Накалившийся воздух. Протираем друг другом стены. И вспышки острые, растекающиеся по жилам, мышцам заводят во мне какой-то безумный механизм. Выпад и я заваливаюсь на пол вместе с Шики и внутри удовлетворенно улыбаюсь, слыша глухой удар. Маты остались где-то позади, а значит, кому-то сейчас восхитительно хреново. Дальше все больше похоже на месиво из ударов, тычков и злого сдавленного шипения. Моя рука поскальзывается на чем-то влажном, но я не вижу. Не смотрю. Только перед собой. А передо мной измазанная в крови физиономия этого ублюдка и дикие глаза. Такой взгляд, будто меня лучи адского солнца жарят. Черные патлы лицо щекочут. Когда это мы местами поменялись? Приминает меня своим телом к прохладной плитке. Неужто до самого коридора доползли? Да плевать. Плевать на все, стоит безостановочному мордобою смениться колючим и острым поцелуем.
Кусаю его за нижнюю губу. Сильно-сильно. До обжигающего зуда хочется сомкнуть зубы на мягкой плоти и глотать горьковато-соленую кровь. Вязкую, как слюна. Дергается. Носом ведет по покрасневшей щеке. Не опухла еще? Приложил он меня безбожно, конечно. Теплый, чуть шершавый раздвоенный язык проходится по ряду зубов, и я тут же открываю рот. Все внутри горит. Безумно. И я даже не рыпаюсь, позволяя Шики стискивать мои запястья до вздувшихся вен и неприятной пульсации.
— Обожаю, когда ты меня ненавидишь, — хрипит мне на ухо внезапно севшим голосом.
Отпускает мои руки, чуть приподнимаясь, но при этом сжимая мою талию бедрами. Не выбраться. Поэтому гляжу из-под полуприкрытых век, как этот урод с развратной улыбочкой стягивает свою футболку. Щеки вспыхивают как в первый раз, но не перестаю гладить взглядом эту фигуру. Смакую. Снова в жар. Как с головой в кипяток окунули.
— Да, я вижу, — такой внушительный бугор в районе ширинки попробуй не заметить.
Вцепляется мне в глотку. Придушивает. Других объятий Шики не знает. Изо всех сил пытается не слететь с катушек. Облизываю истерзанные губы, прищуривая глаза. Взгляд внимательный. Опаляющий. Подаюсь вперед и снова меняются позиции. Надоело ждать. Ногтями царапаю темные линии шрамов, вдыхая знакомый опьяняющий запах чужого тела. Ткань влажной одежды трещит по швам. Или мне это кажется?
Кусает до кровоподтеков. И чем больнее, тем обжигающей ощущения в паху. Отчего-то онемевшие пальцы с остервенением выуживают кожаный ремень из шлевок. Языком выталкиваю пуговицу из петли и с каким-то ненормальным, несвойственным мне удовольствием наслаждаюсь жаром чужого тела. Рывком дергаю жесткую ткань джинс вниз, снимая вместе с нижним бельем. Тут же до меня доносится злое рычание. Неприятно, согласен. А так? Кончиком языка облизываю головку возбужденного члена, дразня и проталкивая в отверстие уретры шарик пирсинга. Моя жертва приподнимается на локтях, но вопреки моим предположениям никак мне не препятствует. Гладит волосы, путается во влажных вихрах и проталкивает свой член мне в глотку. Терпит, давая мне возможность медленно принимать его, не задыхаясь от попыток унять рвотные позывы. Внезапно отталкивает, но сразу же дергает на себя, ухватившись за мою цепочку.
— На колени, — рычит, захлебываясь короткими влажными поцелуями, — встань.
Не успеваю даже осознать, что Шики проговорил, как тот снова швыряет меня. Чтоб тебя в Аду драли! Плюхаюсь и где-то на периферии сознания понимаю, что в ладони мне впиваются маленькие, принесенные с улицы, камешки. Неважно. Важнее то, как с меня сдирают спортивные штаны, и сильно надавив на поясницу руками, заставляют прогнуться.
Так и тянет послать ко всем чертям этого выродка, когда длинные и отнюдь не нежные пальцы грубо начинают растягивать сфинктер. Без смазки. Благо трахались недавно. Докатился, раз уже подобные вещи радуют. Прикусываю нижнюю губу, заталкивая обратно в глотку страдальческие стоны. Всем своим существом чувствую издевательскую полуулыбку. Садист гребанный. Второй рукой скользит по внутренней стороне бедра, сжимает яички. Почти невесомо подушечками пальцев касается члена, а после резко дергает за кольцо. Вскидываюсь с громким воплем.
