***
— Мадараме-сан, вам чего положить? Куросаки Юзу услужливо заглядывает в глаза. Та самая Юзу, которую нынешний гость в ее доме помнил десятилетней малявкой с каре и заколкой-клубничкой на косой челке. Ныне же ее волосы струятся длинной волной, а вместо детских заколок — ободок изящный. Юзу, по-прежнему, есть и выглядит наименьшей из семьи, но ей уже семнадцать, и у нее успела вырасти пышная грудь, а еще появились на щеках эти сводящие с ума ямочки. — Так вы будете карри, как братик, или вам налить рамена, как и папе? Она все так же стоит прямо перед ним, улыбаясь самой милой из своих улыбок, и в ожидании ответа смотрит прямо, как привык нахальный Ичиго, точно и она является непобежденным воином. — Ра-рамен, пожалуйста. — И Иккаку таки сдается, из-за чего сразу же напускает на себя угрюмый вид и подпирает кулаками щеки, дабы не выдать в них цвет смятения. Где это видано, в самом деле, чтоб офицер Одиннадцатого и краснел?! Да что такого вообще в этой самой обычной с виду девчонке? Она же слабая и хрупкая, того и гляди — от легкого порыва ветра из окна переломится или в прихожую вылетит. Иккаку на автомате захлопывает окно и хмурит лоб, понимая, что палится. Но Юзу не до этого, ведь она порхает по кухне, как заводная, и метается меж плитой и столом будто в каком-то неведомом виде сюнпо. Маневрируя меж стульями, хозяюшка всем и всё насыпает, беспокоится, вспоминая о себе лишь под самый конец. Странная. Как и все эти Куросаки. Она играет взрослую роль той женщины с плаката, с которой на одно лицо: Юзу всего семнадцать, а на нее смотрят все, словно на утраченную мать. И от этого — мороз пробегает по коже. Впрочем, кто такой Мадараме, чтобы кого-то одергивать или судить? Он вообще тут нахлебник. Его дело — поесть и свалить ловить пустых, чтобы сбежать из этого дома. Захватив палочками порцию лапши и запихнув ее в рот одним махом, он невольно окидывает взглядом все собравшееся вместе семейство. Сколько он пробыл у них, неделю? А уставшему синигами кажется, будто лет триста. Куросаки живут в столь бешеном жизненном ритме, что время в сих стенах проносится ускоренным темпом. Они вечно не успевают и куда-то спешат, они ссорятся, дерутся, орут, суетятся, водят в гости толпы народу, а сами бегают туда-сюда, превращая дверь в подобие безостановочно работающего вентилятора. Последний же замирает в часы приема пищи, как сейчас. Именно тогда здесь и становится так блаженно тихо. «Папа и братик перестаньте пререкаться, а то не получите добавку к завтраку…», «Карин-тян и Ичи-нии, будете выяснять отношения после ужина, когда наберетесь силенок…», «Никаких тренировок до обеда. Сперва гостю — стол, Мадараме-сан, не спорьте…» — Всплывшие в памяти обрывки фраз заставляют Иккаку уже с недоумением глядеть на сидевшую напротив девушку. Худая и тонкая, как пташка по весне, добрая, точно ласковое солнце, безобидная, словно кролик; она все тихо говорит, всегда приветливо улыбается, а из оружия может пригрозить разве что поварешкой. Тогда почему все слушаются ее? «Она ведь слабая женщина», — повторяет в уме учитель самых сильных, самых смелых, самых бойких, самых задиристых, как и он сам, солдат. Иккаку ничуть не выступает против барышень и не недооценивает их: одни только Рангику с Рукией чего стоят. Но кого и каким образом сможет когда-либо одолеть Юзу? Это кроткое и безотказное существо? Она, поди, и постоять за себя не в состоянии… — Юзу! Мы с Иккаку — рубиться во двор. Приберешься тут сама, ладно? Младшая сестра с ходу одаряет брата кивком и последующей за ним широченной улыбкой. Что и требовалось доказать. Эта чудачка совершенно не умеет «ответить» и надавать подзатыльников эксплуатировавшему ее рыжему. Вместо этого она бросается в коридор за синаями для него и гостя. За неубранный же стол берется ворчать Карин, ее боевая и бесстрашная копия. — Я помогу! — вызывается вдруг Иккаку и вскакивает с места, хватая пустые тарелки. Те громко цокают в его руках, когда попадают под подозрительный взгляд Карин с Ичиго. — Чего? — огрызается на них гость. — Это в благодарность за то, что кормите меня, и за крышу над головой тоже! Дерзкий офицер чувствует, как от вранья у него горят уши, но ему наплевать: он и впрямь хочет помочь той, что так истончилась, будучи по уши втянута в хозяйство. Да и занять чем-то свои руки Иккаку тоже не против: они так и чешутся, чтобы заехать одному рыжему лентяю в ухо. А еще ему просто нужно время, чтобы разобраться вконец, почему же и чем так сильна эта слабая Юзу? У него много версий на этот счет, но все они, как одна, ухают, провалившись куда-то в пятки, стоит только Иккаку перехватить за хлопнувшими светлыми ресничками ее признательный взгляд. Воинам же не говорят спасибо. И благодарность смущает Иккаку донельзя, отчего он быстро поворачивает к мойке, чтобы утопить в воде и дрожь рук, и звон предателей-тарелок. Превратить боевого офицера в домработника? Выставить посмешищем перед Ичиго-гордецом? Обречь на подколки от язвительной Карин? Иккаку не просто поражен, он сражен. Он в замешательстве, откуда у этой девушки такааая власть: она одним лишь взором сумела с ним сделать то, чего не могла в свое время сделать с подчиненным даже дедовщина капитана Зараки***
Ее карие глаза так близко от его лица напрягают. И не пристальным вниманием, а ощутимой теплотой. Иккаку судорожно трет мочалкой тарелки до скрипа, полощет посуду под ледяным краном, но ощущает, что не холод воды, а именно ее взгляд обжигает его пальцы. — Я… это… — мнется синигами, отдавая под власть ее полотенца последнюю вымытую чашку. Язык не слушается его, мозг с утроенной силой фильтрует грубые, такие приемлемые в отряде, но не здесь, словечки. И ведь все, что выдавить нужно: «Я закончил», как в докладе о завершении задания, а у смельчака Иккаку напрочь отнимает дар речи, когда первому говорят ему: — Большое вам спасибо. — И дарят глубокий, полный уважения поклон. Мадараме удивленно выгибает бровь. Чувствует себя неловко, будто он лет на тысячу старше. Куросаки Юзу же полна невинной простоты и самых теплых улыбок. Она такая мирная. Она чудо. — Хорошей вам с братиком тренировки, Мадареме-сан. И это ее «-сан». Почему оно начинает так его задевать? — Юзу, а у тебя парень есть? — выдает вдруг совершенно бездумно он и слишком поздно это сознает: круглые, вылезшие из орбит, ее глаза теперь будут сниться ему вечно. — Не-не-не, я в том смысле, что… — Иккаку уже понял, какой же он лох, но не спасти ситуацию просто не может. — Я просто… Это… Ну знаешь, парни всякие бывают. Хе-хе. Да-а. Взгляни на сестру — та зубы резво пересчитает, кому захочет, а ты… Ты — иное дело, понимаешь? — Нет, — честно признается девушка в ответ: лихорадочный треп, который нес в свое оправдание старший нее вдесятеро мужчина, похоже, возымел верный результат. А может, она просто была слишком воспитанной, не в пример остальным своим родственникам. — Хочешь, я научу тебя защищаться? — Иккаку тоже честен, и, прежде всего, с собой. Он не может пояснить, но чувствует, что хочет опекать эту девочку. Слабая? Сильная? Не все ли равно? Сейчас в нем говорил лучший из защитников — наставник. — Я научу тебя паре-тройке самых элементарных приемов. Не на мечах, конечно. Так, чтобы ты сумела дать обидчику сдачи. — Дать