Стеклянный дождь

Мысль свести счеты с жизнью впервые пришла в голову Казуки через две недели после отъезда родителей. Еще через неделю он собрался воплотить ее в жизнь и потерпел сокрушительный провал. Казуки был слабаком и не смог решиться. С каждым днем он пил все больше, и приготовления к последнему шагу прошли как в тумане. Казуки не помнил, как купил в одном из соседних магазинов тонкие ножи для распечатки писем – зачем-то два. Зато в памяти отложилось, как он, раздевшись догола, сидел в своем инвалидном кресле в ванной комнате, как рассматривал один из ножей, сжимая его дрожащими пальцами, и как где-то на периферии шумела вода. Казуки видел в кино, как это делают. Потенциальный самоубийца набирал ванну, забирался в нее и уже под водой вскрывал себе вены, чтобы кровь фонтаном не била в потолок и на стены – чтобы потом, уже после его смерти, близким не пришлось долго и мучительно отмывать засохшие кровоподтеки. Казуки решил именно так прекратить свои мучения, ему и выбирать было особо не из чего – или вены, или яд. Но в случае с отравлением Казуки не был уверен, что его не спасут, да и физические страдания обещали продлиться дольше. А при потере крови человек просто засыпал. Вроде бы. Вот только Казуки не смог. Не помогла бутылка сомнительного пойла, которую он влил в себя для храбрости. Не помогли ни горькие размышления о будущем, которого у него больше не было, ни еще более мучительные воспоминания о прошлом, в котором Казуки был так счастлив. Почти безоблачно счастлив. Казуки не думал о родителях, которым его смерть причинила бы ужасную боль, не думал вообще ни о чем – просто представлял, как тонкое лезвие входит в его плоть, как первые капельки крови из разорванных капилляров заполняют пока еще неглубокий порез, и ему становилось дурно. В итоге он просто порезался ножом, когда в очередной раз неловко перехватил его. Кровь из глубокой ранки на пальце капала на белую плитку, вода из ванны переливалась на пол и уходила в напольный водосток, а Казуки, голый и жалкий, впервые рыдал в голос, съежившись на холодном полу. Там же он и проснулся в луже собственной рвоты, но состояние его было до того отвратительным, что Казуки даже не смог испытать отвращения к самому себе. Он вообще едва ли соображал. А еще через какое-то время – то ли через несколько дней, то ли несколько часов – Казуки приснился сон. Ему чудилось, что он лежит без сознания, но даже в этом состоянии ему ужасно плохо, тошнит, хочется пить и в туалет, а желудок сводит от мучительной режущей боли. И кто-то настойчиво стучит по его голове, лупит усердно, и каждый удар прошивает от макушки до копчика, проходит разрядом по позвоночнику. Казуки хотел снова забыться, хотел умереть, но некто незримый не давал ему сделать этого, продолжая стучать. Вроде бы в какой-то момент Казуки встал, слез с дивана, на котором лежал, уже привычно нашарил рукой спинку инвалидного кресла, которое будто живое укатилось от него. Стук все не прекращался, Казуки ехал куда-то и ударился о дверной косяк, но боли не почувствовал. Зачем-то он остановился у входной двери и отодвинул щеколду, но перед собой никого не увидел. - Охренеть... – услышал Казуки издалека чей-то голос. – Казуки, что ты... Но Казуки слишком устал, чтобы слушать дальше, да к тому же отвратительный стук прекратился, и он наконец смог забыться снова. *** - Если ты сейчас же не откроешь глаза, я звоню в скорую. Это не шутка, Казуки. Казуки подумал бы, что голос, который он слышит, это часть снящегося ему бреда, если бы не обращение по имени. Ему как будто подзатыльник дали, и Казуки вскинулся. На деле он едва разлепил веки, но ощущение было таким, словно его хорошенько встряхнули. Как ни странно, человека перед собой он узнал мгновенно, а еще через секунду оценил ситуацию, в которой оказался, и как, должно быть, выглядит. - Какого хрена... – попытался произнести он, приподнимаясь, и