— Тварь конченная, — на судорожном вдохе.
— Будь тише, — вырывает из моих пальцев черный ремень с металлической бляшкой и мне становится совсем не хорошо. — Разве у тебя нет соседей?
Звонкий шлепок и прожигающая буквально насквозь боль. Входит мучительно медленно, и специально резко покидает мое тело. Заткнуться просто невозможно. Наваливается сверху, слегка прикусывая мочку уха. Гортанное рычание возбуждает еще сильнее. Знает, как мне с этого крышу уносит. Но я все равно, натянутый как струна, жду прожигающего разум болью укуса. Но нет. Неадекватная вакханалия перетекает в размеренно-ласковые сопли. Неспроста.
Раздвигает мои ноги, и я, соскользнув с мягкой ткани штанов, коленями упираюсь в жесткую плитку. Но теперь еще лучше. Задевает простату, и по телу пробегает сладкая волна. Мало. Так мало. Внезапно шеи касается что-то холодное. Натягивается. На кадык давит. Ремень. Из горла вырывается хриплый стон.
— Давай, — шепчет мне на ухо, щекоча кожу горячим дыханием. — Ненавидь меня.
Разом все позвонки хрустнули так, что на секунду показалось, будто мне этим ремнем шею сломал. Одну секунду, после которой весь этот ленивый «балет» превращается в дикую долбежку. Страшно. Больно. Хорошо. Слезы застилают взор. Дрожью сковывает. В собственных воплях теряюсь, лишь моментами улавливаю задавленные стоны Шики.
Пытаюсь докричаться. Умоляю. Но все растворяется в отвратительной неспособности отказаться от наслаждения. Проваливаюсь в самый Ад. Еще совсем чуть-чуть. Кажется, мои кости тают как пластмасса в беснующемся огне. Шики перехватывает концы ремня одной рукой, а вторая оставляет алеющие борозды на моей пояснице. Ниже. Обхватывает член у основания и вверх к колечку, с которого на пол стекают капли смазки. Выкручивает, дразнит. Кромкой ногтя проходится по нежной головке, балансируя между безумным удовольствием и острой болью. Нет сил больше. Сперма забрызгивает руки, горячие капли оседают на животе. Крик сопровождается саднящею болью в глотке.
Шики не хватает надолго. Сильно сжимаю его член внутри, терпя впившиеся в ягодицу ногти. Натяжение спадает и моя голова опускается. Бляшка со звоном падает на плитку. По бедрам густое тепло стекает. Слушаю частые вдохи, и в один миг становится откровенно хреново. Так и остался бы на холодной изгвазданной плитке, предаваясь беспричинному самобичеванию, но теплое тело рядом этому однозначно мешает. С минуту разглядываю татуировку зловещего дракона с алыми глазами и жилами на крыльях. Его окружают молнии. Красные. Черные. Под когтистыми лапами кровавые кляксы. Нервно цыкаю. Пора завязывать.
— Потрахался? Съебывай, — корчу гримасу отвращения, которая, предназначена больше для меня самого.
Встаю на ноги, стараясь контролировать неуверенную походку, и направляюсь прямиком в душ. Теплые струи воды расслабляют окончательно. Морщусь, касаясь пальцами ануса. Все-таки немного внутрь попало. А, и на это плевать. Желудок напоминает мне о факте своего существования и том, что пора бы уже закинуться чем-нибудь. Но спать мне хочется куда сильнее, так что я имею вполне оправданный риск заснуть с бутербродом во рту. И сдохнуть. На такой крайне оптимистичной ноте выползаю из душевой кабинки.
Обматываюсь полотенцем и бреду в спальню. В коридоре ни Шики ни его шмотья. Ушел? Да ладно? Снова чувствую это густое месиво из радости и разочарования. Сам виноват. Нечего было прикипать к такому ублюдку. Свет везде выключен. Кидаю полотенце и сразу ныряю в мягкую постель. Благодать. Вот оно — маленькое счастье. Сознание уносит тут же, несмотря на ощутимый тремор в руках и всем теле, кажется. Аж икру судорогой сводит ненадолго. Но сон все равно обнимает меня, словно сковывая в своих объятиях, и даже в затылок дышит. Стоп. Что?! Мой вопль ударяется о стены и затихает через несколько секунд, потому что горячая ладонь затыкает мне рот.
