Неправильные

Иноуэ Орихиме смущенно поправляет чепчик медсестры и краснеет, когда переспрашивает на ресепшне имя пациента. Посетитель повторяет его в третий раз, беспрепятственно пялясь ей в глубокое декольте, пока Орихиме копается в карточках, а затем пытается справиться с таким «чудом техники», как электронная регистрация. Проявляя чудеса растяжки, она умудряется удерживать плечом трубку телефона, вызванивая нужного врача и не выкрутить шею, постоянно сверяясь с настенными часами, принимая факс по другой линии… Да, подружка сына неплохо справляется на посту, так что Урю мог и не ставить ультиматумом свое поступление в интернатуру, но Рюкен взял эту девочку под опеку по личным мотивам. За большие, кхм, красивые глаза, как кто-то бы сказал — он тоже не раз заглядывал в декольте ее больничной формы, которая шла Орихиме разве что для ролевых игр.

***

Рюкен не страдает от одиночества — вдовец, он лет десять проводит свободное время в компании лучшей токийской проститутки. Свободных минут у доктора Исиды мало, а денег — много, поэтому его обслуживают по первому разряду, выполняя любое сексуальное желание. Фантазий за душой у Рюкена тоже много, начиная от банального футфетиша до элементов пожестче, вроде связывания, — всё зависит от количества выпитого джина, бутылка которого — неизменный спутник доктора в таких походах. Рюкена устраивает этот алкогольный недотранс, который помогает ему расслабиться больше, чем выкуренная подряд десятая сигарета, а еще Рюкену нравится выбираться из взявшего его с детства в кандалы образа примерного наследника благородной династии эхьтов квинси… В конце концов все врачи — скрытые садисты, и то, что Рюкен не отпиливает в подворотне людям головы — большая для города удача. Впервые он ловит себя на мысли, что является поклонником БДСМ, когда привязывал одну буйную пациентку ремнями к кровати. Странные картинки, промелькнувшие в мозгу, главврач быстро подавил усилием воли, как вспышку ярости шизофренички — тремя кубиками седобола. Потом, в кабинете, Рюкен долго анализировал свой выверт фантазии и списал это на комплекс Бога: ему нравилось чувствовать себя старшим в семье, в клане и на работе. Всему виной строгое воспитание деспотичной матерью, и вот, освободившись от ее гнета, Рюкен осознал что и сам не промах. Исида вообще — род избранных. После такого откровения наедине с собой Рюкен пустил в ход самые смелые свои хотелки. Ему нравились игры в служанку и господина или в самурая и неприступную гейшу. Иногда он примерял на себя образ учителя, который шлепал за неувыченный урок или проваленный экзамен ученицу. Игры в полицейского и преступницу со всей вытекающей из этой сцены атрибутикой тоже доставляли ему огромное удовольствие. — Вот бумаги вам на подпись, Исида-сан. Заглянувшая к нему в кабинет Иноуэ неуместно пробуждает воспоминания о последних интимных встречах; Исида зачастил в Токио, и не только на конференции, и всё с той же не дающей ему покоя фантазией, где он — отец, и у него не сын-оболтус, а взрослая дочка. Рыжеволосая, красивая, с характером. Как Масаки. Или кто-то поближе… — Как тебе работается у нас, Орихиме? — Он указывает медсестре на стул напротив — стопка внушительная, и подписывать ее Исида планирует без присущей ему деловой спешки. — На правах заведующего я должен был поинтересоваться раньше, но, сама понимаешь, работа. Она кивает, будто действительно понимает, и, немного смутившись, робко усаживается на краешек стульчика. У Исиды мгновенно встает новый образ — как Иноуэ так же невинно и осторожно усаживается на его член внушительных размеров, — да и просто встает: трусы трещат по швам, а с ними и ширинка. Исида сглатывает и стирает эротическое видение будто ластиком: для утех у него есть другая женщина, Иноуэ — подружка Урю, а сам он ей в отцы годится… И новый щелчок срывает стоп-кран его выдержки. Главврач вскидывает на новенькую холодный — голодный — взгляд. Кажется, миг — и он скинет всё со стола как в бульварных романах и разложит медсестричку немедля, но та не может знать его мыслей и испуганно хлопает ресницами: — Вы хотите меня уволить? Я сделала что-то не так? Первым желанием правильного мужчины было бы возразить, но Рюкен давно как неправильный, а потому только чуть склоняет голову набок: ему любопытно дальнейшее развитие принявших неожиданный поворот событий. Возможно, Орихиме предложит себя сама, и тогда сделка с совестью и сыном не беспокоила бы Рюкена так сильно. Возможно, он бы даже повысил Орихиме за «особые заслуги». Возможно, что им даже обоим это понравилось бы, и тогда держать Урю несведущим не составило бы труда, а Рюкен обзавелся бы женщиной поближе. Орихиме девочка видная, фирменная, чистенькая и… плаксивая. У Рюкена быстро всё падает, как падают слезы с ресниц подчиненной. — Никто не собирается тебя увольнять, — спокойно говорит он. Пожалуй, чересчур спокойно, со свойственной хладнокровностью, от которой даже Куросаки Ишшин плачет, поэтому его заверения приобретают иной эффект — теперь Иноуэ, закусив губу, едва сдерживает рыдания. Если бы не