Думаю, ни для кого не секрет, что бывают такие дни, когда желание проклясть все живое становится всеобъемлющим и ничто не в силах изменить нагрянувшее состояние. Ни ясная погода, ни свободный от дел выходной, ни даже любимый человек. В особенности, если любимый человек сидит в паре метров от тебя, мило щебеча с каким-то незнакомым парнем. И такой привычный звонкий смех вместо уютного тепла безжалостно бьет меж ребер, скручивая в тугой узел все те чувства, которые, казалось, никогда не иссякнут. И отчаяние тяжелое. Как груз давит. К земле тянет. И уже третий день подряд в мои чувства неумолимо, словно змея, втискивается нечто темное и злое. Холодная ярость. Хорошо знакомая, пусть и на время забытая. Возвращается, улыбаясь так по-родному. Когда-то жил ею. С ней просыпался и засыпал. Из-за нее и вляпывался не раз. Но она была той тонкой нитью, что наплаву держала. Теперь у меня нет прежней опоры.
От иронии над самим собой губы дрогнув, растягиваются в широкий оскал. Рвать хочется на части от засевшей, как заноза боли. Метать. Рычать. Напротив Рина расположился этот ублюдок, улыбаясь настолько нежно, что у меня, кажется, сахар от этой приторной сладости на зубах захрустел. Мерзко. Душит от отвращения. Только к чему — не пойму. Не к Рину, нет. К себе? К своей ничтожности.
Режет. Как старым ножом с поломанным тупым лезвием позвоночник выковыривает. И мне впервые так. И нестерпимо вылущить из себя хочется эту терзающую душу дрянь. А она грызет, глотает. Почти давится. Не усмирить.
Симпатичный, и судя по неутихающим разговорам, личность интересная. Не подкопаешься даже. Голос сильный, благожелательный. Я никогда таким не был. Никогда не отличался страстью к пустой болтовне, предпочитая больше слушать Рина. Смотрел ли на него с таким же обожанием? Черт его знает.
Тупо разглядываю отражающийся уличный фонарь и краешек вывески в кружке с кофе. Остыл уже давно. Абстрагируюсь от шума улицы, стараясь внимать каждому сказанному слову. Звуки смазываются. Теряются. Мне страшно. Жутко отчего-то узнать правду, хотя все ответы на мучающие душу вопросы уже известны. Но человек такое существо, которое не в состоянии осознать положение вещей с первого раза. Чуть наклоняюсь вперед, поправляя черный капюшон, пряча выбившиеся серые пряди под ткань. Слившиеся воедино отчаяние от вероломства близкого человека и густая, заполнившая вены злоба, рвут в клочья, не давая принять какое-то определенное решение. Вести себя как последний идиот, устроив показную сцену претит. Но и обсуждать всю эту ситуацию, которая итак с энтузиазмом выворачивает душу наизнанку нет ни малейшего желания. Смотреть в ясные глаза. Слушать оправдания или обвинения. Осознавать собственные ошибки, как в выборе человека, так и в своем поведении. Опускаю голову, начиная почти лихорадочно ею мотать. Нет, я не ошибался в Рине, мальчишка совсем здесь не причем. Я в себе ошибся.
— Вот это встреча, — холодно звучит чужой голос.
От волнения вскидываюсь, едва не свалившись с табуретки, вовремя схватившись за край стола. Мне не показалось? Судя по представшему высокому брюнету — нет. А жаль. Никого видеть не хочу, а этот кадр видеть не хочется в принципе, вне зависимости от душевного состояния. Равнодушно взирает сверху вниз на мою перепуганную физиономию. Правда, мелькает что-то вроде заинтересованности. В его лице что-то за несколько мгновений изменилось, но как всегда не могу уловить и поймать на смене эмоций.
Только сейчас доходит, что я так себя раскрою. Резко опускаю голову, что все шейные позвонки хрустнули разом. Шики молчит. Ногой отодвигает соседнюю табуретку и ее ножки со скрежетом проходятся по асфальту. Аж волосы дыбом встают. Не от звука, а что
они повернутся на этот звук.
