We Used To Wait

Ник узнает об аварии из «Твиттера». Он все еще наевшийся досыта после обеда с Джиллиан, Генри и Пикси, до сих пор сожалеющий о съеденном десерте после плотного ризотто. Они планировали посещение картинной галереи, о которой Пикси узнала прошлым вечером, однако Ник отказался, ссылаясь (обманывая, на самом деле) на домашние дела. Ник бродит по квартире, а собака путается у него под ногами. В ванной его дожидается стирка, половина из вещей которой принадлежат Луи. Учитывая то, что они с Луи скрывают свои отношения, на публике играя даже беспричинную ненависть, он до смешного много оставляет своей одежды в квартире Ника. Ник включает кофеварку и, пока она начинает кипеть, пишет Луи сообщение. Ты опаздываешь, Томлинсон. Где ты? У меня есть потребности, которые нужно удовлетворить. Надеюсь, ты привезешь что-нибудь к чаю. И себя, конечно же хх Он отправляет еще одно сразу после отправки первого: И под «потребностями» я имел в виду секс, если что. Луи не отвечает, и Ник надеется, что это означает, что он в пути, потому что Луи никогда еще не игнорировал сообщения, хоть как-то связанные с членами. Луи не так давно потратил огромадную, немыслимую сумму на совершенно новый и невероятно экстравагантный угольно-черный Porsche 911, что, конечно, было искусным оправданием для того, чтобы всю эту чертову неделю ездить куда угодно, но только не к Нику, чтобы, как обычно, потрахаться вдоволь. Он ушел, буквально, со сранья, избавившись от сладкого тепла кровати Ника, потому что какого-то непонятного хрена, который включал в себя поездку до Хэмпшира, ему нужно было отвезти какую-то фигню какому-то парню из их менеджмента. Ник перестал слушать как раз после части с Хэмпширом. Ему удалось немного задержать Луи минетом, но даже обещание отсасывать ему целый день не помогло Нику заставить Луи отказаться от этой поездки. Ник уже начинает думать, что потерял свою хватку и теперь уступает какой-то дурацкой машине. Хотя, на самом деле, выглядит она достаточно привлекательно. И если бы их отношения не были на совершенно секретном уровне, то Ник бы сел на пассажирское сидение и нашел бы место, где можно остановиться и заниматься самым дорогим в его жизни сексом без риска быть обнаруженными. Ну, он может хотя бы помечтать. Но пока что их тайная любовь и шпионская конспирация, определенно, на высоте. Такое положение само по себе дает Нику острые ощущения, и, он уверен, Луи чувствует себя также, будто они оба — Джеймсы Бонды, которые ищут укромные уголки, чтобы заниматься умопомрачительным сексом. Ну, по крайней мере, Ник думает, что они на пути к совершенствованию, чтобы стать Джеймсами Бондами. На самом же деле — буквально на прошлой неделе Луи упал с кровати и приземлился на бедную собаку — пока что они дотягивают только до уровня Остина Пауэрса. Да, детка, да. Он открывает ноутбук, чтобы побездельничать, листая «Твиттер», пока ждет свой идеальный свежесваренный кофе. Он видит твит Лили о злостных неплательщиках налогов и твит Кэролайн с прикрепленным очень сексуальным селфи. Он смотрит на ее по-детски маленькие ножки, потому что не может не смотреть. Не сейчас, когда он знает, что она, на самом деле, носит 35 размер обуви. Однако следующий твит от аккаунта «Срочнее новости ББС», в котором говорится: Солист One Direction, Луи Томлинсон, доставлен в больницу в результате аварии на автомагистрали М25. Мир Ника рушится в одночасье. ~*~ Ник пытается дозвониться до Луи, но тот не отвечает. Он продолжает набирать его номер, нервно расшагивая по кухне. Про кофе, конечно же, никто не вспоминает. Его руки трясутся. В том твите оказывается и ссылка на страничку, в которой написано только: Очевидцы утверждают, что Луи Томлинсон из One Direction попал в аварию в 16:30 по местному времени. Подробности в нашем следующем выпуске. — Давай же, милый, — говорит Ник, слыша в трубке только телефонные гудки. Следом включается голосовая почта, и Ник начинает нервничать еще больше, пока не слышит звуковой сигнал. — Привет, милый. Это я. Слушай, тут какая-то странная хрень на ББС. Говорят, произошла авария. Я уверен, что ты в порядке, но, блять, позвони. Просто позвони, Лу, ладно? Скажи, что