Нефритовая слабость

Вы когда-нибудь просыпались в такое время, когда солнце ещё только-только должно взойти, на улице щебечут птицы, восхваляя новый день, все спят… Наверняка просыпались. Многие не обращают внимания на окружение и, злясь, зарываются обратно в одеяло, пытаясь заснуть обратно и досмотреть приятный сон. Но на самом деле такое время — самое красивое и приятное на свете. Из окна на тебя дует приятный ветер прохладного утра, которое вот-вот наступит, запах зелени, приятное чувство еще не отошедшей усталости. Я выхожу из комнаты и на цыпочках пробегаю мимо закрытых комнат, в которых спят мои родственники, чтобы не разбудить их. А то проблем потом не оберусь. Прохожу в ванну, что привести себя в порядок. Сегодня суббота, выходной день, мама уедет в город по делам, брат будет сидеть хикковать в своей комнате, вылезая оттуда только для того, чтобы сходить в туалет или взять еды из холодильника. Мне ничего не остается, как делать какие-то дела по дому, или просто смыться в конюшню и просидеть там до самого вечера, чтобы меня никто не видел, пока не приедет мама. Я отмазалась тогда… По крайней мере, попыталась отмазаться от подробностей. Практически всё, что я сказала тогда Ринке, когда она спрашивала меня про мою жизнь, — было правдой, однако неполной. Мои родители — владельцы большого конезавода на окраине города. Наши лошади занимают лучшие места на скачках. Это хороший и прибыльный бизнес. Но из-за этого бизнеса между моими родителями происходят частые конфликты и недопонимания. Они очень часто ругались так, что мама могла бить посуду, папа рычать так, будто в него вселялся какой-то зверь. В конце концов, когда мне исполнилось одиннадцать, они развелись. Для меня это было немного болезненно, потому что я любила своего папу и любила маму, и не хотела их терять. Но после одного случая… Моя мама — амбициозная и немного эгоистичная женщина, украла у отца значительную сумму денег и отказалась её отдавать, а папа… Ему, оказалось, нужны только деньги, а на меня — на свою дочь — ему было всё равно, и он решил подвергнуть меня опасности. У нас большой дом, где мы живем всей семьей, разделенный на две части: западную и восточную. Теперь разделенный. После развода отец отобрал западную половину дома и живет теперь там. Он сказал, что это временная мера, пока он не купит себе другой дом. Мама была очень зла на него. Разделение дома на две части и частое появление отца в поле зрения в нашем дворе или в конюшне ей не очень нравилось. Но делать было нечего. Суд уже ничего не мог сделать. За всей это мишурой и перепалками мама с папой практически забыли про своих детей. Мой брат уже совсем взрослый, ему уже 26, но он до сих пор сидит вместе с нами, хотя и имеет высшее образование и работу. Большой ребенок ленивец. С ним я практически не общаюсь, последние четыре года. Мы не образцовые брат и сестра, где старший брат заботится о своей младшей, поучает её, оберегает и так далее. Мы практически не смотрим в сторону друг друга, когда идем рядом, сидим за обеденным столом. Просто как сожители в одном мотеле. Я знаю, что это не совсем правильно, но другого выхода нет, те времена, когда мы были дружной семьей прошли 7 лет назад, в момент первой ссоры и первого недопонимания. Но я привыкла к этому, к всему, что меня окружает эти 7 лет. Я же должна быть сильной и справиться со всем сама. Позавтракав рисом и чаем, я вышла из дома. Остановившись на пороге, я посмотрела вдаль. Сердце затрепетало от какого-то возбуждения, нахлынувшего на меня. Жуткий утренний холод, который мало ощущался в моей комнате, когда я только проснулась, добавлял масла в огонь и заставлял моё сердце, чуть ли не выпрыгивать из груди. Я рванула с места по заледенелой траве, которая то и дело приклеивалась к моим ногам и щекотала их, как будто куча маленьких муравьев ползали по лодыжкам. Я сидела на скамейке и смотрела густое предрассветное небо. Облака походили на грузные суровые волны, наседавшие на землю всей своей тяжестью. Они были темными, синими, а некоторые даже черными и меня завораживало их величие. Когда я смотрела в одну точку на небе, я видела, как они плывут, медленно и величественно. Они были похожи на китов, величественных китов, которые плывут в глубину океана… Восход у нас тут в 5:52. Я точно запомнила, ведь я каждый день здесь сижу, выжидая этот волшебный момент. К этому времени облака рассеиваются и небо становится чистым, как полотно для рисования, и начинается сказка. Я считаю, что рассвет прекрасен в любое время года и в любом месте, просто нужно присмотреться, отвлечься от своих дел и заметить эту картину. Ведь природа — лучший художник. Раньше я не обращала на это всё внимание, думала, что закаты только для ванильных парочек, воркующих на крыше о любви и всяких розовых пряностях. Но с тех пор как меня заставили обратить внимание на небо, я влюбилась в него, кажется, уже навсегда. С тех пор я благодарна тому человеку, который однажды заставил это сделать… Дождавшись, наконец, рассвета, я потом ещё какое-то время сидела и пыталась согреться под лучами взошедшего солнышка, хоть оно и было холодным. Редкие слепящие лучики солнца то и дело рябили в глаза, светило было яркого белого цвета и было маленьким, как будто оно было далеко. Небо вокруг него окрашивалось в различные, практически пастельные, тона красного, розового, оранжевого и желтого. Всё же осеннее солнце не настолько сильное, как летом и весной. В конце концов, поняв, что так я не согреюсь, и когда мои зубы стали отплясывать танго, я побежала в дом одеться теплее. В доме все до сих пор спали. Я снова