тут же закашлялся – по горлу словно посудной щеткой провели. - Я задаю себе тот же вопрос уже шестой час, - хмуро отозвался его собеседник. – Какого хрена я вожусь с тобой целую ночь, когда через два часа мне на работу? Казуки несколько раз моргнул, пытаясь сфокусировать взгляд, и увиденное ему совершенно не понравилось. Перед ним был Манабу, его неулыбчивый сосед. Манабу в домашней одежде – в спортивных штанах, в серой футболке им в тон и в тапочках. "Ну да, зачем ему одеваться, чтобы перейти через лестничную клетку..." – сделал удивительно логичный вывод Казуки. Манабу выглядел усталым и сердитым – впрочем, как всегда, и на Казуки смотрел почти зло. Причины появления кислой мины на лице соседа Казуки мало волновали, однако даже в его плачевном состоянии, когда голова, казалось, готова лопнуть от внутреннего напряжения, а тошнота стоит комом в горле, он испытал чувство неловкости. Казуки вспомнил, на что стала похожа его квартира в последнее время, и, приподнявшись на локтях, огляделся. Мусора – пустых бутылок, упаковок от продуктов, переполненных пепельниц – вокруг не было. Даже больше: Казуки не припоминал, чтобы у него дома в принципе бывало так чисто, ведь излишней аккуратностью он никогда не страдал. Слабый ветерок из приоткрытой форточки шевелил занавеску, Казуки вдруг почувствовал, что ему холодно, и тут же обратил внимание на то, что одет в какой-то незнакомый темный свитер и такие же штаны. От одежды приятно пахло стиральным порошком. - Я не нашел у тебя чистых вещей, - мрачно произнес Манабу, без слов прочитав вопрос в глазах Казуки. – Зато нашел многое другое. В голове Казуки крутилось множество вопросов. "Что ты здесь делаешь?", "Зачем это все?", "Почему ты пришел?" и еще пара сотен других, уточняющих. Но после предыдущей неудачной попытки заговорить Казуки не рискнул открыть рот. - Поднимайся и давай на кухню, - скомандовал Манабу и, не дожидаясь ответа, вышел из комнаты. У Казуки немного светлело в голове, и вместе с этим приходило смущение, щедро замешанное на раздражении. Медленно, но верно Казуки осознавал, что произошло, что открылось Манабу и как сам Казуки теперь выглядит в его глазах. Едва знакомый сосед неизвестно для чего заявился к нему домой, а Казуки в полубессознательном состоянии открыл дверь. Поверить в то, что он сам не помнил, как привел квартиру в порядок, Казуки не мог, а значит, взору Манабу открылась сущая свалка и ее хозяин в самом непотребном виде. Казуки даже не был уверен в том, что был одет, когда полз в прихожую, гонимый раздражающим стуком. За пару минут, потребовавшихся Казуки для того, чтобы забраться в кресло и доехать до кухни, стыд и злость вытеснили из его души все остальные чувства. - Какого хрена ты приперся? – невольно повысив голос, поинтересовался он, решительно въезжая в кухню. Манабу даже не обернулся. Он стоял у плиты спиной ко входу и что-то помешивал в небольшой кастрюльке. Волосы были собраны в аккуратный хвост, в свете электрической лампочки они красиво блестели. Под бледной кожей на руках угадывались выступающие вены. Казуки мотнул головой и приказал себе не отвлекаться. - Я вообще-то к тебе обращаюсь, - сквозь зубы поцедил он, не желая признаваться себе, что флегматичный вид Манабу немного притупил всколыхнувшийся до этого гнев. Нарочито медленно Манабу отложил ложку и снял с сушки тарелку. Только тут до Казуки дошло, как вкусно пахло неизвестное блюдо, и следом пришел вопрос: когда он в последний раз ел? Желудок свело предательским спазмом, и Казуки сглотнул. - Ешь, - скомандовал Манабу, поставив тарелку на стол и положив рядом ложку. - Что это? – подозрительно уставился на угощение Казуки. - А на что похоже? – издевательски передразнил его Манабу. – Это суп, идиот. Ешь. В другой ситуации у Казуки нашлось бы, что ответить и на "идиота", и на сам этот хамский тон. Но в этот момент все вдруг показалось неважным, кроме физически