Поднимаю голову немного, чувствуя как щеки гореть начинают от стыда за свою же дурость. Мне до отвратительного стыдно показать эту свою сторону такому, как он. И также мерзко от того, что мне это действительно важно.
Не смотрю в лицо, но вижу, как закатывает рукава плаща, а затем, медленно снимает кожаные перчатки с рук. Ленивые движения вызывают странную смесь из сомнений. Шики свойственна вальяжность, но не настолько очевидная. Как если бы пальцы не слушались и телодвижения давались с трудом.
Тянется рукой и обхватывает чашку с напитком за ее края. Подносит к губам, делает глоток. Кажется, вокруг образовалась полнейшая тишина, хотя краем глаза замечаю, что Рин продолжает болтать, активно жестикулируя. Странно.
— Дрянь, — выносит свой вердикт, но вопреки своему замечанию не возвращает мой кофе на блюдце, а дальше отпивает по глотку.
— Ты? — вырывается со смешком.
Шики склоняет голову чуть набок и припадает грудью к поверхности стола. В лицо мне смотрит. И коробит. От выражения ехидства. Становится еще хуже. От того, что я и предположить не могу, что он устроить тут может. Конечно, он не станет во всеуслышание объявлять, что я сижу тут и слежу за Рином. А пока это единственный вариант, который приходит мне в голову. Неизвестность заставляет напрячься.
— Мой брат, может?
— Хватит. Убирайся, — не меняется в лице, а после чуть прищуривает глаза, делая вид, словно знает то, что неизвестно мне. — Проваливай.
Тошно. И играть с ним нет сил просто. А Шики это и не волнует вовсе. Сверлит, издеваясь одним только взглядом, своим присутствием. Добавки принес из того дерьма, в которое со всей душой меня окунул несколько лет назад?
— Ты не догоняешь или…
— Знаешь сколько это продолжается? — кивком головы указывает на увлеченную парочку.
Снова бросаю короткий взгляд и новая ровная полоса протягивается по теплым чувствам, дарящим некогда уют. И не знаю, как с этим бороться. Это не сражение «Бластер» и тут мне не так просто. Тут я заведомо в проигрыше.
— Мне плевать.
Добить решил? Да, оно мне сейчас прямо надо. Но подняться и уйти не могу. Боюсь остаться наедине с самим собой. Так легко это признать, когда сил нет даже на такой простой самообман. Поднимаю глаза и исподлобья гляжу на Шики. В улыбке слишком заметной и непривычной искажены его губы, пусть один уголок все равно выше другого. Полноценной улыбки я еще не видел никогда в его исполнении.
— Около двух месяцев назад на ринге ты сломал ему руку, — тянет размеренно, даже скучая, но на лице отражается какое-то жутковатое веселье. — Мой наивный и до тошноты добрый братец посчитал своим долгом попросить прощения и возместить плату за лечение. Может даже своей задницей.
— Я тебя, блять, просил? — на выдохе вырывается.
— Кто же знал, что Вы такой трус, Акира-сенсей, — передергивает от этого обращения и предплечья мурашками покрываются.
Выуживаю из кармана кошелек и кладу купюру в папочку для счета. Терпеть этот цирк хуже, чем пожирающие мысли, навеянные одиночеством. Но не успеваю подняться с табуретки, как это чудовище опускает на стол телефон и небрежно подталкивает в мою сторону. Непонимающе смотрю на Шики, а после опускаю глаза на затемненный экран мобильника. Ступор. Проходит быстро и я подскакиваю, толкая табуретку ногой. Падает. А я даже не слышу глухого удара, продолжая пялиться как кретин на фотографию.
— Ублюдок, — рычу, сжимая руки в кулаки на автомате.
— А... Аки? — различаю тонкий голос, не смотря на собственное шипение и приглушенный саркастичный смех.