попыталась тихо пробежать мимо комнат, где спали мама и брат, но пол предательски заскрипел. Я поняла, что если буду идти быстро, то шуму подниму еще больше и все точно проснуться. Я стала осторожно перебирать ногами, стараясь наступать на пальцы, и каждый раз кривилась от противного скрипа. Тут, одна из половиц скрипнула громче всех остальных. Мне показалось, что на секунду, моё сердце остановилось. Мне показалось, что вот сейчас все проснуться точно и устроят мне ад наяву. К тому же, стою и скриплю я возле комнаты брата, а уж он точно меня не пощадит за то, что я его разбудила. Я вдохнула и выдохнула. Всё, сейчас я быстро пробегу и… Скрип. Тут дверь в комнату резко распахнулась, и в проёме показалось мужское туловище. Я жутко перепугалась и втопила со всех ног в свою комнату, стараясь не оглядываться. Вбежав в помещение, я быстро закрыла дверь и сползла по ней на пол. Я жутко испугалась, кошмарно. Я кого-то всё же разбудила, это точно. Вот, что значит, шастать по дому, когда все спят. Не знаю, сколько я здесь сидела и сколько времени пыталась усмирить дыхалку, но вскоре я встала на ноги и взялась за ручку двери. Выдохнув, я открыла дверь, чтобы осмотреться и тут… О, Боже! Мой братец, стоит прямо передо мной, в дверном проёме, облокотившись о стену и сложив руки на груди, со своим надменным недовольным взглядом. Я снова вздрогнула, рефлекторно прикрыв дверь снова, но он остановил меня. — Ты ничего не хочешь мне сказать? — спросил он, выгнув насмешливо бровь и приподняв левый уголок губ. — Нет, — произнесла я вдруг к удивлению и для самой себя. Брат посмотрел на меня нахмуренным взглядом, он обычно всегда так смотрел на меня, когда я вела себя, как ни в чем не бывало, если где-нибудь напортачу. — Лучше бы спала нормально, — процедил брат сквозь зубы, посмотрев на меня как на грязного бездомного щенка. Я только закатила глаза и закрыла дверь перед его носом. А может уже и не перед носом, потому что он отошел. Кто знает. Раньше в таких ситуациях мы смеялись, шутили, он в шутку ругал меня, мы дрались подушками и щекотали друг друга до боли в животах. Но сейчас уже такого не будет, и я это знаю. Я быстро переоделась в теплую одежду и вышла из комнаты. На кухне звучал грохот тарелок, пиликанье микроволновки и мат моего беспомощного братца. Я быстро спустилась с лестницы. — Эй, Ясу! Приготовь мне поесть! — приказным тоном произнес брат. Вот ещё! Разбежалась. — Сам делай, — огрызнулась я и вышла из дома, взяв с порога конские сапоги. Не хочу обуваться под его крик и мольбы о завтраке. Большой мальчик, сам можешь. Трава оказалась влажная и очень холодная, мои ноги тут же окоченели. Натянув сапоги, я поправила одежду и направилась в сторону конюшни. Я всегда любила находиться там, особенно по утрам. Я помогаю нашим конюхам, которые работает на нашей конюшне, выводить лошадей, кормить овсом. Там всегда приятно пахнет. Запах сена и тепла. Это странно звучит, но когда я захожу к спящим лошадкам, вдыхая этот запах, я тут же согреваюсь. — Ясу-чан, — послышался приятный хриплый голос со стороны. Я повернулась в сторону зовущего меня так просто по имени человека. На сердце стало еще теплее, когда я увидела его и я улыбнулась. — Доброе утро, господин Нара. То был невысокий грузный мужчина уже преклонных лет. Но, не смотря на свой возраст, господин Нара был очень прытким и юрким, хоть сам это и опровергает. С виду можно подумать, что у него больная спина, руки сморщены, кожа покрыта темными пигментными пятнами, из-за чего руки кажутся черными. Лицо покрыто морщинами, которые проявлялись еще сильнее, когда он улыбался. Он всегда относился ко мне по-доброму, очень спокойный и терпеливый. Я знаю его всю жизнь. — Доброе утро, госпожа Ясу, — он очень смутился от моего обращения к нему. Я годилась ему во внучки и мне было не удобно, когда он называл меня «Госпожой». — Ну, господин Нара, я же просила Вас, — проныла я. — Ладно-ладно, прошу прощения, госпожа, — улыбнулся он мне, потирая залысину. Я только хихикнула. Хоть он и работал на нашу семью, а точнее на моего отца, и обращаться с таким почтением к членам семьи человека, который дает ему работу, было нормальным, мне это всё равно не доставляло ощущения значимости. Он для меня был как дедушка. Милый дедушка, который работал рядом с нашим домом на чьей-то конюшне. Мы стали вместе собирать сено и овёс для лошадей. Я смотрела на господина Нару с изумлением: он невероятной легкостью таскал сено в стойло лошадей. Его спина, которая обычно было сгорблена, вытягивалась, выпрямлялась, и он словно становился выше. Иногда, даже его лицо преобразовывалось и от него как будто отступали несколько десятков лет. Всё-таки, старики преобразовываются, когда берутся за то, в чем они мастера. — Что, снова неприятности с господином Шихо? — неожиданно спросил меня мужчина, когда мы вывели двух лошадей. — С чего вы взяли? — мне вдруг стало неуютно. И откуда он узнал? — Вы вышли из дома босая, с сапогами в руках. Вы же знали, что на улице очень холодно и, скорее всего, не вышли бы на улицу в таком виде. К тому же, у Вас было очень возмущенное выражение лица, как будто Вас кто-то вывел из себя, — пояснил своё предположение старик. Я немного опешила. Он правильно до всего догадался, или, он всё же увидел меня? Зрению господина Нары, даже в его преклонном возрасте, позавидовал бы любой подросток, который имел нормальное зрение. — Да, мы немного повздорили с братом, — призналась я через силу. Мне было неловко говорить старику о своих ссорах с домашними. Но он всегда видел, что со мной что-то не так. Старик хрипло рассмеялся. — И что