– Подъём! – раздалось над ухом, и чья-то рука резко сорвала с головы Гущина одеяло, в которое он предусмотрительно завернулся при первых же лучах рассвета.
Гущин недовольно лягнул ногой воздух, перевернулся на спину и попытался сфокусировать взгляд на нависшей над ним фигуре.
– Вы кто? – услышал он до крайности удивлённый голос, и наконец разглядел обидчика. Седые волосы, очки, аккуратно отглаженный воротничок фланелевой рубашки в клетку.
– Лёша я, – Гущин на всякий случай начал отползать к стене.
– Пап, ну шесть утра! – прояснил ситуацию недовольный голос Зинченко с дивана.
– А это кто? – требовательно спросил старик в клетчатой рубашке, кивая в сторону взлохмаченного Гущина.
– Стажёр мой бывший, Лёша Гущин, – с обречённым видом поднимаясь с дивана, ответил Зинченко, и тут же скривился. – Ох, зря я Валерке не верил, когда он на этот диван жаловался. Шею вообще повернуть не могу.
Одновременный хруст нескольких командирских суставов немедленно подтвердил сказанное.
Старик неодобрительно покачал головой, посмотрел на часы и отрубил:
– У вас двадцать пять минут.
– Он не шутит, – хмуро уточнил Зинченко, когда за отцом закрылась дверь, и снова поморщился от боли в шее.
– Хотите, шею разомну?
– Да не надо, – ещё немного похрустев плечами, ответил командир. – Бери одежду, пошли мыться.
Водные процедуры было решено провести на заднем дворе. Они оттащили туда тазы с прохладной водой, Зинченко принёс ковшик с кипячёной водой для чистки зубов и два стакана. Почистив зубы и сполоснув рот, командир спокойно разделся, взял один из тазов и медленно, небольшими порциями вылил на себя, с явным удовольствием тряся головой и отфыркиваясь. Только когда последние капли из таза упали на голову командира, Гущин спохватился и перестал таращиться. Он торопливо разделся, стеснительно отвернувшись к забору, и резко вылил на себя воду. Вода едва скользнула по волосам и телу, оставив пыль и пот на коже.
– Вот куда торопился? – насмешливо спросил уже успевший натянуть спортивные штаны и футболку Зинченко. – Постой тут, я сейчас.
Он вернулся с ведром воды в одной руке и дымящимся чайником в другой. Вылил воду из ведра в таз, добавил немного горячей воды и скомандовал.
– Давай ещё раз, медленно.
Гущин постарался в точности повторить действия командира, за которыми наблюдал несколько минут назад, и подумал, что, пожалуй, зря считал себя экспертом по выживанию в походных условиях. Ему явно было чему поучиться у никогда не служившего Зинченко.
– Леонид Саввич, а вы в армии служили? – на всякий случай спросил он, вытираясь.
– Срочную служил, так проще было в лётное поступить.
– А где?
– Под Хабаровском. Повезло.
– Почему повезло?
– Призвали осенью восемьдесят пятого и должны были в Ленинградский военный округ отправить. Но отец за меня просить не стал, и я на Дальний Восток уехал.
– И что? – не понял Гущин.
– Эх, забываю всё время, какой ты молодой. Из Ленинградского округа всех неблатных срочников в Чернобыль отправляли, саркофаг строить.
– А, – Гущин почему-то вздрогнул и одёрнул футболку.
– Идём завтракать.
***
– Алексей, вы извините меня за утреннее беспокойство, – старик встал из-за стола и крепко пожал Гущину руку. – Жена спала ещё, я и не знал, что Валера не приехал. На этой кровати обычно Лёнька спит, а на диван я и не посмотрел даже.
– Да ну что вы, ерунда, – смутился Гущин.
– Я, кстати, Савва Васильевич.
– Очень приятно!
– А я же вчера и не сообразила, что вы тот самый Гущин! – Вера Николаевна подошла к столу с блюдом, на котором горкой лежали идеально круглые блины. – Лёнечка про вас так много рассказывал!
– Не много, а часто, – поправил жену Савва Васильевич. – Так-то мы ничего почти про вас не знаем, кроме того, что наша семья вам очень обязана.
Гущин мельком взглянул на начинающие пламенеть уши Зинченко и быстро заговорил:
– Я бы без Леонида Саввича даже самолёт не посадил, так что кто кому обязан…
– Прекрасно бы ты без меня самолёт посадил, – резко оборвал его Зинченко. – Без меня ты паниковать даже не начал бы.
Повисло неловкое молчание. Вера Николаевна засуетилась, расставляя вазочки с вареньем на столе, а Зинченко с мрачным видом пошёл в кухню за чайником.
– Извините его, – шепнул Савва Васильевич Гущину. – Он вас обидеть не хотел, вы ему как сын почти.
Гущин пробормотал что-то невнятное и зачем-то потрогал алеющие кончики ушей.
Вернувшись с чайником, Зинченко объявил:
– План следующий: заканчиваем завтрак, отдыхаем двадцать минут и начинаем работать.
– Обрисуйте фронт работ, товарищ командир, – хихикнул Гущин.
– Ты правда готов до завтра остаться?
– Угу, сказал уже.
– Тогда можно всю крышу успеть поменять, тем более что дождя не обещали.
– А материалы все есть?
– Есть. Шифер в сарае, давно уже купил, плёнка и доски там же, гвозди шиферные я привёз. Ну что, сейчас полвосьмого. Часов до одиннадцати поработаем, потом перерыв можно сделать.
***
– Слушайте, где вы этому всему научились?
– Да в девяностые голодно было, на стройке подрабатывал, – серьёзно ответил Зинченко.
– Правда? – восхищённо спросил Гущин.
– Угу, и почку тогда же продал, вместе с печенью и сердцем, – хмыкнул командир.
– Да ну вас, я чуть не поверил.
– Да подготовился просто, ролики в интернете посмотрел, как правильно шифер укладывать, а то и нахлёст бы в одну волну делал, и гвозди в углубления вбивал.
– А почему, кстати, не в углубления?
– Вода при дожде скапливается, а вокруг гвоздя всё равно какой-никакой зазор. А с волны капли как раз скатываются.
За несколько часов они успели снять весь старый шифер с крыши, застелить плёнку, прибить её досками к обрешётке стропил и уложить два листа шифера.
– Так, всё, перерыв, – Зинченко забил последний гвоздь, вытер пот со лба тыльной стороной ладони в рабочей перчатке, снял обе перчатки и бросил их вниз.
– Может, на речку сходим окунёмся? – предложил Гущин. – Я мокрый весь, выжимать можно.
– Да я плавки не взял.
– Как будто я взял. Пойдёмте, а?
– Часа нам, думаете, хватит? Идти минут пятнадцать.
– Да за глаза. Сами ж говорите, там толком не поплавать.
– А что, давай! – неожиданно весело улыбнулся Зинченко и спрыгнул с приставной лестницы.