они, он наверняка выслушал бы тираду о том, как нужны ей деньги на жилье и учебу, как она меньше всего хотела бы подвести доверие Исиды-куна, ну и, разумеется, о том, как ей нравится коллектив, стены их больницы, пациенты и прочее, прочее, прочее. Рюкен выпускает густое облако дыма в потолок, откинувшись затылком на спинку кресла. Черт бы побрал Урю, перебирает он на языке ругательства вместе с табачным привкусом. И еще подружка эта его… сногсшибательная. Быть может, ее действительно лучше уволить, чтобы глаза не мозолила целыми днями? Или выдать приказ сделать женские формы подлиннее? И духами не пользоваться, чтобы с ума не сводили. И… — …ты знаешь, Орихиме, как обычно удерживают свое место молоденькие секретарши? — Рюкен идет ва-банк. В брюках вновь отчетливо ощущается эрекция. Она вскидывает на него испуганный взгляд — он видит это боковым зрением слегка расплывчато, но и без откорректированного в очках изображения он замечает как краснеют ее щеки и шея всё больше, и больше, и больше. Прямо пропорционально его распрямляющемуся члену. Он тушит окурок в пепельнице и поднимается с кресла. Откинув полы халата, как дирижер — концы фрака, он медленно приближается к пойманной в полную власть девушке. Он старший по рангу, она не ослушается; в Орихиме особо чувствуется субординация, как в типичной японской женщине. Он останавливается за ее спиной, чуть наклоняется, зарываясь носом в ее волосы на макушке и дурея от столь свежего, такого юного запаха. Да, он отец, а она пускай побудет сегодня его дочкой, и в извращенной этой фантазией голове — сотня неправильных домашних вопросов. Какие трусики она надела утром? Ходила ли в душ? Бреет ли лобок? Мокрая ли уже? Чем пахнут ее соки?.. Рюкен выдает протяжный стон в ее затылок и сжимает стояк сквозь брюки. Ему требуется минута, чтобы перевести дух, затем он запускает руку в трусы, чувствует смазку и мокрыми пальцами касается губ Орихиме. Чуть надавливает, требуя открыть рот, впустить его, зачерпнуть слюны и скользнуть мокрой ладонью ей за ворот блузки… Орихиме сжимается вся, когда он обводит ее грудь, чуть задевает мягкий сосок и ловит себя на мысли, что ее это совершенно не возбуждает. А зря. Он без лишней скромности может стать лучшим в ее жизни. Рука Рюкена по-свойски расстегивает сперва пуговицы ее халата, затем — блузки, скользит чувственно по упругому женскому животу под резинку юбки к укромному местечку, спрятанному за тесно сжатыми бедрами, что не пробиться… — Я люблю вашего сына, — со всхлипом вдруг выдает она и еще крепче сжимает ноги. — Это неправильно по отношению к Исида-куну. Простите. Исида-старший оторопело выдыхает в ее загривок. «Щенок», — шипит он про себя, но внешне пытается сохранить остатки гордости. Он оставляет домогательства, выравнивает спину, одергивает собственный халат, краем глаза наблюдая, как Орихиме спешно делает то же самое. Рюкен поправляет челку и очки, достает из нагрудного кармана сигареты и, вернувшись к себе за стол, притягивает бумаги для подписи. Больше он не скажет ей ни слова. Не потому, что стыдно — у врачей атрофирован стыд с юных лет; в стенах медуниверситетах происходит такое, что порноканалам даже не снилось в погоне за запредельными рейтингами, — а потому, что его уязвленное эго не хочет представлять унылого сынишку в объятьях столь обворожительного ангела с генами куртизанки. Из них получится гремучая смесь — единственное, что прикидывает Рюкен, вспоминая свою бурную молодость, вспоминая, что когда-то и он был лучшим по опросам студенток. — Что ж, — отдает он стопу папок медсестре, — иди работай, Орихиме. Сегодня тебя ждет ночное дежурство. — И тут он таки поднимает на нее взгляд. Она по-прежнему вся красная и заплаканная, и Рюкен хочет успокоить ее где-то по-отечески, что ей не нужно его бояться, что он не тронет ее больше, что Урю — это для него святое, несмотря на их своеобразные отношения. Да и уговор — дороже денег. Исида — честолюбивые люди. Орихиме легонько кланяется и, прижав стопу бумаг крепко к груди, спиной пятится к двери, будто ожидая нового нападения местного маньяка-извращенца, по совместительству — своего начальника. Рюкен хмыкает на это, тянет уголок губ, когда ее фигура исчезает из кабинета и снимает трубку с телефона. — Мой золотой дракон? — слышится игривое по ту сторону провода. — Я вечером заеду, — коротко бросает он, пыхая новой сигаретой прямо в динамик. — Дурное настроение, — интересуются, — или ты в новом образе? — Угу. Подбери что-то невинно-девчачье. Что-то розовое, с кроличьими ушами, белыми гольфами, ну и дальше в том же духе. В ответ ему торжественно обещают побыть сегодня «самой невинной девочкой для своего папика», и Рюкен самодовольно затягивается до боли в легких от предвкушения. Ремень ощутимо режет бедра, будто напоминая о себе. Что ж, если бы он воспитывал Урю ремнем, то этот говнюк не украл бы может самый сладкий кусок из его рта. Но, к счастью, у Рюкена есть на ком опробовать данный метод. У проституток один закон: кто платит больше — тот и лучше, а у Рюкена что денег, что фантазий очень много.