на этот раз? — Приказал мне сделать ему завтрак… — ответила я, на секунду замолчав. — Нет, ну, что это такое? Он и сам может о себе позаботиться! Правда?! — вдруг выпалила я на одном дыхании, даже не осознавая, что на самом деле жалуюсь. Старик снова засмеялся. — На самом деле, Ясу-чан, я просто ткнул пальцем в небо, чтобы угадать причину, по которой вы пришли сюда в такое раннее время, а до этого просто сидели на лавочке в четыре утра. Просто угадал, — он ехидно улыбнулся, так, что его зеленые глаза, будто утонули в морщинах на нижних веках. Я только фыркнула, сильно засмущавшись. Точно же, он всегда так делал. — Господин Нара, запомните уже, наконец, что я прихожу на конюшню всегда, вне зависимости от того, что у меня случилось. Старик снова засмеялся, и это смутило меня еще больше. Я отвернулась к лошади, которую я держала за узду. Мы с Нарой вывели двух, коня Юкимару и кобылу Юми. Имена им давала я, и я прекрасно понимаю, что с моей фантазией не все лады. Я держала Юми, она была моей любимицей из всех кобыл в нашем стаде. Такая изящная, грациозная. Она была как будто тонкой, ноги не были слишком мощными, шея изящно длинная и гибкая. Куколка, а не лошадь. А пышная грива только придает ей больше шарма. Сама Юми серебристо-вороной масти: у неё светлые хвост и грива, и в контрасте с антрацитовым цветом тела это выглядит очень красиво. Я погладила её по гриве, бережно проводя по шее, боясь сделать больно. Лошади — очень ранимые существа, они всё понимают, видят и чувствуют, с ними нужно бережное обращение. Нашептав ей на ухо пару ласковых слов, что она очень любила, я провела её вперед вдоль заборчика. Я водила её несколько кругов, о чем-то говоря с ней, спрашивала о её сновидениях, о её самочувствии, а Юми только иногда фыркала и покорно шла за мной. Рядом с Юми, беседуя с ней, я немного успокоилась. Все мои дурные рассуждения и мысли куда-то испарились, недомолвка с Шихо показалась мне какой-то странной и совершенно смешной. Правильно писатели литературы разных времён и народов писали о лошадях в своих произведениях: «Здесь есть лекарство от душевных ран, тебя здесь лечат лошади нутром». Лошади действительно лечат, у них словно есть какая-то неведомая сила. Я трепетно чмокнула Юми во влажный нос, а она только мотнула головой в сторону. Юкимару был на соседней площадке для выгула. С ним был господин Нара. Этот старик гонял Юки по всему периметру площадки, подгонял, смеялся, звал его по имени, а Юки как будто всё понимал, резвился. А господин Нара не такой уж и «старый человек», каким себя кличет. Мощное тело благородного рысака светилось на осеннем солнце, переливалось в желто-золотой окраске, а черные грива и хвост, развивались и блестели, словно атласные. Очень красивый конь. После долгой прогулки, мы завели Юми и Юки в денник. Я очень не хотела расставаться с Юми, но господин Нара сказал, что нужно вывести оставшихся. Осталось только пара лошадей и один из них мой самый любимый. Я подбегаю к деннику в самом конце конюшни и зову по имени. — Монтаро! Он слышит меня и выходит из своего темного уголка, в котором обычно дремлет. В темноте его практически не видно. Он вышел ко мне, постукивая копытами. Глубокий, черный, и внушающий некоторый трепет. Монтаро смотрел на меня своими глубокими черными глазами. — Привет, дружок, — улыбнулась я коню, проведя по вытянутой морде, вверх по лбу. — Пойдем, прогуляемся? Я вывела своего любимца на воздух, а он покорно и медленно ступал за мной. Он очень гордый конь, никогда не будет спешить за человеком, если тот тянет его за узду, чтобы он шел быстрее. Он сам подчиняет себе людей, а не они его. Грациозный, амбициозный… Иной раз, я в шутку представляю, что если бы Монтаро был человеком, то он прогнул бы под собой каждого человека и стал очень значимым человеком: политиком, например. Он чем напоминает мне меня саму, наверное, поэтому я его так люблю. — Ну, что, вывела своего красавца? — посмотрел на меня посмеивающимся взглядом старик. Я только улыбнулась ему в ответ. — Он очень сильный. Посмотри, какие у него ноги, — продолжал господин Нара, уже подойдя к Монтаро и погладив его по шее. — Да, — протянула я, смотря завороженным, наверное, взглядом на коня. Я всегда любила за ним наблюдать, как он стоит, как реагирует на ласку к нему, смотреть в него черные глаза. — Ладно, иди, выгуляй его, — в момент вид господина Нары стал более серьёзным. — Прокатись. От последнего слова я опешила и недоумевающе взглянула на него. Его глаза снова горели каким-то азартом и я поняла, что он имеет в виду. Когда я вывела нас на поле за конюшней, я вдохнула воздух полной грудью. Моё сердце немного трепетало от нетерпения, и у Монтаро, видимо тоже. Иногда он даже топал копытом по земле, будто подгоняя меня. В один прыжок я уселась в седло на спине скакуна. — Давай, Монтаро… Конь рванул с места и в лицо ударил сильный поток ветра. Мои волосы растрепались, улетели назад, дыхание на мгновение сперло потоком. Как же я люблю это чувство… Чувство свободы, полной независимости от всего иного, только широкий необъятный простор, окружающий тебя вокруг. Даже в такое пасмурное и темное время года, поле за конюшней выглядит невероятно. С самого раннего детства я имею страсть к конному спорту, естественно, не без отцовского влияния.

Глубокий вдох — и мир уже прекрасен… Очнись от серой смуты, как ото сна. Скачи с душой наружу, будь готов Испить этого счастья сполна.