Пиздец. Это все, что у меня в голове крутится при взгляде на напуганное личико Рина. А дружок его радостно выдыхает и поднимается со своего места. И прямо ко мне прет, смертник. Бандаж на его правой руке подтверждает правдивость слов Шики. И не радует ни на грамм.
— Что вы здесь делаете? — цедит сквозь зубы мальчишка, заметив сидящего вполоборота брата и наблюдающего за развернувшимся спектаклем.
Хватает «смертника» за запястье и сжимает, заставляя того поморщиться от неприятного ощущения. Хоть Рин и миниатюрный, но силы в нем немало. Я-то знаю. Незнакомый брюнет с непониманием глядит на младшего брата моего кошмара наяву, но рта не раскрывает и уже не рвется мне навстречу.
— Ну как же, провожу Аки экскурсию по всем твоим шлюхам, — выделяет мое имя интонациями, а после стреляет глазами в мою сторону. — Похоже, снизу ты лучше, чем сверху.
Рин бледнеет. А я понимаю, как чувствуют себя те, кому вонзают в спину нож. От неожиданности не больно, но едва ли не валишься от мощного удара. Вот и у меня ноги как-то ослабли. А потом резко боль по всем мышцам одним разрядом проходит. Смешно. Мне кажется, что разревусь сейчас как брошенная девица. Но вместо этого замахиваюсь и кулак встречает чужой нос. Знаю каково это. Когда кровь заливает лицо и захлебываешься ею. Тонешь в металлическом запахе и привкусе на языке.
— Какого черта?! — мальчишка щерится и подскакивает ко мне в один миг, хватая за плечи и сжимая ткань толстовки. — Ты думаешь, я кретин? Мне надоело. Знать и все время драться за тебя с ним. Надоело. Не могу больше.
Шепчет последние слова, тюкаясь мне носом в ключицы, а затем отталкивает. Бросает полный злобы взгляд и начинает кудахтать над парнем, что кровью харкает. Морщусь. Провалиться охота. Чтоб прям в руки самому Дьяволу. Разворачиваюсь. Отпинываю стоящий на пути табурет и сваливаю, сбегая как трус конченный. Плевать.
***
Ведет. Складываю руки на столе и кладу голову, закрывая глаза. Даже так чувствую, как все окружающие предметы «пляшут», смазываются от выпитого за вечер алкоголя. Забавно, но факт: я не умею пить. Налакаться до отключки не мой вариант, но сегодня все пошло псу под хвост и такие мелочи меня не волнуют. Возвращаться домой не то чтобы не хочется. Страшно. Видеть Рина, смотреть ему в глаза. Уже и плевать на эти шашни. Он знает, что произошло
тогда. Знал все эти года. А я как-то жил, подавляя вопли совести и сведя их, наконец, на нет.
Уснуть бы на лет двадцать. Или же вернуться на несколько лет назад. Без разницы. Поднимаю голову и делаю глубокий вдох, надеясь хоть как-то избавиться от утомительного головокружения. Я ж так до дома не дойду. Нет. Не домой, ни в коем случае. В отеле переночую.
Подлетаю как будто. Кто-то сильно тянет меня за капюшон, что аж ворот на горло давить начинает. Устоять на ногах тяжело. Да мне понять происходящее непросто, не то что удерживать свою тушку. Брыкаюсь, пока меня некто пытается тащить куда-то. Того и гляди грохнусь, распластавшись на полу.
— Уйми свое шило в заду и топай за мной, — доносится до моих ушей злой шепот, напоминающий скорее рык.
Только одному человеку может принадлежать этот голос. И интересно мне сейчас лишь то, что он тут забыл. В дешевом пабе на углу улицы, где даже вывеску с трудом разглядеть можно. В такое время, подобного рода заведения уже пустуют.
Выворачиваюсь из чужой хватки. Слышу, как трещит ткань, но все же отпускает. Шики. Зыркает из-под опущенных ресниц. Со звонким хлопком кладет деньги на барную стойку.