ощутимой пустоты внутри, и Казуки рассудил, что прочие вопросы можно обсудить позже. Крутанув колеса коляски, он едва ли не врезался в стол, тут же хватаясь за ложку. Ничего настолько вкусного Казуки в жизни не ел. Он даже не думал о том, что Манабу стоит над ним, не садясь, и буравит неприятным взглядом, и что он сам выглядит не очень, неаккуратно хлюпая ложкой и захлебываясь. Тарелка, как показалось Казуки, опустела мгновенно, но насыщения не пришло. Казуки охотно попросил бы добавки, но, подняв глаза на Манабу, понял, что это явно не те слова, которых от него ждут. - У тебя в ванной кровь, - без каких-либо предисловий сообщил Манабу. – Кровь и блевотина. - И что? – ложка стукнула о столешницу, когда Казуки выпустил ее из вмиг ослабевших пальцев. С усилием он выпрямил спину – Казуки подумалось, что так он не будет казаться таким жалким, каким был на самом деле, но, очевидно, прогадал: брезгливость, отражавшаяся на лице Манабу, не ушла. - У тебя везде блевотина и срач, - неумолимо продолжил он. – Я насчитал около трех десятков самых разных пустых бутылок. И что-то мне подсказывает, что выпил ты их сам и за очень недолгий срок. - Тебе-то что? – огрызнулся Казуки, но ледяного взгляда глаз Манабу не выдержал и отвернулся. - Окурков хватило на половину мусорного ведра, - неумолимо продолжал тот. – И не все они были в пепельницах. Точнее, большая часть была не в пепельницах. Кое-где ты прожег пол и свой диван тоже. Казуки хотел рявкнуть, что и это не его, Манабу, ума дела, но сдержался. Упрек был серьезным, даже от одной сигареты мог начаться пожар, но Казуки, когда курил в полубеспамятстве, ни разу об этом не подумал. - В твоем холодильнике нет ничего, кроме консервной банки протухшей рыбы. У тебя нет чистой одежды, нет даже чистого белья. Здесь ужасно воняет, потому что окна не открывались много недель... - Я тебя в гости не звал! – Казуки не хотел кричать, но каждое слово Манабу почему-то причиняло ему физическую боль. Манабу говорил ровно и спокойно, будто диктор спортивных новостей зачитывал скучную сводку результатов матчей никому неинтересных студенческих команд. - И, как я уже говорил, у тебя в ванной кровь и канцелярские ножи, - безжалостно повторил Манабу. - Я порезался, когда брился, - отчеканил Казуки. Голос дрожал, но он ничего не мог с этим сделать. - Казуки, не считай меня идиотом, - впервые отреагировал на его слова Манабу. – Ты не брился месяц, если не больше. - Вот тогда и порезался. - А еще я не нашел у тебя лекарств, - невпопад продолжил Манабу. - Каких лекарств?.. – растерялся Казуки, но, быстро опомнившись, вскипел. – Ты какого рылся в моих вещах? Какого ты вообще здесь что-то искал?! - У тебя нет обезболивающих, нет рецептов на них, из чего я делаю вывод, что твоя травма не причиняет физической боли и в анальгетиках ты не нуждаешься. "У меня продолжается пьяный бред", - вдруг осенило Казуки. Такого абсурдного разговора на кухне с фактически чужим человеком просто не могло быть. - Я работаю в онкологическом центре, - неожиданно сообщил Манабу, чем окончательно убедил Казуки в том, что эта бредовая беседа ему снится. - Ты вроде как учишься, - пробормотал он, сам не зная, зачем возражает. - И учусь, - кивнул Манабу. – Но помимо учебы я стажируюсь в центре помощи людям с онкологией. - И что теперь? - Казуки, - Манабу вздохнул, снял очки и устало протер глаза – Казуки только тут заметил, что капилляры в них полопались, и белки кажутся розовыми. – Ты что, серьезно считаешь себя самым несчастным человеком на свете? В замутненном разуме Казуки еще не окончательно просветлело, чтобы он понял смысл слов Манабу мгновенно. Но когда спустя долгую секунду осознал то, что услышал, перед глазами потемнело. - Пошел отсюда, - процедил он, сжимая зубы до боли. Манабу не ответил сразу. Он медленно водрузил очки на нос, скрестил руки на груди и стоял, не двигаясь, глядя сверху вниз на