И правда, когда ты скачешь по долине, мир становится более светлым. Мне захотелось засмеяться в голос и вскрикнуть победное «Да!». Монтаро скакал по потемневшему полю, которое было влажным от многочисленных дождей, оставлял свои следы на мягкой почве. Это наш след. След в истории, он останется здесь, даже если физически его завтра смоет дождь. Я забыла обо всех плохих мыслях, которые заполняли мою голову ранее, и как будто наполнилась оптимизмом… Я вернулась на конюшню только спустя полтора часа. Я очень вымоталась и еле стояла на ногах, странно, не правда ли? Монтаро тоже устал, он сильно вымотался. Господин Нара наверняка укоризненно посмотрит на меня, когда узнает, что я так гоняла с Монтаро, но… Что поделать? Мы оба любим хорошенько побегать. — Мы вернулись! — протянула я, входя в конюшню. Господин Нара собирал сено граблями и относил его в стоило к Маргари́т, — игреневой кобылке, которая уже давненько жила у нас. Старенькая наша, любимая. — Опять ты его загоняла, Ясу-чан? — хрипло произнес господин Нара, когда я подвела Монтаро к конюшне. — Ну, господин Нара, вы же прекрасно знаете, что мы не ожжем иначе! — господин Нара прекрасно это знает, и он никогда меня не ругает за то, что я скачу на Монтаро слишком много и быстро. Монтаро — сильный конь, он со всем справится, и я прекрасно помню, что ему нужно давать передышки, чтобы не случилось перегрева и простуды, особенно в это время года. Когда я загнала Монтаро в денник, я вышла на воздух, помогать старику с другими лошадьми. Он на самом деле очень добродушный человек, открытый, всегда может поддержать разговор, проницательный, но когда дело доходит до работы с лошадьми, он становится очень серьезным. Старик полностью погружен в работу и как будто не замечает ничего и никого вокруг, натянув на лоб свою кепочку. Я тоже привыкла работать молча, не отвлекаясь по сторонам. Ведь это, во-первых, может повлечь за собой ошибки, а во-вторых: не люблю я это. Работа продвигалась спокойно и равномерно, мы ничего не замечали вокруг себя, даже друг друга, как вдруг… Вдруг послышался глухой влажный кашель. Я встрепенулась, сначала мне показалось, что это «чихнула» одна из наших кобылок и про себя посмеялась. Но спустя несколько секунд кашель повторился и был ближе. Влажный, теперь громкий, параллельно были слышна ругань человека, издавшего этот кашель. Я вздрогнула и почувствовала, как какая-та непреодолимая волна желчи и страха пробежала по всему телу, цепляя каждый мой орган и клетку. — Нара. Я посмотрела в сторону господина Нары. Он всё так же работал, не оборачиваясь в сторону позвавшего его человека. — Нара! — более твердое, вязкое и хриплое. Господин Нара всё так же не шелохнулся в сторону того человека. Я уже стала трястись, почувствовала, как коленки неистово дрожат, а руки заледенели. Стало страшно за господина Нару, за этого доброго отзывчивого старика, который во время работы ничего вокруг себя не замечает. Я рефлекторно нащупала что-то мягкое и кинула в старика. Он тут же повернулся ко мне с нахмуренным серьезным взглядом. Через долю секунды его брови поднялись вверх, сделав лицо удивленным и он, выпрямившись, повернулся всем телом назад. — Доброе утро, господин Такана! — он встал как молодой солдат в армии. — Не слышишь меня? — спросил человек, подошедший к нам. Я не поворачивалась к нему, занималась своим делом. Я знала кто это и меня этот «человек» не тронет. — Слышу, господин, но я работаю, — как ни в чем не бывало произнёс старик. Он улыбнулся, так искренне и по доброму. Я услышала, как человек харкнул в сторону. Гребаный курильщик… На пол минуты повисла тишина и я почувствовала, как мой затылок что-то будто прожигает, сердце забилось как бешеное. Сверлит меня взглядом? — Сегодня у меня к тебе задание, — жёстко произнёс человек. Он отвернулся от меня, я это почувствовала, но сердце не успокоилось. Его аура на меня очень сильно влияет. — Что за дело? — все так же беззаботно спрашивал господин Нара. — Мой старый друг, Кэнджи Хиротсу, он владелец популярного зоопарка, ты наверняка знаешь! — протороторил мужчина своим надменным тоном. Какой же ты пиарщик… — Знаю, — насмешливо протянул господин Нара. — Он попросил, что ты пришёл и осмотрел его лошадь, которая в последнее время чувствует себя плохо. — А почему именно я, господин? — удивился старик. — Потому что Кэнджи доверяет только мне! — вдруг злобно произнёс мужчина. — Ведь можно вызвать ветеринаров, которые смогут профессионально осмотреть кобылу и поставить диагноз и написать нужные процедуры и лекарства. А не меня, обычного конюха, — в конце господин Нара засмеялся. — Ты работаешь на ЛУЧШЕЙ конюшне, а значит ты лучший работник, — с чувством произнёс мужчина. Было слышно, как он расхваливает не работника или успех конюшни, а себя самого. — Спасибо за комплимент, господин… — засмущался старик, стеснительно улыбнувшись. — Он был не совсем тебе, — оборвал его мужчина и улыбка тут же спала со старого лица. — Так вот, в четыре часа ты должен быть уже там, не раньше не позже. А если ты вдруг опоздаешь, он мне отчитается и я лешу тебя зарплаты, — погрозил мужчина мрачным голосом. Я не выдержала и засмеялась, но в ту же секунду сымитировала кашель. И снова ощущение, что на меня кто-то смотрит. Гад. — Хорошо, господин Такана, будет сделано, — покорно произнёс господин Нара. Я не поворачивалась всё это время и просто слушала их диалог. В какой-то момент я прекратила загребать сено и, усевшись на корточки, просто вслушивалась. По звукам я поняла, что мужчина стоял возле нас ещё секунд 15, потом отошёл на два шага назад и смачно отхаркнул вязкий ком слюны. Меня передернуло от этого омерзительного звука. Он чиркнул зажигалкой и зажег сигарету в его зубах. Придурок, элементарные правила безопасности не знать? Как? В