— Я потратил два дня, чтобы отыскать твою тщедушную тушку, — шепчет мне в самое ухо обладатель довольно знакомого мне голоса. — Так что советую тебе вырубиться добровольно и как можно скорее. Спящих беспомощных слабаков я не калечу.
Сердце бьется как у кролика. И он это чувствует. А я дурею, как идиот. Заржать хочется. Да так, чтоб весь воздух из легких вышел и чтоб глотку разодрать в кровь. Но я молчу, облизывая губы и чужие пальцы. Шики тыкает меня коленом в бедро, и кажется, сей же миг проваливается в царство своих кошмаров. А меня распирает так, что не уснуть. Только вот, от чего?
***
Прохладный ветер проникает в салон автомобиля через открытое окно. Запах свежести расслабляет, и даже нагоняет сонливость. Холод не вызывает особого дискомфорта, несмотря на то, что пальцы задеревенели. Дворники смахивают с лобового стекла капли уже прекратившегося дождя. Заезжаю на парковку и вдали у одного из входов в здание замечаю знакомую, чуть сгорбившуюся фигуру. Нажимаю на педаль газа и стремительно приближаюсь. Маневрирую и чудом не наезжаю на одинокого прохожего. «Знакомая фигура» оборачивается и буквально отпрыгивает в сторону от автомобиля. Едва в лужу не плюхается. Ошарашен. Щурится от яркого света фар и в серых глазах застывает ярость, когда замечает меня за рулем. От одного только взгляда губы трогает едкая ухмылка. Вопреки своей силе физической и даже внутренней, он все равно остается слабым. Слабым передо мной. И это не может не подстегивать. И я не могу перестать с интересом наблюдать за тем, как он пытается оставить при себе свою хваленую гордость, каждый раз собирая ее по кусочкам, после столкновения с собственными чувствами.
— Ты в край конченный? — цедит сквозь зубы, открыв дверь автомобиля с пассажирской стороны.
— Садись.
Сверлит меня исподлобья, словно надеется мысли прочитать, но после минутного молчания сдается. Усаживается на соседнее сидение. И тут же кидает очередной исполненный подозрения взгляд. Невольно вспоминаю то время, когда сенсей смотрел на меня с холодом Йотунхейма в глазах. В универе он улыбался только тому жалкому подобию на человека. А я получал все же больше искренности. Получал ту искреннюю ярость. Не пламенеющую, но обжигающе холодную. Это ни в какое сравнение не идет с маской напускного радушия.
— Куда мы? — замечает, что съехали с главной дороги и кажется, даже узнает маршрут, но не верит.
— Не бойся, не в лес, — на мою усмешку только глаза закатывает.
— Да пошел ты.
Шипит, как обиженный кот. Зло. Агрессивно. От накатившего удовлетворения надавливаю на педаль газа сильнее и обгоняю маячащий впереди фургон. Не решается продолжить свой допрос. Неужели так боится? А чего, собственно? Меня? Хм, это нужно было мне раньше. Сейчас уже не жажду этого страха, что как клеймо остается. Чего-то другого жду. До раздражения и бесконтрольной злобы. Пальцы от вырвавшегося вмиг бешенства сжимают руль до побелевших костяшек. Бросаю короткий взгляд на бледное лицо. Или все же не боится, а…
— Не стесняйся. Стоит только попросить правильно и…
— У меня после каждой «правильной» просьбы задница болит! Хоть раз будь человеком, а, — глядит с долей скепсиса на лице и барабанит пальцами по бардачку. Что ж.
— Зайди в «сообщения».
Игнорирую его недоумение и терпеливо жду, пока Акира вытаскивает из кармана куртки свой мобильный. Слабый свет экрана позволяет разглядеть ошарашенную физиономию и круглые глаза. Тупо пялится на СМС-ку от Рина, а я в предвкушении праведного гнева. Люблю, когда он бесится. Такой живой. Аппетитный. Подвластный собственным чувствам и слабостям. Такого его легко загнать в тупик.
— И что это такое? — ух, как кипит ртуть в этих глазах.
— У моего глупого братца сегодня праздник, забыл? — конечно, забыл. Ты и про свой День Рождения забываешь. — Он пригласил.
— И твоя высокомерная задница снизошла до празднеств простых смертных? — с притворным задором в голосе интересуется, надеясь скрыть рухнувшее на голову волнение.