сдачи? — Юзу изумленно повторяет мотивацию вслух. Она невольно косится на окно во двор, затем — снова на неожиданного учителя самозащиты. — А как же братик? — Да к черту Ичиго! — К черту братика? — И снова ее глаза лезут на лоб. И Иккаку опять хочет сгрызть собственный язык. У него вообще появляется жгучее желание провалиться под землю или сбежать к Асано, с которыми в разы, в разы проще. С Куросаки же, со всеми, — что в прогулках по минному полю. — Я имел в виду, — Мадараме усердно подбирает уже слова, аж потея всей головой, — что пропустить одну тренировку с Ичиго — это ничего. Если ты, конечно, хочешь научиться драться. — Я хочу! — срывается с ее уст, и черед таращить глаза под стать паре арбузов настает для Иккаку. Он даже ухо непроизвольно чистит ногтем, полагая, что ослышался. Однако вспыхнувший азарт в чужих глазах ликвидируют вмиг все его подозрения на глухоту.***
Юзу не подводит учителя: видимо, в ее семье талант — это наследственное. Да, удар у нее походит на поцелуй пушинки, однако меткость и скорость заставляют Иккаку сразу возгордиться ученицей. Поэтому он берется обучать ее не нападению, а блокам, а еще идет на хитрость и показывает не самой физически сильной Куросаки основные болевые точки: попавший по ним даже мизинцем, сможет вырубить противника на необходимое для дальнейших действий время. В случае с младшей сестрой Ичиго, таковым являлся побег, и Иккаку ничуть не стыдно признавать это, идя в разрез с философией родного отряда. Этой девочке принцип «убей или сдохни» совсем не нужен. Ей куда нужнее защитник. Парадокс, но обучая Юзу, как стать сильнее, Иккаку понял наконец, в чем ее истинная сила. Сила-то Юзу именно в ее слабости и в ее нежности. Она — как-то сердце, что приводила в движение руки и ноги, способные постоять за него. Куросаки странные, но до жути сплоченные: любой из них за другого глотку перегрызет, а за младшую — глотку перегрызут все трое. Так, Ичиго чуть голову Иккаку не оторвал только что, за устроенную сестре тренировку. Псих. А по совместительству — тот самый верный защитник для Юзу. Метить на его место было большой ошибкой, даже несмотря на благие намерения. Пропахший потом и покрытый синяками, Мадараме едва плетется после драки наверх. Рыжий засранец занял ванную на первом этаже, а значит пользоваться душем придется в девчачьей ванной. Не то чтобы офицера Готэя напрягал розовый цвет кафеля или заставленные пестрыми баночками тридцать три полки с банными принадлежностями, но полчаса разбираться, чем просто намылить бритую голову, или натыкаться взглядом на кружевное белье, висевшее то тут, то там, ему не очень хочется. Впрочем, чтобы поскорее завалиться спать, Иккаку способен и не на такие подвиги. Истома мышц требует освежающего душа, хронический недосып мечтает о футоне, а душевные смятения навевают зевоту и желание смыть всё гнетущее незамедлительно. — …Ля-ля-ля, ля-ля, ля-ля… Иккаку так и замирает на пороге ванной, держа в руках ручку прокрученной, и даже не замечает, как его разом обдает и горячим паром, и жарким стыдом. Его горло пытается сделать вдох, но рот будто кто скотчем заклеял. Глаза силятся зажмуриться, но их мешают сомкнуть растущие без остановки зрачки. Иккаку чувствует, как его лицо краснеет под стать отметинам на веках, как его макушка готова вот-вот взорваться вулканом, как носом просится кровь, как голос сипит, как бесстрашное сердце покрывается мурашками, как внутри зажигается всё огнем, а все внутренности тянет вниз, сворачивая их в животе в узел. Иккаку покрывается бисеринами холодного пота, и те стекают с его чела такими же крупными каплями, что и конденсат на