Казуки. - Пошел, я сказал, - повторил Казуки. Последняя выдержка стремительно покидала его. – Пиздуй нахер. Ни один мускул на лице Манабу не дрогнул, но головой он чуть заметно кивнул. Сделав шаг вперед, он уперся руками в стол и несильно наклонился вперед, нависая над Казуки, будто опасаясь, что иначе тот его не услышит. - Если честно, мне насрать на тебя, Казуки, - равнодушно произнес он. – Даже если ты тут сгниешь заживо. За эту ночь я сто раз спросил себя, зачем помогаю тебе – убираю, привожу тебя в чувство и кормлю. - И зачем же? – Казуки дернул подбородком, с силой сжимая губы, не видя, но зная, что те уже побелели. Манабу неприятно улыбнулся. Глаз он не отводил, и Казуки казалось, что тот гипнотизирует его, как змея. - Похоже, я просто удивился. Подумать не мог, что ты стал такой тряпкой. Говорить дальше Манабу не планировал, он выпрямился и так же спокойно, как до этого разговаривал, направился в прихожую. - Может, я и был тряпкой, - не найдя, что еще сказать, бросил ему в спину Казуки. – Откуда тебе знать? Мы едва знакомы. - Нет, раньше ты тряпкой не был, - послышалось из коридора. Казуки, на которого за последнюю четверть часа эмоции то накатывали, как волны, то отпускали, в очередной раз взвился. Если бы мог, он вскочил бы с кресла и выбежал бы следом за Манабу, чтобы высказать ему в лицо все, что думал. - То, что ты сосал мой член, еще не делает нас друзьями, понял?! – выпалил он, крутанув колеса коляски. – И я не заказывал генеральную уборку! Чтоб ты знал, такие, как ты... Хлопнула дверь, и Казуки мгновенно осекся, замерев на пороге кухни с раскрытым ртом. Тишина вокруг показалась ему осязаемой, и если бы Казуки до сих пор не чувствовал в воздухе приятный запах супа, в эту минуту он подумал бы, что Манабу ему привиделся. *** Подъехав на коляске к двери в квартиру Манабу, Казуки постучал смело и сразу. До звонка он не мог дотянуться – или мог, но с трудом. Казуки не хотел мяться на пороге, набираясь решительности: отчего-то казалось, что из-за каждой соседской двери могут подглядывать невидимые, но любопытные глаза. Манабу открыл почти сразу, он распахнул дверь широко и замер, глядя сверху вниз на Казуки, который предусмотрительно успел отъехать немного в сторону. - Я тебе одежду принес, - сообщил Казуки, пока Манабу не захлопнул дверь у него перед носом. Но тот как будто и не собирался этого делать. Он стоял, все еще сжимая дверную ручку одной рукой, второй же опираясь на косяк. На Казуки Манабу смотрел изучающим задумчивым взглядом. - Ну? – сердито спросил Казуки, протягивая Манабу вещи, сложенные в относительно аккуратную стопку. – Я все постирал, если что. - Как это мило с твоей стороны, - иронично отозвался Манабу, но когда его гость, вспыхнув, хотел ответить парой ласковых о том, как он относится к подобным любезностям, Манабу отступил в сторону и сделал приглашающий жест: - Заходи. - Зачем? – растерялся Казуки, никак не ожидавший приглашения. Свои вещи, любезно предоставленные Казуки двумя днями ранее, когда тот валялся в пьяном беспамятстве, Манабу не спешил забирать, и Казуки опустил руку, сжимавшую постиранную одежду, на колени. - А пригласить тебя в гости просто так я не могу? – усмехнулся Манабу. - Можешь, но сомневаюсь, что тебе этого хочется. - Да проходи же, - вздохнул Манабу. – У меня есть одна идея. Казуки приоткрыл рот от удивления, но задавать вопросы и спорить уже было не с кем – Манабу прошел вглубь по коридору, чтобы освободить место для коляски. Дверь осталась открытой. Квартира соседа ничем не отличалась от квартиры Казуки, фактически она была ее зеркальной копией. Здесь тоже не было порожка, отделявшего место для обуви – дом для людей с ограниченными возможностями действительно приспособили для колясочников. Казуки осторожно крутанул колеса и въехал внутрь. Манабу был на кухне, Казуки определил это по тому, что только там горел свет. Преодолев полтора