своей же собственной конюшне зажигать сигарету и стряхивать пепел. Я поднялась на ноги и отряхнула руки, отбивая ладони друг об друга. Мимолетно я взглянула и не него. Он стоял и смотрел на меня, сверлил меня своими медовыми жуткими глазами, которые казались гораздо темнее и мутнее, чем есть на самом деле. Походили на глаза маньяка. Я вздохнула и обратилась к господине Наре. — Дедуль, можно я пойду с вами? Старик посмотрел на меня слегка удивленным взглядом. — Ну, пожалуйста, — взмолилась я, сделав вид милого котика. Мне говорили, что у меня это получается. Мне говорили, что у меня это получается. — Ну, я не знаю… — он замялся. Ну, да, это понятная реакция, тем более, что рядом стоит мой отец. — Пусть пойдет, — послышалось хриплое «одобрение». — Тебе, возможно, понадобится помощь. Бедный Нара был очень ошарашен и, похоже, не знал, что сказать. Пару минут между нами тремя висела тишина, я смотрела на отца, выжидая, что он скажет что-то еще. Он курил, стряхивая пепел в сторону, иногда он попадал на сено, и я ужасно боялась, что вот-вот здесь всё загорится. — Только смотри, чтобы она не мешалась у тебя под ногами, Осаму, — всё-таки бросил мужчина и направился к выходу из конюшни. Когда он скрылся за углом, я посмотрела на старика, он тоже смотрел на меня удивленным взглядом, как будто я сделала что-то невероятное и необъяснимое. — Чего? — спросила я, невозмутимо улыбаясь. — Ну, что ж… собирайся! — протянул старик, выдавив из себя улыбку и хлопнув в ладоши. Мы выдвинулись спустя час, циферблат показывал 15:35, а путь до того зоопарка занимает где-то минут двадцать. Мы должны успеть. Господина Нару очень раззадорило поручение моего полоумного отца, он смеялся, говорил, что за 20 лет работы у него он стал не только обычным конюхом, но и ветеринаром, и строителем, и людским врачом, и всем кем угодно. Мне его даже стало жалко. — Как Вы можете его терпеть? — спросила я в какой-то момент. — Этот человек дает мне кров и деньги на еду, он дал мне стабильную работу. Начальники бывают разные: хорошие, плохие, но пока они платят тебе зарплату — их надо любить, — он смеялся. А мне его всё же было жалко. Ведь мой отец очень гадкий человек… Хоть говорит такое о родном отце — грех, я не могу иначе… Мы добрались до зоопарка вовремя, как и планировали. Хозяин зоопарка самолично встретил нас и провел к лошади. Он вел себя очень приторно, слишком сладко, говорил различные комплименты дедуле Наре, мне, хвалил умения работников господина Таканы. В общем, делал всё, чтобы раздражать и бесить. Я сдерживалась, чтобы не съязвить и не проявить свой несладкий характер. Когда нас наконец привели на место, где была лошадь, я ликовала от счастья. Хиротсу ушел, и мы принялись за работу. Лошадь, которую нам поручили осмотреть, была молодая кобыла по кличке Солнышко. На самом деле имя ей подобрали очень символично. Её цвет был действительно похож на солнечный. Изабелловая масть лошади, очень редко встречается. Только у них кожа нежно-розового цвета, а волоски на теле приятного тона шампань. Эту масть иногда зовут кремовой. Так же, одной из особенностей лошади этой масти является их пронзительный цвет глаз, цвета весеннего неба. Ещё есть с изумрудными глазами, но они рождаются еще реже. Прекрасное зрелище, просто великолепное. Я долго стояла и гладила Солнышко по шее и носу, завороженная её красотой. Дедуля смеялся надо мной, по началу, а потом, когда его видимо, стал подбешивать мой видок, он отправил меня осматривать денник кобылы, чтобы узнать, нет ли чего-то вредного для лошади там. Я послушно поплелась в назначенное место, не желая спорить. В стойле ничего вредного не оказалось. Сено свежее, чистое, овес тоже. Перегородка, которая и строила денник, чистая, не покрашена краской, деревянная. Я не представляла, что могло с ней случиться: это же государственный зоопарк, здесь все животные должны быть здоровы как буйволы! Сделав для себя пометку, которую должна доложить дедуле Осаму, я направилась к выходу. — Вас прислали осмотреть наше Солнышко? — вдруг послышался голос сзади. Он был приятный, со слабой хрипотцой, от которой у меня всегда бегут мурашки. Я повернула голову в сторону и увидела высокого паренька, одетого в стандартную рабочую форму этого зоопарка, с надписью «Уэно». На голове была кепка, козырек которой он постоянно поправлял, а из-под кепки вились русые пряди волос. *** — Напугал? — Нет, — ответила Ясу быстро. Она тут же поменялась в лице, голос стал грубее, а брови нахмурились. Парень всё продолжал смотреть на неё, прищурившись в дружелюбной улыбке. — Ты кто такой? — сухо спросила девушка. — Юкио Танизаки, — он приподнял козырёк кепки. — На подработке, — парниша снова улыбнулся. — О, ясно, — Ясу держалась отстранённо, практически нелюдимо. Вдруг в ней появилось чувство, давненько знакомое — она не хотела общаться. В ней как будто сработал защитный механизм, ограждающий её от нового общения. Но парень не отставал от неё, он сделал в шаг в сторону блондинки и подошёл к ней. — А тебя как зовут? Ясу отпрянула назад, когда почувствовала парня рядом с собой. Его дружелюбное мило улыбающееся лицо, было практически рядом с ней, а блестящие глаза шоколадного оттенка смотрели прямо на неё. — Ясу, — нахмуренно пробурчала блондинка, демонстративно отойдя в сторону, показывая нахалу, чтобы он не подходил к ней близко. — Такана Ясу. — Очень приятно, — он по-деревенски протянул ей руку, чтобы пожать. Такана посмотрела на руку парня, пальцы были длинные, тонкие, такое чувство, что он занимался какой-то мелкой работой, в противном случае она бы у него очень хорошо