Уроки

— С таким захватом ты ничего не добьёшься, а только навредишь себе. Нет. Вот так. Здесь нет ничего общего с той зубочисткой, которой ты привыкла угрожать парням с Боттл-стрит. А теперь нападай.  — Вы же безоружны.  — И?  — Вдруг я причиню вам вред? Дауд мрачно хмыкнул, оглядев с головы до ног тощую, как лист, девушку, стоящую перед ним.  — Если тебе удастся сделать это, я буду впечатлён. Он выставил руки перед собой и на миг показался даже довольно лёгкой мишенью.  — Не сдерживай себя, Билли Лёрк. Нападай на меня со всей своей ненавистью к этому грёбаному миру. Девушка бросилась вперёд с клинком наперевес, но прежде, чем лезвие причинило хоть какой-нибудь вред мастеру, он вдруг испарился. Билли едва не грохнулась по инерции. Сзади Дауд запросто пресёк все попытки отбиться, скрутив обе её руки за спиной. Он наклонился, чтобы прошептать на ухо:  — Мертва. Рукой в кожаной перчатке он сделал движение, будто собирался перерезать ей горло. В мгновение ока стальная хватка на руках Билли ослабла, и Дауд уже стоял прямо перед её носом.  — Давай снова. И в этот раз постарайся не сдохнуть так быстро. Дауд ядовито ухмылялся, наблюдая за тем, как выражение шока на лице девушки сменилось на необузданную злость. Она пыталась снова и снова ударить его мечом, но все попытки оказались тщетными. «Тренировка», как выражался мастер, хотя эти безрезультатные судороги скорее походили на сплошное издевательство, продолжалась уже битый час. Утро сменилось вечером, а она всё ещё старалась нанести хоть малейший урон самой настоящей тени, которая «убила» её, наверное, сотни раз. Наконец выдохшись, девушка уставилась на своего мучителя злобным пронизывающим взглядом чёрных глаз. Оранжевый свет заходящего солнца тускло освещал тренировочный зал сквозь узорчатые окна и безнадёжно въевшуюся в них грязь. Комната, в которой они находились, была бывшим лечебным корпусом заброшенного центра таможни и иммиграции Данволла, и Билли могла поклясться, что здесь ещё смутно пахло антисептиком. Часы казались бесконечно длинными, а Дауд всё продолжал дразнить её, стараясь отыскать все слабые стороны. Другие китобои не понаслышке знали, что мешать тренировке категорически запрещалось, и что они должны действительно проходить без всяких перерывов. Каждый раз, когда Дауд приводил новобранца, он убивал целый день, изучая, на что он способен, заставляя его выкладываться по полной, пока он не вырубится от усталости. Эта девчонка продержалась гораздо дольше, чем ожидал ассасин, хотя она явно была в плохой форме. Дыхание девушки совсем сбилось, её маленькое, истощённое за день изнурительных испытаний на прочность тело содрогалось при каждом движении, но неистовая решимость всё ещё не угасла в её глазах; она ожесточенно скрипнула зубами и попыталась снова. Когда ночь плавно вступила в свои права, и вязкая тьма залила комнату, Дауд всё-таки позволил своей подопечной перевести дух и размять конечности, только на короткое мгновение отойдя, чтобы зажечь светильники и снова вернуться к этому удручающему и успевшему изрядно надоесть девушке занятию. Внезапно Билли почувствовала, как её личный кит, живущий у неё в животе, предательски заурчал. Немигающим взглядом, полным даже не злостью, а банальной обидой, она уставилась на обветренное лицо Дауда, косо освещённое тусклой полоской света лампы накаливания. Если этот человек, или зверь, кто его знает, хоть немного и устал, то эта самая усталость нисколько не проявлялась ни в одной части его крепкого тела, и он держал себя так же спокойно и уверенно в себе, как и несколько часов до этого, утром. Какое-то время тому назад, когда брошенному ребёнку приходилось бороться за свою жизнь на жестоких и незнающих пощады грязных улицах города и всеми духами забытых трущобах, другие дети боялись её, ведь она вовремя заявила о себе и своём авторитете. Сейчас же бесстрашная уличная девчонка, похожая на маленького обозлённого, скалящегося на всех, потрёпанного волчонка, ощущала себя так же беспомощно, как когда-то, попавшись под горячую руку пьяной вдрызг матери. Билли с удивлением вдруг обнаружила, что её не по-девчачьи