— Почему моя? — киваю в сторону его телефона. — Твоя.
С обреченным вздохом роняет голову себе на руки. Как это должно быть неприятно… Даже забывает о своей роли холодной недотроги. Перспектива встретиться с бывшим любовником настолько выбила из колеи? Хотя, если припомнить, то конец у этих отношений был достаточно забавный. Для меня. Но больше проигрыша моего братца, меня интересовал потерянный разбитый сенсей. Не сдержаться. Резко заворачиваю в безлюдный проулок.
— Ну и что ты опять…
Прикусывает язык тут же, стоит ему только в глаза мне посмотреть. Как будто тлеющие угли в одно мгновение вспыхивают у меня внутри. Рассеянно моргает. Пальцы ложатся на дверную ручку. Всегда готов бежать, если что-то будет не по тебе? Нет. Эти лишние телодвижения нужны только тебе самому. Как маленькая соломинка, за которую можно будет ухватиться. Тихий смешок, до жути развязная улыбка и от одного только взгляда на нее скулы алеют. Можешь не трепыхаться. Я тебя потоплю. Ты сам согласишься на самое дно пойти.
— Тсс, — Акира сглатывает вязкую слюну, но не отворачивается, не дергается. С трепетом ждет того, что будет дальше. С желанием.
Дышит мне в губы. Чуть приоткрывает рот и сам тянется, льнет. Горячий кончик языка касается почти невесомо, с долей опаски. Прищуриваюсь, углядев, что в серых омутах больше нет того, за что он так отчаянно цепляется. И это не ненависть. Страх прогнуться. Сломаться. Подчиниться чужой воле. Зубами прикусываю теплый язычок и наслаждаюсь тягучим полустоном. Кладет ладони на мои плечи. Оттолкнуть хочет или же поддаться и обнять? Неловко и даже робко притягивает ближе к себе, кончиками пальцев поглаживая выступающие шейные позвонки. Целую глубже. До болезненных всхлипов и задушенных мольб. Руки горят почти буквально от желания оттолкнуть и разделаться с этой маленькой тварью здесь же. Прямо возле дома «обожаемого» братца, который не по доброте душевной написал Акире. И не ради праздника. Упустить такой лакомый кусочек и смириться? Ни в этой жизни.
Слизываю с истерзанных губ бордовые выступающие капли и, мазнув влажным языком по подбородку, опускаюсь к шее. Бесцеремонно дергаю за густые вихры на затылке, заставляя запрокинуть голову. Громко выдыхает, но не брыкается. Только царапает загривок, оставляя слегка саднящие вздувшиеся борозды.
Посасываю бледную тонкую кожу. Чувствую пульсацию сонной артерии и душу в себе желание зубами впиться. Как бы ты мычал, давя в себе вопли, которые все равно бы вырвались. Представляю это — и мне достаточно. Давление в штанах уже болезненное, но так даже слаще.
Отпускаю. Вопреки клокочущему в утробе желанию. Вопреки такому манящему расфокусированному взгляду. Опаздывать не хорошо, ведь так? А мы уже опоздали. Разглядываю алый засос с точечками кровоподтеков. Думаю, моему наивному братцу сразу станет ясно почему. Акира тоже понимает. Похоть, застилавшая взор, растворяется, и растрепанное чудо снова взирает с неприкрытым уязвлением. С хрипотцой тянет и, не смотря на не сходящий со щек румянец, выдает медленно и жестко:
— Я тебя ненавижу.
***
Входная дверь открывается резко, что я с трудом успеваю отскочить. Едва не распрощался со своим носом. В проеме показывается светлая макушка. Смотрит на меня снизу вверх и задумчивая мордашка озаряется улыбкой. Я знаю, как ты похож на своего брата и теперь сильно сомневаюсь, что за этой эмоцией скрывается простая радость видеть меня. Отмечаю, что почти догнал меня по росту.
— Наконец-то, — отпускает короткий смешок и обнимает за шею, а я продолжаю недоумевать, ощущая некую нереальность во всем происходящем. — А это что там за бестолковое дополнение?
Смотрит куда-то за мое плечо. А за мной расположился красноглазный вредоносный геморрой, с которым, однако именно я зажимался в машине пару минут назад. Уже готов внутренне себя убивать, но почему-то в голову ни одна мысль не лезет. Нет этой привычной злобы на себя и визгливых воплей искалеченной гордости.