— Мне твои подачки не нужны.
— Отработаешь.
Как клещами впивается в мое предплечье и тянет за собой. Не поспеваю. Тело тяжелое и в то же время кажется мне ватным. Трудно двигаться. Хочется завалиться и уснуть. Холодный осенний ветер щедро бьет по лицу, вызывая озноб во всем теле. Смотрю в чужую спину и в голове масса вопросов, которые сменяют друг друга, не давая сконцентрироваться на каждом. Каша, одним словом.
— Ладно, я переборщил, — смысл сказанного до меня доходит только через пару секунд и я прибавляю скорости, чтоб не плестись как черепаха.
— Когда? — мой голос звучит отчего-то хрипло и безучастно.
— Что «когда»? — не смотря на нетрезвое состояние, я с сомнением впериваюсь в маячащий впереди затылок, чувствуя, что меня надуривают.
— Когда переборщил? — цыкаю от раздражения и останавливаюсь, вырывая уже онемевшую конечность из загребущих ручонок.
Оглядывается через плечо и замирает. В темноте ночи все равно можно разглядеть очертания бледного лица. И даже блеск яркого кармина. Отшатываюсь. Отпугивает. Трезветь, наверное, начинаю, потому что эпизоды прошлого всплывают неожиданно как утопленники.
— Не знаю, — отворачивается и пожимает плечами.
Сухо добавляет:
— Я это для проформы сказал.
Стоим в тишине. Только машины порой проезжают, да слышится рев байков. Идиотом себя чувствую. Потому что с ним поперся черт знает куда. Потому что идти мне просто некуда. И горько становится в один момент. Слева раздается звук шагов и хруст асфальта под ногами. Да, сваливай. Готовлюсь уже направиться в сторону знакомого отеля неподалеку, но не дают. Этот урод как пиявка прицепился.
— Куда собрался? Пьяный по улицам шастать? — складываю руки на груди, косо поглядывая на черную тень, застывшую в мрачном переулке. — Из обезьянника я тебя вытаскивать не собираюсь. За просто так, конечно.
— Да пошел ты, — шарюсь по карманам, выискивая мобильный.
Он прав, чтоб его. Так что лучше вызову такси. И то ли у меня реакция ухудшилась из-за опьянения, то ли он действительно ловчее меня, но выхватывает телефон из неверных пальцев без какого-либо труда. Даже не знаю как реагировать на такую наглость. Хреново так, что на такую мелочь как-то пофиг.
— Вижу, мой братец даже не побеспокоился. Как щенка на улицу выкинул, — зубоскалится и голос довольный до ужаса. — Я бы с удовольствием его подобрал, если бы щенок прекратил создавать лишний шум.
Гордость заверещала так, что аж уши заложило. Желание врезать отметаю сразу, ибо сейчас Шики уложит меня без особого труда, учитывая, что ему и на ринге такое удавалось не раз. Хочу ответить, бросить чем-нибудь едким в лицо, но отвращение к самому себе не позволяет и рта открыть. Встряхиваю головой и плетусь по тротуару в противоположную сторону от той, куда меня тащил этот выродок. Чужих шагов не слыхать. Отвязался.
***
— Пил какое-то дерьмо? — наконец, решается заговорить со мной, а я разглядываю замечательный серый пол в лифте, боясь взглянуть на собственную физиономию, ибо три стены из четырех — зеркальные.
— Ага, такое же, как ты, — буркаю себе под нос, но он слышит. Точно слышит, по короткому смешку ясно.
После того, как я решил гордо свалить, забыв, что мой телефон так и остался в чужих лапах, меня скрутило и вырвало. Полпути зарекался больше не пить, пока меня грубо не заткнули, пообещав кинуть на улице под начавшимся ливнем. А дальше я уже не решался подавать голос. Я просто спать хотел и плевать, куда Шики тащил меня. Как оказалось позже, тащил к себе домой.