запотевшем зеркале в глубине ванной. Однако в него смотрит не он — в нем с песней крутится, особо и не глядясь, Юзу. Парень сглатывает и, чудом изыскав силы, пятится назад. Он все-таки везунчик, раз умудряется закрыть дверь без единого скрипа, но делает это не до конца. Оставляя зазор в палец, Иккаку знает наперед, что пожалеет об этом, но все равно прикладывается горящим лбом к дверному косяку и все равно косится туда, в щелку, оставленную именно для негодного дела, для подглядывания. Иккаку, наверное, впервые в своей долгой жизни поступает так бесчестно, но не может совладать с собой: здесь, в совершенно мирном, не требующем боя, бдительности и осторожности месте, его голова отрицает принципы и плывет вместе с ароматом фруктового шампуня, что струится, точно дымкой, с мокрых светлых волос. Юзу, как раз, расчесывает их, стоя посреди ванной так беспечно — совершенно нагой. Расческа в ее руках — и воображаемый микрофон, и перебирающий локон за локоном гребень. Напитавшиеся влагой, те ползут по ее спине змейками, которые языками щекочут молочного цвета бедра. Они у Юзу совсем детские, узкие, и от этого Иккаку становится еще больше не по себе — так, будто он дремучий старик и страшный извращенец, а не почитатель дивной красоты девушки. Она нравится ему. Теперь он понимает это точно. Чувствуя, как тяжелый клубок давит на низ живота, третьему офицеру приходит в голову совершенно неуместный вопрос, почему же солдаты их отряда никогда не женятся? Что плохого в том, чтобы капитулировать без меча, получив рану в самое сердце от любимой женщины?.. Эх, если бы он только мог! Нет, не закрыть наглухо дверь и стереть навеки из памяти увиденное. И даже не сигануть тотчас в сюнпо через окно, стремглав помчавшись к Сенкаймону. И ни в коей мере не заговорить с ней, чтобы выдать вслух свое желание ее защищать и поведать, как добро сумело обласкать даже самую загрубелую душу. Нет. Иккаку бы только вздохнуть! Но он стоит и смотрит на нее, во всей ее красе, и чувствует, как везение покидает его: Юзу в одиночку, без какой-либо амуниции, разом обезоружила, победила и лишила бравого солдата Готэя даже способности пошевелиться. «Это подло», — стоит столбом посрамленный, но жадный до новых ощущений воин. Он корит не ее, а себя, сравнивая с паскудой Айзеном. Он ведь тоже сейчас предает и предает самое святое — дружбу. Иккаку видится свое подлое лицо со стороны, оно такое же искаженное и запятнанное, как любое отражение в запотевшем зеркале. Зеркало подглядывает за Юзу точно так же, украдкой. И делает это каждый день. И хранит ее облик в памяти. И впитывает в себя не только ее песни и ее самый откровенный «костюм», но и те тайны, что выводит на нем ее пальчик. Иккаку можно даже не смотреть на это: сердце Юзу он прочел давно. Сердце Юзу — как на ладони, за ним не нужно подглядывать. На нем выписано, как и на стекле, лишь одно возможное имя. И что с того, что с ним у Иккаку одинаковый первый иероглиф? Он не приносит радости, хотя надежд на замещение собой когда-нибудь этого «защитника» тоже не рушит. — Ичиго убьет тебя, если сейчас застукает. — Вернувшийся сменщик в дозоре, Юмичика, понимает друга, но все же тянет того прочь от ванной. — Пойдем. Так неправильно, Иккаку. — Да, неправильно, — кивает тот, плотно закрывает дверь и зажмуривает глаза, в которых стоит нарисованное «Ичиго». В душе у Иккаку нет зависти, но она полна искреннего сожаления: неправильным является не его постыдное занятие, а одержимость сестры своим братом. Да, Куросаки — странная семейка, и уставшему от них до смерти Мадараме сейчас просто чертовски хочется вернуться к себе домой…