— Ну что ты, — проговаривает Шики, и голос его сплошь сарказм и едкая ирония, — мы же семья, братик.
— Действительно, — лениво тянет мальчишка. — Только потому, что нашему папаше везде надо сунуть.
Рин хватает меня за запястье и увлекает за собой, вглубь квартиры. Все лишние думы вылетают после громкого взрыва музыки. Бьет набатом. Вечеринка в самом разгаре. Чувствую себя совсем не в своей тарелке. Уйти хочется нестерпимо. Оглядываюсь, цепляясь за надежду, что Шики в лучших своих традициях организует какой-нибудь жуткий финт и нам придется уйти. Но к черту бы ты шел, Акира, и твои наивные надежды на пару с тобой. Шики я нигде не нахожу.
— Давненько не виделись! — из общей гущи людей выскакивает некто и сжимает мои плечи в своих ладонях.
Разворачиваюсь. Скидываю чужие ручонки. Окидываю особо наглого пришельца взглядом полным отвращения. И я не сразу понимаю, что передо мной счастливый обладатель той самой порнушки, которую больной ублюдок нашел на моем ноутбуке. Кейске. Вот у кого, оказывается, синдром сексуальной недостаточности.
— Прикинь, я по специальности устроился! — ликует и хохочет, сгибаясь пополам, и делает большой глоток из своего стакана.
Рин с елейной улыбочкой что-то бормочет в ответ, но слова его теряются в общем шуме. Всучивает мне в руки буквально силой банку с чем-то, судя по аромату, крепким. Отпиваю немного, вливаясь в странную беседу Кейске и достойного своего братца мальчишки. Слова обрывает смех. Здравый смысл смешивается с алкоголем. Пить я так и не научился, но какая к черту разница. Обезумевший скоп из противоречащих друг другу чувств превращается в густую теплую субстанцию. Все равно. И на Кейске с его лесбиянками. И на Шики с его фортелями. И на Рина с его хитрой ухмылочкой.
***
— Идем подышим, — тупо киваю, касаясь взмокшей ладонью горячего лба.
Рин понимающе хмыкает и осторожно толкает мою тушку в сторону выхода. Отрубите мне руки кто-нибудь, когда я в следующий раз потянусь за алкашкой. Вроде не мутит, но голова кружится. Плюхаюсь на каменное крыльцо, вдыхая полной грудью прохладный воздух. В висках стучит. Оглядываю Рина. Копошится в кармане накинутой на плечи куртки. Под моим охреневшим взглядом вытаскивает сигареты и простенькую красную зажигалку. Щелк, и вспыхивает оранжевый огонек. Прикуривает.
— Где тот парень? — вопрос рождается сам собой.
Мальчишка поворачивается в мою сторону и встряхивает головой. Отросшая челка, убранная за уши, падает на лоб. Несмотря на отсутствие конкретики, он понимает о ком я, но не отвечает. Изучает из-под полуопущенных светлых ресниц.
— Слился. Как только Шики ему ноги переломал. В четырех местах.
— Что? — с беззлобной усмешкой в ясных голубых глазах смотрит.
Стряхивает пепел на ступеньки. Ловлю себя на мысли, что эта привычка мне не особо нравится. А возможно, дело в том, что я вижу совсем другого Рина. Хотя, в чем вообще дело? Все взрослеют. Или я просто слишком пьян.
— Больше всего меня удивляет то, как он за тяжкие телесные не загремел, — щелкает языком и разочарованно вздыхает. — Всегда сухим из воды вылезал.
— Мне пора, — подрываюсь с места и уже собираюсь ковылять в сторону автобусной остановки, ибо по собственной воле я с Шики не попрусь.
Уже собираюсь сделать первый несмелый шаг, как Рин дергает меня за край футболки. Валюсь обратно и смачно так приземляюсь на копчик. Мальчишка реагирует на мой поток ругательств как-то заторможено и безынициативно.
— Я, вообще-то, поговорить хотел, — произносит с нажимом, а следующие слова звучат тихо и неуверенно. — Ты ведь сейчас с Шики?
Я держусь. Ровно пять секунд. После меня прорывает. До невольно выступивших слез и истерических всхлипов. До скручивающих судорог в животе. И не успокоиться, не задушить этот непрерывный дикий хохот. А ошалелый взгляд Рина подливает масла в накрывшее меня безумие.
— Нет, — я, кажется, протрезвел мигом от такого вопроса. — Чтоб ты знал, я твоего брата ненавижу.