вышла. Кожа была немного запачкана, наверное, в земле, и оттенок кожи был грязным. Девушка протянула свою ладонь и всё-таки сжала своими пальцами пальцы парня. Он же в свою очередь энергично сжал ладонь девчушки, разрушая всё её желание оставить руки чистыми. — Мне тоже, — процедила блондинка, когда её рука оказалась свободна он хватки Юкио. Она брезгливо вытерла ладонь о джинсы, но так, чтобы парень не заметил. — Ты дочь Таканы Сейджуро? Крупного бизнесмена, у которого коневодство — это семейный бизнес? — начал засыпать вопросами парнишка. Ясу это жутко раздражало, она издала характерный рык, сделав вид, что подавилась. Она всё же не любила говорить о своем отце, говорить о нем в уважительной форме. Речь Танизаки звучала восторженно, как будто он восхищался ее отцом. Но ему не стоит этого делать. — Да, это мой отец, — сурово ответила девушка. — М-м, понятно, — протянул русый, улыбаясь. На несколько секунд между ними повисла тишина, Ясу шла быстро, желая скорее найти старика Нару, чтобы отцепиться от этого назойливого парня. Ей было не по себе от того, что он так рьяно идет за ней, говорит с ней, и вообще присутствует рядом с ней сейчас. — Знаешь, Ясу, — вдруг обратился к ней Юкио. Ясу опешила, почему он вдруг обратился к ней по имени, без должного уважения? Что за наглость? Внутри заклокотало чувство собственной важности. — А мне не очень симпатизирует твой отец. — В лоб произнес наглец. Блондинку эта фраза удивила еще больше. В голове перемешалось много разных эмоций, от негодования до ярости, от злости до согласия. Она только широко раскрыла глаза и уставилась на русоволосого. Парень же, после сказанного, не смотря в сторону Ясу, ускорил шаг и ушел вперед, оставив Такану одну. Последнее, что заметила девушка, были мутные и немного мрачные глаза юноши. Она остановилась, смотря на удаляющуюся фигуру. «Не очень симпатизирует»? *** Что это только что было? Какого черта? Он обратился ко мне так свободно, без должного уважения? Я ведь из известной семьи, дочь известного бизнесмена, который владеет одной из самых больших конезаводов в Токио… А этот парень так просто взял и высказал МНЕ в лицо своё мнение о моем отце! Как он смеет так со мной обращаться? В голове вертелось туева худа вопросов, на которые я ни от кого не могла получить ответ. Этот парень уже скрылся из моего поля зрения, пока я стояла и не могла прийти в себя после его фразы. Где-то глубоко в груди колко зашевелилось что-то круглое и горячее, что-то, что горечью отдало во рту. Я всегда засовывала это куда подальше, чтобы не быть изгоем и не казаться высокомерной. Чувство собственной важности… Я даже не заметила, как пару раз назвала того человека своим отцом, да ещё и так бережливо, с любовью. Какая гадость, хорошо, что я не произнесла это вслух. Я двинулась дальше. Сейчас моей целью было найти этого оленя и наподдать ему по первое число. Почему-то это чувство, что проснулось внутри меня, начинало буйствовать и разрастаться. Я стала чувствовать, как руки становились холодными, а сердце начинало трястись в моей грудной клетке. Нет, я не должна этого делать! Это его мнение, его право так думать и меня это не касается ни каким боком. Нет! Как он посмел вообще приблизиться ко мне? Заговорить со мной! Пожать мою руку! Я не хотела и видеть его рядом с собой, а он увязался, да ещё и наговорил на моего отца! Он мне не отец… Нет… Не отец. Он гадкий и самовлюбленный, ему наплевать на свою жену, детей и рабочих, которые, чтобы не разозлить своего господина, лижут ему зад! Он мне не отец! — Ясу-чан, — послышался хриплый голос. На секунду я почувствовала, как этот спасительный голос вынимает меня из пучины раздумий и ненависти. — Ясу-чан, что с Вами? Вам нехорошо? — Господин Нара обеспокоенно смотрит на меня и поворачивается всем своим туловищем в мою сторону, отвлекаясь от работы, намереваясь подойти. Я только отмахиваюсь и на пальцах показываю, что со мной всё в порядке. — Всё хорошо, господин Нара, — я откашливаюсь, хотя желания нет. — Я же просила не обращаться ко мне на «Вы». — Я осмотрел Солнышко, — он отряхнул дряблыми сморщенными руками колени от прицепившегося к штанам сена и земли, игнорируя моё замечание. Я не сразу поняла, о чем идёт речь. — О-ой, и сколько ж шума подняли из-за тебя, красавица, — он по-доброму пошлёпал кобылку по нежно-розовой коже. — Что с ней было? — спросила я, закрыв глаза на игнор старика и сложив руки на груди. — Она беременна, — со смешком в конце произнёс старик и снова похлопал кобылу. Моему удивлению не было предела. Серьёзно? Беременна? Неужели нельзя было позвать своих собственных ветеринаров и осмотреть лошадь, чтобы диагностировать сию «проблему»? А нужно было звонить старому другу, чтобы тот выслал к ним обычного старого конюха из другого конца города? Что это вообще за вакханалия такая? Я не сдержалась и шлепнула себя по лбу, показывая своё недовольство и осуждая тупость владельца зоопарка. — Ну-ну, Ясу-чан, зато мы увидели одну из самых редкостных лошадей в мире, да ещё к тому же беременную, — господин Нара подошёл ко мне и погладил по волосам своей небольшой ладонью. Я даже забыла о гигиене и позволила ему это сделать. Он всегда пытается во всем найти свои достоинства и плюсы, наверное, это приходит с возрастом. — Ну, что, устали, господин Нара? — послышался голос со стороны. Приятный, со слабой хрипотцой. Я подняла глаза в его сторону. Тот самый мальчишка. С смеющимися глазами, русыми волосами, кепкой набекрень. Стоял и улыбался, смотря мне в глаза. — Привет, — он мотнул головой в мою сторону. — Как дела? — А, Юкио-кун! Ясу-чан, познакомьтесь, это… — Танизаки