огрубевшие руки покрылись нарывающими волдырями и саднящими кровоподтёками, но она, шипя сквозь зубы от нарастающей боли, всё ещё с детской яростью стараясь достать недосягаемое, сжимала рукоять клинка, когда хриплый от постоянного курения, или Чужой знает от чего ещё, голос Дауда снова обволакивающе распределился по комнате:  — В минуту, когда другие считают тебя слабой, они будут искать возможность… Неверный свет ламп резко высветил ослепительно блеснувшее холодное лезвие. Это произошло столь же быстро, как одно из перемещений Дауда, только в этот раз это была Билли, которая сделала резкий и неожиданный даже для себя выпад. И хотя ассасин почти сразу же использовал перенос, чтобы мгновенно оказаться в другой части зала, девушка чётко проследила за тем, как он снял свою кожаную перчатку и медленно, точно не веря в происходящее, притронулся к лицу. Затем озадаченно поглядел на смуглый узловатый палец, на котором осталась едва различимая капелька алой крови. Порез на щеке был совсем крошечным, толщиной в волос, так как мужчина успел применить свое сверхъестественное умение и быстро ускользнуть прежде, чем Билли удалось нанести по-настоящему серьёзный урон, однако его шея всё ещё находилась в считанных дюймах от кончика её меча. Все слова куда-то улетучились, и Дауд не мог придумать, что бы такое сказать в этот момент, обескураженный тем, что позволил себе потерять бдительность. Если бы Клинку Данволла раньше сказали, что какой-то шестнадцатилетний тощий беспризорный подросток сумеет оставить на нём кровоточащий порез и отважится приставить к глотке острие меча, он бы расхохотался в голос. Глаза Дауда ещё ни разу не обманывали своего грозного хозяина, и в этот раз им приходилось поверить. Теперь он взглянул на эту дерзкую девчонку с новым интересом. Между тем уставшее истерзанное тело девушки снова задрожало, словно ветви деревьев на ветру, истратив последнюю мизерную каплю энергии на эту последнюю и, наконец, увенчавшуюся успехом, атаку. Ноги её подкосились, точно от подлой подножки, она бессильно уронила меч, тихо, будто сквозь воду, звякнувший о плитку, и, не ощущая уже опору под подошвами тяжёлых сапог, рухнула на кафельный пол, как тряпичная кукла. Шаги личного ужаса Билли Лёрк стихли, когда он медленно подошёл к девушке, глядя на неё сверху вниз.  — Вы… впечатлены? — прохрипела она едва слышно, вспоминая его слова, произнесённые ранее. Её губы дрогнули в слабой улыбке. Глаза остановились на причудливо закрученной метке Чужого, красовавшейся на теперь уже обнажённой руке ассасина, который, заметив этот взгляд, с хмурым видом поспешил натянуть перчатку. Когда он всего несколько дней назад наткнулся на вздорную девчонку Билли Лёрк, она была не по возрасту циничной, преисполненной ожесточённой ненависти девушкой, с цепким, как у воришек на рынке, и в тоже время безнадёжным похоронным взглядом тёмных, будто две большие вишни, глаз. Теперь эти глаза светились от гордости за себя, пока она с нетерпением ждала похвалы своего опасного и одновременно завораживающего своей таинственностью и своими необычайными умениями, которые могли сравниться разве что только с выучкой королевского защитника, учителя.  — Да, Лёрк. И всё. Да, Лёрк. Но ради этой короткой фразы, произнесённой с приятной теплотой и искренностью, стоило весь день истязать себя утомительными тренировками, потому что похвала великого человека, настоящего профессионала своего дела, обращённая к ничего ещё не умеющему, но хоть немного отличившемуся ученику, важнее любой награды. Однако эта самая едва уловимая теплота в его голосе в миг сменилась на прежний рабочий тон, и Дауд заговорил уже с прежней грубостью, которая больше уже не задевала так сильно:  — Теперь иди, отдохни немного, но особо не расслабляйся. На рассвете завтра утром начнётся твоё настоящее испытание, по сравнению с которым это всё было лёгкой разминкой. Вот тогда ты точно пожалеешь, что появилась на свет. Девушка с облегчением вздохнула и без сознания повалилась на чёрный от сажи пол. Тогда она и не подозревала, насколько эти слова окажутся правдивыми. Дауд уж точно знал, о чём говорил.