"Прочь из моей головы!"

Перед глазами всё плыло, и тупая боль отдавалась в висках гулкими ударами пульса. Могу поспорить, что моё скорчившееся на холодном полу тельце выглядело более чем жалко, но мне, если честно, плевать. Всё равно никто не увидит, а временная слабость – это всего лишь приемлемая цена за мой грядущий триумф. Заклинание вышло очень уж энергоёмким, но мне впору собой гордиться, ведь ещё столетие назад я даже помыслить о таком не мог… Очередная попытка встать завершилась относительным успехом, и, приняв более-менее вертикальное положение, я попытался сделать несколько шагов. Демонстрация собственной беспомощности вызвала из глубин сознания новую волну гнева. Ничего страшного… Уже завтра все мои страдания окупятся. Осталось только чуть-чуть подождать, а затем уже на месте запустить заранее выстроенную цепочку процессов. Стул пришлось искать почти на ощупь, потому что зрение либо умножало количество предметов в два-три раза, либо вообще пропадало, что, впрочем, не повышало степень моей координации в пространстве. Россия должен быть, как минимум, польщён. Терплю столько лишений, и всё ради одного – вывести на чистую воду этого чёртового лицемера! Чтобы навсегда смыть разоблачением эту «дежурную» улыбочку с его лица, я готов идти и не на такие жертвы. Сбившееся дыхание постепенно выравнивалось, и очертания предметов в лаборатории стали выглядеть чуть-чуть отчётливее. Откуда-то сзади подуло холодным дыханием просочившегося сквозь щели сквозняка. Ремонт здесь не делали уже чёрт знает сколько десятилетий, потому удивляться уже и не приходилось. Пламя свечей, нервно дёрнувшись, на мгновение померкло, а затем разгорелось с новой силой, разогнав сгустившиеся под потолком тени. Беспокойно оглянувшись назад, я снова мысленно проклял свою паранойю. Эта чёртова пентаграмма давно смыта, и даже разводов мела не осталось, а мне всё по-прежнему чудится, как будто откуда-то сзади за мной наблюдают пара насмешливых аметистовых глаз. Бред. Втемяшил себе в голову не пойми что, а теперь мучаюсь. Вымышленные кошмары никогда не станут явью, я не допущу этого. Зачем сражаться с монстром в одиночку, если можно просто объяснить остальным, кто на самом деле враг? После развала Советского Союза все почему-то вдруг сразу успокоились, потеряли бдительность… Но я же не собираюсь расплачиваться за их наивность и легкомыслие? Протянув руку, я взял со стола мобильный. Наверное, среди различных колбочек с алхимическими снадобьями дитя технологического прогресса смотрится неуместно, но мне не до эстетики. То, что я собираюсь завтра совершить, при всём желании не получится сделать без посторонней помощи. Найдя нужный номер в памяти телефона, я нажал кнопку вызова, и принялся вслушиваться в длинные гудки. – Bonjour, Бонфуа сейчас не может разговаривать, перезвоните, пожалуйста, позже. Ваш звонок очень важен для нас… то есть, для меня… Я бы, наверное, поверил этому сонному голосу, если бы не был приверженцем твёрдого убеждения, что автоответчики не умеют так смачно зевать. – Франциск, не придуривайся. Я звоню по важному делу. – В пять утра? Артур, милый, это жестоко даже для тебя. – Слушай, – я собрал остатки сил, чувствую, что мои нервы на пределе, - я отыскал слабое место России, понимаешь? Его аура отражает любые ментальные удары, но на этот раз всё будет по-другому. – Мм… Я рад за тебя. Ты молодец. – Не веришь? – я горько усмехнулся. Обидно, чёрт тебя подери! – Да нет, просто… Ты столько раз говорил мне похожую фразу. Да и вообще, чего ты привязался к Брагинскому? Своих проблем не хватает? Вот здесь он перегнул. Следить за своим языком Франциск никогда не умел, да и, судя по всему, так и не захотел научиться. Ладно, с ним я потом разберусь. – Понимаешь, я лично не желаю зла Ивану, – и, главное, побольше искренности в голосе. – Заклинание направленно на то, чтобы он говорил исключительно правду. Это не повлечёт за собой никаких страшных последствий, просто мы узнаем его настоящие намерения. Франциск молчал, но я смог почувствовать его недоверие. – Мы просто спросим, готовит ли он какую-нибудь грандиозную подставу или же действительно желает нам блага, как он это любит показывать. В конце я так и не смог удержаться от сарказма, но общей картины это вроде бы не испортило. – Не знаю, это как-то… – Прекрати, неужели испугался? Это нужно прежде всего для безопасности наших людей, а в таких делах нельзя мелочиться… И разве я так часто прошу тебя о помощи? – Хорошо, – француз, смирившись, грустно вздохнул, – что требуется от меня? Вот и всё… Рыбка клюнула на наживку, осталось только потянуть. – Ну… – я предвкушающе улыбнулся, - для начала, мне нужно, чтобы ты отвлёк прочие страны, пока я буду занят Россией. Несколько минут, не больше…