с тобой все хорошо. Луи не перезванивает, и Ник, блять, вообще не знает, что делать. Никто не знает об их с Луи отношениях. Вообще никто. Они трахаются около шести месяцев, три из них — встречаются официально. Месяцы этого восхитительного, умопомрачительного секрета, обдуривания всего мира на деле оказались таким дерьмом, потому что сейчас Ник бы с радостью нарушил все их правила только для того, чтобы мог позвонить кому-нибудь и узнать, все ли в порядке с Луи. Даже Гарри не знает о них, и даже он не отвечает на звонки. Так же, как и Луи. Все, что может делать Ник — обновлять «Твиттер» и сайт ББС, потом открывать «Тамблер» и надеяться, что хоть кто-нибудь выложит фотографию с растяжением запястья у Луи, его сломанным телефоном и его машиной, случайно врезавшейся в фонарный столб. Через час на «Тамблере» появляется видео. После просмотра ролика Ника рвет два раза, а слезы не прекращают литься с его глаз. Он не может встать. Машину Луи теперь едва ли можно назвать машиной: одна ее часть полностью смята, крыша сломана напополам. Автомобиль наполовину находится на обочине, а грузовик, который в нее врезался, пересекает сразу три полосы движения автомагистрали. Там стоит несколько пожарных машин и очень много полицейских, в основном видно только синие мигалки, окольцовывающие место происшествия, и ближе к концу Ник слышит чей-то крик. Видео заканчивается тем, что подходит полицейский, и его яркий желтый жилет заполняет весь экран. Все длится примерно две минуты. Крик принадлежит не Луи, Ник в этом уверен: автомобиль пуст, рядом только несколько полицейских машин и ни одной «Неотложки», но даже если Луи нет там, тогда почему никто до сих пор не сказал, что с ним: жив он или мертв, и почему никто, блять, не отвечает на его гребанный телефон. — Я люблю тебя, — говорит Ник, когда гудки снова переключаются на голосовую почту. — Я не говорил этого прежде, но я, блять, так сильно люблю тебя. Пожалуйста, ответь, Луи. Пожалуйста, милый. У него даже нет номеров его семьи. У него нет ничего, кроме запаха Луи на его простынях, и его трусов в стиральной машине, и еще небольшой записки, которую Луи написал, когда решил, что хочет, чтобы они оба на самом деле были вместе. Там написано будь моим, ты, ублюдок, чуть ниже четыре улыбающихся рожицы и шесть разноцветных сердечек. На другой стороне написано: пожалуйста?, и куча маленьких поцелуйчиков (пп: «хх»). Ник носит ее в своем бумажнике. И, он уверен, записка, которой он ответил ему и которая гласит я уже, ты моя огромная заноза в заднице хххххххх находится в бумажнике Луи. Он звонит Гарри снова, и тот отвечает после третьего гудка. — Ник? — Где ты? — спрашивает он, и его снова тошнит. Ник прижимает собаку к себе. — Как он? Пожалуйста, скажи, что он жив. Гарри плачет и всхлипывает, и Ник хочет разорвать свою грудь, чтобы остановить эту боль. — Он в операционной, — сквозь слезы отвечает Гарри. — Но никто не знает, выкарабкается ли он. — Нет. Нет-нет-нет, — повторяет Ник. Он, правда, готов выблевать свой желудок. — Он очень сильно пострадал, Ник. Кажется, у него останавливалось сердце, и врачам пришлось делать дефибрилляцию. Я ничего не понимаю… Я тут не так долго, но никто ничего не говорит мне, блять, Ник. Луи, боже. — Где ты? Гарри говорит ему название больницы, и Ник вообще без понятия, где это находится. Но он почти уверен, что это где-то рядом с Хэмпширом, куда он отпустил Луи после минета и теплых объятий. Ник хватает ключи от машины и ищет адрес в «Гугле», пока Гарри пытается перевести дыхание. Ник готов разорвать себя на части, если не приедет вовремя. Если не увидит его снова. — Я выезжаю, — говорит он, поднимаясь на ноги, и собака спрыгивает с его колен. Ника продолжает трясти. — Ник… — Боже, Гарри. Ты совершенно ничего не знаешь. — Он хватает свою куртку с крючка около двери. — Они не впустят тебя. Они никого не пускают. Его мама все еще едет. — Гарри снова плачет. — Что если он умрет, Ник? — Не умрет, — говорит Ник, но если уж у него была остановка сердца. Он не может найти навигатор. — Где, блять, мой навигатор, Гарри? Ну же. Луи постоянно переставляет абсолютно все. Луи не видит смысла ставить все