метра узкого коридора, Казуки уперся взглядом прямо в спину Манабу. Под сердцем кольнуло от неприятного чувства дежавю – точно так же тот стоял на его кухне, когда готовил суп для Казуки. Манабу не обернулся, хотя не услышать, что его гость уже здесь, не мог. И Казуки, немного поколебавшись, пристроил вещи Манабу на ближайший табурет. Кухня была самой обыкновенной, похожей на кухню Казуки и любую другую в небольшой съемной квартире. На столе Казуки заметил раскрытый ноутбук, но экран был повернут в другую сторону, и он не мог видеть, чем именно занимался Манабу до его прихода. - Твоя квартира в точности как моя, - сообщил Казуки. Молчание казалось ему неловким. - Тут все квартиры одинаковые. - Только твоя чище. - У кого угодно квартира чище твоей, - резонно заметил Манабу. Казуки на миг прикрыл глаза, а потом глубоко вдохнул, чтобы сразу выдохнуть. - Спасибо, что помог мне, - негромко произнес он. Отправляясь сюда, Казуки думал о том, что Манабу следует поблагодарить за помощь, но полагал, что тот не захочет слушать. - Не за что, - ровно ответил Манабу. – И я тебе ничем не помог. - Ну как сказать. Манабу даже предположить не мог, какой эффект произвела его неожиданная благотворительность. Когда он ушел из квартиры своего злополучного соседа, хлопнув дверью, Казуки несколько минут кипел от ярости и даже заехал кулаком в стену, содрав кожу на костяшках пальцев. А после он спросил себя, из-за чего злится, и ответа не нашел. А еще через некоторое время он понял, что непрошеный визит Манабу его встряхнул. Казуки слишком долго не общался с людьми – не общался вообще ни с кем, если не считать ставшими рутинными разговоры с матерью по телефону. Когда же в его пространство вторгся человек – посторонний, по сути чужой, но некогда Казуки нравившийся, в его душе зашевелилось сразу столько эмоций, что выделить Казуки удалось лишь самую яркую – стыд. Было бесконечно стыдно, что соседский парень увидел его в таком состоянии, да еще вытирал с пола рвотные лужи и переодевал в свою одежду, бывшую Казуки явно маловатой. Сам того не ведая, Манабу действительно помог. Пусть временно, но вытряхнул Казуки из пыльного мешка отчаяния, в котором тот запутался руками и ногами. Казуки не знал, надолго ли его хватит, но горечь временно отступила, оставив его в глухой тоске. И Казуки нашел силы сходить за продуктами, постирать и даже что-то себе приготовить. - Угощайся, - Манабу со стуком поставил на стол перед Казуки чашку. – К чаю у меня ничего нет, но могу сообразить пару сэндвичей с тунцом. - Терпеть не могу тунец. - Тогда только чай, - пожал плечами Манабу. Зеленый чай Казуки тоже не любил, а в чашке обнаружился именно он, но говорить об этом было бы слишком грубо. Потому, неуверенно подъехав к столу – Манабу любезно отодвинул ногой стоявший на пути табурет, – Казуки взял чашку в руки и осторожно пригубил обжигающий кипяток. Как и у любого зеленого чая вкус был отвратительным. - Как это произошло? – без обиняков спросил Манабу, усаживаясь за стол и закрывая крышку ноутбука, чтобы отодвинуть его в сторону. Хотя он не уточнял, о чем спрашивал, Казуки сразу все понял. Отвечать он не хотел, послать же Манабу, напомнив, что это не его дело, посчитал невежливым. Сосед и так демонстрировал невероятную терпимость по отношению к нему. - Я попал в аварию, - соврал Казуки и, чтобы не смотреть в глаза, сделал глоток чая. - На своем мотоцикле? - Ты знаешь, что у меня есть мотоцикл? - Весь двор знает, что у тебя есть мотоцикл, - возвел глаза к потолку Манабу. Своими длинными пальцами он бездумно поглаживал горячий бок чашки, и Казуки, чтобы не смотреть Манабу в лицо, сосредоточился на этом незамысловатом действии. - Надо будет его продать, - невпопад заметил Казуки. – Мотоцикл. - Врачи считают, что ты уже не сможешь ходить? Манабу говорил так просто и буднично, будто погоду обсуждал. "Это у него профессиональное равнодушие. Он