***

От волнения, кажется, даже желудок скрутился тугим узлом. Бессонная ночь, не прошедшая даром, залегла глубокими тенями под глазами, и единственное, чего я действительно боялся, так это того, что нехороший блеск зрачков всё-таки выдаст мои замыслы с потрохами. Франциск уже упорно сдерживал в коридоре Италию с Германией, откармливая конфетами первого и пытаясь завалить сложными социально-политическими вопросами второго. Иногда он так увлекался, что перепадало обоим, и в этом случае Людвигу только и оставалось, что с укоризненным взглядом послушно жевать мармеладку, в то время пока Варгас откровенно выпадал в осадок от сложно-построенных формулировок. Прочие же более мелкие страны шатались по вестибюлю, страшась зайти в зал первыми. Россия уже две минуты как находился там. Мне нужно было торопиться, потому что долго этот извращенец не протянет. Заглянув в помещение, я смог увидеть, как русский, сидя на своём обычном месте, с безразличием смотрит в окно. Пока никто не видел, его лицо не отражало повседневной доброжелательности, а напротив, выглядело немного печально-задумчивым, и это отчего-то ещё больше внушило мне беспокойство. Пользуясь тем, что на меня не удосужились обратить внимания, я обогнул стол и подошёл к русскому сзади. Время поджимало, но, чёрт подери, как же мне страшно! Вся эта показная безмятежность не более, чем грим, который так и хотелось содрать с него вместе с кожей. Успокойся, Артур. Так… вдох-выдох. Только такой глупец, как Америка, может думать, что Зло можно победить с помощью оружия и демократии. Зла можно избежать, сократив потери, соответственно, капля яда в бокале – не что иное, как спасение множества жизней. Но мудрость приходит со временем. Приблизившись почти вплотную, я попытался изобразить вежливую улыбку. – Привет, а ты чего сегодня так рано? – даже голос почти не дрогнул, впору собой гордиться. Моя ладонь одновременно с этим легла на его затылок, и хотя отсчёт времени был начат, короткая, до ужаса противоестественная мысль о том, что у него на удивление мягкие волосы, всё-таки успела промелькнуть в голове. Брагинский от неожиданности даже дёрнулся. – Артур? Право слово, я почти верю в искренность его удивления. Ну же, давай, скажи мне что-нибудь! До того момента, как заклинание вступит в силу, осталось не более десяти секунд. – Просто ты сидишь тут совсем один, весь из себя такой грустный, я решил, что, быть может, что-нибудь случилось? Иван, осторожно повернув голову, искоса посмотрел на меня с вопросом в глазах, и в то мгновение, когда мы встретились взглядами, я ощутил, что от волнения не чувствую рук. – А вот и я! – всплеск неконтролируемой позитивной энергии ворвался в зал. Россия резко развернулся навстречу Америке, и моя ладонь соскользнула в самый последний момент. Чёрт… чёрт. Чёрт! ЧЁРТ бы тебя побрал!!! Чтоб тебе стать главным блюдом на празднике сирен, кракен тебя сожри! – Я тут, смотрю, вы уединились, – Альфред довольно усмехнулся. – И, наверное, сильно удивились моему внезапному пришествию? «Я бы сильнее удивился, зайди ты тихо и неприметно. А если бы ты при этом ещё и не стал обращать на себя внимание окружающих, я бы вообще навечно зарёкся пить водку, во избежание подобных "белочек"». – Хей, ты чего? Америка обижено надул губы, прямо как ребёнок, а я с ужасом понял, что ситуация вышла из-под контроля. Мне довелось заметить то, на что не обратил внимания Джонс: Россия привычно улыбался, вот только в те мгновения, пока звучали слова, губы его не дрогнули ни на миллиметр.