на свои места. Не видит смысла и все тут. — Я не знаю. — Почему, блять, Луи не может ставить все на свои гребанные места? — спрашивает Ник, вываливая все из ящичков на пол гостиной. — Почему ему всегда нужно все переставлять? Потому что я знал, где был этот чертов навигатор, пока он не дотронулся до него своими грязными ручонками. Блять. — Он закрывает глаза рукой. Он просто не может дышать. Его парень. Его Луи. — Ник…- зовет его Гарри. — Ник. — Он постоянно все переставляет, — снова говорит Ник, чувствуя комок в горле. — Он должен был приехать ко мне. И у нас должно было быть свидание. — Я не… — Пожалуйста, не позволяй ему умереть, Хаз, — начинает Ник. Он находит навигатор в нижнем шкафчике под телевизором и хватает его. — Пожалуйста, просто не дай ему умереть, пока я не приеду. — Но вы с Луи даже не друзья, — говорит Гарри. — Я нихрена не понимаю. — Боже, — Ник пытается не заплакать, — все не… мне нужно идти. Я еду в больницу. Скажи ему, чтобы он, блять, был в порядке, ладно? Я запрещаю ему умирать, так и передай. — В его руках навигатор, бумажник и ключи, и он закрывает дверь прямо перед носом собаки. Он практически бежит от квартиры до машины, находящейся на парковке через пару домов, открывает двери и проскальзывает на сидение. Его руки трясутся, пока он устанавливает навигатор и вбивает адрес больницы. Ник закрывает лицо руками, пытаясь контролировать свои эмоции, пока навигатор выстраивает его путь. Он старается сдерживать рвотные позывы. Он все еще слышит чей-то крик с того видео, снова и снова проигрывающийся в его голове. Он не знает, что с ним будет, если он не приедет вовремя. Он не знает, что с ним будет без Луи. У них все только начиналось. Он не может просто взять и потерять его. Ни сейчас. Ни когда-либо. ~*~ Гарри должен встретить его с телохранителем на входе в онкологическое отделение. Ник проезжает мимо главного входа, который кишит папарацци, охранниками и фанатами, и как, черт возьми, они вообще попали сюда быстрее него? Как они узнали, где находится Луи, до Ника? Онкологическое отделение находится чуть дальше, и Ник теряется дважды, прежде чем найти его; он делает то, что сказал ему Гарри: идти с парковки и встретить его около «Онкологии». Его и охранника. Всем друзьям Луи велели избегать главного входа. Велели избегать фотографов. Гарри выглядит так, будто его били кирпичом. Его лицо немного опухло из-за слез, глаза красные, а одежда не первой свежести. — Ник, — говорит он, и Ник из последних сил сдерживается, но нет. Он не может. Он падает в объятия Гарри, лицом утыкаясь в его плечо. Телохранитель стоит от них на приличном расстоянии, около дверей, так что они могут тихонько поговорить, не опасаясь быть подслушанными и увиденными. — Как он? — спрашивает Ник, не отпуская Гарри. Он боится ответа. Он никогда ничего так не боялся. Его трясет, и он до сих пор не понимает, как приехал сюда, не попав в аварию. Звук гудков встречных автомобилей преследовал его словно чума. — Все еще в операционной. — Я люблю его, — говорит Ник, по-прежнему трясясь. — Я влюблен в него. Он мой. И мы вместе. Гарри застывает. — Нет. — Да, — говорит Ник. Он не отстраняется. Он просто не может. Его ноги словно ватные, а его парень на волоске от смерти. Говорить Гарри о том, что они вместе, почти больно. Если бы только они рассказали ему раньше, вдвоем, счастливые и веселые. Не сейчас. Не при таких обстоятельствах. Не сегодня. Он не может вздохнуть. — Не понимаю, почему ты говоришь это, — говорит Гарри. — Я бы знал, если бы ты с ним… Я бы знал. Кто-нибудь из вас сказал бы мне. — Я говорю сейчас, — отвечает Ник. Его ужасно тошнит: у него перед глазами все еще те полицейские мигалки и чей-то — точно не Луи — крик в голове. Он отпускает Гарри и давит пястями на закрытые глаза. — Боже. Блять, Гарри, извини. Мне так жаль. — Что ты хочешь от меня? — спрашивает Гарри. Он явно разозлен, расстроен и озадачен. — Что ты ожидаешь от меня? Ты не можешь войти, никто не знает о вас. Все думают, что вы не друзья даже. — Я не знаю, — отвечает Ник. — Я, блять, не знаю. Я подожду. Подожду до тех пор, пока он не очнется, и тогда меня впустят. Я не могу уйти. Я просто не могу.