Юкио, я знаю, — я оборвала дедулю на полуслове и он уставился на меня слегка шокированным взглядом. — Да, мы уже познакомились, господин Нара, — снова как ни в чем не бывало произнёс засранец, улыбаясь мне. — В деннике Солнышка. — А-а, вот оно как, — простынут Нара, почёсывая затылок так, что его кепочка сползла на глаза. — Ну, что Вы скажете о нашей Солнышке? — моментально перевёл тему парень, направившись к кобыле. Он демонстративно делал вид, что меня здесь нет и что я — просто призрак. Меня это задевало ещё больше, но я старалась держать себя в руках. — Ваша Солнышко отнюдь не больна, а даже наоборот — совершенно здорова и, мои поздравления, беременна. — Да Вы что?! — всплеснул руками Танизаки, выронив сумку на сено. — Правда?! Да ты же моя красавица! Ты моя девочка! — он бросился на шею лошади как маленький ребёнок. Вся эта сцена показалась мне очень наигранная и смазливая, как будто ему на самом деле было всё равно на Солнышко и её положение. Мне стало противно и я отвернулась в сторону. — Да, мои поздравления. Могу ли я переговорить с владельцем зоопарка? — улыбался старик. — С господином Хиротсу? Да, конечно, пройдемте со мной! — с лица Танизаки так и не слетала наигранная радость. Мне захотелось плюнуть ему в лицо, но я перевела взгляд на Солнышко и попросила Нару остаться здесь и дождаться его рядом с лошадкой. Он согласился. — Как это так?! Почему без моего ведома это произошло?! — вопил грузный мужчина в светло-сером костюме и белой рубашке. Я заметила, что ему не очень комфортно в этом костюме, он наверняка был слишком мал. На лице сияла испарина и воротничок рубашки, которая трещала по швам, был насквозь промокшим. — Какой ужас, неужели в одном из самых посещаемых и популярных зоопарков города работники занимаются самоуправством в тихую от владельца? — не сдержалась я, забавляясь пыхтением и криками господина Хиротсу. Он посмотрел на меня своими узкими глазами и всплеснул руками. — Да как вообще такое возможно?! — он лихо замахнулся на одного из работников, которые стояли чуть поодаль, виновато понурив головы вниз. — Ну-ну, господин, не нужно рукоприкладства, — подал голос господин Осаму. — Они хотели как лучше. К тому же, развитие плода проходит благополучно, скрещивание было вводным. Оно самое распространённое и успешное, так что всё в порядке. Хиротсу не унимался и продолжал пыхтеть, размахивая руками и что-то бубня себе под нос. Я прикрыла насмешливую улыбку ладонью. — Спасибо вам огромное за помощь! — лепетал и разбрызгивался своей приторностью в разные стороны Хиротсу Кэнджи. Меня уже тошнило от запаха табака и пива, исходящего от него на километры, а дедуля Нара улыбался ему, пожимал руку и краснел от смущения. Я никогда его не пойму. Он умный и очень мудрый человек, у которого большущий жизненный опыт и он прекрасно различает лицемерие людей, но то, как он улыбается этим лицемерным людям… С одной стороны это сила, держаться и не подавать виду, что ты видишь, что тебя не уважают, и продолжать улыбаться. А с другой стороны… это жалкое зрелище. — Жалкое зрелище, — повторил кто-то мои мысли. Рядом я почувствовала чей-то запах. Приятный, освежающая мята в перемешку с сеном. — Это ты сейчас подумала? Я посмотрела на того, кто говорил со мной. Танизаки смотрел на меня сверху вниз, улыбался и смотрел прищуренным, как будто презирающим взглядом. — Отстань от меня, — рыкнула я и снова почувствовала ту неутихшую ненависть внутри меня. — Ты что, обиделась? — хмыкнул он. — Да ладно тебе. Не гоже обижаться на чужое мнение… — Если мне понадобится твоё мнение, я обязательно к тебе обращусь. Спасибо, — протараторила я, желая откусить ему голову. Насколько нужно быть наглым, чтобы продолжать говорить со мной, подходить ко мне… Если ты так ненавидишь, то зачем ты давишь? Хочешь сделать побольнее? И вообще, что такого сделал тебе мой отец? — Не за что, — он снова улыбнулся, и даже хихикнул, чем вывел меня из себя ещё больше. Хоть бы дождаться, когда освободится Нара и отправиться домой. Дождаться без человеческих потерь. Спустя какое-то время Танизаки сам от меня отошёл в сторону. Я вздохнула с облегчением. — Ясу-чан! — позвал меня господин Осаму. Я тут же откликнулась и подбежала к нему. — Хочешь посмотреть на Одина? — спросил дедуля, поставив акцент на последнее слово в предложении. — Что? — На Одина, — так же произнёс он и я всё равно не сразу поняла, о чем он говорит. — На коня, с которым скрестили Солнышко. И тут меня осенило и я шлепнула себя по лбу. Мне хотелось посмотреть на этого коня. Меня провели в его денник и показали жеребца. Это оказался самец буланой масти, прямо как наш Юкимару, красивый, статный, сильный. Хороший выбор партнёра для Солнышка. Один. Хах… Солнышко и Один. Какой симбиоз. Когда я посмотрела на коня, дедуля Нара взглядом намекнул мне, что нам пора идти. Я кивнула ему и подошла к Солнышку, погладить её по гладкому носу на прощанье. Мы ещё долгое время не могли отделаться от присутствия господина Кэнджи Хиротсу, он был нам «безмерно благодарен». Юкио, тот парень, тоже провожал нас. Он иногда выходил вперёд, улыбался мне. Мне не нравится его улыбка: ровные белые зубы, немного обкусанные губы. Она красивая, но… Так раздражает! В основном, он не говорил ничего, только улыбался, и стоял позади всех. Когда мы были у входа в зоопарк, он стоял за спиной у других работников зоопарка и смотрел на нас странным взглядом. Жуткий и странный. Я зареклась, что больше никогда не вернусь в этот зоопарк. — Ну, что, как дела? — спросил дедуля Нара как ни в чем не бывало. Я посмотрела на него уставшим