Подвигается ближе и кутается в куртку сильнее. Трет ладонями оголенные икры, стараясь согреться. И вид у него какой-то озадаченный, грустный. Как у котенка, выброшенного хозяевами. Даже жалко становится, на удивление.
— Мне ты о своей любви говорил не так эмоционально, как о своей ненависти к нему, — морщусь, когда Рин вцепляется в меня своими закоченевшими пальцами и, глядя мне в глаза, не моргая, шепчет. — Я просто предупреждаю, Акира. Пойми, с кем ты связываешься. Мой братец головой ударенный. Он сделал все это назло. Я знал о фото с того самого дня, как он… Ты же понимаешь. Назло мне и тебе. Мне за то, что я имею шансов на счастье больше, чем он. Тебе за то, что ты так зацепил его. Шики сам попал в свою паутину. И он не простит тебе своего влечения.
Не знаю. Не знаю, что меня так взбаламутило. Вскакиваю и уже не реагирую на звонкие выкрики. Надоело. До зубного скрежета и вечно сбитых костяшек на руках. Огнем захлестнуло, как будто я абсентом закинулся. Холод почти полосует лицо ночным ветром. Не остываю. А вот и проклятый проулок. Ублюдок стоит, подпирая задницей капот автомобиля. В руках держит какое-то слегка изогнутое подобие палки. Даже не поворачивается в мою сторону, хотя однозначно слышит шаркающие шаги.
— Загулялся, щенок?
Капля. Крупная. Последняя. Со звоном разбивается, также как я разбиваю скулу этого урода. Свет уличного фонаря мигает, навевая атмосферу жуткую. Сверхъестественную. Принимает удар и даже не рыпается ко мне, продолжая вглядываться в меня. Сплевывает кровавую слюну.
— Я тебе кто, сука? Кукла, которую в любое время трахнуть можно?! — обида живая и острая, как наточенный нож. Из меня льется то, что так давно засело под самыми ребрами. — Еще, блять, не наигрался? Мразь…
Рычу, как бешеный зверь, глотая окончания слов от нескончаемых атак, которые никак не дойдут до своей цели. Уходит плавно и легко, словно я ему совершенно не соперник. Дыхание сбивается и образы смешиваются перед глазами. Тяжело удержаться на заплетающихся ногах. Боюсь задуматься о том, как жалко и убого сейчас выгляжу. Делаю заминку, и Шики ее хватает, что завалить меня на капот черного авто. Давит мне на грудную клетку этой палкой. Губы в оскале искажены, а в карминных глазах плещется какое-то неадекватное безбашенное удовлетворение. В своих пальцах сжимаю края палки и с силой поднимаю. Вдруг та на моих глазах разъезжается в стороны, обнажая блестящую в свете фонаря сталь. В венах кровь застывает.
— Я тебе не игрушка, — цежу сквозь зубы, не сводя пламенеющего взгляда с бледного лица.
— Ммм. Милая беседа с Рином? — по голосу слышу, как он откровенно веселится, забавляется, наблюдая за тем, как рвут меня в клочья собственные чувства. — Тебя это задевает? Рассчитывал на большую роль?
Нещадно бьет. Ломает кости. В порошок их стирает. Закрываю глаза, чувствуя, как в пропасть проваливаюсь. Бездонную. Настолько не хочу этого признавать, что поначалу даже не понимаю пронзившегося меня ощущения. Больно. Мне. Я даже готов отпустить катану, что я перепутал с обычной лакированной палкой. Уж лучше пусть мне грудину пробьет насквозь, чем я позволю ему увидеть эту муку, исказившую лицо. Чувствую, как щеку щекочет что-то. Прохладные губы касаются мочки уха. Не соображаю.
— Можешь ненавидеть. Бояться. Даже пытаться сбежать. Все равно найду. Все равно вернешься, — сердце чечетку отбивает. — Но я тебе душу наизнанку выверну, если узнаю что ты, несносная дрянь, на стороне гуляешь. Что же до меня… Мне претит якшаться со слабовольной швалью. Я ее даже не коснусь.
Тает внутри. Оживает. Не спрятать улыбки идиота. Закусываю нижнюю губу, тщетно надеясь успокоиться. И легко так становится, но все же я не отступлюсь. От характера, принципов. Плевать, что это и как зовется. Просто вопреки всему, сильнее всего в этом мире …
— Я тебя ненавижу.