же врач", - попытался успокоить себя Казуки, которого такое напускное спокойствие бесило. - Они не считают. Они уверены, что я не смогу ходить. На последнем слове голос предательски дрогнул, и Казуки поспешил глотнуть еще чая. - Я так и понял, - кивнул Манабу, словно утвердившись в своих предположениях. – Мне очень жаль. Казуки передернул плечами. "Тебе все равно", - мог бы ответить он. Любому человеку на месте Манабу было бы все равно. Если бы сам Манабу оказался в инвалидном кресле, Казуки, узнав об этом, сокрушался бы минут пять, а потом и думать забыл. - Еще чаю? – спросил Манабу и, даже не дождавшись ответа, встал. - Не надо, мне пора, - Казуки не хотелось больше оставаться в том месте, тем более он уже сделал все, что должен был: вещи Манабу вернул и даже поблагодарил за поддержку. - Тебе некуда спешить, - безапелляционно отрезал Манабу и налил воды из чайника в чашку Казуки. - Ты такой классный парень! Прямой как угол дома. Так с тобой приятно общаться! – не выдержал Казуки, но Манабу не отреагировал на язвительность в его голосе. - Говорю, как есть, - ответил он, усаживаясь за стол. – Тебя никто не ждет, а у меня есть предложение, которое тебе следует выслушать. - Да ну? – издевательски протянул Казуки. - Да. Как я уже говорил, я подрабатываю в одном онкологическом центре. - Похвально, - буркнул Казуки. - Сделай одолжение, не перебивай, - вздохнул Манабу. – Так вот, этот центр – не больница, как может показаться на первый взгляд. Это такое место, где людям, пережившим тяжелое лечение, помогают собраться с силами и вернуться к нормальной жизни. Некоторые процедуры, врачебные консультации и прочее имеют место, конечно, но в большей мере это общение и моральная поддержка. - Я-то здесь причем? – сердито перебил Казуки. – Если ко всем радостям у меня обнаружат еще и рак, я лучше сразу вздернусь. - Я рассказываю тебе об этом для того, чтобы ты понял: подобные центры очень полезны, - терпеливо объяснил Манабу. – Не обижайся, конечно, но хоть тебе и плохо, твоя жизнь не висит на волоске. Есть люди, которым куда хуже, больнее и сложнее, чем тебе. Так вот наш центр помогает им собраться с силами и мужеством. Многие находят там друзей, а иногда даже больше. - Славно. Клуб юродивых и контуженных, - прокомментировал Казуки. - Но существуют и другие центры, - пропустил его замечание мимо ушей Манабу. – Ортопедические, например, где помогают людям, у которых проблемы с опорно-двигательным аппаратом. Я знаю один очень неплохой... - Нет. Казуки со стуком поставил на стол чашку, и если бы незаметно для самого себя он не выпил половину содержимого, чай расплескался бы на стол. - Почему? – Манабу пристально смотрел в его глаза. - Я не собираюсь присоединяться к компании сирых и убогих, понял? Манабу не ответил сразу. Он отодвинул от себя чашку, одной рукой подпер подбородок, пальцами второй постучал по столешнице, пока Казуки чувствовал, как внутри него снова поднимается злость. - С сирыми и убогими, значит, ты общаться не хочешь, - наконец неспешно произнес Манабу. – При этом здоровые тебя больше тоже не интересуют. - С чего ты взял? - Я – твой сосед, Казуки, и мне прекрасно известно, что к тебе уже месяц никто не приходит. Как и сам ты никуда не выходишь. - Замечательно! – Казуки картинно взмахнул руками. – Ты за мной еще и следишь! - Слежу, - легко согласился Манабу. – После того, как увидел тебя в лифте на коляске, слежу. Мне не понравился твой внешний вид, я уже видел людей, которые выглядят вот так. - Не иначе в своем онкоцентре видел, - выплюнул Казуки. Как именно он выглядел, уточнять не хотелось. - Да, в онкоцентре, - как ни в чем не бывало, кивнул Манабу. – Ты, конечно, тот еще козел, но я не думаю, что все три миллиона твоих друзей тебя бросили после того, как ты потерял способность ходить. А стало быть, ты сам не желаешь их видеть. Для людей, переживших трагедию, отказ от общества – это