взглядом, давая и без слов понять, что было очень тяжело. Он только хихикнул. — Кэнджи очень болтливый. Это утомляет, — произнесла я, выдержав паузу. — Он был нам благодарен за то, что мы сделали, — улыбнулся дедуля Нара, смотря в окно поезда метро. — Это сделали Вы, я вообще не участвовала в процессе. И он был СЛИШКОМ благодарен, — я вздохнула. Оказалось, что я проговорила всё на одном дыхании. — Это было заносчиво. — Ясу, — вдруг произнёс господин Нара. Его голос звучал тяжело и сурово. — Ты слишком придирчива к людям. Ты ещё слишком молода, чтобы критиковать взрослых людей. Когда-нибудь ты вырастишь и всё это станет тебе ясным и понятным. Я удивленно взглянула на него. Моё сердце вдруг забилось как бешеное, как будто я сделала что-то ужасное. — Ты не уважаешь своего отца, не воспринимаешь мать, испытываешь отвращение к окружающим… Я понимаю, почему ты ведёшь себя так, — я услышала сталь в его старом голосе и почувствовала металлический привкус крови во рту. Я провела языком по прокушенной губе. — Они не должны были так поступать с тобой, Ясу-чан, но у тебя есть шанс стать лучше, чем они, — он повернул на меня голову и взглянул на меня. Его глаза с желтоватыми белками были тёмными, блестели, не смотря на то, что в вагоне было темно. Я прекрасно понимала, о чем он говорит и знала, что он прав. Внутри что-то щёлкнуло и в глазах защипали слезы. Я отвернула голову к окну, подперев подбородок рукой. Старик какое-то время смотрел на меня, а потом тоже отвернулся к окну. Всю дальнейшую дорогу мы молчали. Выйдя на конечной станции господин Нара остановил меня. — Ясу-чан, отдохните на сегодня. Вы сегодня хорошо поработали. — Вы тоже, господин Нара, — ответила я ему и стала быстро подниматься по ступенькам вверх, оставив старика чуть позади себя. Перед тем, как зайти домой, я зашла в конюшню. Мне хотелось немного успокоиться и настроиться на то, что я сейчас окажусь там, где меня не видят. Туда, где не спросят, как прошёл мой день, туда, где живёт женщина, для которой важны деньги, парень, у которого нет цели в жизни и человек, которому плевать на свою семью… — Успокойся, — прохрипел старик, прочищая лёгкие смачным кашлем в кулак. — Вдохни и иди. Они ведь всё равно не будут задавать тебе кучу вопросов, где ты пропадала до самого вечера. Я улыбнулась ему и, погладив напоследок Юми, распрощалась с дедулей до завтра и пошла в сторону своего дома. Достав ключи из кармана, я долго искала нужный ключ, чтобы открыть дверь. А может, я просто не хотела его находить. В конце концов, вставив ключ в скважину и, повернув два раза в сторону, я зашла внутрь. — Я дома, — автоматически протянула я, стоя пороге. В ответ мне раздался только стук кружек и звуки ложек. Как и всегда. Я заглянула на кухню. Там сидела мама и пила кофе, на всю кухню стоял добротный запах кофейных зёрен. Выглядела мама измученной, под накрашенными глазами зияли тёмные мешки, светлые волосы, которые сейчас казались блеклыми, ниспадали на плечи и обрамляли лицо, но не смотря на её уставший вид, она всё равно выглядела отчасти эффектно. Такова она — держаться до последнего, даже если устала как лошадь в упряжке. Она не заметила моего приветствия и продолжала сидеть с ровной спиной, аристократично держа в руках белую чашку, как ивовая ветвь. По лестнице сбежал Шихо, чуть ли не пулей пробегая мимо меня, но вдруг остановился, всё-таки заметив меня, свою младшую сестру. — Ты… Ты где была? — спросил он, выгнув вопросительно свою бровь, но с безразличием в голосе. — Гуляла, — так же безразлично ответила я. Он проигнорировал мой ответ и вошёл в кухню. — Ну, и что, мама? Что ты будешь делать? — язвительно парировал Шихо. Я удивилась такой его интонации, хотя он и раньше так разговаривал и со мной и с матерью. Мама молчала и только втягивала кофе. — Что происходит? — с надеждой произнесла я, думая, что мне объяснят, что случилось и почему в доме такая гнетущая атмосфера. Шихо меня снова проигнорировал, а мама молчала. Меня уже начинало раздражать это отношение. — Алло, меня кто-нибудь слышит? — попыталась низко произнести я. Тут мама дрогнула и подняла на меня свои потухшие глаза. — Ясу… — её голос звучал как-то жалобно и обрывисто. Я даже забыла, когда видела её последний раз такой… Кажется, никогда. — Вы уезжаете, — резко послышался голос за мной и по спине пробежала сильная волна холода. Я, почти онемевшая от страха, еле как повернула голову в сторону отца, который стоял на лестнице, почти в полной темноте. — Что? Он спустился ещё на пару ступенек вниз. Отец только посмотрел на меня своими пустыми беспристрастными оранжевыми глазами. — Юмико, вы уезжаете через месяц, — обратился он к маме. — Я дам вам встретить рождественские праздники и фестивали здесь, а после вы уедите в Йокогаму. Мама смотрела на него пустыми глазами, веки были почти полностью закрыты. Было видно, что она плакала и сейчас ей дико хотелось спать. — Ты монстр, Сейджуро, — пробормотала мама. — Всё это из-за денег? Ты разрушишь жизни? Жизнь своих близких, своих детей? — Ты сама виновата, Юмико, — цыкнул отец, плотоядно посмотрев на меня. Я все поняла. Сразу же. Я не помнила, как сорвалась с места, как добежала по лестнице до своей комнаты, как вбежала в неё и закрылась. Как сползала по стенке и стала беззвучно рыдать. Рыдать в кулак, закусывая костяшки, не в силах издать звука. Точнее я боялась… Он снова делает это… Он пытается сломать мою жизнь, запугать меня, не дать мне проходу. Ему важны деньги, а не я и он думает, что я не буду бороться с ним. Но он ошибается… Я не буду сидеть сложа руки и просто подчиняться его распоряжениям!