Смешно. Мне и тогда было страшно, а сейчас вообще потряхивает. Страшно повторить прошлый опыт «близкого» знакомства. Шутка ли, но колбасит так, что я даже идти могу только с его помощью.
— Если ты думаешь, что я буду трахать пьяное чудовище, то ты ошибаешься, — уже не первый раз кажется, что он умеет мысли читать. — У тебя колени дрожат.
Позорище. Скулы горят. Исподлобья бросаю быстрый взгляд. Не смотрит на меня, но на губах застыла слабая ухмылка. Раздается звоночек и двери лифта открываются. Ждет, когда я покачиваясь выйду на лестничную площадку. А место приятное. Тихо и чисто. Разве что яркий свет ламп в глаза бьет, заставляя жмуриться.
Шики отпирает дверь и вталкивает меня внутрь квартиры. Щелкает выключатель и вспыхивает свет, но не режущий. Кое-как разуваюсь, а после тупо стою, почувствовав прилив неуверенности. Но любопытство берет верх и я заглядываю внутрь квартиры. Свет фонаря из окна позволяет мне различить в одной из комнат силуэт Шики. Переодевается.
— Приведи себя в порядок, сенсей, — и снова с ноткой издевки на последнем слове, но отвечать и развивать дальше саркастические выбросы у меня нет желания. — Ванная слева от кухни.
Просторно. Вещей мало и квартира выглядит достаточно пустой и чистой. Телевизора нет, только включенный ноутбук стоит на кухонном столе, что явно предназначен для одной персоны. И стул один. На магнитной ленте ножи разных видов. Давно такие видел, так что даже уже не скажу какой для чего нужен. Настигает странное ощущение, будто я в логово к зверю забрался. Правда, никто не намерен мне же мои потроха скармливать. Уже радует.
Холодная вода остужает лицо. Румянец на щеках никак не желает проходить, хотя обычно его нет. Чертов алкоголь. Если б не мое желание нажраться, как мразь, то я бы уже спал в какой-нибудь гостинице или отеле. Провожу влажными руками по волосам, убирая челку с лица. Все эти переживания по поводу Шики как-то внезапно вытеснили Рина и произошедшее днем. Меня, наверняка, вновь сковало бы тягучей болью, если бы не возникший из ниоткуда красноглазый ублюдок, которого я все же должен поблагодарить. Но потом. Когда-нибудь. Точно.
— Пей и иди спать, — киваю, сперва игнорируя протянутый стакан.
Стоит, одетый во что-то наподобие спортивных брюк. Ну, в общем-то, и все. Сглатываю. И снова непонятная усмешка появляется на его лице. Замечаю татуировку на ребрах, но разглядеть не успеваю. Всучивает в руки стакан и выходит из ванной. Выпиваю несусветную гадость сразу, зажав пальцами нос. Так легче. Ожидал, что вывернет наизнанку, но нет. Даже чуточку лучше стало.
Пустой стакан на кухне оставляю. Попутно замечаю, что ноутбук куда-то исчез. А вот в гостиной меня ждал хозяин квартиры как раз с ноутбуком.
— Спишь на диване. Подушка и плед на нем, — опять просто киваю и, не раздеваясь, ныряю под мягкое покрывало.
Необычный запах. Не неприятный, но непривычный и потому сбивающий с толку мой засыпающий мозг. Впрочем, через несколько мгновений это становится неважно. Многое становится неважным, кроме одного нюанса.
— Раздевайся, Акира. Не стесняйся, — проговаривает, не отрывая взгляда от монитора и продолжая стучать пальцами по клавишам. — Я уже там все видел и все прекрасно помню.
Нервно клацаю зубами, пробурчав очередной посыл куда подальше, который вряд ли Шики понимает. Хмыкает только, усаживаясь поглубже в кресло. А меня уносит, стирая постепенно мысли о боли и невыраженной благодарности.