первый шаг к финалу, Казуки. - Да что вы говорите, - Казуки почти прошипел это, упираясь руками на стол и подаваясь к Манабу настолько, насколько это было возможно, сидя в низком кресле. – Тебе-то какое дело? Я тебя просил о чем-то? - Мое дело – предложить, - пожал плечами Манабу. – Я могу немного помочь тебе, для меня это ничего не будет стоить. Могу узнать об ортопедическом центре, о том, как записаться на программу реабилитации... - Какая, к черту, реабилитация? – Казуки не собирался кричать, это получилось непроизвольно. – Ты что, глухой, Манабу?! Я не смогу больше ходить! Никогда! - Реабилитация проводится не только с теми, кто еще может поправиться, - выдержке Манабу могли позавидовать древние мудрецы. – Ты же не хочешь через пару лет стать толстым и обрюзгшим? Программа центра предусматривает спортивные упражнения для тех, кто теперь не все может. Кроме того, ты же должен чем-то заниматься и на что-то жить. Тебе помогут найти работу. - Всё. Заткнись, - выдохнул Казуки. Он сам не заметил, как чашка с ненавистным зеленым чаем оказалась в его руках и как он выпил ее почти всю, уже вторую. Манабу послушно замолчал, продолжая смотреть на Казуки флегматично и равнодушно. - Мне это неинтересно, идет? – Казуки развернул коляску, чтобы выехать в коридор. – Ты предложил, я отказался. Забыли. На Манабу он больше не смотрел и думал, что тот больше ничего не скажет, но уже в дверях услышал: - Начни общаться хоть с кем-то, Казуки. Это важно. Казуки не ответил и очень постарался, чтобы дверь за его спиной не хлопнула слишком сильно. *** Как ни странно, гнев, клокотавший в душе Казуки, когда он вернулся в свою собственную квартиру, улегся очень быстро. Еще минутой ранее Казуки мечтал придушить Манабу, а тут раз – и отпустило. Он мог объяснить это лишь безграничным удивлением, которое испытывал. "Почему он ко мне прицепился?" – вот как коротко можно было озаглавить переполнявшие Казуки чувства. Задумчиво почесав затылок, Казуки подъехал к дивану и перебрался на него. С каждым разом этот фокус удавался все легче. Казуки вспомнился его троюродный дядя – выдающийся хирург, на счету которого были сотни успешных сложных операций. Несколько лет назад он погиб, и Казуки даже не поехал на похороны, потому что давно не общался с ним. И вот теперь неожиданно Казуки вспомнилось, как на одном из семейных застолий еще в годы его детства дядя говорил о том, что настоящим врачом могут стать немногие. "Настоящий врач, врач с большой буквы – это человек, который никогда не пройдет мимо чужих страданий. Даже если человек для него чужой, даже если он неприятен", - говорил дядя Казуки. Был ли его дядя врачом с большой буквы, Казуки не знал. Должно быть, да, раз все его считали прекрасным востребованным специалистом. А вот у Манабу, похоже, были все задатки настоящего врача, иначе почему он вызвался помогать Казуки, который ему явно не нравился? Казуки посмотрел в сторону входной двери, словно там мог обнаружиться Манабу, и пожал плечами. Наверное, Манабу хотел помочь ему потому, что иначе не умел. Вздохнув, Казуки перевел взгляд на телефон, который остался валяться на диване – отправляясь к соседу, Казуки не взял его, полагая, что вернется скоро. Покрутив трубку в руках, Казуки активировал дисплей и вошел в список входящих. Вслед за номером матери и еще парочкой знакомых шел какой-то набор цифр без имени, и Казуки понадобилась минута, чтобы вспомнить, кто это звонил. Он не желал думать, что следует совету Манабу, когда набирал сообщение. Ему хотелось верить, что он сам захотел встряхнуться и увидеться хоть с кем-то. Тем более, старый школьный друг давно с ним не общался и вряд ли стал бы демонстративно сожалеть об увечье Казуки. "Привет, Ю! Извини, что так и не перезвонил. С возвращением! Ты надолго к нам?" Немного помедлив, Казуки нажал кнопку "отправить" и кивнул сам себе, когда увидел, что сообщение доставлено.